Ни в чем хорошем Он не откажет

В этот период Хадсон Тейлор был очень занят. Он вста­вал рано утром, чтобы учиться. Латынь, греческий, теоло­гия и медицина занимали каждую свободную минуту, даже во время работы, а в воскресенье Хадсон имел возможность служить другим. Поскольку Хадсон жил в комнате вместе с двоюродным братом, ему приходилось искать возможности, чтобы уединиться. Вот что он писал об этом сестре:

Я иду в сарай, конюшню, куда угодно, чтобы побыть на­едине с Богом. Это время наиболее драгоценно для меня... Старайся изо всех сил держаться за Иисуса. И, если по не­осторожности упадешь, смирись перед Богом... Мы не мо­жем быть совершенными, как безгрешные ангелы или как Адам до грехопадения. Грех всегда имел власть над нами и всегда будет иметь, если мы не черпаем силу у Господа. Хотя сами по себе мы грешны, но можем стать «чистыми сердцем» (Мф. 5:8) посредством крови Иисуса, которая пок­рывает все. Омытые Его кровью, мы становимся даже «белее снега» (Пс. 50:9). Но омовение должно быть постоянным.

В этой благодати мы нуждаемся каждую минуту. О, ищи этой благодати, добивайся ее, и пусть Бог благословит тебя «чистым сердцем» ради Христа.

Тем временем, Бог ответил на молитвы о водительстве: в Халле появилась вакансия помощника одного из самых заня­тых врачей. Тетя Хадсона со стороны матери была замужем за братом доктора Харди, и, вполне возможно, благодаря ее влиянию место придержали для ее племянника из Барнсли.

Таким образом, годы спокойной жизни дома подходили к концу, и в свой девятнадцатый день рождения, немного погостив у дедушки с бабушкой в Халле, новый помощник приступил к своим обязанностям у доктора Харди. В том, что называлось хирургией, Хадсон Тейлор чувствовал себя как дома. Его знание бухгалтерского дела тоже оказалось ценным для доктора Харди, поскольку работы подобного рода было предостаточно и доктор рад был доверить ее такому компе­тентному помощнику. Таким образом, отношения доктора с пареньком из Барнсли вскоре стали носить самый друже­ский характер. Помощник был очень сообразительным и к тому же жаждал учиться. Он был таким старательным работ­ником и обладал таким веселым нравом, что работать с ним доставляло только удовольствие, а через некоторое время постоянно занятый доктор обнаружил, что и молиться с ним полезно. Много было таких молитв, из которых доктор чер­пал новый запас бодрости и силы. Излишне говорить, что в их отношениях не было фамильярности или панибратства. Молодой человек слишком уважал себя и своего работодате­ля. Он честно, как перед Богом, выполнял свои обязанности, а Харди высоко ценил это и не только предоставлял своему помощнику возможность учиться, но и сам, по возможно­сти, контролировал его чтение.

Но жизнь у доктора на Шарлотт-стрит имела свои недо­статки, которые Хадсон Тейлор по большому счету не осоз­навал. Например, расположение улицы было слишком удоб­ным, что лишало ее некоторых элементов, необходимых для подготовки миссионера. В противоположной части горо­да, окруженная совершенно другим пейзажем, находилась келья для юного проповедника, весьма скудно обставленная, где не было ни соседа по комнате, ни роскоши, и где можно было жить более сильной, если не сказать строгой духовной жизнью, только с Богом. Моисей рядом с пустыней в земле Мадиамской, Иосиф в темнице фараона и Павел в молчании

Аравийской пустыни — все они вели подобный образ жиз­ни и затем стали совершать в силе Божьей великие дела для людей. Это требовалось Хадсону Тейлору, и к такой жизни Бог его привел. Хадсон не сам ее избрал для себя, по крайней мере, поначалу. Сам Господь выбрал эту жизнь для него и со­здал обстоятельства, заставившие его увидеть и постигнуть ее, находя в самоотречении и ежедневном ношении своего креста такое тесное общение со своим Господином, которое только такая жизнь могла дать.

Итак, по воле Провидения настал день, когда юный по­мощник доктора не мог более квартировать у Харди. Его комната понадобилась для члена семьи, а поскольку в при­емной не было спальных мест, Хадсону пришлось искать жи­лье. Возможно, перемещение к той лучшей жизни, которая ждала молодого человека, было бы слишком внезапным для него без какого-нибудь промежуточного места пребывания. На некоторое время Хадсон был приглашен пожить у своей тети, миссис Ричард Харди.

Хотя внешние обстоятельства складывались благопо­лучно, Хадсон не был свободен от беспокойства и тревоги. Детство осталось позади, и перед ним открывалась взрослая жизнь. Впервые в жизни будучи зависим от собственного за­работка, Хадсон, как никогда раньше, чувствовал всю серьез­ность своего положения. Он думал, что предпринял шаг по направлению к Китаю, но, тем не менее, его надежда поехать туда, его идеал жизни, посвященной проповеди Евангелия, со временем казались все более и более далекими. Он при­ехал в Халл со страстным желанием подготовиться к меди­цинской работе, но постоянная занятость у доктора Харди оставляла мало времени для учебы. Хадсон все лучше пони­мал, как он еще далек от начала своего служения. И хотя он мало об этом говорил, Божье призвание жгло его изнутри как огонь. Мысль о погибающих душах в Китае никогда его не покидала. Днем и ночью Хадсон раздумывал над тем, как подготовиться к служению и начать труд всей своей жизни. По молодости и неопытности ему казалось, что ответ придет не скоро. И как же трудно было терпеливо ждать, ждать, пока Бог ответит. В целом, как и в то время, пока он жил в Барн­сли, Хадсон находил успокоение в Господе и полагался на Его работу. Несмотря на это, тихая приемная доктора Харди много раз видела Хадсона в часы беспокойных раздумий и в часы молитв. В течение всего лета и осени ненужных сердеч­ных переживаний было предостаточно.

Хадсону помогала работа, не только повседневные обязан­ности в приемной, но и служение для Господа, найденное им вдобавок к основной работе. Немного к западу от дома док­тора Харди находился Королевский госпиталь, самая боль­шая больница в городе, вокруг которой лежал целый пере­плет узких улочек, заканчивающихся ирландским кварталом. Это место кишело питейными заведениями и ночлежками для бродяг. Полицейские редко отваживались показываться там в составе менее трех-четырех человек. Пьяные драки и потасовки были здесь обычным делом. Ничего не было не­обычного и в том, если посылали за священником, чтобы тот наподдавал своим подвыпившим прихожанам. Гарден-стрит, одна из наиболее оживленных улиц района, а также Вест-стрит и Миддл-стрит, лежащие вблизи больницы, каза­лись главным прибежищем нищеты и порока. Требовалось мужество, как убедился Хадсон Тейлор, чтобы приходить к этим нетерпимо настроенным людям для проповеди Еванге­лия, но некоторое знание медицины вместе с большой любо­вью, поддержанные бесчисленными молитвами, открывали дорогу и давали доступ ко многим сердцам. Хадсон Тейлор жил у своих родных на Кингстон-Сквер, где предупрежда­лось всякое его желание, а в часы досуга ожидала приятная компания. Но это было не все, что запланировала для него Божья любовь. Любовь Того, Кто уже вылепливал из этого юноши служителя для Китая. Уже сейчас, дисциплинируя свое сердце, Хадсон получал уроки терпения и послушания воле Божьей. Но нужно было что-то еще, какое-то испыта­ние извне, чтобы подготовить его к дальнейшей жизни. Где- то на безлюдной окраине города парня ждал маленький при­ют, комната, где он мог пребывать в недоступном прежде аб­солютном одиночестве, наедине с Богом.

Он писал об этом:

Тщательно все обдумав и помолившись, я оставил уютный дом и приятных людей, у которых жил, и снял небольшую комнату на окраине, служившую мне одновременно и гос­тиной, и спальней; я также решил питаться самостоятельно. Таким образом я получил возможность отдавать десяти­ну со всего своего дохода, и, хотя это сказывалось на моем бюджете, получал от этого немалые благословения. Живя в уединении, я стал больше времени уделять изучению Слова Божьего, посещению бедных и проповеди Евангелия в вос­кресные вечера. Познакомившись таким образом со многи­ми людьми, находившимися в стесненных обстоятельствах, я вскоре увидел преимущества еще более суровой эконо­мии и нашел возможность больше помогать нуждающимся деньгами, чем я поначалу намеревался.

Дрейнсайд — так назывался район, который ни при каких обстоятельствах не мог показаться привлекательным. Он со­стоял из двух рядов коттеджей для рабочих, между которыми протекал узкий канал. Канал был не чем иным, как глубокой канавой, куда жители района выкидывали отбросы, которые частично уносила вода, когда случался ее приток. Район был отделен от города пустынными участками земли, отведенной под застройку, через которые пробегало несколько плохо ос­вещенных улочек, упиравшихся в самодельные деревянные мосты. Коттеджи по обеим сторонам длинного ряда были все, как горох в стручке, одного размера и формы. На протя­жении полумили или более они повторяли изгибы канала, и каждый из них имел по одной двери и по два окна, располо­женных одно над другим. Дверь вела сразу в кухню, а крутая лестница — в комнату наверху. Очень немного было двой­ных коттеджей, в которых окна были по правую и по левую сторону от двери, с двумя комнатами на втором этаже.

На ближней к городу стороне канала на углу напротив постоялого двора деревенского вида под названием «Руки основателя», огни которого, освещающие грязь и воду ка­нала, служили хорошим ориентиром в темную ночь, нахо­дился один из таких двойных коттеджей. В коттедже жила семья моряка, который сам редко бывал дома. Миссис Финч с детьми занимала кухню и верхнюю часть дома, а комната, находившаяся внизу слева от входа, сдавалась за три шил­линга в неделю. Плата была слишком высокой, если прини­мать во внимание, что аренда всего дома обходилась лишь немногим больше. Но наш квартиросъемщик не испыты­вал недовольства по этому поводу, особенно когда узнал, как много эти деньги значили для доброй женщины, кото­рая получала переводы от мужа далеко не регулярно.

Миссис Финч была истинной христианкой и очень обра­довалась, что «молодой доктор» поселился у нее в доме. Без сомнения, она приложила все усилия, чтобы его комнатка была чистой и уютной, натерев до блеска камин напротив окна и заправив кровать, которая находилась в дальнем от двери углу. Простой сосновый стол и пара стульев завер­шали обстановку. Размеры комнаты составляли двенадцать квадратных футов, и здесь не нужно было много мебели. Она находилась на одном уровне с землей, вход в нее был прямо из кухни. Из окна виднелась тоненькая полоска «сада», под­нимавшаяся к каналу, грязные берега которого служили иг­ровой площадкой для соседских ребятишек.

Неизвестно, каким выглядело новое место обитания ле­том, но в конце ноября, когда Хадсон Тейлор там поселил­ся, район казался довольно угрюмым, а сам дом далеко не привлекательным. Вдобавок к прочим неудобствам, Хадсон питался самостоятельно, а это означало проживание на нич­тожно малую сумму. Возвращаясь с работы, он покупал себе скудное пропитание и редко садился за полноценный обед, будь он один или с кем-либо. Он одиноко шагал по грязным, неосвещенным улочкам окраины города, вечера проводил один при неярком освещении, без которого комната была бы тоскливой, и по воскресеньям он также оставался один, если не считать утреннего богослужения и долгих часов работы в районе среди толпы, собирающейся у дока на реке Хамбер.

Преследуя двойную цель — во-первых, приучить себя к трудностям, во-вторых, экономить, чтобы иметь возмож­ность больше помогать тем, с кем провожу много време­ни, трудясь для Евангелия, — я вскоре обнаружил, что могу тратить на свое проживание гораздо меньше, чем поначалу считал возможным. Я перестал покупать молоко и масло, и оказалось, что, питаясь в основном овсяной кашей и рисом и изредка внося в этот рацион разнообразие, можно обой­тись очень малой суммой денег. Таким образом, более двух третей своего дохода я мог сэкономить для других целей.

Я убедился на собственном опыте: чем меньше я трачу на себя и чем больше отдаю другим, тем больше моя душа пе­реполняется счастьем и благословениями, ибо Господь не остается в долгу.

И здесь в одиночестве Хадсон Тейлор постигал то, чем Бог может стать для души, которая отдает Ему все. В наше вре­мя необременительного христианства разве не стоит напом­нить себе, что нужно заплатить цену, чтобы быть мужами и женами Божьими? Невозможно характер Христов получить даром, невозможно совершать дело Христа, ничем при этом не пожертвовав.

Мы свидетели тому, что за Китай молились многие веру­ющие, и бесчисленное множество сердец были затронуты — более или менее глубоко — желанием нести туда Евангелие. Но когда приходило разочарование или неожиданный про­вал, большинство переставало помогать и проявлять заботу. Молитвенные собрания прекращались, потенциальные мис­сионеры находили другое призвание, а пожертвования сокра­щались до таких размеров, что общества, поддерживающие работу в Китае, фактически прекращали свое существование. Но в Его собственных подготовительных школах были люди, на которых Бог мог рассчитывать: возможно, слабые и незна­чительные, никому не известные, но жаждущие пройти лю­бое поприще, утверждая Его цели, готовые с Его благодатью выполнить все условия и заплатить цену.

Как раз такой человек и проживал в тихой комнатушке в Дрейнсайде. Несмотря на свою молодость и скромные воз­можности, Хадсон Тейлор всем сердцем желал иметь харак­тер как у Христа и жить как Христос. Когда приходило испы­тание, которого можно было бы избежать, он выбирал путь самоотвержения и креста, причем не для того, чтобы заслу­жить одобрение, а просто потому, что так его вел Божий Дух. Поэтому его мотивы не препятствовали благословению.

«Вот, Я отворил перед тобою дверь, и никто не может за­творить ее; ты немного имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего» (Откр. 3:8).

«Ибо для меня отверста великая и широкая дверь, и против­ников много» (1 Кор. 16:9).

А противники, желавшие воспрепятствовать его дви­жению вперед, у Хадсона Тейлора, конечно же, были. В его жизни начинался самый плодотворный период, богатый бла­гословениями для него самого и окружающих. Разве удиви­тельно, что искуситель был тут как тут? Хадсон жил один, сердце его жаждало любви и понимания; любому молодому человеку было бы тяжело вести такую полную самоотречения жизнь, как у Хадсона Тейлора. Дьявол воспользовался пред­ставившейся ему возможностью и совершил самое скверное, что мог. Но и то только для того, чтобы Бог обратил это дело во благо.

Как раз в то самое время, когда Хадсон уже в течение не­скольких недель проживал в Дрейнсайде и остро чувство­вал неудобства своего нового положения, на него обрушил­ся страшный удар: девушка, которую он любил больше всех на свете, оказалась потерянной для него навсегда. В течение двух долгих лет он надеялся и ждал. Сама неопределенность его будущего делала ее присутствие и дружбу еще более же­ланными во всех жизненных обстоятельствах. Но теперь сон развеялся, и каким же горьким оказалось пробуждение! Видя, что ничем нельзя заставить ее друга отказаться от своих мис­сионерских планов, молодая учительница музыки дала нако­нец ясно понять, что не готова ехать в Китай. Ее отец и слы­шать об этом не хотел, да и она сама не была уверена, что та­кая жизнь ей подойдет. Все это означало только одно: горячо любившее сердце было почти разбито.

Отказ любимой не только принес Хадсону непреодоли­мое, всепоглощающее горе, но и стал для него невероятным испытанием веры. Искуситель, как и следовало ожидать, сде­лал все, что было в его силах, чтобы подвергнуть сомнению любовь и верность Божью. Стоило только сломать его веру и заставить сдаться, и вся его последующая жизнь уже не была бы столь плодотворна.

«Стоит ли это таких жертв? Зачем тебе ехать в Китай? За­чем всю жизнь изнывать от труда и страданий ради какого- то воображаемого долга? Оставь это, пока ты еще можешь завоевать ее. Зарабатывай на нормальную жизнь, как все ос­тальные, и служи Господу здесь, в Англии. У тебя есть еще шанс завоевать ее сердце».

Сердце разрывалось на части. Момент нерешительности и колебаний был опасен. Враг нахлынул как поток. Но доволь­но! Дух Божий поднял Свое знамя над ним. На следующий день Хадсон писал:

Это произошло, когда я находился один в приемной док­тора Харди. В моем сердце наступил сезон таяния снега. Оно смягчилось и смирилось, и Бог чудесным образом явил мне Свою любовь. «Сердца сокрушенного и смиренного» (Пс. 50:19) Он не презрел, но ответил на мою мольбу о благосло­вении делом и истиною. Да хранит Он мое сердце чутким и да запечатлеет меня Своей собственной печатью. Я смот­рю на это как на привилегию. И да исполнюсь я Его Духа и буду расти в благодати, пока не достигну «меры полного возраста Христова» (Еф. 4:13).

Я счастлив, хотя и не без переживаний, беспокойства и тревоги. Но по благодати Божьей я уже не один все это пе­реношу. «Господь дал, Господь и взял» (Иов. 1:21).

И далее:

Да, Он смирил меня и открыл, какой я есть, показав мне, что Он всегда поддержит в трудное время. И, хотя в испы­тании Он не лишил меня способности чувствовать, Он дает мне силы петь: «Но и тогда я буду радоваться о Господе и ве­селиться о Боге спасения моего» (Авв. 3:18). Итак, я радуюсь по Его благодати и буду радоваться и славить Его, покуда Он даст мне жить.

Теперь я счастлив в любви моего Спасителя. Я могу бла­годарить Его за все, даже за самые болезненные пережива­ния прошлого, и доверять Ему без страха во всех обстоя­тельствах будущего.

Дата добавления: 2015-08-26