Глава 2. На следующее утро я узнаю у знакомых, что Билл и Том - и есть те самые братья Каулитц

На следующее утро я узнаю у знакомых, что Билл и Том - и есть те самые братья Каулитц. А еще они, оказывается, уже звезды: у них есть группа, продюсер и свой фан-сайт; недавно вышло первое видео. Теперь понятно, почему ребятам так плевать на учебу, – у них мечта есть, мечта, которая воплощается в реальность.

***

- Мисссссшель, - кричит Билл, растягивая согласную в моем имени, которой отродясь там не было. Все, кто были на школьном дворе, обернулись. Я сижу на лавочке под ветвистым дубом и пытаюсь дочитать параграф; думаю, теперь вряд ли выйдет.

В руках - с черным маникюром на ногтях и кучей напульсников на запястьях - Билл держит тетрадку, размахивает ей, как маленькая ветряная мельница, а густо накрашенные черным карандашом глаза широко раскрыты от ужаса. Вприпрыжку мальчик добегает до моей скамейки и падает рядом, пытаясь восстановить дыхание.

- Ты должна мне помочь, - с мольбой в голосе говорит он. – Мисссш.

- Хорошо, - закрываю книгу и убираю в сумку, - только, пожалуйста, не коверкай больше мое имя. Никогда. И даже Мишей меня пусть называет только твой брат, если у него пунктик на идиотские прозвища, – дождавшись согласного кивка, я улыбаюсь. – Рассказывай.

- Математика, - брезгливо ноет Билл. – Будь она проклята.

- Проклята, - киваю я, - и давно. Вот только я подумала, что случилось действительно что-то серьезное.

Билл резко поднимается и вновь садится на скамейку, повернув ко мне перекошенное от изумления лицо. Открывает и закрывает рот, как рыба, стуча ногтями по деревянной скамейке. Меня пробирает смех, я даже сгибаюсь пополам, наблюдая за возмущенно-обиженны­­м лицом Каулитца-младшего.

-­ У меня контрольная завтра, - насупившись, объясняет он. – Ни черта не понимаю. А маму расстраивать не хочется. И группу подставлять, ведь если завалю – придется переписывать, а у нас репетиции, да и вообще…

- Что за группа? – притворно удивляюсь я и, вновь усмехнувшись, машу, добавив: - Потом расскажешь. Пошли в библиотеку, посмотрим, что у тебя там за ужасы творятся.

Ученики с интересом поглядывают на чрезмерно умную и не особо общительную Мишель и странного, не-такого-как-все Билла, на два года младше нее. Мишель, оказывается, смеяться умеет, представляете?..

Фыр­кнув, я беру Билла за локоть и тяну в здание: тоже мне, бесплатный цирк нашли.

…В библиотеке тихо. Этот теплый весенний день все ученики предпочитают провести в парке или в столовой с открытыми настежь окнами. Душная библиотека пуста, в ней лишь пара учеников: двое отстающих от программы, в надежде наверстать все до экзаменов, Гарольд – зазнавшийся умник, отгородившийся от всех толстенными томами книг, и библиотекарша с хитрыми глазами, от которых никому не скрыться.

Я провожу Билла вдоль столов и полок с книгами, вдыхаю старинный запах бумаги и одеколон Билла, заполнивший вмиг все пространство. Мы доходим до стола у окна (единственное место, где более-менее прохладно) и, когда садимся напротив друг друга, Билл протягивает мне тетрадь. Не без труда разбираю его неряшливый почерк – и как ты сам его понимаешь? - и отмечаю карандашом непонятные моменты.

Через полчаса объяснений с частым переходом на крик и моим усталым воем, тремя сломанными от злости карандашами в руках Билла и моим осознанием того, что учителем мне никогда не стать, даже если бы очень захотелось, Билл хлопает в ладоши.

- И как я сам не догадался?! – восхищенно говорит он, дописывая последнее уравнение.

- Наверное, потому что ты… эм… творческая личность, - я вновь смеюсь. Этот мальчик меняет меня, открывает во мне все новые стороны, о которых я даже не подозревала (те же уроки игры на гитаре или невинные шутки, например), и учит смотреть на мир иначе. Удивительный, солнечный Билл Каулитц.

Билл делает вид, что не расслышал. Убирает в рюкзак тетрадки и последний целый карандаш. Я ожидаю, что он поблагодарит и убежит (мы итак пропустили по уроку: я биологию, Билл, как не странно, математику), но Каулитц вновь садится напротив меня, сложив руки замком.

- Ты хотела про группу узнать, - начинает он.

- Группу?

- Ага. Мы с Томом ее пару лет назад собрали. Сейчас она по-другому называется и, если я выживу в этом аду (обводит руками библиотеку, наверняка имея в виду школу), то когда-нибудь мы станем крутой рок-группой. Концерты, фанаты, другие города… - парень мечтательно улыбается, положив голову на стол. – Миш, это… ой, прости, Мишель, – потупив взгляд, Билл смотрит на часы. – Круто будет, в общем. Блин, Том меня заждался уже, наверное. Еще увидимся.

Я лишь киваю. Билл срывается с места и, на ходу надевая рюкзак, исчезает в дверях. Приятное тепло заполняет душу. Конечно, у тебя все получится, Билл. Ты же изумительный. Талантливый, харизматичный… Закусив губу, чувствую, как горят щеки. Благодарю судьбу, что библиотека почти пуста, а тем, кто здесь все-таки есть, на меня плевать. Все получится, Билл. А я буду рядом. Если позволишь, я просто буду рядом.

***

Пятница. До встречи с близнецами пятнадцать минут (идти десять минут пешком). Я стою напротив зеркала и придирчиво себя оглядываю: старые темно-синие джинсы с дырками на коленях, обычная белая майка, волосы убраны в свободный хвост, на бедрах кислотно-оранжевый ремень, а на плече висит новенькая акустическая гитара в милом темно-фиолетовом чехле. Необычно видеть себя такой, но раз моя жизнь меняется – медленно, но уверенно – то и мне нужно меняться, хотя бы иногда скидывая скучную школьную форму и убирая на полки учебники.

На улице легкий апрельский ветерок; весна никак не хочет прощаться и уступать место лету. Натягиваю спортивную кофту приятного лимонного цвета и выхожу из дома.

Встреча с Каулитцами уже так не пугает, особенно после того, как Билл подошел и попросил помочь с математикой. Это казалось таким нормальным, таким естественным – делать с ним уроки в библиотеке, а в конце недели идти и самой учиться новому, идти к ним домой. С Томом я общалась реже; как сказал Билл: "ты не из той категории девушек, с которыми он проводит свое свободное время". Я и не обижалась, мне хватало веселого приветствия по утрам и пары безобидных шуток. Ощущение, словно мы много лет знакомы.

Стучу в дверь два раза, поправляю спадающий ремешок чехла.

- Ух ты, - протянул Том, открыв дверь. На нем - спортивные штаты и почти такая же майка, как у меня, только на пару размеров больше.

- Что? – оглядев себя снова, неуверенно переспрашиваю я.

- Круто – вот что, - усмехнулся Том в ответ и отошел от прохода, позволяя пройти в дом.

Билл сидит на своей кровати, сложив ноги по-турецки и, грызя карандаш, делает уроки; кажется, немецкий. Лучистая улыбка вместо приветствия, и весь мир за пределами учебника и тетради для него исчезает - человек, отдающий себя делу без остатка.

- Классная гитара, - окликивает меня Том, осторожно вынимая инструмент из чехла и проводя по лакированной поверхности кончиками пальцев: осторожно и бережно, словно общаясь с симпатичной ему девушкой. – Начнем с простого, - закончив осмотр гитары и возвращая ее мне. - Держи, - протягивает листок, - это аккорды. Сейчас их проиграем, а дома будешь повторять, и чем чаще, тем лучше.

Согласно киваю, присев рядом с ним на край кровати. Билл с интересом поглядывает на нас, одновременно выполняя задание из учебника.

- А ты играешь? – спрашиваю у него.

- Не, - Билл качает головой, усмехаясь. – Мне было лень, да и усидчивости не хватает… Поэтому я решил петь! – широко улыбнулся.

- Миша, не отвлекайся, - Том щелкнул пальцами у меня перед носом. Он уже успел взять свою гитару – немного потрепанную, из более темного дерева, с уже не блестящими струнами – и теперь осторожно ее настраивал.

Снова киваю в знак согласия.

- Вот так, - Том ставит пальцы на струны, а второй рукой наигрывает незамысловатую мелодию.

Я приподнимаю левую бровь вверх. Все сложнее, чем я думала.

- Это как, - только и могу выдавить я, - как у тебя получается так пальцы…

- А как у тебя получаются эти уравнения? – встревает Билл, отложив учебник. – Эти цифры… брр.

Я коротко смеюсь, пожимая плечами.

- Главное – желание, - выдает философскую мысль Том и поворачивается к брату: - Вали уроки делать.

- Сам вали, завтра пару получишь, - обиженно отвечает Билл.

- А ты, блин, не получишь?

- Хватит, - со стоном обрываю их я, залезая в карман кофты. – Съешьте лучше по печенью.

Остаток вечера ругаюсь я одна, обиженно дуя губы. С гитарой.

***

Впервые за неделю нашего знакомства близнецы приглашают меня пообедать вместе. Я настолько удивлена, что не нахожу, что ответить, просто неуверенно киваю. Еще один маленький шажочек в удивительный своей необычностью и непохожестью, пропитанный творчеством и свободой мир братьев.

В столовой Каулитцы ведут себя тихо, Билл зачем-то втягивает шею, поднимая плечи, словно пытается казаться незаметным. Том, сжав губы в тонкую полоску, презрительно прищуривается, до побелевших костяшек сжав поднос. Не понимая, что происходит, я боюсь даже дышать. Просто иду за близнецами, чуть опустив голову. Впервые за эти годы я жалею, что я не общительная тусовщица, иначе была бы в курсе всех событий и наверняка знала бы, почему братья так ведут себя.

Но я узнала и без этого. В следующую секунду, когда в Билла полетел сырный соус. Попав в штанину, он пропитал джинсы мальчика насквозь. Билл с шумом втягивает в себя воздух.

- Что, звезда, имидж подпорчен? – с издевкой в голосе спросил какой-то парень, вероятно, из класса близнецов. Его приятели громко загоготали.

Билл поражает меня своим безразличием. Гордо вскинув голову – так, чтобы густо накрашенные глаза и презрение в них стали видны всем – Билл одарил выскочку высокомерным взглядом, каким и подобает смотреть звезде на глупых завистников. От гордости я начинаю улыбаться.

- Ой, а это еще кто такая? Неужели Штольц?

У меня начинают дрожать пальцы. Крэб Мюллер никогда не отличался умом.

- Идем, наш столик следующий, - спокойным голосом говорит Билл, выразительно посмотрев на меня. - Но если ты не хочешь больше идти с нами – я пойму.

- Нет, что ты. Я хочу.

- Тихоня и неудачники-недомерк­­и? Милая картина, – продолжал Крэб. Его нападки подхватили другие, во многих я узнала одноклассников Каулитцев и тех, кому я давала списывать.

Обида прожигает насквозь. Не показывать вида. Держаться, как держится Билл. Уверенно, стойко, безразлично.

Мы садимся в углу. Там нас уже ждет светловолосый парень примерно одного с близнецами возраста. Он ободряюще улыбается, его большие серые глаза внушают мысль о том, что мы в безопасности. Блондин так не похож на всех этих выскочек, он, как луч солнца, светится спокойствием и уверенностью. Спасательный круг, ухватившись за который, перестаешь бояться.

Поэтому я ничуть не удивляюсь, когда Билл представляет блондина одним из самых близких людей для себя:

- Это Андреас, мой лучший друг, - показывает на парня. Я с улыбкой киваю. Андреас кивает в ответ. – А это… - Билл на мгновение запинается, сев рядом с Андреасом, - Мишель.

- Очень приятно.

- Мне тоже, Мишель.

Все замолкают. Даже болтливый и вечно веселый Том не спешит что-либо сказать. Молча разворачивает сэндвич и начинает жевать. Я до сих пор не могу распознать нахлынувшие чувства. Билл не знал, как меня представить. Это нормально, мы знакомы неделю. Это моя подруга Мишель – звучит вызывающе; это мой друг Мишель – грубо; познакомься с Мишель, я не знаю, как ее представить, да и ее толком не знаю, просто она берет уроки игры на гитаре у моего брата, а еще мы часто болтаем ни о чем и она помогает мне с математикой, но знаю я ее действительно плохо, поэтому… Мишель. Я вслух усмехаюсь. Готова поспорить: именно такие мысли и бродили в голове парня.

- Что смешного? – окликивает меня Билл, открыв салат.

- Ничего, - мотаю головой, уткнувшись в тарелку, - задумалась просто.

Опять слышу выкрики. Они успокоятся?

- Они не успокоятся, - словно прочитав мои мысли, тепло улыбается Андреас. – Придурки, что с них взять.

- Просто не обращай на них внимания, - ковыряясь вилкой в салате, бурчит Билл, хмурясь. - Мы привыкли.

Перевожу глаза на Тома. Настороженный и раздраженный; кажется, в любую минуту сорвется.

- И часто они… так?

- Часто, - односложно отвечает Билл, пожав плечами. – Говорю же – привыкли.

- Бывало и хуже, - подает голос Том, доев сэндвич. – И если тебе стыдно или что-то вроде того, не нужно тут сидеть, а тем более жалеть нас!

- Том! – одергивает его Билл.

- Я не жалею, - щеки бледнеют. Знакомство недолгое, но видеть гнев одного из братьев почему-то больно. – Просто это дико.

- Так и знал, что не нужно было ее звать, - игнорируя мои слова, с упреком смотря на брата, говорит Том.

- Это значит, я виноват, что ли? – вспыхнул Билл.

- Никто не виноват, - пресекаю я ссору твердым тоном. – А мне уже пора на английский, поэтому, извините, покину вас. Было приятно познакомиться, Андреас.

Парень виновато улыбается, словно близнецы чуть не поцапались из-за него, Билл и Том ошарашенно смотрят на меня, а я позорно сбегаю, опустив голову.

- Видишь, что ты наделал, кретин? – последнее, что я слышу от Каулитцев, прежде чем выйти из столовой.

...Билл находит меня в библиотеке, в окружении книг и мыслей. Он садится рядом, положив рюкзак, и внимательно смотрит за тем, как я перелистываю страницы; делаю вид, что читаю, хотя сосредоточенность исчезла сразу же, стоило Биллу появиться.

- Прости его, - говорит Билл, когда я сдаюсь и просто смотрю в одну точку, даже не пытаясь вникнуть в текст. – Серьезно, он просто… просто переживает за меня. Я не такой сильный, как Том, и вообще...

По спине проходит холодок. Отложив книгу, поднимаю глаза на Билла. Встречаюсь с его темно-карими, растерянными. Улыбаюсь.

- Да как я могу?.. Все нормально, правда. Не бери в голову. Главное, чтобы Том на меня не злился.

- Он не злится, - Билл все еще недоверчиво смотрит. – Просто реально были дерьмовые моменты, хотя мы уже научились справляться.

- Это просто зависть, - осторожно кладу ладонь на вытянутую руку Билла, вздрогнув от холодного железа на его пальцах: почти на каждом - кольцо.

Билл не убирает руку. Но чуть хмурится. Не доверяет. Никому теперь не доверяет. Цена мечты; скорее даже - часть цены.

- Ну да, - наконец отвечает Каулитц, неотрывно смотря на мою руку, подбадривающе сжимающую его запястье. – Просто неприятно было видеть своих одноклассников в футболках «Я ненавижу Каулитца».

Меня пробивает холодный пот. Они пожалеют, иначе и быть не может. И дело даже не в том, что жизнь – бумеранг, просто у такого талантливого мальчика, как Билл, не может все пойти иначе - только к звездам, только рядом с ними.

Не знаю, что сказать. Интересно, будь мы тогда знакомы, помогла бы моя поддержка братьям? И смогла бы я ее оказать? Было бы хорошо, если бы смогла… Но меня не было. А сейчас я здесь, рядом. Появилась в их жизни ниоткуда, не перевернула все с ног на голову, как сделали они, но все-таки стала еще одним плечом, на которые они могут – если захотят – опереться.

- Есть люди, которые в тебя верят, - осторожно говорю я, отпустив руку Билла. Он облизывает губы и медленно убирает ладонь со стола. – Мама, Том, Андерс, - замолкаю. Так странно – почти не знать человека и быть такой уверенной в нем, в его будущем. Не слышать его музыки, но знать, что она прекрасна. – И таких людей будет больше, Билл. Цени их.

Мальчик улыбается, чуть склонив голову.

- Приходи на днях, - говорит он, перекрикивая звонок, - мы покажем тебе, на что способны.

***

Помимо братьев в группе есть еще басист и барабанщик: Густав и Георг. Они такие же отличные ребята – не могло быть иначе – смешные и веселые. Том часто шутит, что мы с Густавом похожи, так как оба задумчивые, сосредоточенные, часто молчаливые. Георг похож на Тома: такой же отчасти беззаботный и любитель пошутить. Недостающие фрагменты мозаики успеха и гармонии.

…Билл мнет в руках листок, тихо матерится.

- Тише, - глажу его по плечу и мягко улыбаюсь.

Не перестает хмуриться, но хотя бы замолкает. Оглядывает участников группы: те согласно кивают, а Том еще и пожимает плечами. Фыркая, Билл делает большой глоток воды и начинает аккуратно расправлять листок с текстом песни.

Он требует от себя всех ста процентов, не меньше. Это достойно похвалы, ведь для Билла (да и для остальных участников коллектива) зарабатывание денег – явно не первый пункт «почему я хочу стать звездой».

- С припева, - сосредоточенно говорит Билл, сжимая микрофон.

Том и Георг начинают играть, вступает Густав. Я вижу волнение Билла, чувствую его кожей. Он облизывает губы, быстро моргает. Густав ударяет по тарелке, давая Каулитцу-младшему команду, и тот начинает петь: сначала тихо, неуверенно, крепко сжимая в одной руке микрофон, а в другой – мятый лист бумаги. Я улыбаюсь, беззвучно подпевая. Понимая, что все идет как надо, Билл набирает обороты, берет высокие, сложные ноты, вытягивает их, а когда все-таки сбивается, не обращает на это внимания, но про себя отмечает.

Подвал (братья нашли заброшенный дом на конце города и решили «позаимствовать» подвал: "он ведь никому не нужен, мы не делаем ничего плохого"), прежде такой мрачный и тусклый, с ошметками краски на стенах и обвисшим от дождей потолком, начинает преображаться на моих глазах: он светится, как и мальчики. Я больше не чувствую запаха сырости, дышу полной грудью, негромко хлопаю в ладоши, завороженная зрелищем. Билл прикрывает глаза, начинает размахивать руками. Сейчас он не здесь, он на концерте, на него смотрят тысячи глаз, ему подпевают. Я тоже закрываю глаза – и оказываюсь в этом зале. Стою на балконе рядом с девушками-подростка­­ми и тоже громко кричу строчки песен; кажется, зал знает их не хуже самого автора. Энергетика Билла заряжает, девушки начинают плакать, прыгать, а я… я смеюсь от радости, громко хлопая.

Билл берет последнюю ноту, зал взрывается аплодисментами. Я подпрыгиваю, не в силах сдержать восхищенный выкрик.

- Тебе правда так понравилось?

Открыва­ю глаза. Ребята прекратили играть, все смотрят на меня. Билл потрясен больше всех. Мы снова находимся в подвале, снова пахнет сыростью. А я соскочила со своего места, мои ладони вместе – будто я все еще хлопаю.

Лишь киваю в ответ. Билл смеется и тоже начинает хлопать. Том сияет, Густав и Георг довольно улыбаются. Пой, Билл, пой, твой голос спасет нас всех.

Дата добавления: 2015-08-02