Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

История одного собора и. женитьбы

Читайте также:
  1. II. История правового регулирования экологических отношений
  2. III. МИФ И ИСТОРИЯ В СКАЗАНИЯХ О НАРТАХ
  3. Quot;Надземный фундамент": история-легенда
  4. Quot;ПАБЛИК РИЛЕЙШНЗ": ПОНЯТИЕ, ИСТОРИЯ, СТРУКТУРА
  5. VII.1. Контроль исходного уровня знаний и умений
  6. XIV. ИСТОРИЯ ПОВТОРЯЕТСЯ
  7. XLIII История войны: большую ложь не скоро разберешь

В октябре 1049 года в Реймсе открылся в присутствии папы Льва IX, годом ранее занявшего Святой престол, церковный собор. К тому времени этот понтифик уже успел издать ряд канонических законоположений, предусматривавших смещение плохих священников и искоренение симонии, и теперь созывал соборы в Италии, Франции и Германии, чтобы на месте изучить возможности для реализации намеченных мер. В Реймсе епископы Кутанса, Авранша, Се, Байё и Лизьё, представлявшие нормандское духовенство (Може, архиепископ Руанский, блистал своим отсутствием), благосклонно отнеслись к предложениям папы. На следующий год на синоде в Руане нормандское духовенство установило для себя следующие принципы: осуждение симонии; запрет на продажу церковных званий и должностей и на взимание платы за крещение; утверждение требований, предъявляемых к возрасту и уровню образования претендентов на церковные должности; обязанность епископов пребывать в своих епархиях, а монахов — в своих монастырях; запрет епископам осуществлять пожалование в феод церковных земель.

Некоторые епископы, даже весьма благонамеренные, с трудом расставались со своими застарелыми привычками. Епископ Жоффруа де Монбрэ, трудясь над восстановлением своей епархии, хотя и мало обращал внимания на предписания римского понтифика, однако в долгосрочной перспективе его начинания вели к той же цели. Духовенство Манса представило на рассмотрение собора в Реймсе скандал, который уже несколько месяцев продолжался в их городе: опекун юного графа Мэна, вступив в конфликт с епископом Жервэ, обратился за помощью к Жоффруа Мартелю, графу Анжуйскому Тот был рад представившемуся случаю распространить свое влияние на север и в 1047 или 1048 году напал на Мане, захватив и бросив в тюрьму Жервэ. Лев IX потребовал от Жоффруа явиться к нему на ближайший собор, который должен был вскоре собраться в Майнце. В ответ на это Жоффруа беззастенчиво предложил папе самому явиться в Анжу и на месте ознакомиться с положением дел; в Майнце он, естественно, не появился. Жервэ оставался в заточении, и Лев IX, устав ждать, в 1050 году отлучил Жоффруа Мартеля от церкви.

К Иву, епископу Се, в епархии которого незадолго перед тем рухнул кафедральный собор, Лев IX обратился с горькими упреками, возложив на него ответственность за этот инцидент. Он приказал ему восстановить храм. Для Ива этот приказ создавал серьезные финансовые проблемы, для решения которых он отправился в Южную Италию, к своим соотечественникам-нормандцам, в надежде выпросить у них нужную сумму. Сначала он прибыл в Апулию, а оттуда проследовал в Константинополь. Домой он вернулся спустя несколько лет, обремененный золотом и фрагментами драгоценной реликвии — Истинного креста, которые получил в подарок от василевса.

Одно из постановлений, принятых на соборе в Реймсе, запрещало вступать в брак родственникам до седьмого колена, и на основании этой новой юридической нормы тут же было вынесено несколько приговоров, осуждавших подобного рода недопустимые брачные союзы. Такая поспешность несомненно имела свою подоплеку. Папа Лев IX и его советники, какими бы теоретическими соображениями они ни руководствовались, видимо, оказались, пусть сами того не желая, замешанными в интригу. По крайней мере, при нормандском дворе никто не сомневался в этом. Возможно, нормандские епископы по наущению Може (о чем Вильгельм, как он сам уверял, будто бы доподлинно знал) донесли о матримониальном проекте своего герцога. Не исключено также, что они просто попросили от его имени разрешения на брак, в чем им было отказано. Как бы то ни было, постановление синода в Реймсе создавало препятствие для реализации появившегося в 1049 году у Вильгельма намерения жениться на дочери графа Фландрии Матильде.

Вильгельму уже исполнилось двадцать лет; редко когда правитель столь долго тянул с выбором для себя супруги. Возможно, бароны уже поторапливали герцога со вступлением в брак. Однако подобного рода брачный союз всегда содержал в себе политический аспект. Вильгельму необходимо было заключить такой брак, который возвысил бы его в глазах как короля Франции, так и его собственных вассалов, поставив его вровень с владетельными князьями. Но до победы при Валь-эс-Дюне какое знатное семейство согласилось бы отдать ему в жены свою дочь? С другой стороны, хотя победоносное завершение борьбы за власть близилось, тем не менее оно еще не было достигнуто. Нормандские бароны, хотя и побежденные, не были окончательно укрощены, а в Мэне набирали силу грозные графы Анжуйские. В этих условиях мотивировка замысла Вильгельма была вполне убедительна. У графа Фландрии Балдуина V как раз имелась дочь на выданье, как говорили, свободная от брачных обязательств, поскольку ее помолвка с неким знатным англосаксом недавно была разорвана. Рассказывали, что она красива, воспитанна, добродетельна. В ее жилах текла, ввиду прямого и законного родства, кровь Альфреда Великого и даже самого Карла Великого. Конечно, фламандцы были давними и злейшими врагами нормандцев, однако за последние лет двадцать графы Фландрии обратили свои взоры в другую сторону. Балдуин IV Бородатый закрепился в Камбрэ и Валансьене, получил от императора во владение Вальхерен и нижнюю часть долины Эскот, а также завоевал часть Брабанта. Балдуин V занялся проведением работ по осушению низинных земель, и для выяснения отношений между

Нормандией и Фландрией у него практически не было ни времени, ни желания. Оставалась Англия, в которой фламандцы поддерживали, в пику Эдуарду, Эмму и «датскую партию» в расчете на бог весть какие перспективы. Балдуин V был свояком короля Франции — удобный повод для того, чтобы укреплять полезное сотрудничество с ним против Анжу, а возможно, и для новых авантюр. Наконец, Вильгельм не мог не знать, что Балдуин V, в течение двух лет находившийся в состоянии войны с императором, испытывал серьезные затруднения, при которых ему представлялась весьма желательной если не военная, то, по крайней мере, дипломатическая поддержка. В 1049 году соединенный англо-датский флот, имевший своим союзником императора, угрожал побережью Фландрии. Отношения Вильгельма с королем Эдуардом позволяли ему выступить в качестве посредника при условии, что фламандцы откажутся и далее поддерживать Эмму. Гильом из Пуатье туманно намекает на переписку, которую во время осады Брионна якобы вел Вильгельм с императором — дополнительная причина для Балдуина поторопиться выдать свою дочь замуж за правителя Нормандии.

Вильгельм и сам предпринял необходимые шаги. Хроника XIII века повествует, как Матильда, получив предложение, с презрением отвергла сватовство бастарда. Ее слова передали Вильгельму, и он, оскорбленный, вскочил на коня и во весь опор помчался в Лилль, ворвался в зал графского замка, накинулся на юную девицу, повалил ее на пол и располосовал шпорой ее платье. Строптивая фламандка, укрощенная таким манером, признала его своим повелителем, отдав ему свою руку, если не сердце.

Генеалогическая путаница не позволяет точно определить степень родства жениха с невестой: шестое, пятое или может быть даже четвертое каноническое колено. Во всяком случае, оно подпадало под запрет, установленный на соборе в Реймсе. Однако Вильгельм не мог и не хотел отказаться от задуманного. В первой же своей беседе с Ланфранком он поинтересовался его мнением по этому вопросу и нашел его неопределенным, если не прямо негативным. И тем не менее его первым поручением своему новому другу было ведение переговоров с Римом для устранения возникшего препятствия. Какой бы ни была степень родства Вильгельма с Матильдой, всегда оставалась возможность получить у папы римского разрешение на брак. Отказ в этом указывал на существование заговора, зародившегося в самой Нормандии: Може, прикрываясь решениями собора, делал все возможное, чтобы сорвать матримониальный проект герцога. Поручая Ланфранку заботы по решению возникшей проблемы, Вильгельм тем самым втягивал его в свою игру. Что же до него самого, то он с головой окунулся в эту аферу, со страстью двадцатилетнего юноши, охваченного желанием заполучить высокородную девицу, сопротивление которой он уже сломил, но вместе с тем и с резонным убеждением, что этот брак станет главным козырем в его политике, непременным условием его грядущих успехов. Ради этого можно было пренебречь любой оппозицией.

Лев IX, единомышленник и сторонник императора Генриха III, не мог чувствовать ничего иного, кроме недоверия в отношении набиравшей могущество Фландрии. Этот упрямый выходец из Лотарингии с юридическим складом ума опирался в своей политике на решения, принятые собором в Реймсе. Ему до глубины души претило упрямство нормандского князька, посмевшего противиться тому, кого поддерживала единственная бесспорная политическая власть — авторитет обладателя императорского титула и кого окружал ореол возрождавшегося престижа Святого престола. Главной целью своей политики Лев IX ставил сдерживание вмешательства светских властей в дела Церкви. А может быть, брачное законодательство не находилось в исключительном ведении Церкви? Главной проблемой было возвратить Риму (тому самому Риму, который внезапно открывался взорам паломников с вершины холма Монте-Марио с его сотней церквей и разбросанными по семи холмам античными развалинами, напоминавшими о былом величии) его всемирное предназначение, вновь сделать Вечный город тем, чем он был когда-то, главой мира, в двойном, духовном и светском, смысле этого слова. Ради этого Лев IX пустился даже на военную авантюру, предприняв безрассудную экспедицию против норманнов Апулии, варваров, коих он уподоблял неверным. Это предприятие закончилось плохо, но все же не отбросило папство назад к тому состоянию упадка, из которого поднял его Лев IX. Разрыв с греческим патриархом Михаилом Керуларием в 1054 году, в результате которого пресеклись последние связи западного христианского мира с восточной церковью, в какой-то мере явился платой за этот подъем. Примечательно, что когда в 1048 году Лев IX после своего избрания на папский престол отправился из Туля, где находилась его епископская резиденция, в Рим, в его свите находился некий клирик по имени Гильдебранд. Крещеный еврей Гильдебранд, породненный с могущественным семейством Пьерлеони, в свое время сопровождал отправленного в изгнание в Германию папу Григория VI, низложенного двумя годами ранее. Общее представление о том, какой должна быть Церковь, предопределило его сближение с Львом IX, который возвел своего молодого компаньона сперва в сан аббата, а затем и кардинала. Так был проложен путь к папскому престолу тому, кто, спустя четверть века став папой под именем Григория VII, не побоится бросить открытый вызов государям мира сего...

Не желая отступить, Вильгельм тем не менее не мог тешить себя надеждой сломить волю папы римского; присущий ему здравый смысл не позволял переходить в лобовую атаку. Пренебрегая запретом, сформулированным на церковном соборе, он вместе с тем выбрал для себя тактику компромисса и соглашения. Ему пришлось хитрить, идти на сделки и волей-неволей участвовать с пользой для обеих сторон в игре, которую вел папа и с которым он как христианский государь, в конце концов, обязан был действовать заодно. Теперь он находился в расцвете своих физических сил, и в нем уже замечалась несколько удивительная для его близких сложность характера. На единственном аутентичном портрете, имеющемся в нашем распоряжении, его изображении на ковре из Байё, перед нами предстает человек с массивной комплекцией, высокого роста, осанистый, с бычьей шеей и крепко посаженной головой, темными волосами, выбритыми на затылке, безбородым лицом, коротким толстым носом и выступающим вперед подбородком. Хотя вышивальщицы, по всей вероятности, и не стремились к достижению точного портретного сходства своих персонажей с прототипами, однако постоянство их черт, многократно повторенных в последующих сценах, позволяет предположить определенную достоверность изображения.

Хроники тех лет сообщают, что Вильгельм имел бравую, но вместе с тем величественную осанку, голос грубый, но речь простую и доходчивую. Умея недвусмысленно излагать свои мысли, он вместе с тем был неразговорчив. Суровый и целомудренный, он имел одну лишь страсть, за чрезмерное увлечение которой нередко порицали его церковники, — охоту. Импульсивный, он был способен умерять свои страсти, когда того требовали соображения высшего порядка, и никогда не злился без причины. Его решительность и хладнокровие на войне давали ему явное преимущество перед большинством противников. От своих предков он унаследовал отвагу, вызывавшую восхищение. Эскорт, сопровождавший и защищавший его в сражении, насчитывал не более десяти человек, иногда уменьшаясь до четырех. Когда в сражении под ним была убита лошадь, он продолжал биться как пехотинец, нанося мечом противнику удары, достойные героя эпической поэмы. Его врожденным свойством была поразительная способность усваивать новое, позволявшая ему быстро ориентироваться в самых непредвиденных ситуациях, добиваться своего и эффективно использовать к собственной выгоде опыт и идеи, заимствованные у других. Это был уравновешенный, методичный, дисциплинированный и расчетливый человек, ужасные вспышки гнева которого редко случались без веской причины. Он обладал доведенным до цинизма искусством играть на исконной взаимной вражде отдельных феодальных родов, противопоставляя их друг другу. У него было мало приятных качеств, поэтому многие историки испытывали к нему вполне понятную антипатию. Он веселился, сообщает Ордерик Виталий, только за столом, но и там оставался трезвым, питая особое отвращение к опьянению. Никогда, по сообщению того же автора, он не пил больше трех кубков вина за одну трапезу. Он любил долгими зимними вечерами у себя в замке в Фалезе посмотреть представление жонглеров или послушать пение под звуки арфы. Малейшая насмешка выводила его из себя; что же до обид, то он не простил ни одной из них.

Вероятно, его трудное детство вселило в него глубокий пессимизм, которым частично объясняются беспощадность, присущая его характеру, сознательная жестокость, иногда — преднамеренные измены. То упорный, то уступчивый, он вместе с тем никогда не позволял отвратить себя от предпринятого начинания. Он был постоянно неутомим, и последнее слово всегда было за ним. Он был реалистом до мозга костей, умея извлекать урок из любой неудачи, снова и снова принимаясь за дело с таким терпением, что в конце концов неуспех оборачивался для него не меньшей пользой, чем успех. Он внушал своему окружению мысль о необходимости беспрекословного подчинения. На протяжении многих лет своего правления Вильгельм неукоснительно следовал идеалу государя—гаранта мира и справедливости на земле. Когда с годами силы его пошли на убыль, ему довелось познать превратности судьбы, и все же на протяжении всего долгого его правления никто в полной мере не преуспел в попытках противиться ему.

Если не препятствовали важные дела, Вильгельм старался каждое утро быть на мессе, а потом еще и на вечернем богослужении. Приближенное к нему духовенство превозносило его набожность. Как рассказывает Гильом из Пуатье, познав премудрость Писания, он вкушал его сладость; глубоко почитая таинство исповеди и причастия, он радел о нерушимости христианской веры, ревностно преследуя ересь, не упуская случая поддержать правое дело Церкви. По-другому отзывались о нем побежденные: англичанин Генрих Хантингдонский, отдавая должное деловым качествам Вильгельма Завоевателя, обвинял его в амбициозности, корыстолюбии, гордыне и бесчеловечности. Вильгельм понимал, что может извлечь для себя пользу из авторитета Церкви, сотрудничая с нею, но вместе с тем и контролируя ее достаточно эффективно, чтобы однажды не оказаться ее узником. Это глубокое убеждение (о чем свидетельствуют его отношения с Ланфранком) сочеталось в нем с твердой верой, зиждившейся на нескольких фундаментальных догмах и удивительным образом свободной от суеверия. Вильгельм видел большую пользу для себя в том, чтобы рядом с ним находился просвещенный и добродетельный клирик. Возможно, сознавая свои слабые стороны (недостаточное образование, полное отсутствие интереса к теоретическим вопросам), он старался окружить себя компетентными людьми, а их могла предоставить ему только Церковь. Он приглашал их к себе отовсюду, проявляя при этом космополитизм, которым отличался его век: в 1066 году почти все крупные монастыри герцогства находились под управлением аббатов, родившихся за пределами Нормандии. Он удачно подбирал кандидатов на высшие церковные должности, умея привязать их к себе дружбой, на которую был весьма щедр, и расставался с ними только в случае их предательства, с чем он в отличие от многих других государей того времени сталкивался крайне редко.

Церковный собор в Реймсе занялся рассмотрением еще одного вопроса, на первый взгляд не связанного с проблемой, вызванной женитьбой герцога Нормандского, но оказавшегося переплетенным с ней и косвенным образом содействовавшим ее решению. Речь шла о еретических заблуждениях некоего монаха Беренгария, преподававшего в школе города Тура. В числе заподозренных в приверженности этой ереси оказался и Ланфранк, когда-то учившийся у Беренгария. По требованию Вильгельма Ланфранк отправился в Рим, дабы очиститься от обвинений в ереси, а заодно и предпринять определенные шаги для решения вопроса о бракосочетании герцога. Как и следовало ожидать, тот на церковном соборе в Риме сумел доказать собственную приверженность истинной вере, попутно напомнив папе о ревностном служении Церкви своего господина — герцога Нормандского Вильгельма. Таким образом, наметилось сближение с Римом. А тем временем, пока Ланфранк пытался получить разрешение на брак Вильгельма, тот уже договорился с Балдуином об условиях заключения брачного союза. Свадьба состоялась, по всей видимости, в 1051 году. Нормандское посольство прибыло встретить принцессу Матильду на границе герцогства. Бодуэн лично сопровождал свою дочь. Оба кортежа встретились в замке Эв, где невесту официально представили членам нормандского двора, а также Арлетте и Эрлуэну де Контевилю, продолжавшим поддерживать тесные отношения с Вильгельмом. В состоявшейся вскоре затем церемонии бракосочетания, видимо, не участвовал ни один из прелатов. Вероятно, негативное отношение Може, если не всего епископата, к выбору невесты заставило герцога доверить проведение церемонии простому капеллану. Затем новобрачные отправились в Руан, где их с радостью встретило население.

Так для Вильгельма и его молодой супруги началась семейная жизнь, продолжавшаяся тридцать два года. Брак этот оказался исключительно прочным, не в пример многим другим правящим семействам той эпохи. Вопреки клеветническим слухам, получившим распространение позднее, уже в XII веке, Вильгельм, по всей вероятности, сохранял безупречную верность Матильде. Он был одним из немногих правителей своего времени, не оставивших после себя ни одного бастарда. С ним пресеклась нормандская традиция заключения невенчанных браков «по датскому обычаю». Не раз за годы своего правления Вильгельм доверял Матильде ответственные политические дела, рассматривая ее как сотрудницу на троне. Она служила для него моральной опорой и, быть может, давала полезные советы. Вильгельм отнюдь не был нежной натурой. Еще долго после его смерти ходили слухи о том, сколь жестоко случалось ему обращаться с Матильдой: говорили, что однажды он, вне себя от ярости, таскал ее за волосы по улицам Кана... Он, несомненно, страстно любил свою жену как рано созревший и наделенный необузданным темпераментом человек, к тому же властный и ревнивый. Матильда, в свою очередь, была типичной представительницей ранней феодальной эпохи — неистовая, страстно увлеченная охотой и верховой ездой, сознающая себя любимой за крепость духа и тела, за правоту суждений и плодовитость. Ничего романтического в жизни этой супружеской пары не было.

У них было десять детей, в том числе четверо сыновей. Трое из них, Роберт, Ричард и Вильгельм, а также, по крайней мере, первая из дочерей[15], родились до 1066 года.


Дата добавления: 2015-07-26; просмотров: 113 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Экономические структуры | Функции и классы | Направления перегруппировки | Европейская экспансия | Нормандия и нормандцы | Англосаксы | Смутные времена | Два восшествия на престол | Иллюзия мира. Истоки культурного возрождения | Великий мятеж |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Осада Брионна| Обещание короля Эдуарда

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)