Глава 30. — Понимаете, — говорил Джеймс, — любовь это не просто чувство

— Понимаете, — говорил Джеймс, — любовь это не просто чувство. Любовь это состояние. Как будто попал в новую страну, и сознаешь, что в сущности никогда не любил то, что осталось позади. Это как мурашки по коже… трудно объяснить… она улыбнется, и я радуюсь, как ребенок. Стоп… что-то меня не туда понесло, болтаю всякую чепуху.

Девушка, которую звали Аддолората, с улыбкой всплеснула руками:

— Что вы, все точно так! То же самое у меня к Магнусу!

— Счастливчик, выходит, этот Магнус, — сказал Джеймс.

И вдруг понял, что до сих пор не задал Аддолорате ни единого вопроса ни о ее женихе, ни о ее материальном положении. Они так мило беседовали, что отклонить ее прошение ему казалось непостижимым.

— Послушайте, — предложил Джеймс, — мне необходимо написать соответствующий рапорт, но, возможно, вашу проблему несколько облегчит то, что прежде я назову вам правильные ответы на мои вопросы. Скажем, если я спрошу, на какие средства вы живете…

— Дядя высылает мне деньги! — быстро вставила Аддалората.

— …может ведь случиться, что кое-какие деньги вы украли у одного немца. Видите ли, немцев уже тут нет, проверить нельзя. Родственники же имеют пренеприятную привычку опознаваться.

— Ну да, я и говорю… украла у немца.

— Отлично! — просиял Джеймс. — По-моему, у нас получится совсем неплохо.

Позже, когда он печатал на машинке свой рапорт, Ливия просунула голову в дверь его кабинета.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Готовлюсь к бракосочетанию.

— Кого же ты осчастливил?

— Аддалорату Ориго. Разумеется, жених не я, один капитан из шотландского полка. Я способствую.

— А тебе долго еще, может, пойдем пройдемся? — бросила Ливия небрежно, выставляя шляпку, какой он прежде у нее не замечал. — В это время у нас принято прогуливаться.

Джеймс видел, как по Виа Рома гуляют под ручку молодые пары и понимал, что гуляние такого рода на виду у всех — необходимое проявление ухаживания у итальянцев.

— Ливия, — с тяжелым сердцем произнес он. — Боюсь, что наша прогулка не состоится.

— Если ты сегодня так занят, может, завтра?

— Завтра ничем не лучше, чем сегодня. Как и любой другой день. — Он набрал в грудь побольше воздуха. — Мне ужасно неловко, Ливия. Брачный офицер просто не имеет права открыто ухаживать за итальянской девушкой.

Он увидел, что его слова, точно громом, ее поразили.

— Я должен был раньше тебе сказать, — произнес он виновато.

Тут ее ножка стала угрожающе постукивать.

— Ты что, стыдишься меня? — спросила она в упор.

— Не в том дело. Просто мое положение…

Резко захлопнувшаяся дверь не оставила у него ни малейших сомнений относительно ее взглядов на его положение.

Джеймс вытянул из каретки листок с рапортом, перечитал. Решил, что это полный бред. Вздохнув, скомкал листок, кинул в мусорную корзину и принялся печатать заново.

Он надеялся, что к ужину Ливия остынет, но по брошенному на него колючему взгляду понял: не тот случай. Тарелку она небрежно шмякнула на стол перед ним, и теперь была с ним явно менее обходительна, чем с остальными. Хуже того, после ужина он заметил, что она живо подсела к Эрику, и каждое его слово встречала оживленным смехом. Больше двадцати минут подобного зрелища Джеймс вынести не мог. Он встал, за неимением лучшего пнув со всей силы ножку стола, и отправился спать.

На другое утро он проснулся до рассвета и отправился на рынок. Переходя от прилавка к прилавку, показывал продавцам толстую пачку лир, задавая при этом некие вопросы. Наконец один из них дал понять, что сможет достать Джеймсу искомый предмет. Заставил прождать с полчаса, после чего человек вернулся с небольшим бумажным пакетиком.

— Вот, — сказал он, протягивая пакетик Джеймсу. — Тут одна восьмая фунта.

Джеймс вскрыл пакетик, чтобы проверить содержимое. Ноздри наполнил аромат — густой, насыщенный, с горчинкой. Десятка два кофейных зерен отсвечивали черным перламутром.

Чуть погодя Джеймс увидел продавца, торговавшего свежеиспеченными sfogliatelle — маленькими булочками с сыром рикотта, лимонными цукатами и корицей, похожими на те, что Ливия подавала к завтраку. Большой пакет с апельсинами и немного свежего козьего молока — и вылазка за покупками была завершена.

Принеся все это в свои апартаменты, он успел как раз накрыть на стол, поставить цветы и фарфоровую посуду, и выжать немного апельсинового сока, когда Ливия, позевывая, появилась из своего обиталища. Тотчас остановилась и с подозрительным видом принюхалась.

— Не «Нескафе», — сказал он. — Настоящий.

Она удивленно выкатила глаза:

— Кофе? Настоящий?

— Пусть стряпать я не способен, зато приготовить завтрак смогу.

— Ой, Джеймс, это здорово! — Но тут Ливия вспомнила, что на него сердита. — Правда, ты рисковал.

Он взялся готовить кофе. Ливия тотчас встала у него за спиной, щедро сыпля советами, чтобы не позволить ему в его неопытности загубить драгоценные зерна.

— Не волнуйся, — сказал Джеймс. — Я знаю, что делаю.

— Ну да… — отозвалась она. — А чашки подогрел? Обязательно надо подогреть. Ну, как ты мелешь кофе! Не так, надо прямо в порошок стереть! Нет, сперва пусть вода слегка остынет…

И так стремительно выхватила у него из рук кофеварку и кофейные зерна, что он даже и возмутиться не успел.

Она налила им обоим по крошечной чашечке густого черного напитка, и он был так крепок, что не только консистенцией напоминал машинное масло, но даже сверху был подернут маслянистой пленкой. Они оба взялись за sfogliatella и приступили к кофе.

— У меня сегодня все впервые, — прервала наконец молчание Ливия. — Во-первых, в первый раз с начала войны пью настоящий кофе, во-вторых, впервые в жизни готовят для меня. Спасибо тебе, Джеймс!

— Неужели для тебя никто никогда не готовил?

Она покачала головой:

— Я всегда стремилась все делать сама.

— Когда-нибудь, — сказал Джеймс, отхлебывая кофе. Свой, как он отметил, она выпила жадно, в три глотка, — я приготовлю ужин для нас двоих. Только для нас.

Ее взгляд внезапно приклеился ко дну кофейной чашки.

— Значит, ты все-таки не против выйти со мной прогуляться?

— Больше всего на свете мне хочется быть с тобой. И все-таки, Ливия, я хочу, чтобы между нами была ясность. Мне нельзя показываться с тобой публично. Я не могу объявить, что ты моя девушка. Я даже не могу позволить, чтобы другие офицеры узнали о моих чувствах к тебе, потому что, если мой командир об этом узнает, скорее всего, мне придется — мешок на спину и отправляться куда-нибудь в Африку. Я понимаю, выглядит все это довольно неприглядно, но больше мне сказать тебе нечего.

— И, конечно, жениться на мне ты тоже не сможешь, — тихо сказала Ливия.

Джеймс отрицательно покачал головой.

— У нас в деревне — просто скандал, если парень ходит за девушкой, а жениться не хочет. Если б узнал мой отец…

— Война не может длиться бесконечно…

— Она уже четыре года идет. Кто знает, сколько еще до ее конца? — Ливия печально улыбнулась. — А потом кончится война, и ты уедешь домой. К тому времени я тебе уже надоем.

— Ты никогда мне не надоешь!

— Гм-м-м, — протянула она. — Ладно, приму к сведению.

Джеймсу оставалось довольствоваться этим.

Но вместе с тем кулинарные уроки возобновились. Джеймс по собственной инициативе сходил на рынок и купил кухонные весы, чем весьма рассмешил Ливию. С этого момента, следя за тем, как она готовит, он постоянно спрашивал, сколько каких продуктов она при этом берет.

— Сколько баклажан нужно на человека?

Недоуменный жест.

— Один-два. Смотря какой.

— Смотря какой баклажан?

Она выкатила на него глаза.

— Нет, ты что! Смотря какой человек.

— Как долго ты их тушишь?

Аналогичный жест.

— Пока не сготовятся.

— Ладно, сколько нужно крошеного хлеба?

— Столько, чтоб приняли баклажаны.

— Ливия, — сказал Джеймс, потеряв терпение, — как же ты собираешься научить меня готовить, если не желаешь говорить, сколько чего надо?

— Но я понятия не имею, сколько надо!

— Ведь должна же ты хотя бы иногда что-то взвешивать?

— Мне это как-то ни к чему, да и у матери весов не было.

Джеймс попробовал зайти с другой стороны:

— Предположим, кто-то дает тебе какой-то рецепт, разве тебе не придется в точности делать так, как там написано?

Ливия презрительно рассмеялась:

— Если кто-то готов выдать готовый рецепт, значит это какая-нибудь халтура!

В одном из многочисленных книжных магазинчиков на Виа Маддалони Джеймс раздобыл старую кулинарную книгу и принес показать Ливии.

— Вот смотри! — победоносно сказал он. — Рецепты. Самые настоящие.

Ливия с сосредоточенным видом полистала книгу и припечатала:

— Полная чушь.

— Откуда ты знаешь, ты ведь даже не попробовала?

— И по количеству не то. А иногда и не в том порядке готовится.

— Да откуда тебе знать, если ты мне не можешь сказать, сколько чего нужно?

Она пожала плечами.

— Я просто готовлю, и все.

Джеймс вздохнул.

— Вот что, — сказал он, — в следующий раз, когда будешь стряпать, взвешивай, пожалуйста, на весах, сколько чего кладешь, и записывай все, как делается в этой книге. Ладно? Тогда я смогу в точности за тобой повторять.

— Ну, если так надо…

После того, как Ливия приготовила melanzane farcite, он обнаружил запись на обороте армейского информационного бюллетеня. Бумага была сплошь заляпана маслом и луком и содержала следующее:

Баклажаны — несколько

Помидоры — вдвое больше баклажан

Масло — q b

Лук — 1 или больше, смотря какой

Миндаль — q b

Крошеный хлеб — q b

— Что это? — спросил Джеймс.

Она сделала удивленные глаза:

— Рецепт, как ты просил.

— Это список, Ливия!

— Какая разница?

— Хорошо, что значит это «q b»?

— Quanto basta. Сколько пойдет.

Джеймс сдался, и на другой день весы из кухни исчезли.

Излюбленным методом ее обучения было делиться с ним кухонными афоризмами своей матери. Ливия с радостью Джеймсу их поверяла. Например: quattr' omini ci vonnu pre fari 'na bona 'nzalata: un pazzu, un saviu, un avaru, e un sfragaru — готовить салат должны четверо: псих, умник, скряга и мот.

— И что это значит? — озадачено спрашивал Джеймс.

— Значит, что мешать салат должен псих — вот так! — И ее пальцы принимались бешено тасовать все составляющие. — А умник должен точно знать, сколько надо соли — щепотку. Скряга — тот отвечает за уксус. — Она капнула всего пару капелек. — Ну, а для оливкового масла — тут нужен мот, потому что хорошее масло никогда нельзя экономить.

Еще Джеймс узнал, что sparaci е funci svrigógnanu cocu, спаржа и грибы приучают стряпуху к умеренности; что надо чтить latti di crapa, ricotta di pecura e tumazzu di vacca, молоко от козы, рикотту от овцы и сыр от коровы; и что cci voli sorti, cci voli fortuna sinu a lu stissu frijiri l'ova, приготовить простую яичницу это и счастье, и удача. Кое-что представлялось вполне разумным, кое-что нет, но ради удовольствия быть с Ливией он все терпел.

Наблюдались и более загадочные явления во время ее кулинарных уроков. Когда Джеймс спросил, для чего Ливия опускает пробку в кастрюлю, где варятся разные морепродукты, она буркнула что-то невнятное, он сразу не уловил, что именно. При дальнейших расспросах выяснилось, что пробка охраняет от malocchio, от сглаза. Еще: есть огурцы в августе или дыни в октябре считалось дурной приметой и могло вызвать лихорадку. Пролить вино — добрая примета, но осколки разбитого зеркала надо тщательно собрать и подставить под струю воды. Однажды он застал ее за подсчитыванием зернышек лимона: на вопрос, что она делает, Ливия сказала, что это она считает, сколько у нее будет детей. Нож с вилкой, лежащие крест на крест на пустой тарелке, повергали ее в ужас, а покупая лотерейный билет у горбуна, который обходил городские сады с громадным щитом трепещущих билетиков за спиной, она погладила его горб на счастье. Однако во вторник или в пятницу Ливия никогда не покупала билетик и ничего связанного с удачей не предпринимала, так как общеизвестно, что в эти дни недели ne di venere ne di marte non si sposa ne si parte! — нельзя жениться, отправляться в дорогу или начинать новое дело!

Все это было смешно, но ведь, замечал Джеймс себе, и он сам не осмеливался выбросить кусочек мощей, который сунул ему священник в соборе.

Ему хотелось подробней разузнать о ее муже; он, тщательно выбирая подходящий момент, дождался, когда после ужина все офицеры займутся своей любимой игрой scopa.

— Я понимаю, Энцо мне не заменить никогда, — начал он. — Обещаю, что даже не буду пытаться.

— Звучит как-то странно, — сказала Ливия задумчиво. — Что значит «заменить», как будто одного мужчину можно заменить другим, как сменить лампочку. По-моему, люди скорее на кулинарные рецепты похожи.

— Ливия, — сказал озадаченный Джеймс, — честно, ей-богу, я хочу понять, о чем ты. Но я не понимаю!

Она удивилась: ей казалось, все и так ясно.

— Когда ты меняешь лампочку, тебе, понятно, для замены требуется точно такая. С рецептами иначе. Помнишь, мы ходили на рынок и выбрали тогда рыбу-саблю? Ну вот, а в другой день я, возможно, выбрала бы не ее, а тунца. Но из той и из другой рыбы получаются разные блюда, куда входят разные продукты. В рецепте для тунца нельзя заменить его на рыбу-саблю. И наоборот. Значит, если у тебя рыба-сабля, тебе нужен и другой рецепт. И то хорошо, и это; но по-разному.

— Выходит, Энцо — тунец? — спросил Джеймс, пытаясь разобраться.

— Нет, Энцо — рыба-сабля. Это ты тунец.

— Ах, так! — воскликнул Джеймс несколько разочарованный. — Может, лучше я — рыба-сабля? Тунца я терпеть не могу.

Ливия рассмеялась:

— Иногда ты немножечко на Энцо похож! Он бы тоже не стерпел, если б его назвали тунцом. Он был такой славный. — При воспоминании об Энцо слезы так и брызнули у нее из глаз. — Правда, немного самовлюбленный и не такой умный, как ты…

Джеймс ничего не сказал, просто обвил Ливию рукой: дал ей выплакаться.

— Спасибо тебе, — сказала она чуть погодя, утирая слезы рукавом. — Видишь, я же сказала, что ты умный. Дал мне поплакать, а Энцо всегда злился, если я о ком-нибудь плакала.

На рынке Ливия показала Джеймсу, как выбирать оливковое масло.

— Есть extra vergine, sopraffino vergine, fino vergine vergine,[52]— объяснила она.

— А экстра чистое — отличное?

— Ну да. Чем девственней, тем лучше. — Он уловил чуть заметный вызов. — Слаще. И еще говорят, что масло самого первого отжима слаще всего.

Иногда, когда они вместе готовили, он ее целовал, и поцелуи впитывали запахи ее хлопотливых рук, — душистый холодок мяты или медленно наплывавшую теплоту орегано. И хотя Джеймс был убежден, что эти ласки ей приятны, рано или поздно Ливия все-таки его отталкивала.

— В воде рыбу не жарят, — говорила она загадочно, — или: 'Lu cunzatu quantu basta, cchiù si conza, cchiù si guasta — Не увлекайся приправой — будет перебор.

Дата добавления: 2015-08-18