К государственной организации

Источники об общественной организации ранних славян крайне ограничены. Однако немногочисленные сообщения византийских авторов и католических миссионеров дополняются археологическими материалами, что позволяет представить развитие социальных порядков славянских племен с начала средневековья.

Семья и община. Элементарной микроэтносоциальной ячейкой славянского общества в эту эпоху была, в основном, малая семья [233]. Об этом свидетельствуют приведенные в главе «Быт и повседневная жизнь» данные о размерах тогдашних славянских жилищ – полуземлянок площадью от 6 до 45 кв.м (чаще – 10-20 кв.м). В таких «однокомнатных» жилищах могли размещаться родители с двумя-четырьмя малолетними детьми. В 1981 – 1983 гг. чешские исследователи соорудили точные копии жилищ VI и IX вв. и даже пожили в них. В полуземлянке IX в. площадью 9,5 кв.м в течение нескольких зимних месяцев жила семья с детьми 3, 8 и 13 лет. Пяти человекам места вполне хватало[234].

Но самостоятельного хозяйства такие семьи еще, очевидно, не вели. Об этом свидетельствуют как археологические данные, так и письменные источники. В раскопанных археологами деревнях VI – IХ вв. нет следов индивидуальных крестьянских дворов: изгородей, концентрации хозяйственных сооружений вокруг жилищ и свободных земель для огородов вокруг отдельных домов. Наоборот, жилища обычно расположены близко друг от друга, а хозяйственные постройки разбросаны хаотично по всему поселению; то есть не принадлежали отдельным малым семьям, а использовались совместно всеми жителями деревни. Письменные свидетельства также указывают на существование в данное время групп близко расположенных домов (обычно 4-10), обитатели которых вели общее хозяйство. Такие деревни можно представить родовыми поселками кровнородственной общины, большой семьи.

Большие семьи могли составлять как отдельную деревню, так и часть крупного, многодворного поселения. В последнем случае деревни состояли из отдельных большесемейных усадеб. Такие крупные поселения возникали в местах, благоприятных для сельского хозяйства и потому плотно заселенных. В землях будущих польских племен хозяйственные территории таких общин колебались от 100-300 кв.м до 3-5 га.

Следы отдельных хозяйств малых семей встречены лишь у славян, поселившихся в VI – VII вв. на византийских землях Нижнего Дуная и Македонии, в условиях сильного влияния империи. Впрочем, византийские авторы указывают и на наличие там же больших хозяйств, которые можно интерпретировать как семейные общины. Даже в документах Византийской империи Х – ХI вв. прослеживается кодификация норм обычного права, отдававших предпочтение при наследовании и покупке отчуждаемых имуществ, помимо родителей и детей, прежде всего родным братьям, нераздельно («смешанно») владевшим основными средствами производства.

Письменные источники свидетельствуют о сохранении большесемейных отношений у славян на Балканах даже в XII в.: иноплеменники с удивлением писали об обычае в болгарских хозяйствах выпекать буханки хлеба, одной из которых можно было накормить десять взрослых мужчин; взрослые женатые сыновья нередко не отделялись от своих родителей.

Таким образом, в раннем средневековье у славян основной хозяйственной ячейкой была большая семья, состоявшая из родителей и семей их сыновей (обычно по 12-18 человек). Весь этот коллектив совместно обрабатывал поля, совместно владел скотом, хозяйственным инвентарем и припасами. Но наличие небольших жилищ, рассчитанных на проживание в них лишь малых семей, свидетельствует о начавшейся индивидуализации быта. Молодые семьи не отрывались от родительской хозяйственной «пуповины», но в быту стремились к самостоятельности[235].

Лишь некоторые семьи могли отделяться, переселяясь на окраины освоенных угодий, где образовывались выселки. Затем такие индивидуальные дворы вновь обрастали малыми жилищами, которые сооружали женатые сыновья и возникали новые большие семьи. И только с рубежа I – II тыс. у западных и южных славян начинается массовое хозяйственное обособление малых семей, ускоренное ростом крестьянского населения, освоением новых земель в ходе внутренней колонизации и процессами феодализации.

Столь длительный период сосуществования больших семей как хозяйственных ячеек с малыми можно объяснить низким экономическим уровнем (невысокие урожаи, малопродуктивный скот, ограниченность инвентаря), а также сложными природными условиями и военно-политической нестабильностью, характерной для славянского мира в раннем средневековье.

Следует подчеркнуть, что бытовое выделение малых семей (в отдельном жилище) без хозяйственной самостоятельности свидетельствует о существовании уже в раннем средневековье стремления к обособлению у молодых семей. Но указанные экономические сложности вместе отсутствием прав на индивидуальную собственность внутри большой семьи надолго, до начала II тыс. затормозили формирование полностью самостоятельных малых семей[236].

Прочность, сплоченность общины – характерная черта славянского общества[237]. Она замедляла разложение первобытных порядков и переход к ранней государственности, происходившие синхронно с распадом общеславянского единства.

С конца VIII в. в процессе хозяйственного развития и освоения новых угодий, постепенного роста населения и увеличения числа большесемейных общин, начинают складываться крупные объединения соседских общин, охватывающие от 50-80 до 100-250 кв.км и включавшие в себя 12-20 деревень. В таких объединениях формировались деревни, жителей которых связывали не кровнородственные, а лишь территориальные интересы. Такие общины и называют территориальными или соседскими.

Ослабление родственных уз ускорило становление индивидуальных крестьянских дворов-домохозяйств. В деревнях XI – XII вв. появляются, наконец, четкие признаки расчленения общин на отдельные дворы (ограды, комплексы из жилых и хозяйственных построек), что позволяет выделять крестьянские усадьбы, уже окончательно выросшие из большесемейной организации. Появляются свидетельства социальной дифференциации в крестьянской среде.

Расслоение в общине и начало выделения знати. Темпы социального развития определялись не только медленным хозяйственным прогрессом. Существенную роль играли и древние традиции, освященные культом предков кровнородственные связи, вне которых человек не мыслил своего существования, даже обосабливаясь малой семьей в своем жилище.

Совместное хозяйство и общинная сплоченность пресекала появление имущественного неравенства внутри большесемейного коллектива. Лишь экономическое обособление малых семей сняло преграду для появления имущественных различий в деревне, что отмечается у славян уже в условиях существования землевладельческой знати в начале II тыс.

В предшествующее же время естественные проявления неравенства возникали лишь за пределами общин, между целыми родами, родственными группами, патронимиями. Род, возвысившийся в борьбе с другими родами, становился во главе племени. Из членов этого рода избирался и вождь всего племени. Укрепляющий свое влияние и власть род, прежде чем осуществить узурпацию общественных фондов подвластного ему племени, должен был обладать, по всей вероятности, и собственными, независимыми от общества средствами утверждения своего главенствующего положения. Одним из таких средств, по-видимому, в то переходное время было обладание рабами, обязанными беспрекословно выполнять распоряжения, что содействовало реализации его власти как господина, поднимало престиж в обществе, усиливало возможности осуществления дисциплинарных функций[238].

Основным источником рабства была война. Гуннское нашествие и спровоцированное им Великое переселение народов в IV – V вв. сдвинуло с привычных мест огромные массы европейцев. Усилившиеся столкновения породили стремление к захватам, грабежам. Началось перераспределение тех незначительных накоплений, которые к середине I тыс. начали появляться у европейских варваров. В процессе походов усиливается роль военачальников и их дружин. Именно войны, вернее успехи в них, позволяли отдельным, наиболее удачливым родам укрепляться и утверждать свою власть. Этим, наряду с демографическими причинами объясняется военная активность славян в VI – VII вв.

Во второй половине VI – начале VII в. расселявшиеся на Балканах славяне уводили из Византийской империи десятки тысяч пленных из каждого набега. Славяне также обращали пленных в невольников и при столкновениях между своими племенными союзами. Лишь соотечественников, происходивших из одного племенного союза в середине VI в. обратить в рабство было, согласно Прокопию Кесарийскому, невозможно.

Рабы составляли часть наиболее ценной воинской добычи. Рабов, в особенности взятых в набегах на земли империи, захватывали с целью выкупа, обмена на своих воинов и других соотечественников, оказавшихся в плену. Использовались рабы, естественно, и на хозяйственных работах. По мнению Г.Г.Литаврина, пленник, трудясь в домохозяйстве своего хозяина, как бы восполнял ту сумму, которая за него могла быть получена при продаже или выкупе. Затем такой раб становился свободным и равноправным членом общества. Хотя в домах знати, в ее родах-патронимиях рабы находили более широкое применение и в качестве прислуги, оруженосцев, телохранителей. Частично из рабов, по всей вероятности, формировалась окружавшая вождей дружина, из которой затем и складывалась служилая знать[239].

Позднее, с усилением знати, в условиях появления в IХ в. раннегосударственных объединений и прекращением массовых завоевательных походов, спрос на рабов у славян оставался высоким и в неволю стали обращать не только военнопленных, но и должников, преступников, продаваемых родителями детей, вероотступников.

Слой племенной знати у славян формировался, в основном, из возвысившихся родов, которые все более отделялись, обособлялись от масс рядовых соплеменников. Наследственность власти утверждалась, прежде всего, как право на лидерство рода в целом и лишь позднее – как право прямых потомков вождя, главы правящего рода. Поддержка родом своего представителя в качестве вождя гарантировалась тем, что к выполнению престижных и выгодных функций в племени или союзе племен вождь приобщал и своих ближайших родственников.

Достижение одним родом ведущего положения в племени или в союзе племен на стадии военной демократии сопровождалось острой и кровавой борьбой. Вероятно, представители таких проигравших борьбу родов, а порой, возможно, и все члены таких родов, спасшись, оказывались на чужбине, предлагая свою воинскую службу правителям чужих стран и народов. Вряд ли, замечает Г.Г.Литаврин, из преуспевавших на родине воинов комплектовались те наемные отряды склавинов и антов, которые в 30-х годах VI в. сражались за интересы Византии в Италии. В свою очередь, и в славянское общество вливались в это время иноземцы, искавшие у них убежища, переходившие на их сторону, селившиеся после освобождения из рабства, а также представители иных «варварских» народов, потерпевшие крушение на родине. Для славянского общества этого периода характерна легкая адаптация чужаков, в притоке которых были, несомненно, заинтересованы, прежде всего, вожди и окружающая их знать, способные содержать этих людей, не связанных с местными родоплеменными традициями, оторванных от родной среды, стоявших вне общинных и родственных связей и готовых исполнить любой приказ господина.

Так, постепенно узурпируя право распоряжения общественным фондом, превращая в обязанность обычай соплеменников предоставлять вождю с его свитой пропитание и кров, утверждая свое право на лучшую долю добычи, на имущество и челядь побежденных родов-соперников, получая права на владение сокровищами, предметами роскоши, дорогими одеждами и оружием, раздавая дары за поддержку и лояльность знатным людям племени и за верность формирующейся дружине (служилой знати), устраивая для нее богатые и обильные пиры, используя для упрочения своей власти институт рабства и услуги потерявших связи с родиной пришельцев славянские вожди-князья становились единоличными правителями[240].

Выделение вождей и формирование знати отразилось в изменениях поселенческой структуры у славян. В главе «Быт и повседневная жизнь» уже отмечалось появление в VIII – IХ вв. городищ – укрепленных резиденций возникавших социальных верхов. Обычно это были небольшие по площади, но сильно укрепленные поселения, в которых размещались только вожди-князья и их воины. Порой резиденции возникали и на больших общинных городищах, но и там они отделялись особыми дополнительными укреплениями и превращались в особые резиденции (кремли). Главное – это стремление знати обособиться от остального населения, подчеркнуть свое возвышение над ним.

Показательно, что параллельно с распространением таких укрепленных резиденций угасала жизнь общинных городищ. Знать, по мере упрочения своего положения в ранних государствах запрещала «простому народу» иметь собственные оборонительные сооружения. В течение Х – ХI вв. общинные городища у славян исчезли, а их жители оказались в неукрепленных селищах-деревнях.

В итоге укрепленными оставались лишь резиденции князей, их представителей на местах – каштелянов и местной родовой знати. В дальнейшем, с конца ХI в. эти резиденции стали превращаться в феодальные замки.

Таким образом, история возникновения и развития укрепленных резиденций правящего сословия отразила выделение знати в VIII-IХ вв. и ее обособление от основного населения в особых поселениях-замках. Массовое распространение последних после ХI в. свидетельствует о сложении землевладельческого, феодального сословия.

Дата добавления: 2015-08-20