Сущность, бытие, эйдос: философский поиск оснований мира

Проблема онтологии непосредственно взаимосвязана с философскими поисками оснований мира. Их актуальность вытекает из задачи преодоления «онтологического нигилизма», питательную почву которого составляет утопи­ческий активизм индустриально-технической цивилизации. Он выступает в двух его главных вариантах — социального революционаризма и техно­кратической воли к предустройству человеком не только Земли, но и всего космоса, что угрожает уничтожением всего живого⁷. История понятия «бытия» может раскрыть вопрос о глубинных корнях того типа мышления, того подхода к миру, который лежит в фундаменте современной планетарной цивилизации, что тем самым позволяет понять то неоднозначное, в боль­шинстве случаев противоречивое отношение к деньгам, их различную оценку.

Бытие, сущее — центральное понятие древнегреческой мысли. При всем своеобразии его трактовки в разных философских школах существовали и общие для большинства греческих мыслителей предпосылки, определявшие способ понимания бытия, а вместе с этим и бытие человека в системе хозяйственно-экономических отношений.

В теоретически рефлектированной, философской форме понятие бытия предстает у элеатов (V в. до н. э.). Глава этой школы Парменид высказал ряд утверждений, которым суждено было определить развитие онтологической

проблематики на целое тысячелетие. Бытие есть, а небытия нет — вот важ­нейшее из этих положений. Все реально существующее есть бытие. «Есть» или «не есть» («существует» или «не существует»): «Есть бытие, а небытия совсем нет: тут достоверности путь, который приближает к истине»⁸. Бытие единое, непрерывное, целостное, неделимое и полностью однородное. Его существование доказывается даже обычными наблюдениями над конкрет­ными вещами. Чего нельзя сказать о том, чего не существует, в силу чего оно (не существующее) никогда не может быть доказано, поскольку его немыслимо ни познать, ни выразить — оно не постигается.

На первый взгляд, утверждение Парменида не вызывает возражений. У того, что есть, у «сущего теперь», наверняка существует свое «было», свое становление, и обязательно, — если оно точно есть — в нем содержится хотя бы продолжительный момент будущего, его «потом». Это касается наличных в каждый момент вещей и предметов, соответствует состояниям мира. Например, наличного бытия денег, которые в то время уже занимали одно из важнейших мест в общественной жизни. Их можно наделять такими же предикатами, как и парменидовское «бытие»: они вечны и едины, составляя тем самым вечность уже возникших экономических отношений. Однако чувственный мир — это мир изменчивых, подвижных, преходящих вещей, раздробленных на множество. Следовательно, деньги, соответствуя характеристикам бытия, вместе с тем «обращаются» в чувственном мире, для которого главными характеристиками являются движение, множест­венность, временность. Следовательно, они так же являются непрочными, неустойчивыми, преходящими, как и сам этот мир. Здесь и рождается проблема небытия, которая противопоставляет деньгам другие его формы — духовные, софийные.

Вместе с тем понимание бытия как того, что «есть», означает не войти в более сложный смысл парменидовских размышлений. Ведь философ оза­бочен вопросом не о существовании («есть») какой-либо вещи или вещей вообще, не о существовании («есть») какого-либо человека или поколения людей, которые мыслятся именно с помощью взаимосвязи прошлого-сегодняшнего-будущего. Он «испытывает вопрос о самом «есть», о «сущем теперь» как таковом, о всей бесконечной совокупности вот-теперь-сущего»⁹. Для Парменида сложность этой проблемы обусловливается рядом обстоятельств относительно самого существования. Тем самым усложняется вопрос о деньгах, которые не просто существуют (есть), а вплетены в канву бытия, которого нет ни в прошлом, ни в будущем, ведь прошлое уже не существует, будущее еще не существует.

От вопросов, поставленных Парменидом, достаточно важных и осно­вательных, «протягиваются» связи ко всем последующим философским раз­мышлениям о бытии и его проявлениям, в том числе и к деньгам. Сложная, разнообразная проблематика всегда проявляется для человека тогда, когда вместе с Парменидом мы начинаем задумываться о смысле «есть» (бытие), о соотношении «есть» и «не есть» (бытие и небытие). Конечно, следует сразу

определиться в различии уровней вопросов «есть и не есть» — уровня фило­софской рефлексии и уровня обыденного, созерцательного. Если их сме­шать, то возникают достаточно сложные проблемы, загадки и пара­доксы (например, апории Зенона), ответы на которые найти не так просто и не сразу. Предпосылки этих проблем находятся в тех сложных поворотах мысли, порождаемых самой реальностью. «Воззренческое описание денег — совсем иная задача, она посильна только тем людям, которых принято в обществе называть учеными, философами, мыслителями. Это даже не дело специалистов, каждый день профессионально общаться с деньгами, ибо и они, зная гораздо больше о деньгах, чем обыкновенные ими пользователи, могут не все улавливать в деньгах, в особенности, в недоступных для пря­мого наблюдения сферах»¹⁰. Философия здесь выходит на совсем необыч­ную для обыденного сознания, впрочем, и для самой философии, дорогу — ту, на которой возникает до сих пор проблематичное учение о бытии, следова­тельно, и в «оденежненном» бытии человека, который в мире хозяйства без денег существовать вряд ли сможет. Во всяком случае, в соответствии с теми требованиями, которое общество предъявляет каждому индивиду.

Примером может быть размышление Д. Лукача о сущности и своеобраз­ности общественного бытия. При рациональном формулировании такого вопроса нельзя обойти вниманием общие проблемы бытия — взаимосвязь и отличие трех больших родов бытия (неорганической, органической природы и общества). Не поняв их взаимосвязи, их динамики, нельзя правильно сформулировать никакого действительно онтологического вопроса относительно общественного бытия, не говоря уже о том, что бы прийти к такому решению этих вопросов, которое отвечало бы характеру этого бытия, его социокультурных атрибутов. Соотношение этих «больших родов бытия», их взаимодействие и их существенное отличие, есть обяза­тельным основанием любого общественного бытия, любого его образования. Без признания этого многогранного базиса невозможно ни познание мира, ни самопознание человека, ни познание вещей и явлений, составляющих смысл его жизни. Таких, как деньги. А поскольку любая практика, в том числе и практика денежных отношений «формируется на этом бытийном основании, то она с необходимостью есть неустранимым исходным пунктом и любого человеческого мышления, ибо оно в конечном счете — как мы убедимся — выходит с этой практики и возникло для того, чтобы руководить ею, модифицировать ее, укреплять и т. д.»". Отсюда становится понятным, что роль онтологии денег и в истории человеческого мышления, и в современном его состоянии конкретно определена бытийным харак­тером самого человеческого существования. Поэтому de facto (а не только абстрактно-вербально), онтология денег присутствует в каждой системе, каждой сфере мышления и в любой философии.

У Парменида вопрос о бытии должен рассматриваться не с помощью умозрения, коему одному только бытие и доступно, а с помощью чувствен­ного представления, которое берет все явления под углом зрения бесире-

дельного, для которого, следовательно, нет нигде завершенного, ибо всегда существует все «дальше и дальше», за одним предметом — другой, третий и так далее до бесконечности¹². В этом смысле деньги все время пред­стают как «иное и иное» (Платон) бытийное основание жизнедеятель­ности человека.

В Афинах («золотой век») имелся весомый запас в шесть
тысяч талантов монеты и пятьсот талантов* золота и серебра.
Введение в обращение долговременных государственных
накоплений позволяло обезопасить полис от неожиданных
катаклизмов, к главным из которых относилась война, благо­
приятная во все исторические эпохи для поставщиков и из­
готовителей оружия. Фукидид

* талант — самая крупная денежно-весовая единица, равнялась 26 кг се­ребра.

Переосмыслив тезис элеатов о том, что бытие едино, Левкипп и Демо­крит объявляют бытием атомы, а небытием — пустоту. В силе остается при этом важнейшее положение Парменида: бытие есть, оно познаваемо, небы­тие же — пустота — непостижимо. Принцип единства бытия сохранился у атомистов по отношению к каждому отдельному атому — он у них неделим; однако атомов — множество, и это благодаря тому, что небытие-пустота все-таки есть, тут Демокрит полемизирует с элеатами. Однако при этом у Левкиппа и Демокрита сохраняется принципиальное для элеатов противо­поставление чувственного мира как лишь видимости бытия, с той, однако, поправкой, что это истинное бытие — атомы — которые соответствуют у них не столько умозрению, сколько абстрактному представлению, о чем свидетельствует как вид атомов, так и объяснение их неделимости¹³. Не отсюда ли начинает формироваться абстрактное понимание о деньгах, как о некоей реальности человеческого реального мира, не содержащей в себе пустоты, но являющейся фактом человеческого бытия? Как атомы обеспечивают жизнь космосу — физическому, так и деньги — социальному.

Интерпретацию бытия, полемическую по отношению к демокритовской, предложил Платон. Правда, бытие у Платона, как и у Демокрита, предстает как множественное, но эти многие суть умопостигаемые сущности — идеи, которые Платон называет истинно-сущее. Идеи неделимы не в силу их физической «нерассекаемости», а в силу их «логического единства», то есть в силу их нематериальности. Но деньги также «более идеальны, чем мате­риальны» (Ю. Осипов). Они также, как и идеи (бытие) неизменны, и в своей функциональности познаваемы лишь умом. Платон в отличие от тех, кто признает «тела и бытие за одно и то же», утверждает, что «истинное бытие — это некие умопостигаемые и бестелесные идеи» (Софист, 246 В).

Платон называет идеи сущностями, ибо сущность — это то, что сущест­вует поистине. Утверждая, как и Парменид, что небытие само по себе ни произнести правильно невозможно, ни выразить его, ни мыслить (Со­фист, 238 С), Платок, однако, в отличие от элеатов, вынужден признать, что небытие существует. В противном случае, говорит он, было бы невозможно заблуждение. «Ведь ложное мнение — это мнение о несуществующем» (Софист, 240 В). Более того: если принять бытие за единое, неподвижное, неизменное, то окажется невозможным познание. «Если существующее неподвижно, то никто нигде ничего не мог бы осмыслить» (Софист, 249 В), ибо познание предполагает отношение между познаваемым и познаю­щим¹⁴. Деньги — это также результат отношений, возникающих в процессе становления общества, его рационализации. Благодаря отношению полу­чает объяснение не только возможность познания бытия (идей), но и связь (отношение между самими идеями, ибо они доступны познанию благодаря наличию этой связи). Лишь в отношении одна к одной идеи обладают сущ­ностью. Также и деньги обладают сущностью тогда, когда выражают отношения людей в процессе товарообмена. «Просто сумма денег — сумма вещи или просто знаковая сумма. А вот действующая экономическим образом, т. е. вступающая в экономические отношения, сумма денег есть, безусловно, стоимость, ее некоторая массовидная величина (когда мы го­ворим — масса стоимости, то имеем в виду не более чем ее суммарную вели­чину, но не массу ее в смысле некоей вещественности; стоимость в этом плане не имеет массы, а имеет лишь объем)»¹'. Таким образом, бытие имеет целостность, значимость, если в него входит различие, связь, отношение.

Принцип отношения, пронизывающий собой мир явлений, Платон вводит в мир идей. В результате идеи составляют как бы «срединное царство» между вынесенным за пределы бытия «вверх» Единым элеатов и вынесен­ным за пределы бытия «вниз» текущим становление эмпирического мира. В этом смысле деньги являются неотъемлемой частью социокультурной реальности, в силу чего не могут выступать каким-то изолированным, самодостаточным явлением, а наоборот, тесно и органически взаимосвя­заны с общим строением и развитием не только хозяйственного, то есть мира вещно-эмпирического бытия людей, но и мира духовно-мировоззрен­ческих ориентации, неотъемлемого от жизни человека и общества. По мне­нию В. Зомбарта, для людей ранней эпохи капитализма еще желанней «должны были быть те сочинения древних, где содержались уже в готовом виде практические правила для упорядоченного ведения хозяйства, с кото­рыми можно было поэтому непосредственно советоваться в своей собствен­ной деловой жизни»¹⁶. Данный аспект выявляет многогранность денег как феномена социокультурного бытия, что ставит их в ряд «вечных» вопросов, в частности «бытия», решение которых обусловливает постоянный прог­ресс теоретической рефлексии.

Анализ феномена бытия денег выделяет два подхода — количественный и качественный. С точки зрения количественного подхода, каждая мера

должна иметь обязательно то же свойство, которое она определяет в других предметах. На этих позициях стоит экономическая теория. Но философский анализ обусловливает необходимость качественного подхода: нужно выяс­нить, как осуществляется «движение мысли (мышления) от констатации существования, наличия каждой отдельной единичности (их в философии называют сущностями) и каждой из сфер существования к фиксации их единства и отличия»¹⁷. Каждая сущность и каждая сфера существования «есть» вместе с другими сущностями, соединенными в универсальную целостность. Однако они существуют, узнаваемые как сущности каждый раз особыми способами. Акцент на единстве и различии «есть» (в сущест­вовании) получает оформление через категорию «бытия» (а также катего­риальные оттенки, определяющие онтологию). Качественный анализ по­зволяет подойти к выявлению сущности денег с позиции выявления связи «бытийной» (онтологической) мысли с категориями сущности, существо­вания, различия. Это обусловливает развитие понимания сущности денег в новой, понятийной сфере.

Античная философия в своих размышлениях о бытийном статусе чело­века выделяет сопоставление материального и духовного существования как его главные онтологические характеристики. Платон подчеркивал, что мы живем в мире телесно-конкретных вещей. Поэтому разумная душа должна осознавать, что значительное количество того, чем живут люди в этом мире, в том числе и разные абстракции познания, являются второ­степенными, несущественными. Первоочередное значение имеет фило­софское, то есть мудрое понимание сугубо жизненных вещей, в том числе таких, как деньги, имеющих смыслобытийное значение. Трудности, воз­никшие перед Платоном в связи с его стремлением объяснить все чувст­венное через его причастность к сверхчувственному бытию, идеям, побу­дили его ученика Аристотеля по-новому разрешить проблему бытия.

Решая эту задачу, Аристотель переосмысливает платоновское понимание сущности, поскольку не согласен считать сущностями запредельные миру чувственных вещей умопостигаемые идеи. Среди категорий Аристотеля сущ­ность есть первое, потому что она — представитель бытия среди других катего­рий. «Сущность есть то, что существует в первую очередь и дано не как некоторое социальное бытие, но как бытие в непосредственности своей»¹⁸. Сущность отвечает на вопрос, что есть вещь, поэтому только у сущности име­ется суть бытия. Следовательно, раскрывая сущность денег, мы отвечаем на вопрос, что они представляют собой как вещь, выясним тем самым их бытийность. Сущность таким образом, есть нечто самостоятельное: сущность денег как вещи есть их бытие. Сущность может иметь противоположные опре­деления; так, о данном человеке можно сказать, что он болен, либо же, что он здоров; о деньгах можно сказать, что они есть благо, либо же, что они есть зло; сущность как раз и есть то начало, которое опосредует противоположности. Сама же сущность не может иметь ничего, что было бы ей противоположно.

В онтологии Аристотеля сущность есть предпосылка, условие возможности отношений. Это определяет особенности не только первой философии и логики, но и физики, этики, политики, экономических взглядов Стаги-рита. Мыслитель, рассматривая проблему сущности, вводит соотносительные понятия: «большее — меньшее», «господин — раб», «стоимость — деньги», «богатство — распределение» и т. д. Каждое из соотнесенных понятий получает свое содержание именно через другое; поэтому «для соотнесен­ного существовать — значит находиться в каком-нибудь отношении к дру­гому»¹⁹. Действительно, самостоятельное бытие сущности денег выявляется через соотнесение с другой сущностью. Рассматривая деньги, мыслитель показывает, что их развитие проходит три этапа — от предметных денег к монете как мере стоимости, а затем средству обращения, превратившись тем самым в символ стоимости²⁰. Правда, это в полной мере характеризует только первичные сущности, которые касаются «лишь внешней — функ­циональной — стороны денег, да и то не в полном объеме»²¹. Но смысла в сущности денег гораздо больше, поскольку она является началом всего — как в мире материальных объектов, так и мире социальном.

Важно то, что в древнегреческой философии понятие бытия, как и понятие совершенства, связано с принципом предела, единого, неделимого; опреде­ленность и форма суть условие мыслимости сущего, познаваемости его. Напротив, беспредельное, безграничное осознается как хаос, несовершенство, небытие. Сущность как «суть бытия» придает вещи «стойкость», опреде­ленность²². Показательно, что, говоря о деньгах как знаке стоимости, Арис­тотель пишет, что монета — результат соглашения между людьми. Отсюда и ее название «номисма» (от «номос» — закон)²³. То есть монета определяет законность отношений между людьми, придает им стабильности. Деньги — это мера, ибо возникающие крайности (например, добро — зло) изменчивы, а мера — постоянна. Равенство, самотождественность, постоянство — это свойство формы, в данном случае денег, благодаря уму, разуму стабилизи­рующих отношения, тогда как изменчивость и вытекающие отсюда край­ности присущи влечениям, страстям.

Общим для греческого мышления является убеждение о том, что «бытие есть нечто благое»²⁴. Деньги в качестве узаконивающего начала человечес­ких отношений в этом плане также есть благом, определяющим различные смыслы жизни человека. Данная ситуация обусловливает начало нового этапа осмысления бытия. От его парменидовского понимания, что оно — все, что «есть», осуществляется переход к смысложизненным измерениям. Явно или неявно, сознательно или неосознанно, для классической античной философии (Платон, Аристотель) мерой бытия, его законом становится не абстрактное существование, а хозяйственная деятельность человека. Объектом осознанных размышлений становятся не «внешний», данный человеку независимо от его воли и активности, ритм природных процессов, а то, что создано в результате рационально-духовной деятельности. Это было не просто требованием бытия, бытия очеловеченного, ставшего имманент-

ной сущностью личной жизни. Данная ситуация стала как бы откликом философии на интенсивное развитие науки и техники в современном для нее мире. Профессиональное искусство и научное знание, «техне» и «эпистеме», обдумываются в философии теперь в единстве и взаимосвязи, в большинстве как прямые синонимы, и все чаще в этот «синонимический ряд» включается «София»^2,\

Вместе с тем в «поле» философского исследования, в «поле Софии», входят предметы и феномены материального, прикладного значения, в частности деньги. Анализ их бытийной сущности позволял лучше рас­смотреть окружающий человека мир, выявить простое, исследовать состав и структуру сложного. Деньги как феномен социально-экономического бытия полиса оказались имманентными понятиям «благо», «выгода», «богатство», «корысть», «слава», «сила», «поступок», «здоровье» и т. д. Искусство «умения жить» требовало выяснить меру их влияния на статус жизнедеятельности человека в системе общественных отношений. Мера — это граница, но это и закон — «номос». Для выявления смысла умений и способностей ремесленника, правителя, врача и т. д. божественная «София» вводит ряд производных глаголов от «номоса — закона» — «распределяю», «считаю», «признаю за то или другое», «внедряю в обычай». С их помощью раскрывается сущность деятельности как определяющей характеристики бытия, а разум становится атрибутом того, кто делает, создает, достигает²⁶. Вместе с этим необходимо выяснить меру, «номос» тех отношений, на осно­вании которых можно определить сущность основных смысложизненных ценностей. Деньги как главная составляющая социоэкономических отношений и как «номос»-«номисма» — узаконивание конкретной согла­сованности между индивидами становятся предметом постоянного обсуж­дения. Поскольку общественно-политическая жизнь требовала все более детального исследования тех элементов-символов, эйдосов блага, на примере которых формировалось сознание гражданина полиса, деньги в качестве неотъемлемой сущности определенных достоинств входят в жизнь, стано­вятся необходимой частью бытия человека.

Философия заговорила языком реальной жизни (политической, эконо­мической, социальной), потому что поставленный вопрос о бытии в конеч­ном счете происходит именно с жизненного (в широком понимании) мира человека. Очень отдаленная цель его работы, никому тогда не ведомая и никем не отмеченная, также содержалась в реальностях социокультурного и хозяйственного бытия полисов. Но, преданный своему «эйдосу», человек выделял то в конкретной полисной действительности, которое было неотъем­лемой частью жизнедеятельности человека. Что и преобразовало деньги — «номисму» в источник размышлений, философских диалогов, направлен­ных на построение мира нового бытия человека (идеального государства Платона) — без недостатков, ошибок, разумно и справедливо устроенного. Деньги становились атрибутивной чертой планомерной, рациональной, целесообразной деятельности.

Денежные отношения в Риме в сравнении с Грецией имели качественно иное значение. Замкнутый цикл торгового оборота полиса, оптовые продажи и покупки во многом присущи Риму, но меняется правовая основа товарно-денежного регулирования. Каждый мельчайший элемент обществен­ной и личной жизни рассчитан: ценз сенаторских состояний, передача наследства, штрафы с частных лиц, удержива­ющих государственные деньги, налоги на холостяков и без­детных. Жизнь начинает исчисляться, деньги входят в римс­кие обычаи на равных правах с дидактикой отеческих поуче­ний и мудростью древних. Хотя, как правило, последние бывали прекрасны лишь только в моралиях.

Дата добавления: 2015-08-21