Внешний вид

Традиционная одежда арабов включает широкие рубахи и столь же широкие штаны: в жару они создают вентиляцию и не липнут к телу. Арабская национальная рубаха (галабийя) — длиннополая, с длинными рукавами и стоячим воротником. При этом манера одеваться различна в разных странах: широкая и длинная полосатая рубаха с широкими рукавами — у арабов Северной Африки; белая с узкими рукавами и манжетами — на Аравийском полуострове; голубая или бежевая — у иракцев (Ибрагимов 1988: 103). Излюбленная одежда иранцев и жителей Средней Азии в прежние времена — толстый, чаще всего ватный халат: он мешает теплообмену, и когда температура воздуха выше температуры тела, это только к лучшему.

Во всех арабских странах носят головной платок, перехваченный на голове обручем из ниток или конского волоса и прикрывающий темя, затылок, а иногда и лицо: он играет роль респиратора, защищая нос и рот от вечной пыли и песка. В других случаях и странах раньше носили другие головные уборы: повязанную вокруг головы чалму (её размер был тем больше, чем выше был ранг её носителя, так что чалму можно было использовать в качестве кармана или тайника для мелких предметов), турецкую феску (шапку в виде усечённого конуса с кисточкой на конце, чаще всего красную), среднеазиатскую тюбетейку. Единственное, чего нельзя было себе позволить в приличном обществе, — это появиться вообще без головного убора. В жарком климате надолго остаться на солнце с непокрытой головой — значит получить солнечный удар. Постепенно привычка стала традицией, отступившей лишь в ХХ веке под влиянием европейской моды. Что касается обуви, то у кочевников и военных преобладали, естественно, сапоги, а у мирного населения — мягкие туфли без задников.

Женская одежда раньше была чёрной, мешковатой и прикрывала всё тело, оставляя открытыми только лицо, ладони и ступни; кроме того, в присутствии любого мужчины, кроме мужа, мусульманка была обязана носить паранджу, скрывавшую её лицо. Впрочем, этот обычай соблюдался не всегда и не везде: в Иране с 1930-х годов и вплоть до революции большинство женщин паранджу не носило, пока Хомейни вновь не сделал эту деталь одежды принудительной. Впрочем, во всех мусульманских странах мужчины одеты в более броские цвета, чем женщины.

Имена

Традиционная система мусульманских имён очень пышна и призвана точно отражать место человека в его роду и в обществе. В наши дни арабы в большинстве стран перешли на европейскую систему — имя и фамилия. Но до ХХ века у мусульман вообще не было фамилий, зато полное имя состояло из пяти частей.

Прежде всего это, конечно, личное имя (алам), причём имена, как и в Европе, берутся из освящённого традицией списка. Распространены библейские имена: Ибрагим (Авраам), Исмаил, Юсуф (Иосиф), Юнус (Иона), Нух (Ной), Исхак (Исаак), Якуб (Иаков), Дауд (Давид), Сулейман (Соломон), Муса (Моисей), а также имена в честь Пророка (Мухаммед, Ахмед, Мустафа), его родственников (Али, Хасан, Хусейн) или сподвижников (Омар, Осман). Наряду с этим есть и переводимые имена: Абд-Аллах (Раб Господень), Абд ар-Рахман (Раб Милостивого, то есть опять же Аллаха), Абд аль-Кадир (Раб Могущественного) (Сухарев, Сухарев 1997: 369).

Перед личным именем стоит кунья — имя по старшему сыну: Абу-Закария (отец Закарии), Абу-ль-Фатх (отец аль-Фатха). Эта часть показывает, что перед нами — не мальчик, но муж, отец семейства: у него уже есть сын! Женщины могли носить кунью, например, Умм-Кальсум — мать Кальсум, возможны были и другие указания (Аху Харун — брат Харуна).

После личного имени следует насаб — отчество: ибн-Фадлан (сын Фадлана), ибн-Муса (сын Мусы). Нередко отчества следовали одно за другим, образуя целую генеалогическую справку. Так, великого врача, известного в Европе как Авиценна, звали Абу-Али Хусейн ибн-Абдаллах ибн-Сина — то есть: отец Али, Хусейн, сын Абдаллаха, сына Сины.

Четвёртой частью имени был лакаб — почётное прозвище или титул, жалуемый за заслуги: Наср эд-Дин — Победа Веры (или Победа Истины), Нур ад-Дин — Светоч Веры, Шамс ад-Дин — Солнце Истины, Сайф ад-Доула — Меч Державы, Низам уль-Мульк — Князь Учёных, ас-Сиддик — Правдивейший. Лакаб мог стоять либо в самом начале имени, либо (реже) после отчества. У монархов он часто включал имя Аллаха, на чём основан анекдот из цикла о Ходже Насреддине:

«Однажды Тимур спросил у Ходжи Насреддина[2]:

— Я слышал, в прежние времена халифы принимали почётные имена: Муваффакбиллах (угодный Аллаху), Мутасимбиллах (защищаемый Аллахом), Мутаваккулбиллах (уповающий на Аллаха). А если бы я выбирал себе такое имя, какое мне бы подошло?

— Зачем тебе выбирать? — сказал Ходжа Насреддин. — Народ уже дал тебе имя.

— Какое же? — спросил Тимур.

— Наузубиллах (не приведи Аллах), — ответил Ходжа».

Наконец, в самом конце ставилась нисба — указание на место, откуда происходит сам человек или его род: аль-Бухари — бухарец, аль-Хиваки — хивинец, аль-Хорезми — хорезмиец, (аль)-Хомейни — из Хомейна (город в Иране), (ар)-Руми — из Рума (Турции)[3]. При этом нисба могла быть и не одна. Клиффорд Гирц, долго работавший в Марокко, замечает:

«Однажды возникнув, нисба проявляют тенденцию к включению в личные имена – Умар Аль-Бухадиви/Умар из племени Бухаду; Мухамед Аль-Суси/Мухамед из области Сус; такого рода производные, атрибутивные классификации вполне широко применяются для выявления индивидуальной идентичности. Мне ни разу не встретился случай, когда индивидуум был бы знаком или известен, а его нисба была бы неизвестна. Действительно, куда вероятнее ситуация, когда жители Сефру не знают, насколько состоятелен данный индивид, давно ли он живет здесь и каков его характер, чем ситуация, когда им неизвестна его нисба – Сусси или Сефруи, Бухадиви или Адлуни, Харари или Даркави. (Относительно женщин, с которыми он не связан узами родства, житель Сефру скорее всего знает – точнее, может знать, – только это.) Отдельные “я”, толкающие и пихающие друг друга в переулках Сефру, получают определение в системе ассоциативных связей с окружающим их обществом. Они – контекстуализированные личности.

Однако ситуация в действительности даже более радикальна. Нисба определяют людей относительно их контекста, тогда как контексты сами по себе относительны, подобно нисба, так что мы здесь имеем дело, так сказать, с релятивизмом в квадрате. Так, любой человек в Сефру имеет, или в принципе может иметь, одну и ту же нисба – Сефруи. Однако в пределах Сефру такая нисба, в силу своей непригодности для различения людей, никогда не используется в индивидуальных именах. Только за пределами Сефру соотнесение с указанным контекстом становится пригодным для целей идентификации. Внутри города человек остается Адлуни, Алави, Меграви, Нгади и т.п. Подобные же различия существуют внутри категорий. Например, существуют двенадцать различных нисба (Шакиби, Зуини и т.д.), которые местные Алавиты используют для различения друг друга.

Во всем этом непросто уловить какую-то закономерность – уровень или тип нисба, уместной или релевантной в данном случае (разумеется, уместной и релевантной с точки зрения того, кто ее использует), в значительной степени зависит от конкретной ситуации. Я знал человека, который жил в Сефру и работал в Фесе, но происходил из племени Бени Язга, обитавшего поблизости, – точнее, из линиджа Хима, относившегося к колену Тагут внутри племени, – и был известен как Сефруи своим коллегам в Фесе, как Язги всем не-Язги в Сефру, как Йидири остальным Бени Язги поблизости, за исключением тех Язги из колена Вулад Бен Йидир, которые именовали его Тагути. Что касается немногочисленных остальных Тагути, они называли его просто Химиви. Так далеко заходило здесь дело; однако оно могло бы зайти еще дальше в любом направлении. Случись моему другу поехать в Египет, он бы превратился в Магриби (нисба, сформированная из широко используемого арабского обозначения Северной Африки [4]). Социальная контекстуализация личности носит здесь всепроникающий и, при всей забавной бессистемности, очень методичный характер. Люди – не свободно плавающие изолированные психические сущности, оторванные от своего происхождения и получающие отдельные имена. Сколь ни индивидуалистичны, и даже своевольны, марокканцы в действительности, личностную идентичность они получают от своего окружения».

Эта традиция после знакомства с арабской культурой проникла и в Европу: вплоть до XVI века философы звались по нисбе. Отсюда, например, Кузанец (Николай Кузанский), Ноланец (Джордано Бруно из Нолы), Веруламец (Фрэнсис Бэкон, барон Веруламский).

Итак, полное мусульманское имя могло звучать, например, так:

Гийас ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн-Ибрахим Хайям аль-Нишабури —

То есть: Доказательство Истины, отец аль-Фатха, Омар, сын Ибрахима, Хайям (Палаточник), из Нишапура.

Дата добавления: 2015-07-17