Стрельба глазами. Сказка про прекрасную Лань, великого медведя и ваню-чудика (окончание)

Сказка про Прекрасную Лань, Великого Медведя и Ваню-Чудика (Окончание)

А наутро возле тюрьмы уже стояла плаха - в этом государ­стве все было хорошо налажено. Ваню вывели из темницы чуть свет, связанного, не выспавшегося. Его поставили на краю двора. Вышел и сам король, такая у него была утренняя зарядка - смот-

реть на казни. Они стояли во дворе, медленно поднималось солн­це. Ворковали голуби, на улице мели мусорщики. «Тихо жил я, -подумал Ваня, - тихо и помру». Он думал о своей Лани, тихо на­зывал ее про себя: «Чуть!», «Чудь!» У них были такие ласковые имена друг для друга, они давно заметили, что их имена легко сме­шать и сделать похожими. Чуть - Чудик. Ну вот, он стоял на дво­ре и разговаривал с ней, хотя получалось не очень спокойно, да и слова не клеились. Потом его подвели к плахе.

И вдруг на улице раздались крики - и одновременно тиши­на: крики вдали и тишина возле. Все повернулись к выходу на площадь, а оттуда выскочила, - как будто просто появилась - пре­красная Лань. Смотрит на Ваню, а он смотрит на нее, и только слезы дурацкие ему взгляд застят. И на сердце так хорошо, хоть и понимает, что волноваться надо, что ведь могут ее схватить и что-то страшное может произойти, а такой праздник внутри, что толь­ко петь. Смотрит во все глаза, и не он один, конечно, - все, кто были, прилипли взором к прекрасной Лани.

А король, не будь дурак, тут же взглядом посылает своих сол­дат - оцепить выход, вызвать всех, все замуровать, чтоб не сбежа­ла. И поет у него, у дурака, прямо песня в груди - ай, какой я мо­лодец, вот прежний король войска посылал, а я легким движени­ем пальца! Такую лань заполучил! Смотрит на нее и насмотреть­ся не может. И идет прямо к ней, растопырив руки, думает погладить. А Лань тогда переводит взгляд с Вани на короля - а он уже совсем близко. И смотрит вверх - а там замер Медведь - и они встречаются глазами, и бежит их обычная искра, хоть и не в обычное время. И когда Лань переводит глаза на короля, тот вспы­хивает и сгорает. В одну секунду, секундочку! Какой дурак!

И люди начинают разбегаться, потому что зрелище зрели­щем, а смерть смертью, и очень скоро на площади не остается ни­кого, кроме Лани, Вани-Чудика и вверху над ними - Великого Медведя.

Ваня, счастливый, поднимает заплаканное лицо кверху и спрашивает: «Это ты позвал ее?»

А Медведь медленно качает головой: «Нет» - и медленно, будто сгорбившись, уходит.

Нет, он не звал Лань в это утро. Он прошел мимо нее, закрыв глаза. Хороший толстокожий Мишка! Конечно, она все сразу по­няла. Если и не все, то почти все. Сколько там было до города -она все пролетела единым духом.

Потом она подталкивала Ваню ко дворцу - иди, мол, правь, становись королем. Он тащил ее за собой. Она легко ускользала -ну, конечно, сейчас я брошу свои горы и поселюсь в этой развали­не. Тогда пошли! - и он тащил ее в другую сторону, к горам. Ну, нет, - отталкивала она его - ты должен править во дворце! Вон твой народ, такой дурацкий! Ну, милый, иди! Ты же хотел пожить в городе, хоть немножко, на, поживи!

Если так долго стоять внизу, в городе, тело тяжелеет. И чу­десная Лань, Лань Чуть-свет, самая легкая и прекрасная в мире лань, стала наливаться совсем незнакомой ей силой. Вначале это было как тяжесть в ногах...

А потом она превратилась в женщину.

Он повел ее во дворец, и они стали королем и королевой.

Каждое утро, чуть свет, когда приходил Великий Медведь и они встречались глазами, она опять превращалась в Лань.

Иногда она убегала вслед за этим в горы, а иногда оставалась стоять на земле - и тогда через несколько минут опять станови­лась женщиной.

Ее гляделки с Медведем остались прежними, ласковыми и чистыми не по-земному. Она-то его нисколечко не винила за то утро, когда он весточку от Вани не передал.

А Медведю иногда становилось стыдно. Днем он занимался делами, а вот вечером иногда, отдыхая, он вдруг стыдился и алел.

И получался красный закат. Потому что Медведь, конечно, был Солнцем - вы не знали?

Когда «благородный человек», став на путь движения к цели (в гексаграмме «Война»), приближается к ней (в следующей ситу­ации «Приближения») и убеждается, что небо на его стороне (пройдя через «игольное ушко» предыдущей гексаграммы), он пе­реходит в наступление. В сказках это момент битвы окрепшего ге­роя со змеем, Кащеем и прочими силами зла. Силы сопротивле­ния здесь явственно сильны - они видны в верхней триграмме

сплошного янского напряжения, символизирую­щей внешнюю ситуацию (вспомним драконов пер­вой чисто янской гексаграммы). Но герой, видный в нижней триграмме, обладает «разрешением» и «радостью» (это основные свой­ства данной триграммы), в нем теперь смешаны Ян и Инь в прекрасной пропорции, делающей его крепким и неуязви­мым.

Герой переходит в наступление. Его задача, как гласит Кни­га Перемен, - «наступить на хвост тигра так, чтобы он не укусил тебя самого».

События в этом сюжете развиваются стремительно, ибо «путь, по которому ты ступаешь, - совершенно ровный».

* * *

Герой может обманывать других («скрывшемуся человеку стойкость - к счастью»), но он не должен обманывать себя, что он, дескать, «просто вышел погулять». Наш замечательный Ваня-Чу­дик спустился в город - зачем? Зная сюжет (а бессознательно мы его знаем, хотя бы потому, что знакомы со множеством подобных сказок), можно уверенно сказать: чтобы стать правителем этого города. Герой идет в наступление когда на коне и с мечом, а когда пешим и в грязной робе. Сущность сюжета от этого не меняется: он придвигается к тигру, чтобы наступить на его хвост.

Совершенно очевидно, что на этой дороге его ждут серьезные препятствия. И очень может быть, что по ходу дела он окажется крепко зажатым в тиски неприятностей и опасностей, подобно сидению Вани-Чудика в тюрьме. Как гексаграмма с пятью сплош­ными чертами, его окружат твердые стены, и только тонкий лучик надежды будет пробиваться через единственную иньскую прорезь. «И одноглазый может видеть; и одноногий может наступить. Но если так наступить на хвост тигра, то он укусит этого человека». Необходимо иметь «две ноги» - ну, например, и ум и сердце; или и вдохновение и опыт; или уметь и думать и действовать. Можно это понять и так: в тяжелый момент тебе понадобятся две ноги, причем одна из них должна быть свободна. В нашей сказке такую роль играет Лань.

Но ситуация кризиса здесь совсем недолгая, как бы остра она ни была. Близко «решительное наступление», сметающее остатки

сопротивления. Наступление ведет к победе героя, приводя его дальше, чем он себе представлял. Это подтверждается следующим сюжетом Просветления.

11. Просветление

ОТКРЫТИЕ БАРОНА МЮНХГАУЗЕНА

(Сказка Димы Трунова)

- Уважаемый барон, давно хотелось вас спросить: вы совер­шили множество славных подвигов, одержали столько великих побед, но не открыли ни одного всемирного закона.

- А вот и неправда! Было в моей жизни и такое.

- О, как интересно, расскажите нам, пожалуйста, скорее.

- Что ж, извольте. Однажды я действительно подумал о том, а не открыть ли мне какой-нибудь всемирный закон, как это в свое время сделал, например, Ньютон. Вы знаете, он просто сел под дерево, дождался, когда на его голову упадет яблоко, и как только это случилось, он открыл закон всемирного тяготения. Это же так просто! Я решил, что мне - летавшему на ядре и достававшему себя за волосы из болота - будет легко справиться с этой задачей. Только, подумал я, под яблоню мне садиться не стоит - зачем мне второй раз открывать закон всемирного тяготения? И тогда я ре­шил сесть под елку.

- О, какое мудрое решение!

- Да, нет более мудрого человека на земле, чем барон Мюнх­гаузен! Так вот, нашел я подходящую для своих целей елку и сел под нее. И как только я сел, мне на голову сразу упала шишка!

- Вот так сразу!

- Ну да.

- И что?

- Ничего. Может быть, это была случайная шишка, только никакого закона я не открыл благодаря ей. Сижу я и жду дальше. Наконец, мне на голову падает вторая шишка!..

-И..?

- И опять ничего. Видимо, опять не та шишка, подумал я. Но когда мне на голову упала третья шишка, а я опять ничего не от­крыл, я подумал, что, может быть, надо снять шляпу...

- Точно!

- Я так и сделал. А для верности снял и парик...

- И что? Право, не томите!

- На мою голову упало 552 шишки! Но, увы, никакого зако­на я не открыл.

- Даже самого маленького?

- Даже самого маленького.

- Не может быть. Вы нас опять обманываете, барон!

- Господа, ваши подозрения несправедливы! Однако послу­шайте лучше, что было дальше. После шишек на меня упал скво­речник, который прикрепил к сосне какой-то умник. Затем на меня упал этот умник - мальчишка с большим носом и лукавыми глазами. (Кого-то он мне напомнил... Однако это неважно.) Затем на меня упал филин, который, видимо, проснулся от шума и вы­шел из своего дупла посмотреть, что случилось, но спросонья оступился. Затем на меня упал хрустальный шарик, который, ви­димо, повесили на эту елку еще в канун Рождества. Когда он с чу­десным звоном разбился о мою воспаленную голову, я подумал, что теперь-то я точно что-нибудь открою. Но не тут-то было, гос­пода, я опять ошибся! Однако нет более терпеливого человека на земле, чем барон Мюнхгаузен! - Я по-прежнему сидел под елкой и ждал своего часа. А часов прошло действительно много. За это время на меня упали все животные, которые жили на этой елке, все насекомые и много того, что я уже перестал различать. Затем на меня стали падать ветви от елки: сначала маленькие, а затем большие. Наконец, на меня упало что-то очень тяжелое и твердое. Однако нет более крепкого человека на земле, чем барон Мюнхга­узен! - Этот тяжелый и крепкий предмет, ударившись о мою чу­десную голову, с треском сломался. Позже я узнал, что это был ствол дерева, под которым я сидел. Но тогда я этого еще не пони­мал и по-прежнему ждал самого главного...

- И что это было, барон?

- На этот раз я сидел очень долго и очень удивлялся, что мне на голову больше ничего не падает. И тогда я решился посмотреть вверх. Я поднял глаза и увидел...

- Что вы увидели, барон?

- Я увидел ясное голубое небо...

- И что?

- Ничего. Просто я понял...

- Что? Что вы поняли, барон? Расскажите, в конце концов, о вашем открытии!

- Я понял... Я понял...

(Барон смотрел куда-то вдаль, глаза его были слегка влажны­ми, лицо освещала грустная улыбка. Почему-то никто из окружа­ющих не решился больше его расспрашивать. Разъезжаясь по сво­им домам, гости понимали, что нет более счастливого человека на земле, чем барон Мюнхгаузен...)

Очень благоприятная гексаграмма, где отношения между Инь и Ян максимально симметричны и уравновешены. Силам све­та (триграмме внизу) свойственно стремление ввысь; силам тьмы, собранным вверху, - стремление вниз. В этом сюжете, можно ска­зать, земля и небо меняются местами, «небо падает на землю». Внутри человека, попадающего в эту ситуацию, - чистый импульс творчества (обозначенный нижней триграммой); вовне его мак­симально принимающая и откликающаяся среда (обозначенная верхней триграммой). Такое положение приводит к расцвету со­зидающей деятельности. Это - весна, бурное развитие, день Тво­рения. В И Цзин этот сюжет носит название «Расцвет».

В этом сюжете герой «одним махом семерых побивахом». И Цзин выражает это в образе тростника - «когда его рвут, стебли тянутся одни за другими, так как он растет пучком». Одно дей­ствие может вести к нескольким благоприятным последствиям.

Как редко в жизни такое бывает! Всё на волне, всё складыва­ется друг с дружкой, мечты сбываются, тело и душа полны сил! Но, как и в сказке, так же наполняются энергией и те силы, с ко­торыми мы не согласны, которые именуем проблемами. Весна -для всех весна, солнце светит на правых и неправых. Вот что го­ворит И Цзин: «Нет глади без выбоин, нет ухода без возвраще­ния». Творчество по своей сути разносторонне и никогда не идет совершенно «гладко»: гладко идут накатанные, старые вещи, а не

новые. Крепче держись выбранного курса, товарищ: «Если в труд­ностях будешь стойким - то хулы не будет». Как это делал в сказ­ке барон Мюнхгаузен.

* * *

Происходит расширение рамки восприятия и рамок обычных действий. То, что казалось далеким, вдруг оказывается вполне близким и участвующим в твоей жизни. «Охвати и окраины... не оставляй дальних», - советует И Цзин. Высокое и низкое тесно взаимодействуют друг с другом (под эту гексаграмму по многим признакам попадает ситуация карнавала). «Царь И выдал замуж своих дочерей и так благословил их на изначальное счастье», -говорит Книга Перемен. Царь И, по легенде, был первым царем, который выдал собственных дочерей за своих подданных - то есть распространил свое сияние на «окраины», в «нижний мир», кото­рый, как уже отмечалось, в этом сюжете легко меняется местами с «верхним», подобно тому, как в рисунке гексаграммы небо нахо­дится ниже земли.

* * *

Но что же открыл барон Мюнгхаузен и что такое просветле­ние? Обычаем жанра литературы, посвященной просветлению (дзэнские притчи, суфийские анекдоты), является не-называние, не-описывание сущности этого явления. Почему? По тридцати трем причинам. Во-первых, это невозможно, как невозможно объяснить слепому, что такое красный цвет, но совершенно не нужно объяснять это тому, кто видит. Кроме того, такие коммен­тарии не приветствуются в дидактических целях - чтобы читатель не принял описание состояния за его сущность, или, говоря язы­ком тех же притч, не принял палец, указывающий на Луну, за саму Луну. Просветление является очень практическим духовным пе­реживанием, в котором «дальнее» (вроде неба, которое видно в гексаграмме или которое увидел барон) оказывается «ближним» (вроде совершенно земным). Читатель обычно оказывается таким вот гостем, уезжающим от такого вот барона с ощущением того, что ТАМ - что-то замечательное; но один из гостей, подобно на­шему же барону, вдохновленному Ньютоном, едет не домой, а са­дится под вишню...

Дата добавления: 2015-07-15