Л.Б.: А как в такой ситуации идут дела с теоретической работой?

Л.Г.: Работы над социологической теорией нет вообще. Правильнее было бы говорить о коллективной или дисциплинарной имитации теоретической работы, которая состоит в переложении на нашу почву западных теорий и подходов. Но западные теории рождаются в условиях западного общества, то есть исторически конкретных стран со своими собственными наборами проблем, со своими категориями, средствами описания ситуации. В таком подходе не учитывается важнейшее обстоятельство: российское общество выходит из тоталитарного состояния, его фундаментальные институты сохраняются от советского времени, они очень далеки от западных. Разумеется, появляются или, скорее, декларируются новые институты, но в большинстве случаев мы имеем дело с новыми вывесками старых институтов или с колоссальной инерцией давно сложившихся социальных механизмов и типов адаптации к режиму бесконтрольной власти. И вот этот факт российская социология категорически не хочет принимать во внимание. Занимаются самыми разными вопросами: средним классом, проблемами государственной или общественной безопасности, проблемами воспитания патриотизма, политикой укрепления семьи, ценностями молодежи и прочее. Занимаются так, словно российское общество – это некоторый инвариант или вариант западного общества (общества потребления, постиндустриальной цивилизации или еще какого-то), но не посттоталитарное общество. В голову не приходит, что просто перекладывать весь теоретический аппарат современной социологии на язык родных осин крайне непродуктивно, постоянно возникают (и не могут не возникать) проблемы неадекватности заимствуемых теоретических схем и концептуальных конструкций. Как пример можно указать на упорные поиски российского «среднего класса»: пытаются его ощупать, схватить, доказать его существование, не замечая, что принципы социальной морфологии, социальной стратификации советского, а стало быть – и постсоветского общества принципиально другие, чем в западных странах. Но вне зависимости от конечного результата идет схоластическое соединение разного рода конструкций, подтягивание, подтасовывание фактов под эти западные построения, а сама российская действительность остается без внимания. Своеобразие нашей собственной повседневной реальности тем самым не анализируется и понимается крайне слабо. Поэтому, возвращаясь к тому, с чего мы начали, скажу: в лучшем случае (и наиболее продуктивно) идет рутинная, черновая, описательная социологическая работа. Фиксируется потребительское поведение, девиантное поведение, поведение молодежи и проч. Но это именно чистое описание, без всякой теоретической задачи и попыток осмысления, то есть это пока еще не собственно интеллектуальная работа. В университетах есть, конечно, люди, которые занимаются тем, что называется «общая теория» социологии: перелагают Т.Парсонса, М.Вебера, Н.Лумана, Дж.Александера, других западных авторов и давно известные концепции, разбирают теории классиков или лидеров современной западной социологии, не более того. Это не имеет отношения к теоретической работе. Единственный пример собственно теоретической работы в социологии, который я могу назвать, - это Ю.А.Левада, да и он занимался теорией в основном в 70-ые годы. Это относится, в частности, к идее игры как сложного социального действия, системам репродуктивных механизмов, антропологии «человека экономического» и еще некоторым теоретическим разработкам. Его работа продолжалась уже в новое, вциомовское время, но он был почти один. Он тянул линию изучения антропологии советского человека в ситуации разложения советских институциональных структур и описывал совершенно специфические конструкции человека: тип человека, «адаптирующегося» к репрессивному государству, человека в разных состояниях общества (возбужденном, спокойном, рутинизирующемся и т.п.). Он и описывал это как совершенно новый тип человека, наряду с такими идеально-типическими конструкциями, как человек работающий, человек играющий, человек экономический. При этом возникает масса принципиально новых теоретических задач, начиная от проблем концептуальной связи структур разного типа действия, связей институтов и форм социализации, структуры репродуктивных систем в условиях всегда «догоняющей» модернизации и проч. – там очень много интересных и крайне сложных интеллектуальных задач. Но это, насколько мне известно, единственный российский пример собственно теоретической работы в социологии. Левада не делал попыток подогнать российский материал под западные теории, а исследовал специфику нашего общества, общества несовременного, запаздывающего, пережившего тоталитарный период своей истории. Я, во всяком случае, других примеров не знаю. И в этом ситуация в социологии тоже отличается от ситуации в экономике. Экономистам понятно, что такое государственная плановая распределительная система, они отталкиваются от этого, понимают, чем отличается советская экономика от постсоветской. Я не хочу сказать, что у нас в социологии нет хороших исследователей и хороших работ, они есть, но они не задают тона.

Дата добавления: 2015-10-13