Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Boott — акглнйекм сеть аптек.

Ки песни As Тею Go By. | The Sick Humour of Lenny Bruce «— название альбома Ленни Брюса 14(9 года. | Rat Pack — компания голливудских актеров a igjo-e и 1960-е. изначально со­бравшаяся вокруг Хамфри Богарта, в которую вхоаили Днн Мартин. Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис-мл. и другие. | Кому нужна вчерашняя девушка» / Никому на свете”--слова из песни Уайт day's Papers. | Знаменитый парижский ночкой клуб, один из главны* предтеч появившихся в 1970-х дискотек. 1 страница | Знаменитый парижский ночкой клуб, один из главны* предтеч появившихся в 1970-х дискотек. 2 страница | Знаменитый парижский ночкой клуб, один из главны* предтеч появившихся в 1970-х дискотек. 3 страница | Знаменитый парижский ночкой клуб, один из главны* предтеч появившихся в 1970-х дискотек. 4 страница | Знаменитый парижский ночкой клуб, один из главны* предтеч появившихся в 1970-х дискотек. 5 страница | Never blew the second chance, oh no } need a love to keep me happy[65]. |


)б2


не справлялась с ненасытным спросом. Мы воспитывали на­цию торчков!

Я не могу точно припомнить первый раз, когда я попро­бовал героин. Наверное, он был в дорожке кокса — то есть вспидболе, смеси кокса и герыча. Если ты терся с людьми, которые привыкли заправляться сразу одной порцией того н этого, ты мог и не знать. Выяснялось только потом: “Вчера вечером какая-то интересная штука попалась. Это что было? h вот оно что”. Так он тебя и оккупирует, постепенно. По­тому что в памяти не откладывается. В этом вся фишка. Раз — иты уже на нем.

Не зря героин называют героином1. Он как настоящая ис­кусительница. Можешь потреблять эту штуку месяц или око­лотого и потом бросить. Или можешь куда-нибудь уехать, где его не достать, и ничто не будоражит — просто была вот та­кал штука, которую ты попробовал. И денек ты можешь себя чувствовать как при гриппе, но на следующий день ты бод­рый и активный, самочувствие прекрасное. А потом ты опять с ней встречаешься и пробуешь еще какое-то время. Типа не­сколько месяцев. И в следующий раз у тебя грипп уже на пару дней. Ну и фигня, о чем базар вообще? Это, что ли, и есть ломка? В моем сознании эти вещи не всплывали на поверх­ность, пока я не подсел уже как следует.

Вкрадчивая штука. Подминает тебя не спеша. Третий или четвертый раз — вот тогда до тебя доходит. И тогда начинаешь экономить, делаешь это иглой. Но я ширять­ся так и не начал. Нет, все это внутривенные красоты были не для меня. Я никогда не гонялся за яркими ощущениями — мне было нужно что-то, на чем я могу долго держаться на но­гах, Если ты вводишь героин внутривенно, ты получаешь не-

1 Обыгрывается одинаковое в английском звучание слое Ьепнп ('героин')

якетяе (“героиня").


въебенную вспышку в мозгу, но потом, часа через два, тебе захочется еще. К тому же набиваешь себе эти дорожки на ру­ках, а я не мог себе позволить, чтобы их видели. И по-любо­му вены у меня хрен найдешь, прячутся так, что даже врачи не достают. Так что я всегда колол себе в мышцу. Мог воткнуть иголку и вообще ничего не почувствовать. А ввод, физиче­ский эффект, если все правильно делать, вызывает больший шок, чем то, что впрыскивается. Потому что, пока вкалываю­щий реагирует, игла уже вошла и вышла. Особенно интерес­но в задницу. Не очень политически корректно, правда.

Это был очень продуктивный, очень творческий период: Beggars Banquet, Let It Bleed — тогда родилось несколько от­личных песен, но чтобы наркотики сами по себе влияли на мою продуктивность — мне так никогда не казалось. Мо­жет, поменялось несколько аккордов, какие-то куплеты здесь и там, но, что касается сочинительства вообще, я никогда не чувствовал, что меня как-то убывало или, наоборот, перло больше обычного. Для меня герыч был не помощником в ра­боте и не средством отвлечься. Я, скорее всего, написал бы Gimme Shelter независимо от того, торчал бы или не торчал. Эта штука не влияет на понимание, просто в каких-то случаях добавляет настырности, помогает не отпускать какую-то вещь дольше, чем в нормальном состоянии, чем если бы ты поднял руки и сказал: эх, мне до нее сейчас не докопаться. На препа­рате гы иногда способен долбить ее и долбить не переставая, пока не получишь что надо. Я никогда не верил в эту туфту про другой уровень, как все саксофонисты, которые начина­ли торчать, потому что думали, что только из-за этого Чарли Паркер и стал великим. Наркотик, как и все остальное в этом


мире,— он может оказаться тебе либо полезен, либо вреден. Или по крайней мере он может решать какие-то твои задачи. Горка героина, когда она насыпана на столе, — совершенно безобидная вещь. Вся разница в том, что будет, когда ты вве­дешь ее в организм. Я пробовал кучи других наркотиков, ко­торые мне не покатили никак и на которые я поэтому сразу забивал,

Наверное, героин заставлял меня больше сосредотачи­ваться или чаще доводить дело до конца, чем я был бы спосо­бен в нормальном состоянии. Но это не совет. Жить жизнью торчка не советую никому. Я держался на верхнем уровне, и это все равно было довольно низко. То, что это не способ достичь музыкальной гениальности или чего-нибудь еще, это точно. Это была эквилибристика. У меня на руках уйма дел, вот песня, которая выглядит интересной, я хочу записать то, и то, и то — и я занимаюсь этим пять суток подряд, иде­ально балансируя на качелях из кокаина и героика. Но шту­ка в том, что после дней шести-семи я забывал про баланс. Или у меня кончался то один груз на этих весах, то другой. Потому что всегда приходилось думать об истощении запа­сов. Так что для моего выживания было принципиально брать размеренный темп.

Я же на самом деле никогда не перебарщивал. Хотя насчет "никогда” это я махнул — случалось, случалось мне уделывать­ся в полную и абсолютную срань. Но, думаю, наркотики прав­да стали для меня чем-то вроде подручного средства. Я понял, что я функционирую за счет этой подпитки, а все осталь­ные-нет. Они стараются угнаться за мной, а я просто шпарю и шпарю. Могу не останавливаться, потому что я на чистом тохаине— в моих баках высокий октан, а не какое-нибудь бо- дяженкое дерьмо, и если я чувствую, что уже чуть-чуть зары­ваюсь, что пора сбавить пары, впрыскиваю внутрь малую долю

3^5


 


герыча. Хотя сейчас это звучит слегка по-идиотски, спидбол правда был моим топливом. Но я должен вколотить в голову любого, кто это читает, что это был нежнейший-нежнейший кокаин и чистейший-чистейший героин — не уличное пале­во, не оскребки с мексиканских сандалий. Настоящая штука. Я к этому все время относился очень по-шерлокхолмсовски. Чтобы управляться с крайностями своего настроения, с по* давленностью или с приподнятостью, я буду канатоходцем И, постоянно так себя выравнивая, я мог проводить на ногах сутки и сутки, не понимая, что я вообще-то изнашиваю окру­жающих просто до дыр.

В это время я стал больше и ближе общаться с Джоном Ленноном. Мы теперь зависали довольно часто — они с Иоко заглядывали ко мне то и дело. Но с Джоном была такая шту­ка — хоть он и строил из себя крутого, хватало его ненадолго. Он пробовал каждую херь из моего ассортимента, но навы­ка, как у меня, у него не было. Немного того, немного этого, парочку депрессантов, парочку стимулянтов, кокс и герыч, и на мне можно пахать. Я импровизировал на ходу. А у Джо­на все приключения неизбежно заканчивались в моем сорти­ре в обнимку с унитазом. И Йоко на заднем плане: “Все-таки ему это нельзя”, а я говорил: “Я понимаю, но я ж его не за­ставлял!*' Но он всегда приходил заново, где бы мы ни были. Помню, как-то вечером в отеле Plaza он появился в моем но­мере — и скоро из номера исчез. Я беседую с женским обще­ством, а их дружки все как один: интересно, куда Джон сва­лил? И я иду в сортир, а он тут как тут, целуется с паркетом в лежку. Перебор с красным вином плюс сколько-то герои­на. Пошла горлом цветомузыка. “Не шевели меня, тут такие красивые досочки” — а лицо зеленое. Иногда я думал: ин­тересно, они ко мне в гости ходят или у них тут чемпионат по удолбежке, а я не в курсе? Насколько помню, если Джон


покидал мой дом, то только в горизонтальном положении. Иди как минимум в подпертом.

Может быть, причина была в бешеном темпе жизни. Что­бы проснуться, я закидывался штукой барбитурата — легкий расслабон по сравнению с героином, но по-своему такой же опасный. Это был завтрак. Туинал — проколоть его, ковыр­нуть иголкой, чтоб быстрей дало. А потом выпить кружку го­рячего чая и подумать, вставать или нет. А попозже, может быть, один мандракс или кваалюд'. Иначе у меня было слиш­ком много нерасходованной энергии. Короче, просыпаешь­ся медленно, потому что время есть. А когда часа через два аффект слабеет, то чувствуешь себя мягким и спокойным — пожуешь чего-нибудь на завтрак и готов к работе. Иногда я использовал депрессанты, чтобы двигаться дальше. Когда я бодрствую, я знаю, что усыпление от них мне не грозит, потому что я очевидно выспался. Их задача — самортизи­ровать мое вхождение в марафон, следующие трое-четверо суток. Спать я теперь какое-то время не собираюсь, и я знаю, что во мне столько энергии, что если я слегка ее не пристру­ню, то сожгу все до того, как закончу то, что хочу закон­чить, например, в студии. Наркотики я применял как короб­ку передач. Я очень редко использовал их для удовольствия. По крайней мере, такая у меня отмазка. Они мне сглаживали вхождение в жизнь.

Не пробуйте повторять это. Даже я теперь этого не смо­гу—таких препаратов больше не делают. В середине 1970-х они вдруг решили, что будут выпускать депрессанты, кото­рые усыпляют, но без кайфа. Я бы обшарил все закутки мира, -’ишь бы найти еще немного прежней барбитуры. Нс сомне­ваюсь, что где-нибудь на Ближнем Востоке, в Европе что-ни-

Яиимс торговые бренды одного и того же препарат[57] метаквалом*.


будь бы нашлось. Депрессанты — моя любовь. Я был все время на таком заводе, что приходилось как-то притормажи­вать. Если ты не хотел ложиться спать и просто ловить кайф от ощущений, ты ненадолго поднимался и ставил что-ни­будь послушать. Эта была штука с характером. Да, если го- ворить про барбитураты, то главное в них — это характер. Любой стоящий эксперт по депрессантам знает, о чем я го­ворю. Но даже они меня не выключали, они держали меня на vpoBHe. В моей табели о рангах самые толковые препараты из всех, что существуют в мире, — это чистые. Туинал, се- конал, нембутал. Десбутал, наверное, был одним из лучших за всю историю — капсула такой странной расцветки, крас­ный с кремовым. Они были лучше, чем позднейшие образцы, которые действовали на центральную нервную систему. Все всасывалось в двадцать четыре часа, а не сидело сутками в тво­их нервных окончаниях.

В декабре 1968-го Анита, Мик, Марианна и я сели на корабль от Лиссабона до Рио и провели в море, кажется, дней десять. Подумали, что неплохо бы прокатиться до Рио, н лучше по-старорежимному. Если бы к тому времени кто-то из нас уже серьезно подсел, мы бы никогда не выбрали такой способ передвижения. Мы все еще баловались, кроме разве что Ани­ты, которая то и дело ходила к судовому врачу попросить морфия. Делать на корабле было нечего, поэтому мы шлялись везде и снимали на “супер 8”’ — пленка до сих пор живая. По-моему, на ней даже можно увидеть Паучиху, как мы ее прознали, Это было рефрижераторное судно, но на нем имс-


лось и какое-то количество пассажиров. И вся обстановка сильно напоминала 1930-е ■— казалось, что сейчас появится Ноэл Кауард. Паучиха была одна из таких особых дам — мил* лж>н браслетов, перманент, дорогущне платья и мундштук в пальцах. Мы ходили вниз в бар наблюдать за ее представ­лениями. Иногда угощали ее выпивкой. “'Очаровательно, дорогуша”. Она была как женская копия Стэша, с понтами и языком без костей. Бар просто кишел таким континген­том— английский высший класс, все пьют наперегонки, ро­зовый джин и розовое шампанское, сплошь светские беседы из довоенной эпохи. На мне тогда была просвечивающая джелаба, мексиканские сандалии и тропическая армейская иияпа — все, чтобы выделяться из толпы. Через какое-то вре­мя народ выяснил, кто мы такие, и сильно забеспокоился. Нам стали задавать вопросы: “И что же вы пытаетесь дока­зать? Уж соблаговолите объяснить, что же это такое, чем вы занимаетесь?” Мы ничего не отвечали, и в один день Паучиха подошла и сказала: “О, пожалуйста, только намекните, про­светите нас хоть чуть-чуть!”[58] Мик повернулся ко мне и сказал: 'Мыс тобой двойняшки Глиммеры”. Это было наше креще­ние на экваторе. Потом мы везде писали себя двойняшками Гшшерами в качестве продюсеров собственных записей.

Руперт Лоуэнстин, которого мы уже знали к тому време­ни и который скоро начал вести наши дела, нашел нам луч­шую гостиницу в Рио. И вдруг Анита непонятно почему на­чинает шарить по телефонному справочнику. Я спросил: ты что ищешь? Она сказала: врача ищу.

— Врача?

— Угу.

/

~ Это зачем?


— Не бери в голову.

Она ушла, вернулась позже вечером и говорит: я бере­менна. И это был Марлон.

Ого... классно! Я летал выше крыши, но на том этапе прерывать вояж мы не хотели. Мы отправились в Мату-Гро­су. Жили там несколько дней на ранчо, где с Ми ком на пару написали Country Honk, сидя на веранде как ковбои, са­поги на перилах, н представляя, что мы в Техасе. Это была кантри-версия того, что потом превратилось в сингл Honky Tank Women, уже когда мы вернулись в цивилизацию. Но мы решили выпустить и Country Honk тоже — через несколько месяцев, в конце 1969-го, на Let It Bleed. Она была написана на акустической гитаре, и я помню то место, потому что каж­дый раз, когда ты спускал воду в туалете, россыпью выпрыги­вали эти черные слепые лягушки — незабываемая картинка.

Марианна уехала домой искать врачей для ее сына Ни­коласа, которому было плохо на корабле и который почти все время просидел в своей каюте. А Мик, Анита и я добра­лись до Лимы, столицы Перу, и оттуда поднялись в Куско — по высоте это одиннадцать тысяч футов. Все немного задыха­лись, а потом мы заходим в гостиничное фоне, и там по всем стенам развешаны огромные баллоны с кислородом. Мы рас­селились по номерам, и посреди ночи Аниты обнаружила, что туалет не работает. Она попробовала пописать в раковину, но посреди процесса раковина рушится на пол, и из огром­ной трубы начинает хлестать вода. Бах, бум, а дальше настоя­щая сцена из братьев Маркс или из “Так держать”1... Заткнуть это дело тряпками, позвать людей. Раковина разбилась, лежала грудой кусков, но, странным образом, когда наконец посреди ночи появились люди из администрации, оказалось, что пе-


Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 67 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Никзкой гемэсвон баржи в ф»(яьмв ы*т.| З Серия английских фильмов в жанре пародийного фарса.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)