Февраль, начало конца

Я была поглощена рассказами Дуни о жизни отца, старательно записывала

каждый эпизод в свой дневник и почти не обращала внимания на окружающий мир.

Иногда Варя приходила домой из гимназии и рас-сказывала о длинных

очередях за хлебом, которого тщет-но ждали весь день, о расхристанных

солдатах, бесцель-но слоняющихся по улицам.

Я выходила из дому только по средам, когда мы ез-дили в Царское Село.

Дворец оставался едва ли не един-ственным спокойным местом среди бурлящего

Петро-града. Во дворце все шло, как обычно.

Но катастрофа надвигалась неумолимо.

Анна Александровна получила несколько писем с угрозами. Ее обвиняли в

заговоре, направленном на

поражение России в войне. Конечно, упоминалось и имя отца. Царица

распорядилась о ее переезде во дворец. Там Анна Александровна была в

безопасности.

Не уверена, что царь знал об истинном положении дел в армии. Ему

докладывали не обо всем. А дезертир-ство, между тем, приняло неимоверные

размеры. (Из Покровского мама писала, что многие крестьяне воз-вращаются с

фронта домой, возвращаются открыто и без всякого стыда.)

Как бы там ни было, Николай делал вид, что все в порядке.

В конце февраля, через три месяца после убийства, Дуню вызвали домой

ухаживать за престарелым отцом. Мы с Варей остались вдвоем. Поехать в

Покровское не могли -- нужно было заканчивать учебу.

Привратница каждый день приходила убирать квар-тиру и готовить обед, но

в другое время я оставалась одна и сидела, оплакивая отца и молясь за упокой

его души. Мысли мои обращались к дому, мне хотелось снова вернуться к маме,

к спокойной жизни в Покровском. Но что-то подсказывало мне, что и та,

прежняя жизнь уже не для меня.

Однажды, когда стало особенно одиноко, я сняла трубку, чтобы позвонить

Анне Александровне по двор-цовому номеру, но обнаружила, что аппарат не

рабо-тает. Я вышла на улицу, надеясь увидеть, в чем причи-на неисправности,

но вместо этого увидела огромную толпу людей, марширующих по Литейному

проспекту и скандирующих "Долой немцев". Они били витрины магазинов.

Вечером связь восстановили. Я позвонила Анне Алек-сандровне, от нее

узнала, что в армии начались бунты -- солдаты убивали офицеров.

Вскоре на улицах появились баррикады. Я больше не пускала Варю на

занятия. Вдвоем мы сидели в холодной квартире и прислушивались к крикам за

окнами.

Я снова попыталась позвонить во дворец, но не смогла соединиться.

Редкие знакомые приносили нам слухи: то ли царь отрекся от престола, то ли

он только собирается отречься; то ли его свергли и он бежал то ли в Анг-лию,

то ли в Германию, то ли в Швецию, то ли еще куда-нибудь. Мне стало

невыразимо страшно.

Покорно ждать новых ужасных сообщений я уже не могла. Наняла автомобиль

и поехала в Царское Село. Без труда вошла во дворец (охрана меня хорошо

знала). По-просила доложить обо мне Александре Федоровне.

Александра Федоровна обняла меня, но сказала, что мне нельзя оставаться

во дворце, потому что все дети и даже Аннушка больны корью и лежат в

постелях.

Царица со слезами на глазах проводила меня до две-рей и расцеловала,

обещая позвонить, как только по-ложение улучшится настолько, что я смогу

снова наве-стить их. В вестибюле стояла большая ваза, полная круг-лых

ирисок. Не находя в ту минуту, как выразить свою симпатию, Александра

Федоровна сунула мне горсть конфет в карман пальто.

Оказавшись снова в автомобиле, я расплакалась -- была уверена, что

сейчас навсегда простилась с Алек-сандрой Федоровной.

Потом Дума объявила о создании Временного пра-вительства, царя вынудили

отречься от престола. Импе-раторскую семью посадили под домашний арест.

Новая стража сплошь состояла из пьяных солдат. Они грязно ругались и

обнажали свой срам всякий раз, когда кто-нибудь из великих княжон подходил к

окну.

Дата добавления: 2015-08-05