ВНИМАНИЕ. Часто случается так, что мы попадаем в творческий тупик из-за привычки к

Часто случается так, что мы попадаем в творческий тупик из-за привычки к фантазированию. Вместо того чтобы работать и жить настоящим, мы крутим колеса вхолостую и воображаем, кем могли бы стать и чего добиться. Ещё одно крупное заблуждение – это то, что насыщенная творческая жизнь перемежается полосами бесцельного существования. На самом же деле творчество предполагает периоды пристального внимания. Именно внимание позволяет включиться в работу и удержаться на плаву.

«Отчеты о проблемах флоры и фауны» – так называла я длинные и бессвязные письма бабушки. «Настурция распускается, а сегодня утром я видела первую малиновку… Розы все ещё держатся, даже в такую жару… Виноградная лоза вьется все выше, и маленький клен около почтовых ящиков тоже… Мой рождественский кактус уже подрос…»

Я следила за жизнью бабушки примерно так, как мы смотрим домашнее видео: несколько кадров того, несколько сего, все беспорядочно перемешано и склеено. «Кашель у дедушки все хуже и хуже… Кажется, Шетланд ожеребится раньше срока… Джоана в больнице у Анны… Мы назвали нового боксера Трикси, и она любит спать на моей кактусовой клумбе, представляешь?»

Я представляла. Читая её письма, это было несложно. Жизнь, увиденная её глазами, была чередой маленьких чудес: дикие кувшинки под тополем в июне, юркая ящерица, шмыгнувшая под серый камень у реки, атласной полировкой которого бабушка так восхищалась. Письма отсчитывали времена года и годы её жизни. Она дожила до восьмидесяти лет, и письма приходили до последних дней. Её кончина была такой же непредсказуемой, как её кактус: сегодня здесь, а завтра – нет. После нее остались письма и шестидесятидвухлетний муж, мой дедушка Дэдди Ховард, изящный плут-неудачник с улыбкой успешного игрока. Он сколотил и потерял несколько состояний, последнее – безвозвратно. Он пропивал, проигрывал, тратил с такой же легкостью, как бросал голубям хлебные крошки. Упустил большие шансы в жизни, пока бабушка наслаждалась малыми возможностями. «Этот человек», – говорила о нем мама.

Бабушка жила с этим человеком в крытых черепицей испанских домах, в прицепах, в маленьком дачном коттедже на склоне горы, в железнодорожной ведомственной квартире и, наконец, в дешевом домике, где все было стандартно и сделано из пластика. «Не знаю, как она это выдерживает», – говорила мама, когда злилась на дедушку из-за его очередной аферы. Вообще-то она имела в виду: «Зачем?».

По правде говоря, мы все знали как. Она стояла по колено в потоке жизни и всегда была внимательной.

Бабушки не стало задолго до того, как я выучила урок, содержащийся в её письмах: выживание – это ясность сознания, а ясность сознания – это внимание. Да, она писала о том, что кашель у дедушки становится все хуже, что они недавно потеряли дом, что нет ни работы, ни денег, но кувшинки распустились, ящерица нашла место под солнцем и розы держатся, несмотря на жару.

Бабушка усвоила то, чему её научила трудная жизнь: успех у вас или провал, все равно не это определяет качество жизни. Оно, качество жизни, всегда пропорционально способности радоваться. А способность радоваться – это дар внимания.

В тот год, когда сильная и долгая любовь неумолимо покидала её жизнь, писательница Мэй Сартон вела «Дневник одиночества». В этом дневнике она описала, как однажды вернулась домой после особенно тягостного уикенда, проведенного с любимым человеком. Войдя в пустой дом, она «остановилась у порога, заметив тихое свечение корейской хризантемы, напоминавшей прожектор, с темно-красными лепестками и желтым центром… От разглядывания цветка в жилы словно переливался осенний свет».

Не случайно выбрано слово «переливался». Потеря любимого глубоко ранила Сартон, а с любования хризантемой и сосредоточенности на деталях началось её исцеление.

Исцеление – всегда награда за внимание. Оно, исцеление, может начаться с заживления конкретной раны – травмы из-за потерянной любви, болезненного ребёнка, разбитой мечты. В конце концов утихает боль, которая сильнее любой другой боли: боль от того, что все мы, как сказал Рильке, «невыразимо одиноки». А внимание – это в первую очередь воссоединение. Я узнала об этом так же, как и о многом другом, – совершенно случайно.

Когда разбился вдребезги мой первый брак, я переехала в стоящий особняком дом на Голливудских холмах. Намерения у меня были предельно простыми – переживать утрату в одиночестве. Никого не видеть и никому не показываться на глаза, пока острая боль не пройдет. Я собиралась совершать одинокие прогулки и страдать. Но вышло так, что, хотя я и ходила на прогулки, планы мои не осуществились.

На третьем витке дороги я познакомилась с полосатой кошкой. Она жила в ярко-голубом доме вместе с огромной собакой, которую явно недолюбливала. Я узнала все это, несмотря на свои страдания, уже через неделю. Сначала мы просто гуляли вместе с кошкой, а потом завели долгие разговоры о том, что объединяет нас, одиноких женщин.

Мы обе восхищались экстравагантной алой розой, что пробралась на дорогу из соседского сада. Обе любили наблюдать за бледно-лиловым потоком цветущей джакаранды[6], ниспадавшим с ветвей. Алиса (я однажды слышала, как её звали в дом), играя, касалась цветков лапкой.

Джакаранда отцвела, а розовый сад обнесли дощатой изгородью. К тому времени я продлила свой прогулочный маршрут на пару километров и подружилась с другими кошками, собаками и детьми. Когда алая роза скрылась за забором, я обнаружила чуть поодаль дом с огороженным мавританским газоном и пестрым попугаем, которого очень полюбила. Восхитительно пестрый, полный планов и страстей, он напомнил мне о бывшем муже. Боль переплавлялась в нечто более ценное: опыт.

Я замечаю, что, ведя речь о внимании, то и дело пишу о боли. Это не случайно. Может, у других это не так, но меня именно боль научила быть внимательной. Именно тогда, когда будущее казалось слишком ужасающим, чтобы вглядываться в него, а прошлое – слишком мучительным, чтобы о нем вспоминать, я выработала способность быть внимательной к настоящему. Только в протекающем мгновении я чувствовала себя в безопасности. По отдельности каждый миг всегда был терпим. В каждый такой миг у всех все всегда хорошо. Вчера мог распасться брак. Завтра может сдохнуть кошка. Долгожданный звонок от любимого может так и не раздаться. Но в данное мгновение, именно сию секунду, все хорошо. Я вдыхаю и выдыхаю. Осознав это, я начала замечать красоту каждого мига.

В тот вечер, когда мне позвонили и сказали, что умерла мама, я накинула на плечи свитер и вскарабкалась на высокий холм за моим домом. Из-за пальм вставала огромная снежная луна. Ночью она повисла над садом, заливая серебром кактусы. Теперь, вспоминая мамину смерть, я вижу перед собой ту снежную луну.

Поэт Уильям Мередит заметил, что нельзя сказать о человеке худшего, чем «Он был невнимателен». Когда я думаю о бабушке, то вспоминаю, как она возилась в саду и одна её маленькая загорелая грудь при этом время от времени выскальзывала из ситцевого платья, которое бабушка шила себе на лето. Я помню, как она показала мне на трехгранные тополя в овраге у подножия крутого склона около дома – этого дома семья вот-вот должна была лишиться из-за долгов. «Их любят пони, потому что они дают тень, – сказала бабушка. – А мне они нравятся, потому что серебрятся, когда зеленые».

Дата добавления: 2015-08-13