Желчь Колывана

Т ихомир, вернувшись из леса с мужиками, прорубавших дорогу к Смоленску, не ушел к капищу Велеса, а остался в городе. За несколько недель, проведенных в лесах с ростовскими мужиками, он привык к ним, деля вкупе лишения и невзгоды, втягивался в разговоры, сам на привалах многое рассказывал, удивляя мужиков своими знаниями о жизни трав и деревьев, и толковал о них с такой любовью, будто о какой-нибудь желанной ладушке сказывал. По всему чувствовалось, что этот парень самозабвенно увлечен природой. А после привала Тихомир всегда брался за топор и трудился так сноровисто, что мужики за ним не поспевали.

- Добрый детина, - отзывались ростовцы. - Никакой работы не чурается. И в воду лезет и гати мостит, и дорогу умеет укоротить. Туда, сюда сбегает, окрест оглядит - и опять за топор. А по ночам всё на звезды глядит. По ним-де никогда не заплутаешь. Башковитый! Даже через непроходимые болота всю артель перетягивал.

Тихомир ведал: можно любое болото одолеть. Сказывал мужикам:

- Нарубите из жердей переносные клади.

Мужики нарубили. Тихомир подступал к зыбуну, бросал на него первую кладь, бегом возвращался, кидал вторую кладь, третью… и оказывался на другом берегу. Кричал:

- Теперь - по одному, но нигде не стоять. Бегом ко мне!

Мужики поглядывали на другой берег с опаской, но когда проводник обозвал их трусами, то самый смелый отделился от артели и побежал по настилам. Одолел зыбун и весело закричал:

- Мужики! К водяному не угодил. Давай по одному!

Вскоре вся артель перебралась через болото.

А как-то довелось Тихомиру поставить на ноги захворавшего мужика Никифора. Тот как-то изрядно зазяб и удрученно посетовал:

- Боле не работник я, мужики. Никак, лихоманка взяла, да и другие недуги скрутили.

Никифора посадили на телегу, а Тихомир набрал каких-то пользительных кореньев, скорехонько высушил их над костром, изготовил баклагу настоя и подошел к мужику.

- Допрежь скажу тебе заговор от недугов... Заговариваю тебя, раба святых богов Никифора, от всяких недугов: от тряски, колючки, свербежа и огневицы, от колотья, дерганья и черной немочи...

Затем Тихомир протянул хворобому баклажку и наставил:

- Пей по семь глотков три раз на день, на ночь - три. Два дня пей, на другое утро встанешь в полном здравии.

Так и случилось. На третий день Никифор взялся за топор. Мужики еще больше Тихомира зауважали.

- Чудеса! Да то и княжому лекарю ни в жисть не справиться.

Однако не ведали мужики, что Тихомир мог излечить не только лихоманку. Самая напасть, когда мужику чем-либо переломает кости. Вот уж горе, так горе! На всю жизнь останешься увечным, а Тихомир изрекал, что сие дело не пропащее, и убогого можно поставить на ноги.

Мужики сомневались:

- Да то никаким богам не подвластно.

- Истинным волхвам подвластно. Надо собрать сломанные кости в лубки, и пусть недужный полежит недели четыре.

- Вона… А коль ножом тебя покалечат?

- То уже исцелить легче. Открытые язвы[177] следует промыть настоями пользительных трав, затем взять свиное сало, вытопить из него жир и залить им язвы. О том каждый знахарь ведает.

- А коль несносная ломота в ногах?

- Ступайте в лес, сыщите большую муравьиную кучу и суньте в нее недужные ноги. Муравьи больно жалят, но надо потерпеть. Такое надо сотворить не менее трех раз…

Многое чего ведал в лекарском искусстве Тихомир!

Когда пришли в Ростов, Никифор, благодарно похлопав по плечу Тихомира, произнес:

- Слышал я, что ты на постой к деду Овсею надумал вернуться. Избенка у него старенькая, подновы просит. Подсобим! Но не лучше ли тебе, Тихомир, свою избу заиметь? Соберу артель, и скорехонько срубим.

- Спасибо, Никифор. Один я с туги умру.

- Так пригляни девку красную. У нас ростовны все как на подбор.

- Вот когда пригляну, тогда и избу станем рубить, а пока мне и с Овсеем слюбно.

- Как скажешь, детинушка.

С некоторых пор Тихомира перестали называть волхвом.

Как-то в Ростове побывал старый волхв, кой скрылся после разгрома Велесова дворища воинами Додона Колывана, и сурово изрек:

- Тихомир не может полагать себя волхвом. Христиане убили его деда Марея, а он не отомстил. Глава христиан Ярослав послал к Смоленску воев и забывших о нашей вере ростовских плотников, и Тихомир пошел с ними, выполняя волю иноверца. Волхвы и старейшины, укрывшиеся в лесах, собирались на совет и решили изгнать Тихомира из своей общины. Отныне ростовцы не должны слушать его, ибо он прислужник иноверца, и он будет богами наказан.

Старый волхв исчез в тот же час, но его враждебные слова не заронили в сердцах ростовцев недружелюбия к Тихомиру. Напротив, многие горожане (простые язычники) возлюбили бывшего волхва за его скромность и добрые деяния, когда он (позови его в любое непогодье) шел к недужным людям, исцелял их, и не брал за это никакой платы и подарков.

Умудренный старец Овсей говаривал:

- На своем веку я знавал немало хороших людей, но такого доброго молодца вижу впервые. На Тихомира во всем можно положиться. Его хоть и вытурили из волхвов, но он никогда не отречется от старой веры. Оберегайте его, дети.

Всех ростовцев старец Овсей называл своими детьми.

Невзлюбил Тихомира лишь боярин Додон Колыван. Как-то у него разболелась нога. Ноет и ноет по ночам. Но обращаться к княжескому лекарю Колыван не стал. Послал своего дворового за Тихомиром, но тот вернулся и молвил:

- Сей знахарь отказался идти к тебе, батюшка боярин.

- Что за блажь на него нашла? Он же, сказывают, ко всем ходит.

- Не пошел, батюшка боярин. Да еще охульными словами тебя облаял.

- Это еще какими словами? - вскинулся Колыван.

- Что ты, батюшка боярин,.. зловредный и самый дрянной человек. Велесово дворище пожег, деда Марея убил.

- И его, нечестивца, убью!

С тех пор, как князь Ярослав лишил его звания «дядьки-пестуна», Додон пребывал в дурном расположении духа. Его желчь на князя, казалось, переполняла всё его нутро, и чем больше Ярослав творил для Ростова, тем всё больше исходил злобой Колыван. В своих мыслях и беседах с недоброхотом князя, сотником Иваном Горчаком, он называл теперь Ярослава лишь одним именем: «Хромыга».

- И чего Хромыге покойно не живется? Дурью мается. На кой ляд ему понадобилась дорога на Смоленск? Жили тихо, безмятежно, лесами и болотами от Киева отгородились. Почитай, нас Киев и не заботил, а ныне? В Ростов, как тараканы, разные людишки с Днепра поползли. И купцы, и всякого рода и звания малоземельные послужильцы, и всевозможный смердящий сброд, коего приднепровские князья и бояре данями и оброками задавили. Всех принимает наш Хромыга.

- Истинно речешь, Додон Елизарыч, кивал Горчак. - Посад[178], без малого, вдвое вырос. Особливо смерд из днепровских весей набежал. В Ростове-де князь добренький, тяжелыми поборами не тяготит. Вот и прут. А кому новую землицу корчевать лень, целыми ватагами на мерянские селища идут и с ухоженных земель чудь выпихивают. А князь на то сквозь пальцы смотрит.

- С выгодой дела свои вершит, Хромыга. Хочешь на Ростовской земле жить - крестись. И многие южные пришельцы крестятся, на Днепре-то великий князь изрядно их запугал. Эти ради землицы к черту на рога полезут. А уж про купцов и толковать нечего. У них давно уже на шее гайтан с крестом болтается.

- Погосты на манер княгини Ольги учредил. И в Белогостицах, и в Сулости, и в Угодичах. Ныне плотники храмы рубят. Ольгина слава покоя не дает.

- Да кто в его храмы ходить будет, Додон Елизарыч? Всем ведомо, что в погостах тех ни один смерд крещения не примет. Бурьяном зарастут те церкви, а то и красного петуха староверы на них пустят.

- Красного петуха, говоришь? - с какой-то затаенной мыслью, прищурив желудевые глаза, произнес Колыван. - Всё может статься, сотник. Князек Урак с волхвами где-то неподалеку шастает.

- Чу, на Сарском городище его видели.

- Видели, - кивнул боярин, и лицо его перекосилось. Он вспомнил, как напросился у князя поехать на Сару, но Ярослав обидно бросил:

- Без тебя обойдусь, Колыван. Сиди в Ростове.

Молвил при всей дружине, до смерти оскорбив. И кого? Княжьего мужа, самого богатого и старшего дружинника, коего назначил в пестуны сам великий князь Владимир Святославич.

С того дня князь Ярослав никуда уже Колывана с собой не брал: ни на полюдье, ни в поездки по погостам, ни (что самое досадное!) на охоту. Зато приблизил к себе бывшего его работника, смердящего кожемяку Могутку. То не делает чести князю. Вокруг него всегда должно быть сановное окружение, блистающее роскошью и знатным оружием. Дабы каждый смерд издалека зрел - князь едет, властелин земли Ростовской, со своими величавымм мужами.

Но Хромыга, есть Хромыга. Он не утопает в роскоши и дружину свою держит в черном теле. Ныне два раз в неделю собирает ее в детинце, облачает в доспехи, делит надвое и велит биться с утра до вечера. И сам лезет в «сечу». Великий лязг, шум и звон стоят над всем городом. А ростовцы, глупендяи, довольны. Князь к битвам готовится! Нельзя дружине расхолаживаться. Молодец, Ярослав!

Нашли молодца. Да Хромыга о подвигах Святослава помышляет. Святослава! Великого полководца, поразившего своими победами весь мир. Но куда уж Хромыге до своего деда. Опозорится при первой же битве, коль простую девку на ложе затащить не может. Смех, да и токмо!

О девке, за коей охотился Ярослав, прознала вся дружина. С избой-то в Ростове крепко Хромыга осрамился. Девка нос ему утерла, хвостом вильнула и приказала князю, чтобы перевел ее в деревеньку, дабы там ей в навозе ковыряться. Умора! А Хромыге и срам нипочем, частенько стал в Белогостицы наведываться. Дружина посмеивается, а с Хромыги, как с гуся вода...

Надо бы глянуть на его девку. Сказывают, хороша собой. На замету надо взять, на большую замету. Он, Колыван, ничего не должен в деяниях Хромыги упускать. Язычники корабли пожгли, а он «спотыкач» будет князю ставить, дабы Хромыга так споткнулся, чтоб и духу его в Ростове не осталось... За корабли, вишь ли, мстит. Худо-де бдил. Да разве за идолопоклонниками углядишь, когда их, как муравьев в лесной куче. Их, коль недоброе задумают, не остановишь. Что захотят, то и сотворят...

Князек Урак - злейший недруг Хромыги. Надо бы следок его отыскать. Зело может сгодиться.

Дата добавления: 2015-08-18