Механизм интересов

Общий характер взаимосвязи различных факторов трансформа­ции обрисован выше: исходные факторы действуют прежде всего че­рез опосредующие, а эти последние – через факторы непосредствен­ного действия. Но в зависимости от конкретных условий как некоторые исходные, так и опосредующие факторы могут становиться фак­торами непосредственного действия. Межстрановые различия с точ­ки зрения состава, направленности и относительной силы различных факторов трансформации предопределяют и различия в механизмах трансформации. Отсюда некоторые авторы делают вывод о невоз­можности построить общую теорию трансформации. Такой вывод явился своеобразной реакцией на явно упрощенную концепцию трансформации, выдвинутую радикальными эпигонами монетаристской школы. Эта "одномерная" теоретическая конструкция лежит (гласно или негласно) в основе трафаретных программ трансформации, предлагаемых экспертами МВФ. Фактическое фиаско указанных программ в странах Восточной Европы и СНГ обнаружило теоретический вакуум, трудно поддающийся восполнению.

Конструктивным подходом, позволяющим восполнить этот ваку­ум, характеризуются работы американского экономиста М. Олсона¹.

Он так формулирует вопрос: "... Драматический контраст, существующий между судьбой бывших фашистских и бывших коммунистических обществ, не подвергался в прошлом истолкованию, потому что не существовало общей идеи или теории проис­шедшего....Нам следует глубже понять, каким образом функционируют посткоммунистические общества, глубже понять их социальную психологию в прошлом, и только тогда мы сможем поставить правильный диагноз той болезни, которая подчас не позволяет им добиться "экономического чуда", уничтожить коррупцию чиновничества и справиться с политической раздробленностью и связанными с ней конфликтами".

Любая власть, основанная на принуждении, является грабительской, отвечает на поставленный вопрос Олсон, в том смысле, что она облагает граждан данью в свою пользу (теория "оседлого бандита"). Однако из этого корыстного интереса власти вытекает другой ее интерес, который является "всеохватывающим": заинтересованность власти в росте производства и производительности. Объекты грабежа – граждане стра­ны, – стремясь минимизировать уплачиваемую дань, искажают информацию о своих производственных возможностях и доходах, уходят в теневую экономику, стараются объединиться в разного рода неформальные коалиции против принудительной власти.

Свержение принудительной власти превращает общество в арену борьбы между коалициями как уже сложившимися, так и новыми; все эти коалиции движимы корыстными интересами, они преследуют цель установления монопольного контроля над ресурсами и рынками, агрессивно лоббируют свои интересы в новых коррумпированных властных структурах. Всеохватывающий интерес к повышению производитель­ности и росту производства при этом исчезает, а рыночная конкуренция не появляется.

"..."Экономическое чудо" в Западной Германии и Японии после поражения фашизма во многом обязано тому, что как сами фашистские правительства, так и оккупационные власти союзников уничтожили большинство существовавших ранее в этих странах лобби и картелей. Напротив, после падения коммунизма общества, в которых начались трансформационные процессы, заполонили мощные лобби, которые представляли собой крупные предприятия и промышленные объединения, унаследованные от прежнего режима"².

Картину зашедшей в тупик российской трансформации, нарисованную Олсоном, необходимо дополнить несколькими штрихами, проясняющими характеры персонажей трагикомедии под названием "Ловушка для простофиль".

В отличие от российских демократических "буратино" и их со­ветников – "лис алис" из МВФ оккупационные власти и новые пра­вительства в побежденных Западной Германии и Японии не руковод­ствовались монетаристской доктриной, а учитывали необходимость весьма жесткого государственного регулирования рыночных отноше­ний. Из этого исходили "план Маршалла" и основанные на нем вза­имоувязанные национальные программы восстановления экономики западноевропейских государств, как и "план Доджа" для Японии.

Господство лоббирующих монополий в России уже интегрирова­лось в новую хозяйственную систему, и если так, то следует ставить вопрос и о новом механизме трансформации.

Чтобы избежать чрезмерных упрощений и получить более полную картину механизма трансформации "посткоммунистической" экономи­ки, попытаемся установить взаимосвязь между основными ее факторами. В послевоенные десятилетия вначале постепенно, а затем со значи­тельным ускорением начал изменяться характер НТП. Если ранее НТП был сконцентрирован в немногих относительно узких сферах, то теперь его воздействие носит всеохватывающий и рассредоточен­ный характер. Поколения техники и технологии раньше сменялись в течение жизни поколения работников (20-30 лет), теперь – в тече­ние 5-6 лет. Если ранее концентрация производства служила необхо­димым условием НТП, то теперь, наоборот, техническое лидерство есть предпосылка превращения мелких фирм в крупные и крупней­шие, а техническое отставание- основная причина вытеснения с рынка и банкротства.

Плановая централизованная экономика в силу своей инерционно­сти оказалась не в состоянии овладеть современными достижениями НТП. Угнетающий эффект на личные интересы граждан, обусловлен­ный возрастающим разрывом с мировым технико-технологическим уровнем, выразился в сокращении возможностей роста заработков и ограничении степени удовлетворения многих новых потребностей.

С этим связаны и изменения в структуре факторов производ­ства. В то время как на Западе технический и организационный про­гресс вел к снижению капиталоемкости и материалоемкости произ­водства, экономики "советского типа" характеризовались противопо­ложной тенденцией, что в конечном счете вело к относительному сни­жению жизненного уровня населения. Экстенсивность роста застав­ляла вовлекать в производство все более дорогие ресурсы, увеличи­вая при этом их дефицит и экологический пресс.

Накопление трансформационного потенциала происходило и
вследствие существенных сдвигов в потребительских предпочтениях
населения. В послевоенный период были в основном удовлетворены
базовые потребности, и дальнейший прирост массового спроса потре­бовал перехода предложения на качественно новый уровень. Этому
способствовали: рост культуры населения, информация о западном
образе жизни и уровне потребления, не в последнюю очередь и образ
жизни привилегированных слоев самого госсоциалистического общества. Спрос стал чрезвычайно диверсифицированным, подвижным, требовательным к качеству, новизне, технологическому уровню потребительских изделий и услуг, связанных с их использованием, а также к сфере услуг в целом. Централизованная плановая система оказалась принципиально неспособной удовлетворить подобный спрос и старалась хотя бы частично ослабить давление за счет импорта. Таким образом, действие исходных факторов привело к повседневному столкновению экономических интересов отдельного чело­века с интересами действующей системы практически во всех сферах хозяйственной деятельности. При этом в разной степени ущемлялись интересы участников почти всех классов и слоев общества (за исключением, быть может, верхнего узкого слоя партгосноменклатуры). Важнейшее значение как фактор хозяйственной трансформации имел и коренной переворот в системе моральных ценностей и приоритетов, определяющих в конечном счете поведение личности. В течение длительного времени поведение если не всего населения, то его большинства определялось признанием приоритета общественных и групповых интересов над индивидуальными, приоритета обеспече­ния внешней безопасности над удовлетворением материальных потребностей, приоритета интернационально-классового подхода над национальным. Эти приоритеты были порождены взаимодействием исторических традиций с полувековым опытом борьбы за выживание в условиях трех революций, двух мировых войн, гражданской войны, "холодной" войны. Они, разумеется, активно насаждались "сверху" заинтересованными партийно-государственными структурами, одна­ко сложившаяся система приоритетов разрушалась по мере измене­ния исторических условий – внешних и внутренних.

Перерождался госсоциализм, эволюционировало западное общество, гонка вооружений лишалась социально-идеологической основы. Сдвиги в системе ценностей были обусловлены значительным повышением куль­турного и образовательного уровня населения. Информационный взрыв "взломал" стену информационной закрытости стран госсоциализма.

Но переход к открытости осуществился до того, как общество осознало свои коренные интересы в новой исторической обстановке, и в результате смена приоритетов произошла по принципу замены старых приоритетов на противоположные. Известно, что прозреть – вовсе еще не означает стать мудрее. Закрепление новых приоритетов в сознании отдельной личности было тесно связано с "выплескивани­ем" негативного потенциала, накопленного в результате повседнев­ных столкновений личности с различными проявлениями системы госсоциализма. В формирующейся системе ценностей индивидуальный интерес получил первенство над общенациональным, материаль­ные интересы – над интересами национальной безопасности, узконациональный эгоизм – над историческими надэтническими связями.

Новая система ориентиров индивидуального поведения явилась мощным трансформирующим фактором, причем не только в аспекте разрушения системы госсоциализма, но и с точки зрения построения новой хозяйственной системы. И мы можем заключить, что уже на уровне исходных и опосредующих факторов трансформации были заложены предпосылки движения по неадекватному пути к неадекватным целям. Наиболее сложная проблема в данной сфере – уяснение приро­ды и характера действия различных институтов как главной непос­редственной трансформирующей силы.

В принципе хозяйственная система госсоциализма была плано­во-нормативной. Но в ходе своей эволюции она фактически превра­тилась в координационно-прагматическую, основанную на бюрокра­тическом торге, который регламентировался социально-политически­ми ограничениями. Казалось бы, ориентация предприятий и других хозяйственных организаций на "торг" является подходящей стартовой площадкой для перехода к рынку. Однако ситуация была обратной, поскольку это был "антирыночный" торг с государством: получить у последнего максимум дополнительных дешевых ресурсов и произвести при этом минимум дополнительной продукции и услуг.
Надо отметить три группы факторов, резко усиливших с самого начала "перестройки" деформированость, ущербность природы и деструктивность поведения субъектов трансформации как ранее существовавших, так и вновь появившихся. Во-первых, это технико-организационная основа хозяйственных институтов, которая ориен­тировала их вовсе не на конкуренцию, а на монополизм и лоббирова­ние своих интересов в органах власти. Во-вторых, это наличие ог­ромной незащищенной государственной и иной общественной собственности в виде финансовых ресурсов, материальных запасов, непроизводственных и производственных основных фондов. Фактичес­кое "снятие замка" с государственной собственности объясняется ча­стично сознательной политикой новой власти, частично – откровен­ной ее слабостью и коррумпированностью по сравнению с силой орга­низованных расхитителей. Результатом явилась концентрация хозяй­ственной активности не на производстве, а на присвоении и перерас­пределении неохраняемой либо плохо охраняемой собственности. Такая активность за ряд лет сформировала специфическую систему криминализованных хозяйственных и "государственных" институтов и глубоко повлияла на менталитет широких слоев населения.

Третья группа факторов – политические факторы, предопреде­лившие направленность всей государственной политики не на созда­ние системы конкурентного рынка, функционирующего более или менее независимо от политической власти, а, наоборот, на построе­ние политической системы экономического фаворитизма. Не эконо­мическая, а политическая целесообразность как критерий деятельно­сти – этот ведущий принцип госсоциализма не только не утратил зна­чения, но приобрел демоническую разрушительную силу в "переход­ной экономике" России. Такая подмена критериев реформирования, разумеется, не случайна, она объясняется тем, что реформы наталки­ваются на активное противодействие и потенциальные угрозы. Но поскольку противодействие в растущей степени исходит от тех широ­ких слоев населения, ради которых якобы реформы проводятся, неизбежен вывод, что избранный путь реформ несет в себе саморазру­шающее начало. Иначе говоря, сложившийся в России механизм хо­зяйственной трансформации претерпевает эволюцию, подрывающую ее движущие силы.

Переход к ориентации на индивидуальный и групповой эгоизм как на цель и главный рычаг реформирования (вместо ориентации на гармоничное сочетание национальных, индивидуальных и групповых интересов) был в решающей степени предопределен тем, что правя­щая элита сочла для себя выгодным избрать либерализацию вместо рыночной реорганизации в качестве метода реформирования. Этот выбор означал, что ставка сделана на институциональную каталлактику (ф. фон Хайек), то есть на самопроизвольное формирование рыночных структур.

Дата добавления: 2015-08-13