|
Читайте также: |
Долго ли, коротко, на бричке ли, в вагоне, но привезли меня в учебный центр города Павлоград.
Город Павлика, наверно, мог быть и больше, но стисну-тый со всех сторон реками Гнездка, Волчья и Кочерга, задыхался островком. Теперь и мы все оторваны от реаль-ности, как взвод Робинзонов на необитаемом острове.
Это обратная сторона полной свободы и освобождение от бремени времени.
Дома не хватало свободы, теперь я абсолютно свободен в заточении. Осталось половые органы сменить на театраль-ную декорацию, и ломануть ломаным зигзагом от обеспе-ченной беспечности - возврат к разврату, дабы поставить галочку в пунктуальной посещаемости.
Отчеканить в памяти Я ЗДЕСЬ БЫЛ.
Осмысление сущего и бессмысленность существования.
Первое время у меня были мысли и желания свободного человека: встретится с друзьями, попить пивка, пожрать вне распорядка дня, завалиться спать не по расписанию,
а когда захочется.
Но вскоре это прошло и казённые мысли вытеснили воль-нодумство. Желания облачились в униформу и сузились до диаметра солдатской пуговицы.
Несмотря на весну, стояла жара. Раскалённый воздух сли-зывал капельки пота - непередаваемые ощущения.
Тут всё было непередаваемо.
С этого момента жизнь переключилась в режим звучания «Моно», а воинская часть теперь для меня такая же неотъемлемая часть, как Мамай и Куликово поле.
13 мая 1983 года (между прочим, пятница).
Ровно 190 лет назад в России отменили пожизненную воинскую службу, заменив срок в 25 лет. Потом были 16 лет, 10, 3 и мы уже попали на благотворительные 2 года.
Служили мало, так, что даже у инвалидного токаря мож-но по пальцам пересчитать.
А сейчас…таких токарей и не встретишь.
В ушах ещё звучали прощальные мелодии: в одно ухо только влетело «Как родная меня мать провожала», как уже из другого вылетело с гулом протяжность ракеты.
В части, первым делом нас привели в парикмахерскую, и я понял, что все наставления сопровождающего нас командира о том, чтобы ни один волос не упал с нашей головы – беспочвенны. В Древней Руси, чтоб постричься, нужно было идти в монастырь, сейчас проще – в армию.
Ефрейтор в белом фартуке и с садовыми ножницами сперва подстриг меня взглядом, затем двинул холодными ножницами в затылок так, что мой подбородок впился в грудь, как ледоруб в голову Троцкого.
Или этот холод стал ощущать у себя на голове: два ледя-ных кольца вертолётными лопастями застрекотали по окружности головы, а горячий конец парикмахера сквозь фартук упёрся мне между 4-ым и 5-ым позвонком, обес-куражив неподвижностью до того, как цирюльник ударил меня ножницами по лысине (я вновь ощутил сталь ледоруба у себя в голове), одновременно сопроводив собачим тыка-нием сквозь фартук: «Следующий».
По конвейеру бравого солдата Швейка я очутился в бане, где стоял густой пар, и двигались жидкие тельца таких же побритых и оттыканных призывников.
И пар и тел а были удушливые и воняли влажностью.
- Вы хоть все и говно, но после бани хотя бы полчаса не будете вонять, - знающе изрёк полковой банщик ефрейтор Кравчук.
Наконец, попарив шишки (шишки на голове от ударов нож-ницами по затылку), нас одели в бесформенную форму. Мы стали одинаковы и соразмерны, как солдатские портянки.
Одинаковость форм и лиц привела в оторопь.
Теперь мы уже пахли одинаково складской сыростью. Одинаковость форм и униформ.
Осталось раствориться в монолитной монотонности, в цветущей рутине казарменного бытия.
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 68 | Нарушение авторских прав