Глава 7 7 страница

Застал я там странную картину: подопечный стоял с другой стороны кровати, сильно сгорбившись, оперевшись одной рукой на тумбочку, залитую липким соком из опрокинутого стакана.

- Что случилось? - я скрестил на груди руки, но он как-то неловко повернулся ко мне и начал заваливаться, судорожно вцепившись рукой с посиневшими пальцами в собственное горло - первый признак удушья.

- Черт! - я бросился к нему, вспоминая, где мобильный.

Синие губы, почти не вздымающаяся грудь... Я едва-едва смог уложить его на кровать и полетел за телефоном и эуфиллином. Мальчик задыхался, но даже укол ему не помог и не облегчил спазм трахеи или легких - на глаз сложно было определить, а может, даже отек, поэтому пришлось ждать скорую с необходимым оборудованием, которая примчалась спустя 5 минут. Я делал ему искусственное дыхание, раз за разом вдыхая драгоценный кислород в безвольные, чуть приоткрытые губы, мысленно умоляя держаться мальчишку до приезда скорой, и он продержался. И только когда его интубировали, мальчику в организм снова начало поступать необходимое для поддержания жизни количество кислорода.

Еще одна реакция на вакцинацию - спазм трахеи и отек легких. Мой подопечный настолько невезуч, что собирает на себя все. Но это делает процесс только интереснее и насыщеннее. Главное, что зародыш внутри него не пострадал.

Сейчас, когда он лежал в реанимации, подключенный к аппарату искусственного дыхания, я мог подумать спокойно. Ничего, пара дней - и спазм спадет. Все снова вернется в свою колею. А самое главное, что у меня дома его больше не будет. Можно выбрасывать подушки, одеяло, да и матрас…

Глава 20

12 недель

POV Bill

- Отлично, Джерт, можешь садиться, - я убрал все датчики и распечатывал результаты УЗИ, пока один из двух оставшихся в живых подопечный вытирался и садился на кушетке.

Последние недели напоминали ад. Джерт во время утечки умудрился подхватить только пневмонию, что практически не смертельно для него и ребенка, в отличие от остальных подопечных, которых пришлось устранить. Смертельная доза снотворного облегчила их страдания. Жаль только, что придется набирать еще одну группу. Мне уже подумалось, что этот эксперимент проклят с самого начала, но я – не я, если не добьюсь своего. Поэтому я практически самолично выхаживал требующего повышенного внимания мальчишку, даже книжки ему вслух читал, скрипя зубами от злобы, но приходилось – ради успеха эксперимента. И все жертвы того стоили.

Задушенная в корне болезнь не отразилась ни на подопечном, ни на эмбрионе – все анализы подтвердили это. В отличие от других мальчиков, пострадавших намного сильнее. На наглядных примерах я наконец-то смог увидеть, как протекает чума. Как жаль, что самые стойкие подопечные продержались всего восемь дней, но мне хватило и этого опыта: очень любопытные данные наблюдений и вскрытий получились. Кажется, что следующим моим проектом будет именно эта болезнь, ведь ее все так боятся, а мне после первого посещения на практике морга уже ничего не страшно. Ну подумаешь, болезнь, которая выкосила половину мира в 15 веке, – мы же не там. Да и тщеславие не позволяло мне отказаться от такого лакомого кусочка. Именно оно заставляло держать зараженных подопечных в живых до последнего, хотя мой друг предпочел избавиться ото всех. Все просто - завышенная доза самого дешевого снотворного, и все проблемы решены.

Плюс ко всему этому постоянно приходилось наблюдать за Томасом Шрейнером, пока спазм трахеи у него не спал, и его смогли отключить от аппарата искусственного дыхания. Слава богу, что теперь с ним и ребенком все было нормально, и его вполне спокойно можно было оставить на попечение Лекс, что я и сделал. Я не видел его уже полторы недели. Почему? Внутренний голос впервые за несколько лет отказывался отвечать на этот вопрос. Продемонстрировать свою обиду? Да мне плевать, в общем-то. Ну посмотрел он фотографии, ну покопался в моей личной жизни, и что? В очередной раз доказал, что все люди одинаковы. Наказать его? Было бы вполне объяснимо. Только я не заметил, чтобы мальчишка так уж сильно прикипел ко мне. Хотя… Вполне возможно, что теперь во время работы правой рукой он вспоминает меня. Просто не хотелось видеть его, и все, даже несмотря на то, что он был опорой моего проекта. А если я не хотел кого-то видеть, то я делал так, чтобы мы не встречались. Никогда. Словно добавить человека в «черный список» в социальной сети, правда, там его еще можно реабилитировать, но вот в реальной жизни я редко менял свое мнения, вернее, никогда.

- Герр Каулитц, - тихий голос, раздавшийся со стороны кушетки, заставил меня поднять глаза на моего второго подопечного, который, в отличие от Томаса, никогда не спешил натянуть на себя одежду. И вот сейчас он сидел, во всей красе демонстрируя чуть обвисший живот с побелевшими следами шрамов (и не удивительно, ведь надрезы делали мои косорукие помощники, а не я; у Томаса, например, ничего не осталось, ни единого внешнего следа) и бледную впалую грудь… а вот Шрейнер всегда подтянут. Спорт творит чудеса. Интересно, почему все-таки мальчишка стесняется своего тела? Ах да, он же девственник. Беременный девственник. Я усмехнулся про себя: а ведь когда-то это называлось непорочным зачатием и миллионы людей поклонялись этому, а сейчас... Наука все делает возможным.

- Что-то случилось? - стараюсь спросить как можно вежливее и скрыть раздражение. Этот мальчик вызывал во мне какую-то подсознательную неприязнь, когда смотришь на человека и внутри зарождается нечто похожее на брезгливость, как, впрочем, и большинство людей.

- Вы говорили, что у беременных могут возникать странные желания, - он выжидающе уставился на меня, а я мысленно вздохнул и приготовился к очередному списку требований. Кажется, что уже скоро мантра «подопечных трогать нельзя» не поможет, и я проведу еще один эксперимент: что станет, если у беременного парня спровоцировать выкидыш? Что-то мне подсказывает, что Джерт этого не переживет.

- Да, ты что-то хотел? - лицо перекосило участливой улыбкой.

- Просто... эмм… - парень задумался, подбирая слова, потом изобразил на лице подобие смущения и скромной улыбки и продолжил, а я подумал про себя, какая все-таки разительная разница между шестнадцатью и семнадцатью годами: в шестнадцать Томас Шрейнер был еще таким… ребенком, а Джерт Теслер насквозь пропитанным фальшью молодящимся мужиком – по-другому и не скажешь.

***

- Вызывали, герр Каулитц? - в кабинет просочилась Лекс, которую я уже ждал после предупреждения секретарши.

- Принесла результаты?

- Да, - передо мной на стол легла толстая папка с результатами обследований.

- Свободна, - я тут же взял папку и начал просматривать анализы подопечного. Все было просто идеально. Как всегда.

- Билл, нам надо поговорить, - серьезность тона и то, что она устроилась в кресле для посетителей, говорили о том, что отделаться от Лекс мне просто так не удастся.

- Да, кстати, - вскидываю голову, - Джерту Теслеру надо включить в рацион соки и открыть доступ в кинотеке к фильмам для тех, кому есть 18.

- Что-что? - удивленно переспросила девушка. Странно, но после помолвки сестры она не делала никаких попыток к сближению. Я-то думал, что мне придется практически отбиваться от нее, ведь в универе она была очень и очень настойчивой. Но это только подтверждает теорию о том, что люди со временем меняются, и жаль, что большая часть в худшую сторону. Как-то тот, кто лепил нас из молекул и клеток, не продумал этот вопрос. Если бы я был на его месте… Да я бы просто отстреливал неудачные экземпляры, и все.

- Включи ему в рацион соки и открой доступ к порно, так ясно? - раздраженно смотрю, надеясь, что не начнется еженедельная песня.

- Билл, он что, опять? - начала она, а я закатил глаза, не скрывая раздражения. Эти беседы меня очень и очень утомляли. Вот закончится проект, и отправлю ее работать в команду к кому-нибудь другому. - На прошлой неделе были видеоигры, телевизор и мороженое, а сейчас это? - девушка сморщила нос, а я подумал, что если она так будет часто делать, то к старости станет похожа на мопса.

- Я тебе сказал - выполняй, - Билл, не надо лишних эмоций, они только попусту убивают нервные клетки. - Это, надеюсь, все?

- Нет, я хотела поговорить о Томе, - еще одна нескончаемая тема для разговоров.

- Что там еще? - морщусь.

- Билл, я не знаю, что у вас произошло, но так нельзя. Сначала привязываешь ребенка к себе, а потом ставишь его в просто тотальный игнор...

- Лекс, - еще пара месяцев таких разговоров, и я буду обязан Лекс и Шрейнеру своими первыми морщинами.

- Знаешь, сколько лет меня так зовут? - вскинулась она, ну точно наседка, защищающая цыпленка.

- Знаю, но не буду открывать эту страшную тайну, - усмехаюсь, смутно надеясь, что тема моего подопечного закрыта.

-Так вот, - продолжила она, а я вздохнул, но морщиться не стал. Что-что, а морщины в мои ближайшие планы не входили. - Он переживает, сильно. Я, конечно, понимаю, что он там натворил нечто кошмарное, - ну да, всего лишь покопался в моих вещах и испоганил гранатовым соком мою любимую книгу, причем до такого состояния, что ее страницы превратились в пропитанную липкой красной жидкостью кашу, а в интернет-магазинах я не нашел ее. Тысячи подобных, а моей книги не было. - Но эксперимент сейчас важнее, поэтому будь добр, вместо того, чтобы тратить все свое внимание на этого капризного... - девушка задумалась, подбирая слова, - вместо этого капризного извращенца, - она озорно улыбнулась, а я еле сдержал хохот: надо же было додуматься, хотя оно так и есть на самом деле, - поговори с ребенком. И еще… мне кажется, что у него на нервной почве опять начались осложнения.

- Ты про что? - мгновенно вскидываюсь.

- Я сегодня увидела у него расчесы на руках…

- Инфекция? - перебиваю ее. Только ветрянки или краснухи нам не хватало для полного счастья.

- Ты не понял, у него все тело чистое, никаких признаков болезней, но вены на руках разодраны в кровь. Там почти пять сантиметров квадратных, на которых нет кожи – она содрана.

- Как он сам объясняет это? - снова перебиваю.

А это уж любопытно. Мне зверски захотелось посмотреть на эти руки самому, да и на смущенную мордашку подопечного тоже. Кажется, я начал испытывать даже что-то наподобие привязанности к этому вечному смущению, и если бы не фотографии и книга, то я бы даже поверил, что это искренне.

- Он не знает, просто просыпается утром от боли, и все.

- Подстриги ему ногти, - усмехаюсь.

- Билл, это вполне может быть от нервов, он вообще в последнее время дерганным стал, как тогда, помнишь?

Еще бы я не помнил, такого состояния можно с удовольствием желать только злейшим врагам и моей семье, но мальчишка ни в одну из этих категорий не входил.

- Ладно, все, я сдаюсь, пойду к нему с чаем или, может, лучше с мороженым? И буду изображать доброго дядю, а той не дай бог все провалится.

- УЗИ на определение пола сам будешь делать?

- Да, - киваю. Точно, завтра запланировано узнать, кто же у нас будет: мальчик или девочка, хотя пол не имеет значения, главное, чтобы ребенок вообще был.

- Билл, я хотела спросить… - Лекс сделал паузу. - Том спрашивал, что будет с ребенком? – боже, Лекс, только не делай вид, что тебе самой не интересно.

- В смысле? - делаю вид, что не понял, хотя сам неоднократно размышлял над этим вопросом, ведь с младенцем и правда потом что-то надо будет делать, после того, как я предъявлю его нобелевскому комитету в качестве доказательства.

- Что будет с ребенком после того, как эксперимент закончится? - Лекс выжидающе уставилась на меня.

- Вариант один: он является результатом эксперимента и по договору – собственностью центра… - начал объяснять я, но меня самым безобразным способом перебили:

- То есть? - девушка с каким-то… испугом посмотрела на меня.

- То есть он пойдет в качестве материала для исследований в одну из лабораторий центра, - поясняю ей, пытаясь напомнить себе, что я обещал не раздражаться.

- А родители? - глупо переспросила она.

- А что родители? За подопечного решила все его семья. Он получит положенную по договору сумму и уйдет.

- А второй отец?

- Второй отец тоже подписал согласие о передаче ребенка в собственность центра, - ну или напишет. Надо не забыть напомнить помощнице, чтобы подготовила бланк.

- Неужели он так просто? Это же его ребенок, - в Лекс что, материнский инстинкт взыграл? Кажется, ей пора уже найти кого-нибудь и оплодотвориться, а то из нее материнский инстинкт так и прет.

- Так просто, - пожимаю плечами. А что тут, собственно, такого?

- А кто он? - завела она свою пластинку. Ну уж нет.

- Все, разговор окончен, не вздумай рассказать об этом Томасу. Ты поняла? - смеряю ее тяжелым взглядом.

- Поняла, - вздыхает Лекс и встает, и уже в дверях, не оборачиваясь, бросает:

- Кем бы он ни был, он самая настоящая бесчувственная мразь, и даже пальчика Тома и своего будущего ребенка не заслуживает, - и выходит.

Меня часто называли мразью, да и бесчувственной, но слова Лекс меня задели. Нешуточно.

Интересно, в кухне, где готовят для подопечных, есть мороженое? Кажется, пора снова налаживать отношения.

POV Tom

Стою посреди ванной в одних плавках и рассматриваю свое отражение. Если смотреть в профиль, то живот как был немного выпуклым, так и остался, но если смотреть на себя прямо, то… Кажется, я превращаюсь в прямоугольник. Талия пропала совершенно. Лекс говорит, что это нормально, а еще она говорит, что у него там внутри уже даже ногти есть. Еще он начинает толкаться, совсем слабо, так, что снаружи не чувствуется, но я чувствую, что он там есть. И Лекс сказала, что завтра мы узнаем, кто это будет: мальчик или девочка. Ее вопрос о том, кого хочу я, загнал меня в тупик. Я просто никогда не думал об этом, да и сейчас не знаю, но почему-то мне страшно за него, очень страшно, что с нами будет дальше. С нами?

Выругавшись про себя, поднимаю с пола штаны и надеваю их. Раньше это «мы» у беременных казалось мне наигранно-глупым, но теперь я сам часто подлавливал себя на том, что думаю так. Слава богу, что вслух это не прорвалось еще ни разу.

Вслед за штанами надеваю футболку и, бросив последний взгляд в зеркало, возвращаюсь в комнату и усаживаюсь на кровать. Уже неделю не открываемый ноутбук лежал на письменном столе в окружении так и не открытых книг. Мне ничего не хотелось, даже собираться на вечернюю прогулку.

Лекс пыталась растормошить меня, но я сам не понимаю, что происходит и почему я такой, словно внутри меня пусто. Хотя нет, вру, я прекрасно знаю. Я не видел герра Каулитца две недели. Я понимаю, что во всем виноват я сам и моя глупость: сначала фотографии эти, а потом еще залитые красным соком тумбочка, постель и ковер, но... Было так неприятно, что он не дал мне даже шанса, ни одного, попросить прощения, хотя бы минуту, даже тридцать секунд, ведь шанс должен быть у всех. Но это не мешало ночным снам, сменившим кошмары. Я даже не знал, что лучше, хотя нет, опять вру, прекрасно знал: лучше кошмары по ночам и герр Каулитц днем, в реальности, чем наоборот.

Писк открывающейся двери привлек мое внимание. Увидев вошедшего, я моргнул, чтобы поверить в реальность увиденного, но высокая фигура в белом халате и с гладкой укладкой никуда не исчезла. Для того, чтобы окончательно поверить в действительность происходящего, надо было, по традиции жанра, еще ущипнуть себя, но Лекс строго-настрого запретила мне прикасаться к туго замотанным бинтами рукам.

- Добрый вечер, - голос куратора вернул меня в реальность.

- Здравствуйте, - я еле выдавил из себя, все еще не веря в то, что вижу.

- Как твои дела? - впервые за все время моего пребывания здесь он сел не на стул у двери, а рядом со мной - на край кровати. - Это тебе, - он протянул какой-то блестящий сверток, на который я с недоумением посмотрел, а он, проследив за моим взглядом и улыбнувшись, пояснил: - Это мороженое, тебе, не бойся.

Мороженое? Мне? Нет, это точно очередной сон, который скоро превратится в высокорейтинговое порно.

Глава 21

13 недель

POV Tom

Раздается писк входной двери, я нервно дергаюсь, пытаясь одновременно закрыть тетрадь и книгу и спрятать их.

- Что ты там дергаешься, Том? - звонко рассмеявшаяся Лекс через пару секунд оказывается рядом со мной и после недолгой, но упорной борьбы предметы моего страха, хотя нет, скорее смущения, оказываются в ее руках. - Это что такое? - брови девушки изумленно взлетели вверх, пока она изучала обложку справочника для беременных, а я мучительно краснел. Ну да, ну да, я начал читать такие книжки, никогда бы в жизни не подумал, что такое случится, но все меняется.

- Книжка, - еле выдавливаю из себя.

- Да я вижу, - усмехнулась Лекси и села на кровать рядом со мной. - Зачем тебе это? Неужели Би... герр Каулитц тебе недостаточно рассказывает? - улыбнулась она, а я подумал, что такой тон и такие улыбки больше подходят для умалишенных.

- Ну, просто… - дергаю плечом, пытаясь отогнать смущение.

- Если ты боишься спросить у него, то всегда можешь спросить у меня. Что у нас тут? - она открыла тонкую тетрадь, в которой в столбик я писал все, что меня волновало. - Эрекция, - при первом же слове мои щеки вспыхнули с утроенной силой, - соленые огурцы, тошнота по утрам, обмороки, нервозность, слезы, истерики, имя, списки, фотографии, внимание, фитнес... Это что? - она подняла на меня изумленные глаза.

- Ну, это… - начал заикаться я.

- Том, ты же знаешь, что правду все равно придется сказать, - резко посерьезнела она, - и либо ты рассказываешь мне ее здесь и сейчас, либо… - Лекси сделала многозначительное паузу, а я только глубже стал вдыхать, пытаясь хоть немного успокоиться, чтобы начать рассказ. Это же надо было так глупо попасться! Теперь она точно не отвяжется, но лучше и правда сейчас рассказать ей и пускай Лекси передаст все это герру Каулитцу, чем рассказывать это ему лично. Почему-то в последнее время я едва мог связать под его взглядом пару слов. Если он хотя бы на минуту отводил глаза, то у меня все получалось и слова складывались в более-менее связные предложения, а так… Я не знал, что это значило, ведь он был таким добрым последнюю неделю, а на мою попытку попросить прощения только улыбнулся и сказал, что уже давно все забыто. Вроде бы я его и не боялся так, не было того леденящего чувства ужаса внутри, но в его присутствии, особенно под внимательным взглядом, дыхание почему-то сбивалось, сердце начинало биться быстрее, а мысли путаться… Так что лучше поговорить с Лекс.

- Я просто тут подумал… - чувствую, что это больше похоже не на объяснения взрослого человека, а на детский лепет. - В общем, я посмотрел фильмы, много, - боже, как, наверное, это глупо звучит со стороны, - и у меня же того… ребенок будет, - я посмотрел на нее, словно мне нужно было подтверждение продолжать, - и вот… Ну, я просто... ненормальный какой-то, да. Вот я и решил проверить, - опускаю глаза, чувствуя на себе изумленный взгляд и смутно надеясь, что этим все ограничится, но этим робким поскребушкам надежды не суждено было сбыться.

- В каком смысле? - хихикнула она.

- Тут много всего написано, да и в фильмах есть… Во-первых, мне не хочется соленых огурцов и не хотелось, а все остальные постоянно хотят соленого, а мне вот не хочется. Мне вообще не хочется ни соленого, ни кислого, ни горького, ни сладкого, просто не хочется, и все, - начинаю перечислять, чувствуя, как горлу подкатывает волна сомнений и вопросов, которые уже неделю (а может, и больше) плескались внутри меня, просто озарение на меня снизошло сегодня утром. - Во-вторых, всех нормальных тошнит по утрам почти всю беременность, а меня только первые недели и то сутками напролет, в-третьих, они все истерят, плачут, требуют внимания, а у меня почему-то нет ничего такого, ведь нет же? - я рассматривал узоры на светлом покрывале и обводил завитушки пальцем с ногтем, который я обгрыз вчера, потому что он, зараза, сломался на тренировке и за все цеплялся. Ножниц рядом не было, и пришлось грызть. Бабушка всегда на меня ругалась, когда я так делал… Проще было думать о ногте и рассматривать узоры, чем посмотреть в глаза Лекс. - В-четвертых, там написано, что надо обязательно делать фото каждую неделю на память, а у меня уже сколько недель, и еще ни одного нет, и об имени я не думал, ведь мы даже еще не узнали, кто это будет, а про вещи... - со вздохом обхватываю голову руками. Кажется, что она у меня сейчас разорвется от количества мыслей, просто лопнет, как мыльный пузырь, который слишком долго выдували.

- Боже, Том, - звонкий смех заставляет меня поднять глаза на смеющуюся девушку, - какой же ты дурак малолетний, - она обняла меня, притянув к груди, согревая теплом и обдавая вкусным едва уловимым запахом духов. – Конечно же, ты не обычный, ты самый необычный мальчишка в мире, ведь у тебя будет ребенок, - она гладила меня по голове. Наверное, со стороны это выглядело очень глупо: здорового парня успокаивала маленькая хрупкая девчонка, но в моем мире в последнее время вообще было очень мало обычных вещей. - И соленые огурцы тут совершенно ни при чем, - продолжала она, - у каждой девушки беременность проходит очень индивидуально, а огурцы - опереточный стереотип.

- Правда? - спрашиваю ее белый халат, а внутри становится легко, как всегда бывает после того, когда выговоришься.

- Конечно. Дурак ты, - хмыкает она, - а если тебе так нужны эти фотографии каждую неделю, то мы скажем об этом герру Каулитцу и будем делать, - улыбнулась она, отпуская меня.

Фамилия куратора снова подняла бурю внутри меня.

- А он сильно разозлился ну… после сегодняшнего? - осторожно на нее смотрю, словно боясь услышать ответ.

- Нет, - как-то слишком быстро ответила она, и я сразу почувствовал, что все на самом деле не так, - просто мы немного поторопили события. Но через неделю уже точно увидим, кто скрывается в этом очаровательном животике, - она улыбнулась, кивнув на живот, а я снова почувствовал, как кончики ушей алеют от смущения.

POV Bill

- Сколько у тебя братьев? - мы с подопечным неспешно прогуливались в зимних сумерках по пустому прибольничному парку. Это уже почти традиция. Еще бы не было так холодно… Я подавил в себе желание посильнее закутаться в шарф. Да и вообще, если бы не этот проект, то я сейчас был бы уже дома, вместо того чтобы выгуливать мальчишку и искать темы для беседы. Тем более он меня все еще нервировал и напоминал о моей собственной поспешности, из-за которой я едва не разбил его личико и мою любимую кружку. УЗИ ничего не показало. Еще весьма сложно рассмотреть плод во всех деталях, но вот через неделю... Для эксперимента было не столь важно, к какому полу будет принадлежать это существо, но все равно было любопытно. А я вспылил. Со мной это происходит в последнее время непозволительно часто. Вот теперь и заглаживал вину перед подопечным, слушая его бесконечные рассказы об идеальной бабушке, ее вкуснейших пирогах и самых лучших в мире подарках, а еще об идеальных родителях-алкашах, которые наплодили себе детей, чтобы обеспечить безбедную старость. Я еле сдерживался, чтобы не открыть глаза этому юному влюбленному в мир идеалисту. Я-то всегда думал, что жизнь это дело быстро обламывает, но на некоторых, похоже, это жестокое правило не распространялось. Он с такой любовью и благодарностью рассказывал про этих отщепенцев, которые заставляли его заниматься спортом из-за стипендии и не могли купить своим детям не то что нормальную одежду, но даже еду.

Мне, наверное, долго еще будут сниться в сладко-ванильных кошмарах его глаза, когда я пришел с мороженым. Ребенок ел его два раза в жизни. ДВА! Вот сколько раз вы сами ели мороженое? Лично мне сложно вспомнить, как, наверное, и всем остальным. А он все равно продолжал оправдывать их. И я почему-то не смог найти внутри себя сил, чтобы сказать ему всю правду. Наверное, потому что не хотел его нервировать – не хватало мне еще эксцессов.

- Два брата – им по семь, и две сестры – одной три, а второй пять. Вы не представляете, Анни всего пять, а она уже так замечательно рисует, а Джек и Пет пошли в первый класс, - начал снова тараторить он, все больше ужасая меня. Я почему-то думал, что их трое, но чтобы пять... и при их-то материальном положении.

Мои родители решились только на двоих отпрысков, и я рад, что они ограничились этим, потому что еще пары подобий моей сестрицы я бы просто не вынес. Да и не та семья у нас была, чтобы дать хорошее моральное воспитание толпе детей. Сейчас его вообще мало кто мог дать.

Нет-нет, в детстве я был свято уверен, что у нас самая идеальная семья, но став постарше, я понял, что все не так уж и замечательно, и особо пылкой любви между нашими родителями нет, но они жили вместе, создавали иллюзию пары, не изменяли друг другу, не ругались, и это было хорошо. Я знал, что всегда могу прийти домой и поделиться своими проблемами.

А потом был университет, и дом превратился во что-то очень далекое, почти призрачное, обретающее плоть только тогда, когда я приезжал домой на Рождество и День благодарения: пышная елка, подарки, украшения, богатый стол и ощущение праздника сглаживали острые углы в этой игре на четверых, делая ее очень и очень похожей на жизнь. И я шел вперед, зная, что у меня всегда есть надежный тыл, где можно спрятаться, где поймут и простят, и даже сестра не казалась каким-то совсем страшным наказанием.

Пока не случилась в моей жизни практика и семейство Гесселей. Карстен произвел на меня просто неизгладимое впечатление, я ходил за ним хвостом и смотрел влюбленными глазами, делясь всеми своими идеями и наработками, а он поощрял меня и говорил, чтобы я как можно больше работал и что из меня выйдет толк.

Однажды он пригласил меня на ужин, где я и познакомился с блистающей в дорогой обстановке ресторана и не менее дорогом откровенном платье Беатой. Женщиной, от которой схватывало дыхание. Я настолько старался забыть все происходящее, что сейчас не помню, по какой причине Карстен послал меня однажды к себе домой, но я никогда не забуду, как она распахнула мне дверь в коротком шелковом халатике. Беата смеялась и спрашивала что-то, демонстрируя идеально ровные и идеально белые зубы, а я не мог смотреть ни на что, кроме выпирающих сквозь тонкую ткань сосков, и думал только о том, как мне хочется укусить один из них, прямо через ткань. Она была мудрой и опытной женщиной и прекрасно поняла все мои взгляды, а может, это было ее планом, но через полчаса я вылетал из дома куратора растрепанный, тяжело дышащий и совершенно смятенный: женщина, почти ровесница моей матери, жена моего куратора делала мне минет, в коридоре их квартиры, и это было так стыдно, но так… Я до сих пор не могу подобрать слова, чтобы описать все это. Наверное, безумие подходит больше всего в наименование к тому, что творилось дальше. Я не мог ей сказать «нет», не мог отказать и не мог не вернуться, я возвращался к ней изо дня в день, пока ее муж был на работе, мы трахались, именно так, как кролики, везде. На кровати, где она потом занималась сексом с Карстеном и спала по ночам, на столе в столовой, где они ужинали, даже на кровати в спальне их сына, который был чуть старше меня, а после я одевался, поправлял макияж и ехал делиться своими идеями с ее мужем, чтобы он потом их успешно продал.

И это случилось. О том, что Карстен Гессель изобрел формулу лекарства от СПИДа, я узнал из новостей. Я пытался найти его на работе, чтобы получить объяснения. В голове не могло уложиться, что он, мой кумир и наставник, мог так обмануть меня. Я до последнего надеялся, что все это было ошибкой. Совершенно растерянный, я поехал к Беате, но лучше бы я этого не делал. Это был день сексуальных открытий. Чуть приоткрытая дверь пентхауса, в которые меня пускала охрана уже без предварительного звонка хозяевам, во всей красе демонстрировала мне любимую женщину, извивающуюся на полу в прихожей под огромной тушей одного из охранников. Этого мне хватило, чтобы сделать правильные выводы. Действительно, зачем взрослой красивой замужней женщине спать с таким, как я? Просто, чтобы удостовериться в собственной красоте и кому-то что-то доказать, урвать каплю своего удовольствия с еще крепким членом и ничего больше, но это я понял потом, намного позже.

В тот момент моих сил хватило только на то, чтобы вернуться домой. И… сделать еще одно сексуальное открытие, вернее, ворваться в спальню мамы в тот момент, когда она как раз начала кончать под человеком, укравшим мою идею. В этот самый момент разрушилось мое представление о семье, да и о жизни в целом, в этот момент я решил, что надо жить отдельно, а подаренная Лекс на выпускной книга, показавшаяся мне верхом глупости, вдруг стала полной глубокого смысла. По ней было намного проще жить.

POV Tom

- Ты веришь в Санта Клауса? - неожиданный вопрос куратора заставил меня заткнуться на полуслове и ошарашено на него посмотреть, пряча озябшие руки в карманах крутки. Я же про сестру рассказывал, а тут…

- Вы про что? - в ответ на меня уставилась пара задумчивых глаз, было такое ощущение, что куратор был не со мной здесь и сейчас, на прогулке, а где-то далеко и далеко и ему было бесконечно грустно.

- Ты замерз, - я заторможено наблюдал, как он стягивает с правой руки перчатку и как пальцы с черными ногтями тянутся к моему лицу. Меня словно что-то держало в оцепенении, пока кончика носа не коснулись теплые подушечки пальцев. - Я же говорил, что замерз, - куратор нахмурился, а я достал руку из кармана и попытался убрать его пальцы. - И руки замерзли. Ты почему мне не сказал? - под его раздраженным взглядом у меня словно отшибло дар речи, и я просто наблюдал за происходящим, словно был сторонним свидетелем, а не непосредственным участником.

Дата добавления: 2015-07-19