|
Читайте также: |
- В этом вряд ли кто-нибудь станет с вами спорить, сенатор, - сказал министр. - Но каково ваше понятие о необходимых гарантиях?
- Как минимум - это контроль, - не задумываясь, ответил сенатор. Чтобы мы были полностью уверены в том, что они не только на словах готовы запустить в космос соответствующую часть своего ракетно-ядерного щита, но действительно хотят и, глав-ноег-действительно в состоянии сделать это. Если они откажутся от дополнительного контроля - дело, мне кажется, станет совер-; шенно ясным. Если согласятся - мы заранее должны быть готовы немедленно обрушить на них все формы контроля - нашего, джентльмены, и не из Вашингтона, а там, на местах, на каждой стартовой установке! Поскольку времени в нашем распоряжении мало, все надо делать немедленно и быстро! И вот в случае, если контроль подтвердит их искренность и готовность, тогда, я считаю, мы скорее всего скажем "Да".
- При этом, - тут же дополнил начальник штаба космической обороны, гарантии должны быть даны и другими азиатскими субъектами - при некотором давлении, разумеется, со стороны России, Китая, Англии, Франции.
- Разумно, - согласился председатель. - Господа?
И обсуждение продолжилось. Но излагать его ход вряд ли стоит: ничего нового по сравнению с уже приведенными выше идеями сказано не было, так что и окончательные выводы, срочно представленные президенту, по сути дела, заключали в себе все те же мысли - только, может быть, несколько иначе сформулированные.
Президент немедленно переговорил с московским коллегой. Что думал глава Российского государства во время этого разговора, нам неизвестно; можно лишь догадываться о том, что требование полной инспекции, хотя и было ожидаемым, все же вызвало у него скорее обиду, чем восторг. Тем не менее он согласился - очень легко, как могло показаться. Но под конец прибавил:
- Я думаю, что нет надобности особо оговаривать принцип взаимности, то есть - одновременно вы примете и соответствующую делегацию наших контролеров.
Тут бы мог вскипеть как раз американец, справедливо подумав: да в конце концов, кто - вы и кто - МЫ?
Однако он заранее знал, что без этого не обойтись: русские, как и Восток вообще, весьма чувствительны к вопросам достоинства и протокольного уважения. Он с детства помнил, что ничто не обходится так дешево и не дает столь громадных дивидендов, как вежливость. Президент был уроженцем Новой Англии как-никак.
- Да конечно же, - сказал он. - Мы готовы принять ваших.
- Впрочем, - утешил его русский, - наша инспекция не будет столь многочисленной: мы ведь вам во всем доверяем.
И - мысленно, конечно, - высунул собеседнику язык. Вслух же - не удержался, чтобы не проговорить под занавес:
- Выехаем - выехайте.
Но это он сказал по-русски. А застоявшийся от безделья переводчик на том берегу лужи, не очень поняв, перевел эту фразу как разговорное пожелание всего наилучшего.
Конец связи.
Гридень в последнее время что-то пристрастился к астрономии и нередко; когда выдавался час не то чтобы свободный (таких у него не бывало), но не очень загруженный, приказы-вал отвезти его в обсерваторию - в институт, вернее, о котором мы уже упоминали, - не только для того, чтобы укрепить отношения с новым директором (это больших усилий не требовало - новый с самого начала не путал этого Гридня с астрофизиком), но проводил иногда и целых полчаса, еще и еще глядя в черное, звездное, простое и непостижимое пространство универсума. Зачем-то это вдруг стало ему нужно, хотя, во всяком случае, не для того, чтобы размышлять о тщете и кро-хотности всех дел человеческих и его собственных в том числе; скорее наоборот: очень может быть, что как раз непосредственно воспринимаемая бесконечность Вселенной успокаивала его в том смысле, что сколько бы ни приходилось ему в свершении его многообразных дел нарушать всякого рода установления - от Пятикнижия до Уголовного кодекса, - все они были в сравнении с миром столь исчезающе-малыми, что их как бы и вообще не было, а значит, можно было продолжать работу со спокойной совестью. Впрочем, это только лишь наше предположение - что он именно так думал; на деле же мысли его вполне могли быть и совершенно другими - до противоположности. Тем не менее даже и в обсерватории, даже и на эти краткие минуты расслабления и как бы покоя телефона своего он не выключал. И при первом же такте едва слышного мурлыканья в кармане доставал трубку и произносил почти беззвучное: "Да?" Как вот, например, сейчас.
- Новости по второй теме, - услышал он и сразу же ответил:
- Через две минуты. Не прерывайте.
Две минуты эти понадобились ему, чтобы, шепотом извинившись, покинуть темный купол и добраться до помещения, в котором он мог говорить спокойно.
- Да, Олег Сергеевич?
- Все как предполагалось, босс. Они блокируют все подходы и подъезды к летному полю и подогнали трейлеры, чтобы увезти груз.
- Большими силами?
- Человек пятьдесят.
- Братки?
- Знаете, похоже, что нет. Видимо, он арендовал два взвода то ли в охранфирме, то ли...
- Понимаю. Ну что же: можем поздравить сами себя - мы просчитали все в точности. Но все же попрошу вас пронаблюдать до конца. А когда перегрузят и увезут - поручите кому-нибудь ненавязчиво проводить их до места. Ну а что с темой один?
- Ее можно уже закрывать. Предмет на месте. Идет работа по подготовке. Да разве вы сами не заметили?
- Я тут несколько отвлекся. Но сейчас не премину посмотреть своими глазами. Еще раз - поздравляю с успехом. Остальное - потом, лично.
- И я вас - от всей души. Когда ждать вас?
- Ну - по причине такого успеха позволю себе побыть здесь еще полчаса. Небо, знаете ли, это величайшая картина из всех, доступных нашему восприятию. До свидания.
И Гридень дал отбой - однако возвращаться в купол не стал, хотя погода была самой подходящей для такого пиршества души, каким является прямое наблюдение небосвода, пусть даже крохотного его сектора. Вместо этого он спустился по лестнице и вышел из здания с той стороны, где происходила разгрузка транспорта, привозившего в институт мало ли что. Сейчас выгрузка доставленного из Германии зеркала была действительно уже закончена, и его с великим тщанием и предосторожностями поднимали в заранее приготовленное место - в новую, на деньги Гридня же построенную башенку. Все были тут даже сам новый директор института. И кого-то уже отрядили в буфет - за шампанским, обойтись без которого просто не представлялось возможным.
Вот так шли дела у Гридня. А у Федора Петровича? Увы, все произошло в точности по Ломоносову: ежели в одном месте нечто убыло (рефлектор в нашем случае), то оно должно было обязательно прибыть в другом месте (как мы только что видели), но ни в коем разе - в двух различных местах: это было бы уж прямым нарушением закона. И поскольку таким местом оказался патронируемый Гриднем институт, им никак не могло стать ни одно другое - в частности, тот аэродром, где с нетерпением поджидали его люди Кудлатого.
Нет, они честно дождались. Самолет прибыл тютелька в тютельку в указанное время (погода, как мы уже говорили, благоприятствовала), доставленный груз был аккуратно перемещен на подогнанный транспорт, финансовые расчеты произведены, транспорт убыл по намеченному маршруту, а за ним и самолет вспорхнул, чтобы улететь к месту своего постоянного (на земле) пребывания. Никаких неприятностей, никаких событий не произошло.
Неприятность возникла несколько позже: когда этот ВТОРОЙ груз был доставлен к месту назначения и телескоп надо было монтировать - все для этого было готово, - и вот тут-то оказалось, что телескопа и нет, груз же, столь похожим образом упакованный, представлял собою... ну, скажем так: нечто совершенно другое.
Хотя вещь была тоже цены немалой: соответствующего размера и конфигурации, только не зеркало, а лишь основа для него, при этом даже не металлическая вовсе, а надувная, словно спасательный плот; вес этой конструкции придавало определенное количество балластных чушек, прикрепленных не к пластику, разумеется, но к упаковочной таре - изнутри. А вместо полированной и амальгамированной поверхности вогнутую часть надувной игрушки закрывало портретное изображение не кого иного, как самого Федора Петровича в героической позе, только не на белом коне, а на (тоже белом, правда),., как бы поделикатнее выразиться - сантехническом устройстве, кое проходит рядом с нами всю жизнь, от начала до конца - исключая, пожалуй, лишь дачный сезон, да и то не обязательно. Вот какой сувенир на память получил Федор Петрович. Мы боимся даже предположение высказать относительно того, в какую копейку все это могло обойтись Гридню: два самолета, два раз'ных маршрута, стимулирование людей и тут, и там, перехват информации - и так далее, и тому подобное. Можно, однако, сделать вывод: Гридень мог и не поскупиться на деньги, если речь шла о хорошем развлечении, да еще со всякими там подтекстами и скрытыми, междустрочными смыслами.
Что же касается самого Кудлатого, то история донесла до нас лишь одно его высказывание по этому поводу, да и то не лично им придуманное, но заимствованное в отечественной классике. Ибо у Федора Петровича только и хватило сил, чтобы произнести: - Ну, Гридень! Погоди!..
Российская инспекторская группа в полсотни с небольшим человек разминулась с американской в воздухе где-то над Ледовитым океаном. Доставили их на базу - по-моему, в Ванденберг, но не исключаю, что база была другой, глуше засекреченной, - в обход, разумеется, всяких таможенных и пограничных служб, покормили, дали отдохнуть немного, получили список групп - по два-три человека в каждой - и повезли хвалиться мощью Америки. Хозяева знали, что покажут то, что и так известно, гости были уверены в том же самом: их еще дома предупредили, что в Америке они никакой Америки не откроют - и не должны даже пытаться сделать что-то такое. Нет, конечно, если вдруг случайно... Итак, пятьдесят семь русских офицеров разъехались - с сопровождающими, конечно же, - по великой стране (тут не берутся в расчет те, кто инспектировал базы, располагавшиеся вне Соединенных Штатов - в Таджикистане, например; но там, насколько нам известно, стратегических ракет и не было вовсе). И все пятьдесят шесть, прибыв в намеченные места, сразу же принялись за дело - не горя, впрочем, от усердия, хотя и постреливая постоянно глазами по сторонам.
Постойте, постойте. Как вы сказали? Пятьдесят семь выехало - и все пятьдесят шесть прибыли? Простите, а что у вас было по арифметике в начальной школе? М-да, мне так и подумалось...
Только арифметика тут ни при чем. Тут человек неудачно выразился, не более того. Не надо было ему говорить "все" пятьдесят шесть. Это словечко лишнее, потому что опасное: как знать - вдруг кто-нибудь подумает, что оно вырвалось из подсознания, поскольку говорившему заранее было ясно, что прибудут на места именно пятьдесят шесть инспекторов, а один где-то по дороге исчезнет - отстанет каким-то образом, или уснет в туалете на бензозаправке, или засидится в придорожном кафе, или... да мало ли может быть причин у одного-единственного следствия? Просто группа состояла из трех человек, а по дороге их каким-то образом осталось двое. Нет-нет, сопровождавшие их представители принимающей стороны были в полном порядке, ну, может быть, только самую малость того... Вы понимаете - когда едете в компании с этими русскими, а они любят возить с собой то да се, а народ они, в общем, хороший, гостеприимный даже тогда, когда сами в гостях, - но настойчивый, и по русским понятиям если он угощает, а ты отказываешься - это смертельная обида, предписание же было - абсолютное дружелюбие, вежливость и тактичность, хотя и - бдительность, конечно же. Но эти ткани плохо совмещаются. Ну, вы поняли. А русские - молодцы, и когда хозяева спохватились - не стали поднимать панику, а наоборот - утешили: ну и что, что отстал, догонит, не впервой с ним такое, с языком у него полный о'кей, адрес известен - простите, у вас Цвет лица... Голова? Ну, это мы мигом поправим... Так дела обстояли на том берегу. А на этом что?
А на этом представители Министерства обороны почти синхронно встречали прибывшее из дружественных Соединенных Штатов пополнение инспекционной команды - в соответствии с новым форматом готовящегося Соглашения. Целая дюжина Дюжин явилась в ранге от колонеля и ниже. Хотели было сразу тащить на ленч; однако американцы предпочли сперва официально представиться в министерстве, потом занялись планированием: кто куда поедет или полетит и как именно будет производиться проверка наличия боевых ракет на позициях, а ядерных зарядов - на ракетах. Поскольку ракет на позициях, после всех давних и недавних сокращений, все равно оставалось куда больше, чем было американских инспекторов - и прежних, и вновь прибывших, - хозяева дома ненавязчиво посоветовали им выбирать в первую очередь те места, где инспектируемые объекты располагались кучнее; а поскольку прибывшим эти районы были заранее известны благодаря исправной работе спутниковой разведки, они без полемики согласились с разумным предложением. Оговорили, правда, что навестят и позиции, так сказать, отдельно стоящие - но уже во вторую очередь, если останется время.
"Разумеется, разумеется!" - закивала принимающая сторона. Наметили маршруты и сразу же поехали на аэродром, откуда им предстояло разлететься в разные стороны очень большой страны - в те стороны, которые их разведка, как уже сказано, заранее наметила.
Российская сторона, сохраняя на лицах улыбки от уха до уха, все это время испытывала некий внутренний дискомфорт. Ничего удивительного: до сих пор при подобных встречах сверхзадачей было - показывать как можно меньше, не демонстрировать, а утаивать; теперь же цели изменились до полной противоположности, а к этому привычки не было, подсознание таким действиям сопротивлялось. Однако приказ есть приказ - показать товар лицом, значит будем показывать. По возможности.
По возможности, да.
Как только инспекторы разлетелись - в сопровождении офицеров российских космических войск, конечно же, без которых приезжие, безусловно, во всех случаях нарвались бы на "Стой, кто идет?", а потом - первый выстрел в воздух, остальные - на поражение, - так вот, как только они скрылись с глаз долой, у министра обороны, еще не прокашлявшегося от добрых напутствий и пожеланий, собралось очень узкое совещание: втроем - но, конечно, не для ритуального распития. Кроме хозяина кабинета, присутствовали директор внешней разведки и командующий космическими войсками. К директору первому и обратился министр:
- Итак, твои впечатления?
Директор пожал плечами:
- Как и предполагалось. Они знают то, что знают, - и не знают того, чего и раньше не знали.
Присутствующие его поняли. Речь шла об известных им вещах, а именно: о том, что даже.самая совершенная спутниковая разведка не может обнаружить все интересующие ее объекты. Потому что их и укрывают по-разному: большую часть - нормально, зная, что они будут увидены и зафиксированы, это просто необходимо: если другая сторона вообще ничего не увидит, она сильно забеспокоится и станет срочно искать более эффективные средства обнаружения; и найдет, конечно. Это сокрытие объектов носит, так сказать, ритуальный характер. И все это понимают. Но другая сторона понимает и то, что увиденное никак не может быть всем, чем располагает разведываемая страна; какую-то часть своего вооружения она, безусловно, укрывает так, чтобы разглядеть ее нельзя было бы ни с самолета, ни даже из космоса. Тут уже вступает в силу соревнование глаза и маски, и результат зависит от того, что более совершенно технически. В этом отношении Америка неизменно оставляла золотую медаль за собой: в российской маске всегда оставалась какая-то щелка, в которую проникал зоркий взгляд из надоблачного пространства. Заокеанские инспекторы зорко следили за эффектом, какой у принимающей стороны вызвали их просьбы показать им "вот это, и еще вот это, ну и конечно, мы с удовольствием побывали бы вот где", - и карандаш безошибочно упирался остро заточенным грифелем в точку, о которой принято было думать, что она совершенно наисекретная и о которой в самом деле большинство своих и не знали. Эффект соответствовал ожиданиям - и все были довольны. Все.
Почему все? Американцы - понятно почему: еще раз доказали бывшему сопернику, что секретов от них в мире не существует. Ну а русские по какой такой причине?
Да просто по той, что и этими наисекретнейшими установками арсенал не исчерпывался, и кроме защиты, которой пользовались для их сокрытия и которая была, по сути дела, вчерашней, существовало еще и некоторое количество объектов, уже принципиально новых и защищенных от любого взгляда уже действительно по технологии двадцать первого века. Штаты такой пока не обладали - или, точнее говоря, не было информации о том, что и у них подобное появилось, - а отстать они могли по той причине, что все последние годы занимались в основном всем букетом проблем собственной защиты; начавшись даже еще до одиннадцатого сентября ноль первого года, кампания эта до сих пор так и не завершилась; ну а коли уж и они не обладали - как же могла создать такую систему абсолютного сокрытия Россия? Да нипочем!
Не могла; но тем не менее сконструировала, изготовила и применила. Россия во все практически времена существования исправно пренебрегала своими возможностями, зато невозможное регулярно осуществляла. Только не надо валить это на странности русского характера. Это земля такая, тут и нельзя иначе. Вот почему о существовании этой третьей группы объектов ни приехавшие, ни те, кто их посылал и ставил задачу, не имели ровно никакого представления.
Именно это имел в виду директор внешней разведки, которая, кстати, хотя и укоротилась с прошлого века, но все еще вызывает заслуженное уважение: что об этой третьей группе объектов инспекция не подозревает и поэтому навестить их никак не сможет. Если даже кто-нибудь из колонелей и увидит во сне нечто подобное, то об этом и не заикнется: они ведь тоже хотят создать о себе самое серьезное и уважительное впечатление.
В кабинете же министра хозяин его, выслушав краткое, но исчерпывающее заявление директора внешней, повернулся к командующему KB:
- Как прошла переброска?
Генерал доложил:
- Все в полном порядке. Зерно доставлено на элеваторы и разгружено. Никаких происшествий не случилось.
- На старых местах ничего не осталось из пустышек?
- Есть немного. Но до них они не доберутся. Бюджет времени не позволит.
- Смотри! - проговорил министр не без угрозы.
- Так точно, - ответил командующий спокойно. - Смотрю. И позволил себе добавить:
- Да вы не беспокойтесь, с инспекцией будет порядок. А если доживем до залпа - Kтo там, к черту, разберет: что рвануло, что нет. Туда-то они инспекторов не пошлют - а если и направят, то те доложить уж никак не смогут.
Все только усмехнулись.
Что же касается самих инспекторов, то они кто раньше, кто позже, но добрались до намеченных мест без особых происшествий. На самолетах, потом на вертолетах, а где-то и на машинах. Этим последним особенно не повезло: дороги оказались несколько даже хуже, чем они ожидали, хотя полагали, что представление о России имеют достаточно полное. Все же в большинстве случаев до объектов удалось добраться; сперва инспекторы залезали даже в шахты, вооружившись всякими приборами и приборчиками; замеряли, сравнивали с записями; даже фотографировали (что вызывало у сопровождавших скрежет зубовный - но лишь в душе, разумеется); потом, не находя никаких нарушений и отступлений, стали проверять по облегченной программе: время-то шло. Не смогли добраться до объектов лишь в двух местах: в одном - вертолет не смог опуститься, потому что после ливневых дождей на много километров вокруг стояла вода, и пришлось поверить на словогчто герметичность шахты никак не нарушена, вся связь с нею в полном порядке, в чем нетрудно убедиться. Инспекторы убедились: действительно вся электроника работала в центре - хоть сейчас запускай. В другом месте сошедшая совсем недавно лавина сделала проезд по горной дороге совершенно невозможным, так что добраться до установки вообще не представилось возможным. Инспектор все же потребовал вертолет и с полчаса утюжил пространство над нужным местом. Но все там было вроде бы в порядке, а сесть не было ни малейшей возможности. Этим инцидент и исчерпался.
Таким образом, первая половина дня инспекции была завершена. Потом был, естественно, обед. А после него инспекцию продолжить не удалось - по причинам, не имеющим никакого отношения к климатическим или дорожным условиям. О загадочная страна, о загадочные русские души...
Президенту обо всем было доложено. Президент остался доволен.
Человек удобно устроился в кустарнике и сразу перестал быть заметным среди зелени - благодаря камуфляжу и загримированному зеленым и черным лицу. Удобно уложил винтовку с оптикой, только что перед этим вынутую из специального чемоданчика и тут, на месте, собранную. Зарядил и принялся ждать, полуприкрытыми глазами глядя на дорогу, делавшую здесь поворот, так что ехавшая в восточном направлении машина, следуя извилине, должна была перед выходом на прямую оказаться прямо перед ним, давая полную возможность стрелять по лобовому стеклу. Человек не сомневался в том, что стекло это окажется тонированным, однако он прекрасно представлял, где именно окажется голова драйвера. Главное - не взять слишком высоко. Если все пройдет удачно - машина так и не выйдет из поворота. Человек лежал, радуясь погоде и не проявляя никакого нетерпения; лишь изредка он поглядывал на часы. Но до приблизительно назначенного времени оставалось еще, пожалуй, не менее четверти часа.
Место это было им найдено еще позавчера, когда он получил задание. Отыскано и оборудовано. Объект должен был проехать именно здесь. Если по какой-то причине он тут не появится - мало ли? - за это человек отвечать не будет: не его забота. Он должен был лишь сделать так, чтобы пассажир машины, добравшись сюда, не уехал дальше. Человек не сомневался в том, что выполнит все наилучшим образом. Весь его немалый опыт говорил за это. Так что сейчас он позволил себе думать не о деле, а о возвращении домой; билет на самолет был у него в кармане, но сейчас он стал размышлять о том, что не худо было бы и задержаться здесь хотя бы на недельку: погода - благодать, а дома сейчас промозгло и уныло. "Унылая пора, очей очарованье..." - вдруг ни с того ни с сего вспомнил он, поскольку вообще-то был человеком с некоторым образованием, которое, однако же, в нынешние времена не кормило, и жил он за счет еще юношеского увлечения стрелковым спортом, в котором в свое время даже котировался достаточно высоко, случалось, что и выигрывал медали.
Теперь он выигрывал деньги, и порой очень приличные. Как вот и на этот раз. Поскольку дело было, видимо, весьма деликатным - иначе обошлись бы местными силами и не стали бы привозить его из-за моря. Здесь тоже хватало людей, умеющих попадать в цель, - дело скорее всего было в том, что он приехал и уедет, и не останется тут ни единого источника информации, который можно было бы как-то связать с предстоящим происшествием, задержать и колоть. Хотя его-то расколоть было бы трудненько; это знали все, кому следовало, и потому он и оставался в живых до сих пор - и надеялся оставаться еще долго. Пока не устанет жить.
Солнце изрядно грело даже и сквозь нависавшие низко над ним ветки кустов. Он снова взглянул на часы. Глухое место, однако. За два дня он лишь однажды встретил здесь пешехода, дважды проезжали велосипедисты, да и машин было мало сейчас - за то время, что он лежал тут, готовый к работе, проехало лишь две машины, обе в противоположном направлении: на запад.
Они его не интересовали. А когда он еще только начал устраиваться, в том же направлении проследовала еще одна машина, вернее - самая первая: длинный черный "линкольн". Тогда он, замерев, внимательно проводил ее взглядом, зная, что именно с этой машиной ему и придется работать; ее показали ему еще в день его приезда, и теперь, наверное, он опознал бы ее и в поздних сумерках, а при такой прекрасной видимости, какая была сейчас, ее не спутало бы с другими и малое дитя.
Наконец время подошло. Человек проверил на всякий случай, насколько устойчиво лежит винтовка на позиции, немного поерзал по траве, убеждаясь, что никакая мелочь ему не помешает в решающий миг - никакой, скажем, сучок, до времени затаившийся под боком. Все было в наилучшем порядке. Стрелок изготовился к работе, чтобы потом не тратить на это времени: счет пойдет на считанные секунды, не более трех, ну от силы - учитывая, что на повороте водитель скорее всего сбавит скорость, - не более пяти. Теперь для того, чтобы перейти к делу, достаточно было сделать одно движение: опустить голову к прицелу, поверх которого он сейчас глядел.
И машина показалась. Но не та, которой он дожидался. Опять ехавшая на запад. Стрелок нахмурился. Она была не ко времени. И к тому же то была полицейская машина - с маяком поперек крыши и с надписью на дверце; надпись свидетельствовала о том, что машина эта принадлежала дорожной полиции. Некстати, очень даже некстати. Поскорее бы она очистила дорогу.
А полицейская машина, похоже, меньше всего собиралась исполнить это безмолвное желание стрелка. Она все замедляла скорость и остановилась, самую малость не доехав до места, где оказалась бы прямо напротив стрелка. Он выругался яростным шепотом, чтобы снять возникшее волнение. Полиция тут была ну совершенно некстати. Ее присутствие сразу же переводило предстоящее дело в категорию сложных и трудновыполнимых.
Оставались, как стрелок интуитивно чувствовал, секунды до появления объекта. И надо было сейчас мгновенно решить главный вопрос: работать - или, не рискуя излишне, отказаться от замысла? Одно дело - когда вокруг ни души, и совсем другое - если на дороге перед тобой стоят полицейские, естественно - вооруженные и готовые к действиям. Вот они как раз выходят из машины - значит всерьез решили тут обосноваться. Двое, нормальный патруль.
Стрелок не впервые посещал эту страну и достаточно хорошо ориентировался в ее нравах и обычаях. Обоих можно было бы сразу уложить сразу после того, как будет произведен главный выстрел, и они еще не успеют сообразить, что произошло и откуда стреляли. Можно, конечно. Но одно дело когда на дороге убивают какого-то иностранца, и совсем другое - когда жертвами оказываются полицейские: этого здесь не прощают, все становятся на уши и роют землю носом, пока не найдут виновного. И тогда слинять и соединиться с другими инспекторами будет вовсе не так просто, как предполагалось до сих пор.
Вся логика плюс инстинкт самосохранения - все говорило стрелку, что задание перешло в категорию невыполнимых - если только он не пожелает пасть смертью героя. Он не хотел. В конце концов, работой занимаешься ведь чтобы жить, а вовсе не умирать. Сейчас еще можно тихо, незаметно исчезнуть отсюда - сперва ползком, потом разобрать винтовку, оставить ее в условленном месте, откуда ее вечером должны будут забрать, и спокойно уходить: я не я и лошадь не моя. И все.
Однако его гордость, гордость профессионала, протестовала против такого решения. Потому что его репутация основывалась,, кроме всего прочего - а может быть, и в первую очередь, - на всеобщем убеждении в том, что для него невыполнимых дел не существовало. И если эта репутация хоть немного пошатнется - это будет началом его заката. Хотя бы потому, что после этого он сам потеряет уверенность в себе. Как бы он ни стал потом оправдывать свое отступление - сам он будет прекрасно знать, что просто дрогнул. Испугался. Что он на самом деле вовсе не таков, каким сам себя представлял, и эта его уверенность каким-то образом передавалась всем, кто имел с ним дело. Сейчас стрелок, похоже, находился на пике славы. И ему очень, очень не хотелось начинать спуск. Спуск, кстати, нередко бывает намного опаснее восхождения.
Нет. Он не станет уползать. Он сделает то, что должен. И выпутается. Разве не приходилось ему выпутываться из ситуаций, и посложнее этой? Но, пожалуй, в намеченные действия придется внести некоторые изменения - с учетом обстановки.
Стрелок внес их. И когда долгожданный лимузин выплыл наконец из-за поворота, лежавший в кустах позволил машине миновать тот рубеж, на котором прежде собирался остановить его; позволил - потому что тот из дорожных полицейских, что вылез из машины и стоял на дороге, сделал жест, предлагавший лимузину остановиться.
Похоже, что ехавшие в машине приняли решение не сразу. Находясь метрах в пятидесяти от патруля, лимузин сначала замедлил скорость, но тут же, словно устыдившись собственной нерешительности, увеличил ее, показывая тем самым, что не намерен выполнять распоряжение полицейского. Наверное, это произошло потому, что возникло сомнение, относится ли сигнал именно к ним: в вираж вошла и другая машина, только что показавшаяся из-за того же поворота, ехавшая в том же направлении; видимо, сидевшие в лимузине успели заметить ее еще раньше и потому знали, что она сейчас появится тут и можно будет сделать вид, что остановить хотят именно ее, а не их. И водитель нажал на газ.
И тут одновременно произошли два события. Первым было то, что оставшийся в полицейской машине офицер объявил через усилитель:
- Водитель "линкольна", немедленно остановитесь!
И второе: одновременно с этой командой стрелок нажал на спусковрй крючок, зная, что не промахнется.
Он не промахнулся, и пуля, направленная в левый передний баллон лимузина, исправно пробила резину. Выстрел никем не был услышан потому, что голос патрульного был, как уже сказано, усилен до предела, выстрел же благодаря глушителю прозвучал совсем тихо. Так что со стороны все выглядело так, как если бы произошел прокол шины - в самое время.
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 49 | Нарушение авторских прав