Как эстетический эквивалент эпохи революции

С точки зрения эстетической, с точки зрения жанровой формы, «Тихий Дон» – поистине «роман века», роман ХХ века, так как в нем находит наиболее адекватное художественное выражение одно из главных событий русской и мировой истории этого столетия – русская революция.

Есть немало произведений, в которых отразилось в основном героическое содержание революции и гражданской войны (например, «Железный поток» А.Серафимовича, или «Падение Даира» А.Малышкина, или "Как закалялась сталь" Н.Островского). Это в красном лагере. А с другой стороны, немало писателей, в том числе эмигрантов, прославили героев "ледового" и других походов белой армии, героев "лебединого стана" (Цветаева, Р.Гуль, П.Краснов). Герои булгаковской "Белой гвардии", а еще более – "Дней Турбиных" – концентрируют в себе идеальное, героическое начало этого другого лагеря, другого "стана".

Есть немало и таких произведений, которые глубоко выразили ее трагическое содержание (например, «Солнце мертвых» И.Шмелева или, с другой стороны, «Разгром» А.Фадеева).

Но произведение, которое в самой своей форме, в художественной, жанровой структуре, в слиянии, соединении, синтезе эпического и трагедийного начал выразило как героическое, так и трагическое содержание эпохи, в мировой литературе ХХ века только одно – шолоховский «Тихий Дон». В нем в самой художественной системе, в структуре, в жанровой форме имплицитно выражена суть «состояния мира», порожденного революцией, – мира одновременно и эпического, героического, и глубоко трагического.

«Тихий Дон» – это не «как «Илиада» и не «как «Война и мир». Это совсем другая «Илиада», совсем другая «Война» и другой «Мир». Это «Илиада» ХХ века.

Но «Тихий Дон» – произведение поистине уникальное и для литературы ХХ века. О его исключительности, что характерно, говорят даже на Западе. Наше писательское "сообщество" и наше литературоведение может быть пристрастным по отношению к Шолохову, и это сказывается до сих пор в оценках шолоховского романа (и позитивной, и негативной), что мы и наблюдаем сплошь и рядом в спорах о «Тихом Доне». Поэтому есть смысл привести суждение о нем западного эксперта, которого труднее заподозрить в пристрастности оценок. Американский литературовед Дэвид Стюарт в статье «Эпическое построение и смысл в «Тихом Доне», а затем в книге «Михаил Шолохов», изданной в 1967 году Мичиганским университетом, утверждал, что «Тихий Дон» – это эпос в самом прямом значении слова, который так же, как и эпос Гомера, являет собой воплощение жизни народа и его культуры. Это народное и в то же время великое творение; эстетическое и нравственное нерасторжимы в нем, и такого единства не достигают западные писатели ХХ века… В этом творении мы обретаем могущественное чудо жизни, которое гомеровские греки ощущали в любом своем мускуле,– а также и могущественную тайну смерти»…[239]

Итак, «эпос в самом прямом значении слова». И – параллель с гомеровским эпосом. Но дальше Д.Стюарт утверждает, что Григория Мелехова «следует сопоставлять с шекспировским Гамлетом, а не с литературными героями ХХ века… Он реально живет теми противоречиями и силами, которые охватывают целостность мира, между тем как остальные современные герои только размышляют о них»[240]. Стало быть, сравнивать надо не только с эпосом, с «Илиадой», но и с трагедией – с «Гамлетом» Шекспира. То есть уникальность шолоховского эпоса заключена и в том, что в нем находит воплощение трагическая идея и создана монументальная фигура трагического героя нашего века.

Это суждение американского шолоховеда подтверждает выдвинутый в начале этой главы и в ее названии тезис: «Тихий Дон» – «трагедия в форме эпоса».

---

Дата добавления: 2015-08-18