Глава 1. Странно и чудно устроен человек

Странно и чудно устроен человек! Если бы я стал рассказывать, дотошно убеждать, приводить весомые доводы, просить, наконец, требовать или умолять, если бы я под угрозой жизни стал вынуждать Аню круто изменить ее дальнейшие планы на жизнь, у меня ничего бы не вышло. Она бы даже не рассмеялась. Я знал это, чувствовал всем своим нутром. Тем не менее, я рассчитывал на ее понимание и не собирался отступать. Никогда не сдавайся! В трудные минуты у меня всегда возникал перед глазами перекушенный надвое жестоким черным клювом надменной цапли зеленый лягушонок, ухватившийся в предсмертной судороге своими слабеющими передними лапками за длинную тощую шею своего заклятого врага. Никогда не сдавайся! Мне трудно было представить себе Аню в роли цапли, но себя я в тот момент чувствовал беспомощным лягушонком. Целый час я о чем-то говорил. Аня слушала, не перебивая. Это был набор давно заученных фраз, тотчас приходящих на ум, когда это нужно, скажем, при чтении лекций или когда делаешь доклад на симпозиуме, было и несколько предложений из моей нобелевской речи, очень понравившейся шведской королеве, что-то еще о совести и чести, о вечности и совершенстве и снова о вечности, обычный поток сознания, который невозможно остановить, когда входишь в раж, слова о смысле жизни каждого из нас и человечества в целом, речь сумасшедшего, предназначенная для неподготовленных красивых, заалевших ранней зарей, коралловых женских ушек с ослепительно сверкающими бриллиантиками, угнездившимися на прелестных мочках.

— И сегодня, — говорил я, — наша нить уже ткется, а завтра…

Я рассказывал ей прелестную сказку о Белоснежке и семи гномах, о бароне Мюнхгаузене и оловянных солдатиках, о… И ни слова о победе над смертью. И ни слова о Царствии Небесном и, тем более, о Христе. Я говорил быстро и уверенно, не переставая держать под контролем ее глаза, и когда заметил в них легкий налет усталости и зарождающейся тоски по тишине, тут же поспешил им на выручку:

— …и мы попытаемся с тобой все это прекрасно построить. Тебе нравится такая Пирамида?

Аня ничего не сказала, но глаза ее оживились.

— Ты хочешь клонировать Ленина? Зачем он тебе?— спросила она. — Из него уже ничего путного не вытянешь.

Мне не хотелось спорить о Ленине, он ведь будет только моделью.

— И вот еще что, — продолжил я с тем же напором и вдохновением, чтобы вызвать у нее реакцию нетерпения, — мы обязательно добьемся того, чтобы это была Пирамида Духа! Мы наполним ее…

— Хорошо, — прервала меня Аня, — поехали.

Мне, пока еще не поверившему в такой быстрый успех, показалось, что лед таки тронулся. Вот бы это случилось! Я обещал ей горы, о, да! золотые горы. И каждая такая гора воздвигалась на прочном фундаменте крепких убедительных аргументов и научно-обоснованных фактов. Аня молчала, она даже не пыталась спорить со мной. Ей, считал я, просто нечем было крыть мои козыри! Мы встали из-за столика и пошли к машине.

— Поехали, — сказал я.

О мои ужасные туфли! Я забыл и думать о них. Что она предложит в ответ на мое «Поехали»? С некоторых пор для меня стало невозможным предугадывать Анины действия. Я это понял в прошлый приезд, когда она вдруг отказалась, чтобы мы оплатили в ресторане наш ужин. Мы не шиковали, но ужин обошелся нам около полторы тысячи франков на троих. Это не был элитный ресторан «Максим», где только обед на одного может обойтись в тысячу франков. Мы ужинали в «Vagenende 1900», здесь было сравнительно недорого, тем не менее, Аня расплатилась сама за себя.

— Брось, — сказал тогда Жора.

Аня, как всегда, промолчала и взяла сдачу. Только чаевые все были наши. Чаевые — это пожалуйста.

— Ты где остановился?

Я назвал отель.

— Если ты здесь надолго, можешь переехать ко мне.

Я поблагодарил и сказал, что задерживаться не намерен. Пока мы куда-то ехали, Аня не проронила ни слова.

— Как погода в Европе?— спросил я, когда стало ясно, что молчание должно быть нарушено.

Аня как раз пошла на обгон, и отвечать на вопрос не стала. Вдруг снова мелькнула афиша с роскошной Аниной улыбкой.

— Тебя здесь так много, — сказал я, кивнув на афишу. Ты — лучшая!..

— Самая лучшая женщина та, о которой меньше всего говорят мужчины, — сказала Аня.

— Ты все еще танцуешь?

Я ждал подходящего момента, чтобы снова вернуться к прелестям Пирамиды.

— У меня аллергия на перья.

Небо над городом было иссечено разноцветными ватными полосами, которые оставляли за собой низко и стройно проносящиеся реактивные истребители, улицы были украшены красочными щитами и баннерами, флагами, гирляндами разноцветных шаров. Лица людей светились улыбками, нам приветственно махали руками с пестрыми блестящими на солнце шарами. Впечатление было такое, словно город встречал Аню. Это я заметил еще в аэропорту Орли и только сейчас произнес:

— Париж любит тебя.

Аня улыбнулась.

— А ты говоришь «поехали». Я могу твердо сказать, sans gene (без стеснения фр.), что и я к нему не равнодушна. Как же я его брошу?

Нам в тот день не удалось проехать по Елисейским полям — шли танки. Военная техника перла в сизом дыму по всей ширине проспекта, лязгая и грохоча, и, казалось, что началась война. 14 июля — День взятия Бастилии, национальный праздник, и как принято в такие дни во всех цивилизованных странах, страна демонстрировала миру свое величие. Его было видно и в небе, и на земле, и на весело сверкавшей водной глади Сены, по которой хлопоча сновали катера и катерочки. Чтобы подъехать к дому, где жила Аня, нам пришлось пробираться узкими улочками, и когда она наконец припарковала свой «феррари», я спросил:

— Что ты задумала?

— Мы зайдем ко мне, немножко отдохнем, и потом я покажу тебе свой Париж. Как твои ноги, ты прихрамываешь?

Странно, но все это время у меня даже мысли не возникло позвонить Юле. Она тоже молчала, это было в ее стиле. А Аня больше о ней не спрашивала. Ни о Юле, ни о Тине… Признаюсь, иногда, глядя на какие-то скульптуры и статуи, мне приходила в голову мысль о Жориной финтифлюшке. Да она, мысль о финтифлюшке, давно поселилась в моём мозгу и ждала своего часа. Но вот время её пока не пришло. Как я мог думать о какой-то там финтифлюшке — по сути обломка какого-то там горшка, какого-то там фараона (если я правильно понял Жору!), когда у меня перед глазами была только Аня, только Аня. И не только перед глазами! Я запросто мог дотянуться до неё рукой, прижать к груди, поцеловать…

Запросто!

Финтифлюшка? Да сдалась она мне!

Сейчас нужно завоёвывать Аню, нашу Аню, Анюту…

Я и…

А то!..

Да я тебя…

Запросто!..

Дата добавления: 2015-08-03