В которой появляется обещанный старцем Килостратом конь странной масти

— Дурной у нас все‑таки батя, — сказал Терентий. — Нет чтобы дать нам в охрану сотню копейщиков. А вот теперь куда мы зашли, в какую сторону направляемся?

Видимо, на каких‑то росстанях они выбрали неверную сторону, потому что дорога становилась все более заросшей, темные деревья поднимались чуть не до неба.

— Не злословь батюшку, братец. Он ведь всю жизнь нам, неблагодарным, посвятил! — отозвался Тихон. — Он бы вполне мог во второй раз жениться, тогда бы нам не поздоровилось…

— С чего это? — не поверил Терентий.

— Кто сказок не знает, тот и всей жизненной правды не ведает! Мачеха бы нас невзлюбила, обделяла куском да еще каждый день батюшку пилила: отведи да отведи сыновей в дремучий лес подальше! Батюшка бы поплакал‑поплакал, да делать нечего — отвел бы в самую чащу и там броси‑ил…

Тихон возрыдал от собственного воображения.

— Нет, правильно в иных странах говорят, что мы дурачки, — сказал Терентий. — Про меня, конечно, злобно клевещут и передергивают, а вот про тебя чистую правду творят. Идиот! Мы и без всякой мачехи в дремучем лесу очутились! Далеко — дальше некуда! Ни деревни, ни домика! Нет, я думаю, с мачехой совсем другая бы история была… Он бы, конечно, молоденькую взял, из царствующего дома…

— Почему обязательно молоденькую?

— Ну как почему? Когда человек любимую собаку потерял, он, если новую хочет завести, всегда ведь щеночка возьмет? Так и тут. Уж я бы эту мачеху…

Терентий хотел было сладко потянуться, да не позволил заплечный мешок.

Василек, соскучившись жить за пазухой, вылез на Тихонове плечо.

— Плохо впереди, — предупредил он.

Терентий вытащил нож из‑за короткого голенища, велел брату взять топор.

— Да уж, за поворотами ничего хорошего не бывает… — сказал он.

За поворотом оказалось не плохо, а очень плохо.

Сперва братья услышали конское ржание, потом рычание, потом звучную брань на чужом языке.

Всадника в латах, сидящего на огромном вороном жеребце, окружила волчья стая хвостов в десять. Волки приседали на задние лапы, бросались на шею коню, но тот, взлетая на дыбы, отбивался передними копытами, словно лось. Два зверя с раздробленными башками валялись на земле.

Сам же всадник безвольно мотался в седле, не вытащив ни меча, ни топора. Закованные в сталь руки бесполезно гремели о панцирь. Видимо, надеялся разогнать хищников одними проклятиями.

— Бежим назад, — сказал Терентий. — Нам с волками не совладать. Коня, конечно, жалко…

— А всадника не жалко? — взвился Тихон. — Они же его, миленького, загрызут! Василек, неужто не выручим благородного рыцаря?

— Попробуем, — без всякого задора пискнул василиск.

Тихон, размахивая топором, кинулся вперед.

Терентию ничего другого не осталось, как присоединиться. Что толку бежать, если тут же рухнешь с вырванным горлом?

Василек уж постарался. Он мотал своей петушиной головкой туда‑сюда, стараясь не задеть взглядом коня.

Братья с великого перепугу действовали на редкость слаженно. Стоило какому‑нибудь зверю на мгновение замешкаться под воздействием каменящего взора, Терентий умело выпускал ему потроха (не зря, видно, котят мучил!), а Тихон, пусть неумело, зато очень сильно бил ближайшего волка в голову.

Долго биться не пришлось. Василисков звери боятся много сильнее, чем людей. Недаром в этой чаще братья до сих пор не встретили ни одного четвероногого.

Уцелевшие волки, жалобно скуля, помчались в лес.

Белый жеребец успокоился, а всадник бессильно свесил руки.

— Что за дела? Он же вроде вороной был… — сказал Терентий.

Тихон чмокнул Василька в клюв. Малыш здорово устал и свесил головку набок.

Братья стояли по обе стороны от коня.

— Так он вороной и есть, — сказал Тихон.

— Сам ты вороной! Белый, как снег!

Всадник что‑то произнес на том же незнакомом языке. Должно быть, благодарил.

— Простите, шевалье, но мы вас не понимаем! — ответил Тихон по‑бонжурски.

К счастью, всадник знал язык Пистона Девятого — как, впрочем, и многие знатные люди в Агенориде.

— Я двумастный, — сказал он. — Благодарю вас, юные герои. Без вас мой скорбный путь имел бы бесславное завершение…

— Чего ж ты сидел, словно куль с дерьмом? — спросил грубый Терентий. Бонжурским он владел хуже Тихона, но уж слово‑то merde как‑нибудь знал.

— Разве вы не видите, что я убил по крайней мере троих? — возмутился всадник.

— Это конь твой! Он похрабрее тебя! — не унимался Тихон.

— Так я сам и есть конь!

Только тут братья сообразили, что говорит действительно вороной (белый?) жеребец.

— А что с твоим хозяином? Он заболел или напился пьян? — спросил Терентий.

Белый (вороной?) жеребец с достоинством ответил:

— Всадник, увы, существует лишь для отвода глаз — чтобы у простолюдинов не возникло желания захомутать меня на полевые работы. Такие попытки неоднократно имели место…

— Простите, достойнейший… — Тихон запнулся.

— Дон Кабальо, — представился конь. — Таков мой боевой псевдоним — и, боюсь, подлинного имени мне уже не суждено носить… А эти славные доспехи некогда принадлежали мне. Когда случается встретить мне рыцаря, то он, как правило, вступает в разговор, надеясь обрести во мне либо союзника, либо соперника. Тогда я предлагаю ему кончиком копья поднять мне забрало. Убедившись, что в шлеме пусто, эти бедняги спешат ускакать куда‑нибудь подальше. Вероятно, они полагают, что повстречали пресловутого Всадника Без Головы, легенды о котором ходят в любом народе. Я не стараюсь разубедить их. И здесь нет урона моей рыцарской чести — я ведь не оскверняю уста ложью. Еще раз хочу поблагодарить вас за помощь и предложить свои услуги — вижу, что вы утомлены… Куда вы направляетесь?

— В город Плезир, дон Кабальо, — поклонился Тихон. — Наш отец, достойнейший и непобедимый…

Терентий ткнул брата в бок так, что сам охнул.

— Да, батя наш, покойный купец Таскай, в кулачном бою был непобедимый, — сказал он. — Меня зовут Парфений, а брата — Леон.

— Купец? — удивился конь. — Никогда бы не подумал. Вы производите впечатление отпрысков знатного рода. Впрочем, я лишен сословных предрассудков и охотно взял бы вас в оруженосцы… Да доспехи мои давно никто не чистил…

— Нашел холуев… — начал было Терентий, но на этот раз Тихон сунул братцу в бок кулаком и тоже охнул.

— С великой радостью, — сказал он. — Но мы направляемся в Плезир для того, чтобы поступить в старейшую Академию Агенориды.

— В Плезир, — разочарованно сказал конь. — В холодный, рациональный Плезир… На земле Бонжурии перевелись настоящие маги, а эта их наука бессильна мне помочь. Но я с удовольствием отвезу вас туда — обычно я обхожу города стороной во избежание ненужных расспросов. Да и найдется в конце концов какой‑нибудь смельчак, снимет с меня эту железную скорлупу, сам сядет в седло и поедет искать подвигов. А я не вижу причины, чтобы одному благородному дону возить другого на горбе! Вы же, отважные Леон и Парфений, будете считаться как бы моими хозяевами, и тогда недоразумений не возникнет.

— Как же ты нас двоих повезешь? Тяжело! — сказал Терентий.

— О, я гораздо сильней, выносливей и долговечней обычной лошади, — сказал дон Кабальо. — Лишь поэтому и таскаю до сих пор копыта по белу свету.

— А почему вы, благородный дон, с одной стороны белый, а с другой — вороной? — спросил Тихон и снова поклонился.

— У вас, мой юный друг, отменные манеры! — похвалил конь. — Что же касается моей масти… Знаете что, дон Парфений и дон Леон, залезайте‑ка мне на спину. Оба, оба, не бойтесь. Это для меня не позор, а оказание дружеской услуги. Надо поскорее покинуть сию мрачную сельву, покуда все здешние волки не объединились против нас. А по дороге я расскажу вам свою печальную повесть…

ГЛАВА 20,

Дата добавления: 2015-08-03