Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Пустыня внемлет Богу

Читайте также:
  1. Внутренняя пустыня
  2. ГОРНЫЕ УЩЕЛЬЯ, ЛЕС, СКАЛЫ, ПУСТЫНЯ
  3. ОСОБЕННОСТИ СОВЕРШЕНИЯ МАРШЕЙ В ГОРАХ, ПУСТЫНЯХ И ЗИМОЙ
  4. ПУСТОЙ, ПУСТЫНЯ, ПУСТЯК
  5. Пустыня Молитвы
  6. Пустыня Поклонения

 

Среди многочисленных стихотворений Лермонтова совсем немного таких, где каждую строфу он обозначал цифрой, показывая таким образом её отдельность, законченность, её особый музыкальный тон и смысл в этом произведении. Удивительная цельность всего стихотворения создавалась по наитию высокой внутренней гармонии; многосложное слияние звука и мысли пронизано излучением символов, таящихся в самых заветных для поэта словах-образах. Таково одно из последних лермонтовских стихотворений «Выхожу один я на дорогу…», которое написано летом 1841 года, может быть, даже в роковом для него июле…

 

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

 

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом…

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? жалею ли о чём?

 

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть;

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!

 

Но не тем холодным сном могилы…

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;

 

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея

Про любовь мне сладкий голос пел,

Надо мной чтоб, вечно зеленея,

Тёмный дуб склонялся и шумел.

 

Это земная – но и надмирная песнь.

Какая печаль отрешённости, но и завораживающая полнота чувства жизни! Какая всеохватность напоённого любовью бытия! Тут сказано несказ а нное про вечную жизнь, которою живёт человеческая душа на земле. Тут всё земное смыкается с небесным и растворяется в нём, душа соединяется с духом, земля переходит в небо – а небо в землю.

Казалось бы, это просто желание: не умереть с кончиной, а «забыться и заснуть». Но желание это настолько чудесно и так исполнено жизнью, её голосом, пением, любовью, вечнозелёным шумом, что невольно проникаешься волшебной очарованностью, убеждением: только такое и должно ожидать тебя там – даже если оно и невозможно.

«“…Пушкин не знал этой тайны существенно новых слов, новых движений сердца и отсюда “новых ритмов”», - писал Василий Розанов.

Чрезвычайно точное определение невыразимого – тайна существенно новых слов

В их тончайшей ткани будто бы живёт душа Лермонтова, с его новыми движениями сердца, пробуждающего новые ритмы.

«Мы упомянули о смерти, - продолжает философ. – Вот ещё точка расхождения с Пушкиным (и родственности – Толстому, Достоевскому, Гоголю). Идея “смерти” как “небытия” у него отсутствует.

Слова Гамлета:

 

Умереть – уснуть…

 

в нём были живым веруемым ощущением. Смерть только открывает для него “новый мир”, с ласками и очарованиями почти здешнего…»

И далее Розанов объясняет суть «расхождения» Лермонтова и Пушкина:

«У Пушкина есть аналогичная тема, но какая разница:

 

И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,

И равнодушная природа
Красою вечною сиять.

 

Природа у Пушкина существенно минеральна; у Лермонтова она существенно жизненна. У Пушкина “около могилы” играет иная, чужая жизнь: сам он не живёт более, слившись как атом, как “персть” с “равнодушною природой”; а “равнодушие” самой природы вытекает из того именно, что в ней эта “персть”, эта “красная глина” преобладает над “дыханием Божиим”. Осеннее чувство – ощущение и концепция осени, почти зимы; у Лермонтова – концепция и живое ощущение весны, “дрожание сил”, взламывающих вешний лёд, бегущих весёлыми, шумными ручейками. Тут мы опять входим в идеи “гармонии”, “я вижу Бога”…»

Тончайший анализ состояния Лермонтова, выраженного в этом стихотворении, сделал Василий Ключевский. Приведя строки Лермонтова

 

…сладость есть

Во всём, что не сбылось…,

 

он пишет:

«Усилиями сердца можно усладить и горечь обманутых надежд… Человек, переживший опустошение своей нравственной жизни, не умея вновь населить её, старается наполнить её печалью об этом запустении, чтобы каким-нибудь стимулом поддержать в себе падающую энергию. Никто из нас никогда не забудет одной из последних пьес Лермонтова, которая всегда останется единственной по неподражаемому сочетанию энергического чувства жизни с глубокою, скрытою грустью – пьесы, которая своим стихом почти освобождает композитора от труда подбирать мотивы и звуки при её переложении на ноты: это – стихотворение “Выхожу один я на дорогу…” Трудно найти в поэзии более поэтическое изображение духа утратившего всё, чем возбуждалась его деятельность, но сохранившего жажду самой деятельности, одной деятельности, простой, беспредметной. Не уцелело ни надежд, ни даже сожалений; усталая душа ищет только покоя, но не мёртвого; в вечном сне ей хотелось бы сохранить биение сердца и восприимчивость любимых внешних впечатлений. Грусть и есть такое состояние чувства, когда оно, утратив свой предмет, но сохранив свою энергию и оттого страдая, не ищет нового предмета и не только примиряется с утратой, но и находит себе пищу в самом этом страдании. Примирение достигается мыслью о неизбежности утраты и внутренним удовлетворением, какое доставляет стойкое чувство. В этом моменте грусть встречается и расходится с радостью: последняя есть чувство удовольствия от достижения желаемого; первая есть ощущение удовольствия от мысли, что необходимо лишение и что его должно перенести. Итак, источник грусти – не торжество нелепой действительности над разумом и не протест последнего против первой, а торжество печального сердца над своею печалью, примиряющее с грустной действительностью. Такова, по крайней мере, грусть в поэтической обработке Лермонтова».

Виссарион Белинский относил это, по сути итоговое в лирике поэта стихотворение, где «всё лермонтовское», к числу избраннейших.

Запечатлев «лирическое настоящее» - мгновение, душевное состояние, настроение, «Выхожу один я на дорогу…», по замечанию филолога И.Роднянской, «тем не менее сплошь состоит из высокозначимых в лермонтовском мире эмблематичных слов, каждое из которых имеет долгую и изменчивую поэтическую историю». Это: “путь” и “пустыня” (странничество), “сладкий голос” (песня), “тёмный дуб” (один из образов блаженства) и т.д. А “голубое сиянье”! Оно своим происхождением – из “пространств синего эфира” (поэма “Демон”)».

Одна из самых поразительных строк Лермонтова:

 

Спит земля в сиянье голубом…

 

Это сиянье голубое впервые воочию увидел из иллюминатора космического корабля Юрий Гагарин, взлетевший над землёй в апреле 1961 года… - через сто двадцать лет, как оно открылось духовному взору Лермонтова. Поэт обладал объёмным, земным и космическим зрением – и разом видел и землю и небо, и кремнистый путь в пустыне и звёзды, говорящие друг с другом.

И.Роднянская пишет, что все эти прежние смысловые моменты лермонтовской лирики вступают в стихотворении «Выхожу один я на дорогу…» в новое трепетно-сложное соотношение: это – «тончайшая душевная вибрация, совмещающая восторг перед мирозданием с отчуждённостью от него, печальную безнадежность с надеждой на сладостное чудо».

 

 

…По легенде, однажды пленному Шамилю прочли в переводе стихотворение «Выхожу один я на дорогу…». Имам спросил: кто это написал? Ему ответили: русский офицер, он воевал с нами на Кавказе. «Это пророк», - сказал Шамиль и поинтересовался, что стало с офицером. «Его убили», - был ответ. И, когда Шамиль узнал, что поэт убит не в бою с чеченцами, а - своими, он задумчиво сказал: «Богатая страна Россия»…

 

 

Стихотворение «Выхожу один я на дорогу…» вспоминает и Константин Леонтьев. Рассказывая в «Письмах с Афона» о своей монастырской жизни, он пишет знакомой:

«Есть у Лермонтова одно стихотворение, которое ты сама, я знаю, любишь… В нём надо изменить одну лишь строку (и, мне кажется, он сам изменил бы её со временем, если бы был жив) и тогда оно прекрасно выразит состояние моей души теперь. Без этого изменения, сознаюсь тебе, оно теперь было бы мне противно, ибо напомнило бы мне всё то, о чём я так рад забыть:

 

Выхожу один я на дорогу –

Сквозь туман кремнистый путь блестит.

Ночь тиха; пустыня внемлет Богу.

И звезда с звездою говорит…

 

Да! Для меня теперь жизнь на Афоне почти такова.

В последнем письме моём я говорил о том, что и в обителях, и в пустыне человек не может достичь полного спокойствия. Борьба и горе, ошибки и раскаяние не чужды ему нигде. Я говорил о той внутренней, духовной борьбе, которая есть удел каждого честного, убеждённого инока…»

Здесь важно, что первые четыре строки стихотворения Леонтьев напрямую соотносит с монастырём, с иноческой жизнью, с той пустыней, в которой и проходит духовная борьба в человеке. – Такова была и душа Лермонтова на излёте его судьбы.

Но что же за слова, которые Леонтьеву хочется изменить у Лермонтова, без чего стихотворение было бы ему «противно»? Тут для начала надо сказать, что на Афоне философ гостил, был ещё непостриженным – и рвался к полной перемене в жизни, к монашеству. Благой удел: «созерцание, беззаботность обо всём внешнем.., по временам почти полное приблизительное спокойствие» - всё это было ему уже не по душе. И потому ему хотелось видеть в стихотворении другие слова:

 

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея

«Мне про Бога» сладкий голос пел…

 

Но мало ли кто и как хочет подправить стихи под себя!..

Да и поэт вряд ли бы стал изменять что-либо в своём совершенном творении.

И не о Боге ли говорит строка, которую хотел изменить Леонтьев?

 

Про любовь мне сладкий голос пел…

 

Ведь кто поёт, Лермонтов не уточняет. Женщина?.. А может, Ангел?..

Бог есть любовь

Здесь косвенно прослеживается совсем другое: Леонтьев, похоже, точно угадал, что ожидало бы Лермонтова дальше в жизни, останься он в ней. – Перерождение, духовный подвиг!..

«Что бы вышло из Лермонтова? – спрашивал себя Розанов. – За Пушкиным он поднимался неизмеримо более сильною птицею… Лермонтов был совершенно необыкновенен, “не мы”. Совершенно нов, неожидан, “не предсказан” - деловая натура его в размеры слова не уместилась бы. Но тогда куда же? Мне он представляется духовным вождём народа. Решусь сказать дерзость – он ушёл бы в путь Серафима Саровского».

И ещё его слова:

«“Лермонтов был чистая, ответственная душа. Он знал долг и дал бы долг. Но как великий поэт. Он дал бы канон любви и мудрости. По многим, многим приметам он начал выводить “Священную книгу России”».

 

 


Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 147 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Алмазная крепость стихов | Грусть сквозь веселье | Поклон Отчизне | На воздушном океане | Недетская сказка | Загадочный 1841 год | Белеющая тень | Притча о судьбе России | Поздняя лирика | Предчувствие смерти |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Прощание с любовью| Удел пророка

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)