Буховичи. КП 4-й армии

На основе указания Павлова, Коробков отдает боевой приказ № 02 на нанесение контрудара по прорвавшейся немецкой группировке:

«…2. Части 4-й армии, продолжая в течение ночи твердую оборону занимаемых рубежей, с утра 23 июня 1941 г. переходят в наступление в обход Бреста с севера с задачей уничтожить противника, переправившегося через р. Зап. Буг.

Удар наносит 14 мк совместно с 28 ск и скоростным бомбардировочным авиационным полком 10-й смешанной авиационной дивизии.75-й и 49 сд продолжать удерживать занимаемый рубеж…

…4. 28 ск наносит удар своим правым флангом (6, 42-й стрелковыми дивизиями и батальоном танков 205-й моторизованной дивизии^[807]) в общем направлении на Брест, имея задачу к исходу дня занять Брест.

5. Атаку начать в 5.00 23 июня 1941 после 15-й минутного огневого налета.

6. Границу до особого распоряжения не переходить».

Коробков, Шлыков, Сандалов. ^[808]

* * *

18.15. 31 I.D. достигла передовыми подразделениями обоих полков Збироги – Залесье – Ветошки.

В эти минуты Герд Хабеданк гарцует на «Иване», где-то у моста Тересполя: «В тыл направляются первые пленные. Среди них пара комиссаров, маленьких субъектов в советских гимнастерках и фуражках с серпом и молотом на кокардах. Они опасаются, но в итоге отдаются на волю судьбы.

Мост еще строится, один из первых подносчиков упал в Буг. Мелочи! Между тем построены паромы на надувных лодках и беспрерывно преодолевают реку взад-вперед. Возвращаются первые раненые. Сопя, мой Иван также влезает на необычный качающийся паром».

На берегу Хабеданк видит стоящего генерал-фельдмаршала. Вероятно, это фон Клюге, в 18.30 прибывший на КП дивизии. Герд допустил небольшое журналистское преувеличение – на берегу, среди пленных и переправляющихся войск, Клюге смотрелся куда эффектнее, чем в бетонном каземате КП, среди посеревших от бессонницы и небритых лиц. Мастер репортажа, Герд, заканчивает материал как бы под слышную ему одному, на фоне рева танков, идущих через Тереспольский железнодорожный мост, бравурную «Wir standen für Deutschland». «Сообщение, прибывшее позднее остальных, завершает картину: переход всюду удался, даже город сейчас в наших руках. Только в цитадели еще ожесточенное сопротивление. Но и оно скоро будет сломано!»^[809]

Между тем ситуация была далека от незамысловатых сюжетов фронтовых киножурналов. Среди корреспондентов, прибывших освещать штурм Бреста, похоже, была некоторая растерянность – как все же подавать события?

Бронемашина командующего армией, автомашина с радиостанцией и пара посыльных-мотоциклистов у старого еврейского кладбища за Тересполем: фон Клюге, прибывший на КП «сорок пятой» со своей небольшой группой сопровождения, проводит короткое совещание. В принципе обсуждать особо нечего – ситуация ясна. Выслушав доклад, любящий стремительные решения фон Клюге приказывает, чтобы никакая бесполезная кровь не проливалась в бою вокруг цитадели, сражении лишь местного значения. Враг должен мориться голодом.

Телефонные команды об этом отдаются частям. Приказ на ночь: окружить цитадель со всех сторон (I.R.133 с запада, юга и востока, III/I.R.135 с севера) и предотвращать попытки врага к бегству. I.R.130 получает задачу по обеспечению порядка в Бресте. Кстати, полк Гиппа (I.R.130) задачу дня выполнил – еще в течение второй половины дня (до 16.15) он достиг дневного задания – выс. 144 (в том числе приданными 1 и 6-батареями A.R.98, не ожидая их готовности к открытию огня).

Однако идея «морить голодом», высказанная неутомимым и решительным командующим армией, несколько не учитывает реалии. Как в таком случае быть с теми, кто ждет помощи в церкви Святого Николая? Скорее они умрут от голода и жажды, чем окружившие их, привыкшие к суровой жизни русские…

Решено иначе – утром 23.6 укрепления Центральной цитадели должны браться после артиллерийской подготовки (3.00–4.30).

Перед тем как начать отвод войск на линию блокирования, об этом сообщают окруженным в церкви. Их мнение – все же попытаться прорваться, последний раз в этот день – пока готовившиеся к отходу, пулеметчики на Тереспольских еще могут прикрыть огнем.

Пулеметчики готовы – наведя MG-34 на погранзаставу и 333 сп, подавить огонь или контратаки красноармейцев. Но прорывающиеся, рванувшись с хоров и смяв нескольких державших оборону внутри церкви красноармейцев, были мгновенно замечены – им, бежавшим к Тереспольским, удалось добраться лишь до погранзаставы. Ожесточенный огонь со всех сторон, заставил залечь прорывающихся. А контратака пограничников принудила их отойти обратно в опостылевшие стены церкви, ставшие для них единственно надежным убежищем^[810].

Впрочем, стены укрыли не всех – помимо мертвых, в руки защитников попал и один тяжелораненый: «Он страшно боялся, молил не убивать, говорил, что отец его – какой-то высокий чин гитлеровской армии. И он, мол, отблагодарит нас за то, что мы сохранили жизнь сыну. „За меня вам отдадут несколько ваших“. Я допросил фельдфебеля, но он не смог рассказать ничего путного, полезного для нас»^[811].

18.45. Итоговое донесение от Цана. Оценивая общее положение, командир дивизионных «панцирягеров» пишет: «Справа непрерывное наступление; слева, особенно на участке центра крепости, атака продвигалась с трудом, улучшение обстановки лишь при вступлении в бой взвода дивизиона^[812] и штурмовых орудий». 2 и 3-я роты дивизиона^[813] – в западной части Брест-Литовска. КП дивизиона с 21.00 – предположительно в районе форта III. Планы на следующий день – защита полков, действуя в их передней линии. Цан отмечает превосходство в воздухе немецкой авиации, насчитав 7 сбитых вражеских самолетов^[814].

18.45. Передовой отряд корпуса в 16.30 достиг развилки дорог к северу от Гуцни.

18.50. I.R.80 (34 I.D.) наносит удар вдоль танковой магистрали на Жабинку.

I.R.107 следует справа эшелонированно.

19.00. Начался отвод подразделений дивизии на позиции оцепления.

III/I.R.130 сдает полосу обороны на Южном острове II/ I.R.133 (майор Эггелинг) и подтягивается в город Брест.

Еще не принимавшие участия в боях солдаты Эггелинга начинают вести себя весьма энергично – особенно 14-я рота, «панцирягеры» 48-летнего уроженца Вены гауптмана д-ра Вацека. Доктор Вацек был известен своей энергией – не теряет времени он и сейчас. Выкатив орудия на насыпь^[815], он начинает бить по кольцевой казарме в упор, с расстояния 150–200 м. Перестрелка стихает – защитникам казармы нечего противопоставить этому последнему доводу. Обстрел Южного поутих, но и немцы не решаются атаковать Холмские, тем более что сейчас наблюдается обратная картина – отвод их войск на позиции оцепления.

Вытягивают свой 2-см Flak 38 и зенитчики Энгельхардта – вдогонку им несколько пулеметных очередей с полубашни 44 сп, но зенитчики успели свернуть за угол и через Тереспольский мост и Западный остров уходят в тыл…

Почти сразу же полубашню (сгоревший штаб 44 сп) полностью занимают красноармейцы Бытко.

Теперь надо отвести и подразделения от Тереспольских ворот – но командир 10-й роты делает это скрепя сердце^[816]. Буквально в сотне метров отсюда, в церкви Святого Николая, еще держатся его товарищи по батальону – лишь взлетающие иногда над ее разбитым куполом одинокие белые ракеты говорят о том, что они еще живы. Но приказ, пусть и не самый понятный, есть приказ (хотя столько жертв отдано за эти кирпичные казематы, чей пол усыпан пулеметными гильзами, продолжающейся весь день перестрелки с погранзаставой…). Рота начинает уходить через мост.

Надо сделать это по возможности незаметно – уже несколько раз русские пытались выползти и подобраться к кольцевым казармам. Пулеметные очереди заставляли их отказаться от своих планов. Вот и сейчас – пулеметчики, дав на прощание очередь по какому-то тщедушному русскому, пытающемуся проползти к кольцевой казарме, подхватив М.G., спускаются по узкому ходу с Тереспольской башни и, пока русские не опомнились, бегут через мост… Погранзастава и подвал 333 сп о бегущих не знают – в отличие от окруженных на хорах церкви Святого Николая, видящих значительно дальше.

Но лучше бы они не видели это – вероятно, экономя батареи радиостанции, окруженные пустили целую гроздь белых ракет, отчаянно давая понять «Мы здесь! Мы еще живы! Не бросайте нас!». На КП Йона они были хорошо видны и не добавляли полковнику, понимавшему, что уже ничего не сможет сегодня сделать, душевного равновесия.

Отчаянный смысл ракет хорошо понимали и красноармейцы. Алексеев И. А.: «Противники, находящиеся в церкви, чувствуя свою гибель, усиленно выпускали осветительные ракеты… призывая оказать им помощь»^[817].

Лео Лозерт, похоже, не знал о всех драматичных событиях в Цитадели, вплоть до того момента, когда «в предвечерний час все части I.R.135 были выведены из цитадели обратно, сообщив, что около 40 немецких солдат удерживаются как пленные с ранеными в цитадели»^[818].

Все, с Центрального вывели, докладывается с Западного на КП. Вывели без потерь.

Эту радость омрачает тоскливая белая ракета, взмыв, повисающая над Цитаделью, видимая хорошо и сквозь дым пожара на «складе телогреек»…

«Тщедушный русский» – это верткий и смелый 14-летний воспитанник музыкантского взвода 333 сп Петя Клыпа. В течение всего дня он вел разведку на этажах, вот и сейчас, получив задание Потапова проверить, есть ли еще немцы у Тереспольских^[819]. Что-то затихли… Вместе с ним пошел и Коля Новиков (ровесник и сослуживец Клыпы).

Пройдя через весь подвал (КП Потапова располагался в том крыле, что ближе к 455 сп (пкт 175а), Клыпа и Новиков полезли в подвальное окно, ближайшее к кольцевой казарме. Прислушались – в крепости стояла тишина, нарушаемая лишь перестрелкой у Холмских.

Клыпа, первым вылезший из подвала, с минуту полежав на земле, осторожно поднялся и побежал к Тереспольским, следом за ним вылез Новиков. На полдороге с Тереспольской башни ударила короткая очередь – Клыпа метнулся к кольцевой, а Новиков – обратно в подвал. Понимая, что сейчас обратный путь для него заказан, Клыпа влез внутрь кольцевой – здесь, напротив 333 сп, были конюшни^[820]. Сейчас там было пусто, но справа Клыпа увидел окно в соседний каземат (конюшню, также пустую). Лошади летом обычно стояли у коновязи, где их и застал утренний обстрел – там и разыгралась одна из трагедий крепости: беспомощные, привязанные поводьями к коновязи, лошади, вначале метавшиеся, пытаясь их порвать, в конце концов просто бессильно стояли, прощаясь с жизнью. Еще до полудня из-за то и дело вспыхивавшей стрельбы все лошади были мертвы или ранены. Давно смолкли и сгоревшие заживо в своих вольерах собаки погранзаставы.

…Клыпа, перелезая из конюшни в конюшню, добрался до юго-западного угла кольцевой^[821]. Здесь и наткнулся на склад боеприпасов и оружия – абсолютно не пострадавший от обстрела, только куски штукатурки кое-где пооблетели и валялись на стеллажах. Взяв себе ППД, Клыпа выглянул в окно – там, у Jaz, вовсю шла переправа, столь неосмотрительно оставленная под обстрелом…

Клыпа поспешил обратно в подвал – обратно он смог пробраться необстрелянным. И более того – судя по тишине в кольцевой, немцы из нее ушли.

Эти новости он и доложил Потапову.

19.20. КП 31 I.D. переносится вперед в Черни. Связь только радио. I.R.17 достиг Саки.

Немцы уходят! Новость мгновенно облетела подвал.

Теперь уже выглядывают наружу и другие бойцы. Они ушли? В развалинах погранзаставы у пулеметов привстают пограничники… Что это было – война? Приграничная провокация? Инцидент?

Бойцы выходят из подвала – неужели победа?! Издали слышен рокот БА-10, и вскоре, подъехав к воротам, он останавливается, высадив полкового комиссара с перевязанной головой^[822]. Матевосян! Он проводит короткое совещание с командирами обороны у Тереспольских – Потаповым, Кижеватовым, Саниным, Семеновым и другими. Единого мнения о том, как действовать дальше, нет – ситуация слишком неясна, но все сходятся в том, что необходимо еще раз попытаться выбить немцев из крепости – связь с 455 сп еще не установлена из-за угрозы обстрела из столовой начсостава^[823].

В это время становится известно, что немцы не ушли – несколько бойцов, неосторожно выбежавшие на берег Буга, обстреляны из прибрежных зарослей Западного острова. Ясно – «приграничный конфликт» еще не исчерпан.

Матевосян говорит, что на Северном все еще немцы, зато они прекратили обстрел Холмских^[824], возможно, Южный свободен. Соответственно итог обсуждения – 333 сп (прежде всего группа Потапова) идет на прорыв через Западный остров, а оттуда – на Южный, далее – к военному городку 22-й танковой дивизии (Южный военный городок). Через Трехарочные не выйти: столовая 33-го инженерного, валы пкт 145, главный вал, передовой ров – многовато препятствий для небольшой группы. К тому же Брест наверняка у немцев. В общем, единственный путь – через кустарники Западного или вдоль его дамбы, вдоль Буга, а там – вплавь до Южного. Рука ломает травинку, как сомнения – «Прорвемся!».

Пограничники остаются, как и многие из 333-й, да и других частей. К сожалению, единого руководства нет, да и нужно ли – вдруг прорыв, куда ринутся все защитники участка, сорвется? Так хотя бы кто-то останется – прикрывать прорыв и продолжать оборонять участок в случае его неудачи. Итак – необходимо: 1) запастись патронами и гранатами, 2) решить проблему с клубом 84 сп (церковью); 3) набрать добровольцев и пойти на прорыв^[825].

Первая часть задания была быстро выполнена – в подвал перекочевал весь полковой склад^[826]. Правда, В. И. Сачковская вспоминает, что бойцы принесли мины без минометов, автоматы без дисков, гранаты без запалов, но среди всего этого было и самое необходимое – патроны^[827].

Сразу же ящики с гранатами и патронами подтащили к подвальным окнам, теперь к ним встало и несколько бойцов с ручными пулеметами.

Около 40 человек, среди них – мл. политрук Александр Каландадзе и лейтенант Алексей Наганов, заняли оборону у Тереспольских ворот – Наганов со своими бойцами в полубашне, Каландадзе – над самими воротами^[828].

Осматривая конюшню у полубашни Тереспольских, Каландадзе и Наганов, к своему удивлению обнаружили… мирно спящих, надежно укрывшись в соломе, конюхов. Поначалу их даже приняли за раненых. Из сбивчивых объяснений конюхов стало ясно, что они караулили лошадей и, оказавшись к началу боя без оружия и продовольствия, не имея командира, решили дождаться какого-либо исхода – а так как из казармы не выйти, то просто поспать в соломе… В итоге, получив автоматы, конюхи присоединились к защитникам^[829].

Одновременно с перетаскиванием боеприпасов и оружия в подвал бойцы 333 сп готовили артиллерию для штурма столовой начсостава и клуба 84 сп. Кроме того, решено было попытаться подпортить немцам переправу у Jaz, хорошо видную из окон кольцевой казармы – для этого как раз подошли бы найденные на складе 120-мм минометы…

Группа бойцов пошла к коновязи – пристреливать скрепя сердце немногих все еще живых, раненых лошадей.

Пограничников осталось всего тридцать семь человек. Оставив несколько стрелков в развалинах погранзаставы, они переходят в подвал 333 сп. Там-то, измученные многочасовым боем, потрясенные смертью как своих товарищей, так и жен и детей командиров, живших в здании, они и встретились с захваченным утром пленным – сейчас он остался только один… С. Бобренок: «В подвале бойцы сгрудились вокруг пленного гитлеровца, рослого откормленного обер-ефрейтора… Странно видеть лоснящуюся от жира, свежевыбритую морду фашиста… Чуть запыленный китель с закатанными по локоть рукавами… Обер-ефрейтор явно напуган. Трусливо мечутся его маленькие заплывшие глазки, встречаясь со взглядом молчаливых защитников крепости… Пришли командиры. Заданы первые вопросы. Обер-ефрейтор выпрямился, застыл истуканом. Его толстые губы стремятся изобразить презрительную ухмылку. На вопросы не отвечает. И вдруг неожиданно высоким прерывающимся от ненависти голосом – „Аллес капут!“…его пристрелили как бешеного пса, невдалеке от входа в подвал»^[830].

…Сейчас, к вечеру, наконец-то закончили прорубать стену бойцы штабных подразделений 44 сп, среди них и оружейный мастер А. П. Бессонов. Проламываться дальше бессмысленно – целый отсек занимает склад фуража, а за ним – не стихает пожар на вещевом складе полка. «Плотные пачки обмундирования чадили и тлели»^[831].

…Итак, наступает пора ответного хода – несколько^[832] найденных более-менее целых полковых 76-мм и 45-мм орудий ПТО наведены на церковь и столовую начсостава. «Когда разыскали [76-мм] пушку среди развалин артиллерийского парка, я не видел, но ее прицел был разбит. Бессменным командиром орудия был замполитрука^[833] 76-мм батареи 333 сп. Он взял на себя обслуживание орудия, установку прицела, зарядку и стрельбу. Перекатывание орудия, перетаскивание снарядов и их подноску заряжающему выполнял расчет из трех человек»^[834].

План – огнем по второму этажу (мансарде) столовой начсостава и хорам церкви Святого Николая (на хорах, скорее всего, размещалась кинопроекционная аппаратура клуба 84 сп – может, это и есть упоминаемая в ряде воспоминаний «будка киномеханика»?) заставить немцев спуститься вниз, где и уничтожить их. Толстые стены церкви были недосягаемы для 76-мм орудий, но в них имелись небольшие арочные окна и снарядные пробоины, пара попаданий в которые выкосила бы всех, сжавшихся в нескольких закутках на хорах и ведущей к ним лестнице. Наконец, значительная часть крыши над хорами также была уничтожена, да и над крыльцом церкви вровень с ними находилось огромное окно – попасть туда было можно, даже наводя орудие по стволу (из-за разбитого артналетом прицела).

Вероятно, операция как-то координировалась с 455 сп.

Расчет 76-мм орудия (в составе которого и находился Алексеев) практически в упор, открыв огонь по столовой начсостава, почти разрушил ее – но, как оказалось впоследствии, часть немцев с первыми же разрывами, прорвалась в подвал, недосягаемый для артогня, часть – перебежала в церковь.

Но к столовой уже спешили штурмовые группы 455 сп – в их составе были и пограничники, вероятно укрывшиеся в секторе казармы 455 сп во время артобстрела. Атаку поддерживали пулеметы из кольцевой казармы, бившие не только по столовой, но и по окнам церкви. Впрочем, там было не до атакующих – самим бы уцелеть.

…Помимо пограничников в группу вошли лейтенанты Есланников, Усов, Терещенко, политрук Кошкаров^[835] и несколько рядовых бойцов и младших командиров. Штурмовая группа подбежала к столовой – пулеметы из кольцевой прекратили огонь. В окна столовой, и без того полуразбитой огнем орудий 333 сп, полетели гранаты. Усов с несколькими красноармейцами рванувшись в столовую, еще раз прочесал помещения – стало ясно, что кто-то укрылся в подвале.

Есланникову и Терещенко удалось ворваться и в подвал – под сводами загрохотали выстрелы: зажатые в угол немцы отбивались ожесточенно. «Ничего, гадов мы раздавим и по-другому». Усов, раздобыв взрывчатку, уложил ее у входа в подвал. Он зажег зажигательную трубку, максимально укоротив ее, чтобы немцы не успели потушить. Бойцы вынеслись наружу, но взрыва не было. В здание метнулся политрук Кошкаров – так и есть, трубка потухла… Укоротив ее еще сильнее и запалив вновь, Кошкаров едва успел добежать до двери и упасть головой через порог – как страшной силы взрыв, разваливший остатки стен столовой, выбросил его наружу…

Потерявшего сознание политрука оттащили в подвал 455 сп – в себя он пришел только на рассвете. Если после всех этих событий кто-то и остался в подвале столовой, то он старался не обнаруживать себя, надеясь дождаться помощи. Больше столовая начсостава не тревожила 455 сп^[836].

Церковь должны были уничтожить бойцы 333 сп и пограничники. Однако, когда расчет развернул 76-мм орудие, готовясь открыть огонь по «окну под куполом церкви», контролировавшему всю западную часть Цитадели, он смог сделать лишь несколько выстрелов^[837] – группа связи с пехотой, находившаяся в церкви, выйдя на связь с артиллерией, направила ее огонь на орудия, обстреливавшие церковь. Возле орудия Алексеева стали рваться снаряды, расчет поспешил укрыться в подвале – его командиру, замполитрука, осколком снаряда рассекло нижнюю губу.

Неудачей закончилась и попытка обстрела переправы из полковых 120-мм минометов^[838] – несколько мин успели выпустить, но артиллерия мгновенно накрыла и этот участок, минометчики также едва спаслись в подвалах. Один из минометов был разбит. Винтовочно-пулеметный огонь, открытый по переправе практически сразу же, как о ней стало известно, приносил только моральное удовлетворение – до нее было более 3–4 километров…^[839]

Стало ясно, что задача по уничтожению переправы стрелковым оружием выполнима лишь при условии подхода к ней по Западному острову – и кое-кто уже задумался над этим…

…А уничтожение минометами – лишь перестреляв окруженных в церкви, корректирующих стрельбу. Поэтому артиллеристы вновь, выбежав из подвала, подбегают к пушке – «привезли на санках снаряды, замполитрука установил прицел, зарядил и открыл огонь по церкви. После нескольких выпущенных снарядов по куполу церкви его верхнюю часть разрушили и противника заставили спуститься вниз. Следовательно, ракетная связь штурмовиков [окруженных в церкви] с командованием дивизии была нарушена»^[840].

Вывод об успехе обстрела Алексеев сделал, вероятно, на основании того, что прекратился пуск белых ракет, и нескольких успешных попаданий в ту часть церкви, где находились помещения, прилегающие к хорам, однако это не значило уничтожение окруженных в ней немцев. Да, по-видимому, с хоров они спустились вниз, а поскольку радиосвязь продолжалась, смогли поставить заградительный огонь артиллерии перед церковью, мешая провести атаку.

Вероятно, правильнее было бы сначала подобраться в церковь, накопить побольше сил – и уж затем выкуривать немцев с хоров, поджидая их внизу. Но, возможно, учитывая небольшой опыт артиллеристов, а также полуразбитые орудия, что могло бы привести к уничтожению самих штурмующих, от этого решено было отказаться, проведя вначале артобработку, а затем атаку. Сейчас, учитывая ситуацию, атаку пришлось отменить, по крайней мере, удалось добиться того, что немецкие пулеметчики из церкви, вынужденные оставить выгодные позиции на хорах, больше не держали под обстрелом всю крепость.

Поэтому у Тереспольских ворот стало возможным сосредоточить большую группу – для прорыва на Западный остров. Через Буг, по дамбе рвануться нужно было максимально резко – всем одновременно выбежать из ворот, спуститься к дамбе и мчаться по ней к Западному. Добежав до острова, нужно бежать влево, вдоль насыпи – оказавшись вне досягаемости вражеского огня, вероятно стоящих на ней пулеметов. Пулеметный огонь немцев задавят наши, уже засевшие и в Тереспольской башне, и в кольцевой казарме, по обе стороны ворот, включая полубашню справа от Тереспольских, где засел со своей группой Наганов. В общем, попробовать можно.

Потапов пошел по подвалу собирать группу прорыва – по словам, с которыми он обратился к бойцам, положение сложилось тяжелое, помощь вряд ли придет, а в Южном военном городке наверняка еще бьются танкисты 22-й танковой дивизии. О том, что немцами в первый же день может быть разгромлена и танковая дивизия, вряд ли кто предполагал тогда.

Добровольцев нашлось немало^[841]. Прорыв – дело опасное, но и крепость не была спокойным местом. Сражаться с врагом все-таки лучше в составе всей армии, а не в окружении у границы.

Вышли из подвала, замерли по обе стороны ворот – Потапов последний раз инструктирует бойцов: главное – добраться до берега, до насыпи вдоль Буга. Там – не достанут. И – не останавливаясь – влево. Ну? Как? «А почему по дамбе, товарищ лейтенант? По мосту же быстрее?» Если по мосту – быстрее обнаружат, и огонь пойдет отовсюду, негде укрыться. По дамбе – хоть какая-то защита.

…План Потапова был достаточно рискованным. И численность, и расположение немцев на Западном были неизвестны, не говоря уж о Южном, перед которым пришлось бы переплывать Буг. К тому же не следовало забывать и об окруженных в церкви. Они вполне могли сообщить по рации о концентрации русских у Тереспольских, явно готовящих прорыв. Ладно, двум смертям не бывать…

Пошли.

Первые бойцы вскочили на дамбу – огромные острые камни скользили под руками. Быстрее! Быстрее! Среди прорывающихся с пистолетом в руке бежал и Петя Клыпа. Ловкий, он быстро вырвался вперед. Посреди дамбы Петя увидел прислонившегося к каменной глыбе майора, сидящего, свесив вниз к воде ноги. «Товарищ майор! Пойдемте с нами!» – Петя, решивший, что тот ранен, тронул его за рукав. От легкого толчка уже закоченевший труп майора повалился набок… Петя, уже навидавшийся за день достаточно, сам окаменел было от неожиданности, но подбежавшие сзади потащили его за собой.

Первые пулеметы ударили по ним лишь тогда, когда передние группы бойцов были почти у берега – не останавливаясь, Клыпа и другие рванули влево, как и приказал Потапов, бежавший сейчас рядом. Они, продираясь сквозь кусты, оказавшись вне огня пулеметов, стремились как можно быстрей добежать до берега, пока весь Западный остров не устроил на них охоту…

Тем, кто приотстал, оказавшись в момент открытия огня на дамбе, повезло меньше… Немцы, похоже, специально ждали, когда на нее выбежит весь отряд Потапова, оторвавшись достаточно далеко от спасительных казематов Центрального острова. Многие успели залечь среди камней, другие бросились назад – но очереди легко настигали их. Те, кто был у берега, пытались атаковать пулеметное гнездо, оказавшееся слева. Но вражеский огонь, к нему прибавились и минометы, был слишком плотным… Растерявшись, группы залегли на берегу, у насыпи… «Я и несколько бойцов стали пробираться влево к реке, но там нас обстреляли. Тогда мы переползли вправо к насыпи, на которой, помню, стояла разбитая легковая машина, затем перебежали к бревенчатому строению^[842], что виднелось позади насыпи. Хотели залезть в сарай, но он оказался крепко заколоченным. Не теряя времени, я переполз к плотине, глотнул воды и бросился бежать»^[843].

…Бросился бежать и отряд Потапова, залегший было у плотины, потеряв умчавшегося вперед командира, они несколько минут продолжали лежать у насыпи. Затем кто-то крикнул «Немцы обходят справа!», и, потеряв голову от страха, большинство кинулось обратно через дамбу, под огонь пулеметов. Пули, высекающие искры из камней, крики раненых и предсмертные хрипы убитых за спиной пробирающихся по камням красноармейцев 333 сп… Долго выжившие не забудут этого – до кольцевой казармы добежало лишь несколько человек^[844]. Каландадзе на некоторое время вернулся в тот вечер в подвал: «Одного взгляда было достаточно, чтобы отметить – гарнизон поредел наполовину».

В это время Потапов, Клыпа и передовая группа отряда выбежали к Бугу. Никто не остановился ни на миг – хорошо плавающий Петя Клыпа кинулся в воду, как был в сапогах, брюках и майке, зажав в зубах пистолет^[845]. Как и другим бойцам, им удалось доплыть почти до Буга, до кажущихся спасительными зарослей ивняка – когда ударили пулеметы… Казалось, вода закипела от пуль. До Южного доплыло лишь тринадцать – вдоль его берега также шла насыпь, и подплывших к берегу достаточно близко скрыл густой ивняк. Не мешкая (вскоре от 13 осталось 9), они бросились вдоль насыпи. Вскоре поняли, что наконец-то прорвались… Но лейтенанта Потапова среди них уже не было. Не выдержав напряжения, они свалились и заснули^[846].

20.00. Пока Потапов прорывается на запад, на востоке немцы покидают крепость. С 20.00 полковник Йон вынес свой КП за пределы Центрального укрепления – на юго-западный угол продовольственного склада (Proviant Magazine). Его подразделения занимают оборону по главному валу. Фридрих Йон: «Во второй половине дня дивизия поставила задачу – в сумерках эвакуировать Северный остров и центр крепости, перейти к обороне на внешних валах, и предотвратить любой прорыв окруженных русских. 135-й пехотный полк занял оборону на северных валах между Бугом и северными воротами. 1-й батальон был сменен другими войсками в городе Брест-Литовске и принял восточную часть валов Северного острова. 2-й батальон – западную. Северный остров был эвакуирован практически без какого-либо противодействия»^[847].

Вероятно, Йон держал западную часть главного вала, включая захваченные 9-й ротой Северные ворота. Далее – плотно вжимаясь в оставшиеся еще от польской обороны ячейки, сидели бойцы из различных подразделений, объединенных майором Гавриловым в роты под командованием лейтенантов Яковлева и Самойлова. Далее – артиллеристы 98 ОПАД: в ячейках, частично в окопах. Позиции были достаточно выгодны, для отражения атак пехотных подразделений, поддерживаемых пехотным оружием, но укрытия от огня тяжелой артиллерии не предусматривали.

Однако у самого Мухавца – вновь небольшой, но ключевой участок немецких позиций. Таким образом, почти весь восток главного вала – в советских руках, но ключевые участки (Северные ворота, вал у Мухавца), контролирующие как передвижение по Северному, так и препятствующие возможным попыткам прорыва или обстрела магистрали – у немцев.

Внутренняя же часть Северного – затухающие пожары и остывшие уже трупы, провалившиеся в забытье раненые, ободранные снарядами деревья и начавшая уже вянуть сшибленная взрывами листва, свежие воронки и разбитый автотранспорт – ничейная территория.

* * *

Дата добавления: 2015-07-17