Читайте также: |
|
- Этим поступком он вышагнул из границ Бога.
- Бог безграничен.
- Да. Но там, где есть подлость, Его нет.
Из дневника невернувшегося шныра
После обеда к Рине подошел Вовчик и спросил:
- Мать, ты в Копытово, случаем, не собираешься? А то мне осла надо к писателям вести, а продукты одному не дотащить.
Рина хотя и обиделась немного на «мать», в Копытово собиралась. Кузепыч попросил ее купить двадцать лампочек по 60 ватт.
- А Окса?
- Она еще из города не вернулась. Так ты идешь?
- Хорошо. Только ты мне в Копытово напомни про лампочки!
- Идет. Только ты мне самому перед этим напомнишь, про что я тебе должен напомнить, — согласился Вовчик.
Он заскочил в пегасню и вывел из нее ослика Фантома. Сам Вовчик шел по тропинке, а ослик лениво трюхал рядом по снегу. Изредка нюхал снег и фыркал. Рина обнаружила, что Фантом лезет как перина, и, сжалившись, смахнула с его крупа висевший клок шерсти. Результат был очень предсказуем. Уже через минуту она сидела на корточках и, вырывая из блокнота страницы, торопливо строчила:
«Маркиз дю Грац, кавалер ордена Серебряного Шлема, покровитель Летающих Фей и первооткрыватель грозного животного «элефант», подошел к принцессе Эмилии.
- С вас поцелуй, сударыня! — сказал он. — Договоренность от. пятого мая сего года!
Принцесса Эмилия пунктуально заглянула в записную книжку.
- Хм... Действительно, была такая. А подвиг? Вы его совершили? — строго спросила она.
- Айн момент!
Маркиз дю Грац достал из сумки что-то огромное и зубастое. Это была отрубленная голова ужасного людоеда. Принцесса Эмилия охнула и прижала руки к груди.
- За что вы его так? — спросила она слабеющим голосом.
Маркиз дю Грац деликатно кашлянул. Голова людоеда, просыпаясь, открыла глаза.
- Он меня победил! С вас поцелуй! — сказала она.
- Я не отказываюсь, но пусть он не смотрит! — смущаясь, потребовала принцесса.
Маркиз дю Грац отвернул голову людоеда к стене.
- Давай скорее! А то будешь за второй час проката платить! — разглядывая цветочки на обоях, поторопила голова людоеда.
Принцесса Эмилия притворилась, что ничего не услышала».
Пока Рина строчила, Вовчик терпеливо топтался с ней рядом. Потом, о чем-то вспомнив, достал телефон и позвонил Оксе. Продолжая писать, Рина слышала, как Вовчик сурово спросил:
- Когда ты будешь?
- Я совсем близко, — уклончиво отозвалась Окса.
- Я не спрашиваю, близко ты или далеко. Я спрашиваю: когда ты будешь?
- Я в двух шагах.
- В двух шагах от меня дерево! Ты что, на дереве?
- Нет. Я в электричке.
- А почему не слышно, как она стучит?
- Ну я почти в электричке!
- И когда ты будешь?
- Да я уже еду! Говорят тебе!
- Сосредоточься на вопросе. К-О-Г-Д-А? Ответ должен содержать время!
- Ну через час, — сказала Окса.
Вовчик вздохнул. Час в понимании Оксы — это было четыре часа нормального человеческого времени. Вовчик посмотрел на пишущую Рину и, усмехнувшись, поднес трубку к ней поближе, чтобы Окса успела услышать ее бормотание. И Окса услышала.
- Кто рядом с тобой? — сразу среагировала она.
- Я один! — сказал Вовчик.
- Я слышала женский голос!
- Тебе показалось... Прости — плохая связь! Телефон почти разряжен!
Вовчик повесил трубку. Окса перезвонила еще раза четыре, потом еще четыре и еще, но он не снял.
- Вот теперь она точно не будет нигде задерживаться! — довольно сказал Вовчик, созерцая в телефоне количество пропущенных вызовов, которых было уже больше десятка.
- Сними трубку! — потребовала Рина.
- Ни в коем случае! Сейчас нельзя снимать, — отказался Вовчик.
- Почему?
- Потому что она звонит, чтобы со мной насмерть поругаться. Без звонка же у нее ничего не получится! Нужен, понимаешь, факт ссоры, а тут его нет!
И Вовчик, очень довольный собой, направился к воротам. Рина, уже закончившая писать, сунула блокнот в карман и поспешила за ним. По пути она представляла, что вот какое-то государство хочет объявить войну соседнему государству, а другое государство не принимает посла. И вот посол прыгает перед запертой дверью, мокнет под дождем и мерзнет. Пытается написать «Вам объявлена война!» на бумажке и подсунуть под дверь, но бумажка не просовывается, а дождь размывает чернила. С той же стороны двери стоят министры и король и тихо хихикают, дожидаясь, пока посол ушлепает ни с чем, так и не объявив войны.
Пока они шли до ворот, Окса вызывала Вовчика еще раз шесть, а потом звонки неожиданно прекратились.
- Ага. Сейчас она перезванивает маме, — деловито сказал Вовчик.
- Чьей, твоей?
- Зачем ей моя мама? Своей маме. Надо же ей хоть кого-нибудь накрутить, пока она вспоминает, где ей зарядить сирина для экстренной телепортации.
- А он у нее разряжен?
- Разумеется. Иначе она давно бы свалилась нам на голову!
Вскоре они уже шли по Копытово. На окраине Рине попалась на глаза сараюшка, из трубы которой сочился дым. Вокруг сараюшки, отыскивая годный к сжиганию мусор, ходила женщина с испитым, опухшим лицом. Рина встречала ее в Копытово и раньше, но почему-то считала, что она бездомная. Впрочем, возможно, так оно и было, потому что сараюшка на окраине Копытово едва ли кому-то принадлежала.
Запомнила же эту женщину Рина потому, что у нее был пес — крупная приблудившаяся дворняга. Умнейшая собака. Они вместе и спали, и ели. Несколько раз Рина видела, как женщина, допившись до бесчувствия, спит на скамейке у остановки, а собака ее греет и угрожающе ворчит, когда кто-то подходит. Вот и сейчас она собирала щепки, а пес ходил за ней как привязанный.
- Видишь эту собаку? — спросила Рина у Вовчика.
— Ну?
— Она управляется глазами, и общение у них вообще на невербальном уровне. Просто единый организм. Мне кажется иногда, что ее ангел-хранитель превратился с собаку.
Вовчик что-то невнятно пробурчал, пытаясь протащить заупрямившегося Фантома в дыру забора и этим сократить путь. Осторожный Фантом, не любящий нестандарта, в дыру не пошел, и пришлось обходить метров за двести, по известному ослику маршруту. Фантом не любил неожиданностей.
Минут через десять они были уже у подъезда писательского дома. Здесь Вовчик остановился и деловито огляделся.
- Так, — пробормотал он. — Осла взяли. Рюкзаки для продуктов взяли. Сами себя взяли. Ну, топаем!
Он открыл подъездную дверь и пропустил вперед Фантома, который привычно затрюхал по ступенькам, поочередно останавливаясь у каждой квартиры. В большинстве случаев им открывали без звонка. Писатели как-то неуловимо ощущали приближение ослика. Одни бросались его гладить сразу. Другие долго мялись и блеяли, притворяясь, что пишут сами, а их интерес к крылатому копытному носит сугубо природоведческий характер.
С писателями Вовчик вел себя без церемоний. Сказывался большой опыт общения и знание контингента. Подходил и, решительно дернув дверцу холодильника, заглядывал внутрь. При этом Рина всякий раз вспоминала шныровскую пословицу «Дайте мне заглянуть в ваш холодильник, и я расскажу вам, кто вы».
Опыт Вовчика простирался так далеко, что он ухитрялся усмотреть даже то, что было упрятано очень далеко.
- Это что там у вас из пакетика торчит?
- Майонезик, изволите видеть! — с готовностью отвечали ему пишущие про заек.
- Нет, другое. Такое вот красненькое! Не икра, нет?
- Что вы! Какая икра в наше кризисное время! Это кетчуп! — блеял писатель, ухитряясь одновременно жадно тискать шею осла.
Вовчик деловито хмыкал и, прихватив кетчуп, сгружал в рюкзак консервы, причем нередко внимательно проверял дату. Не у всех, но у некоторых проверял.
- А то есть туг некоторые... хитрые... — намекал он грозно, и писатели смущенно опускали глаза.
Потом Рина с Вовчиком поднимались на следующий этаж.
- Кто там? — пугливо спросили из-за обитой кожзаменителем двери.
- Осел! — простуженно сказал Вовчик
За дверью задумались. Потом пропищали:
- Хорошо, возможно, я вам открою. Только проводите его быстрее, чтобы не было сквозняка!
Вовчик шепнул на ухо Рине:
- Вечно с ним так. Без двух шапок на улицу не выйдет! А пишет про спецназ. Как-то почитали его с Оксой, так едва в живых остались! На каждой странице треск позвоночников и разрывы снарядов!
В квартире напротив обитала грузная дама, курящая трубку. Она опустилась перед осликом на колени и, обняв его за шею, пророкотала басом:
- Ну, здравствуй, друже! Поможешь с финалом романа?
Вовчик открыл холодильник. В холодильнике у дамы был только холод.
- А где еда? В прошлый раз хоть вареная картошка была! — спросил он, но робко, потому что даму с трубкой, видимо, побаивался.
- Увы, дорогой мой, я ее съела. В каждом писателе и актере живет противный капризон. Ему очень трудно быть хорошим человеком... Ну все, прочь- прочь, уводите осла! Мой роман, кажется, дозрел!
На четвертом этаже ослик Фантом, привычно толкнув мордой незапертую дверь, прошел в квартиру и, обжевывая висевшие пузырями обои, направился на кухню. Рина и Вовчик следовали за ним. По кухне в тельняшке бегал писатель Иванов, дергал себя за бороду и очень пугал своего соседа — толстенького положительного поэта Лохмушкина, пальцы у которого были похожи на перевязанные веревочкой сосиски. Не верилось, что это автор трепетных стихов, каждая строфа в которых — как обнаженный нерв.
Иванов козликом скакал по кухне и, почесывая поочередно то бороду, то мохнатую грудь под тельняшкой, вопил:
- Значится, так, Лохмушка! Делаем музоловки! Эту вот коробку подпираем палкой! Под коробку кладем морковь! Муза истории Клио сунется за морковкой, а мы ее — чпок! — коробкой! Она, конечно, трепыхаться начнет, а мы ей: «Цыц! Возжелала морквы, неверная? Трепещи!»
- Не трогай коробку! Она из-под нового принтера! — пискнул Лохмушкин.
- Руки прочь!.. Думаешь, я себе эту музу оставлю? Воинову подарю! Он хорошо пишет, но сюжеты у него рассыпаются!.. А это у нас что?
- А то ты холодильник не узнал! — безнадежно сказал поэт.
Правильно, Лохмушка! В него мы запрем Мельпомену! Только она полезет за сардельками, а мы ее — чик! — и прихлопнули! Только сардельки должны быть отгрызены, чтобы Мельпомена ничего не заподозрила.
Писатель Иванов отгрыз крепкими зубами половину сардельки и мигом проглотил. Поэт ужаснулся:
- Что ты делаешь, безумец? Зачем ты ешь сырые сосиски?
- Для искусства ничего не жалко! А тебе мы поймаем Эвтерпу! Пусть муза поэзии штопает носки! Мы б и Терпсихору отловили — но куда она тебе с твоим плоскостопием?
Тут Иванов увидел ослика и с воплями кинулся его обнимать. Лохмушкин стоял рядом и, отворачиваясь к окошку, робко трогал Фантома мизинчиком, зачем- то шепча «Кис-кис!».
Вовчик озирался и, к удивлению Рины, почему-то медлил складывать в рюкзак консервы.
- А где... У вас же вроде еще один был? Пишущий? — спросил он.
Лохмушкин и Иванов переглянулись. Иванов стал серьезным, и его лицо даже ухитрилось приобрести мудрое выражение.
- На пятый этаж переехал. Сам захотел. Мы к нему ходим каждый день. Неважно там все. Умирает он.
- Как умирает? — не поняла Рина.
- Как все люди умирают. Ему остался месяц. Ну от силы полтора. И вот он переехал на пятый этаж, сидит в четырех стенах и как дикий дописывает какой-то роман для умирающей девушки. Боится не успеть высказать что-то очень важное, чтобы она прочитала.
- И девушка умирает? Что, тоже через месяц? — ошеломленно спросила Рина. Для нее это звучало как бред, но где-то в глубине бреда безошибочно определялась правда.
Иванов махнул рукой. Было заметно, что он не хочет это обсуждать. А Лохмушкин — тот вообще едва ли не за холодильник спрятался.
- Нет, там не то чтобы через месяц... Там непонятно... Может, и обойдется, — неохотно сказал Иванов. — В общем, сложно все... Зайдите к нему!
- А как этого писателя зовут? Ну который умирает? — спросила Рина, поднимаясь вслед за осликом на пятый этаж. Она испытывала странную робость и старалась подниматься как можно медленнее.
- Воинов, — сказал Вовчик, всех тут знавший.
Он немного помялся у дверей, набираясь храбрости, кашлянул в ладонь и позвонил.
Им открыл высокий человек, тоже бородатый, как и Иванов. Только у Иванова борода была дикая, растущая одновременно и из шеи, и из носа, и из ушей, а у Воинова бородка была слабенькая, реденькая, точно сплетенная из отдельных ниточек.
К удивлению Рины, Воинов не выглядел умирающим. Он не лежал в кровати, и к нему не вели капельницы. Он стоял, опираясь на палку, и смотрел на них. Ощущалось, что стоять ему тяжеловато, но не настолько, чтобы на лице отражалось какое-то героическое преодоление.
- Осла я гладить не буду! — сказал он, отступая чуть назад, потому что Фантом потянул к нему морду, проверяя нет ли в карманах чего вкусного.
- Почему? — спросил Вовчик разочарованно. Ему хотелось сделать для Воинова что-то хорошее.
- Потому что осел — это другое, — тихо сказал Воинов. — Раньше гладил, а теперь понял, что осел — это совсем-совсем иное. Может, он и неплох, но для чего-то самого важного он абсолютно не подходит.
Он повернулся и пошел в комнату. Дверь в нее была прикрыта. Не удержавшись, Рина заглянула и увидела стол. На столе —- компьютер с большим плоским монитором, клавиатура, кофе, много разбросанных бумаг и лекарств.
- Вы тут работаете? — спросила Рина, хотя это было абсолютно очевидно.
- Ну да.
- А флешка? Вы сохраняете на флешку?
- Зачем?
- Ну, жесткий диск может полететь. Пропадет все.
- Да нет, — ответил Воинов рассеянно и, перевернув клавиатуру, подул, вытряхивая крошки. — Когда-то сохранял, трясся, суетился, а теперь нет. Писатель должен быть готов писать вилами по воде или пальцем по песку. Если хотя бы на миг усомнишься, что это не так, то все — смерть. Радость творчества — это когда пишешь вилами по воде и не боишься, что это исчезнет... Ну все, уводите осла!
- Если что-то будет нужно, вы это... скажите! — крикнул Вовчик уже с лестницы.
- Хорошо! — рассеянно отозвался из комнаты Воинов. Ощущалось, что он уже сидит за столом и печатает.
Вовчик и Рина вышли из подъезда. Рина кренилась под тяжестью перегруженного продуктами рюкзака.
- Вот она — жадность! Зачем ты набрала столько гречки? — укорил Вовчик, подпрыгивая, чтобы утрамбовать свой не менее увесистый рюкзак
- Я набрала гречки?! Не ты?! Я?! — вскипела Рина.
- А кто? Хотя и писатели тоже хитрые. Небось черной икры никто не сунул, только баклажанную... Ладно! Давай перегрузим, а то ты сейчас по уши в асфальт уйдешь.
И, смилостивившись, Вовчик наполнил продуктами громадные карманы, с двух сторон крепко пришитые к попоне ослика Фантома. Ощущалось, что у Насты и Вовчика вопрос доставки продовольствия в ШНыр продуман в деталях.
- Я тебе должен был про что-то напомнить! Только я забыл про что! — вдруг сказал Вовчик.
Некоторое время оба вспоминали, а потом вспомнили, что надо купить лампочки.
- Кажется, десять по сто ватт! Или сто по десять ватт! — засомневалась Рина.
- Темень! По десять ватт не бывает, — заявил Вовчик. — Давай я сам куплю! А ты осла в ШНыр веди! Захвати мой рюкзак!
И он умчался. Рина оценила его хитрость. Куда приятнее идти в ШНыр налегке с несколькими лампочками, чем тащить два рюкзака и вести осла, который, несмотря на свою крылатость, характер имеет вполне соответствующий.
Рина попыталась остановить Вовчика, да куда гам. Делать нечего. Пришлось связывать рюкзаки между собой и грузить на Фантома. Пока она его навьючивала, несколько раз ей пришлось о него очень основательно потереться, и теперь ей бредилось романом на греческую тему:
- Где-то тут был троянский конь! Никто не видел? — спросил хитроумный Одиссей, разглядывая четырехметровый след от ноги титана.
Царь Агамемнон поправил шлем.
- Нету больше коня, — сказал он.
- Ну тогда я пошел к жене. Спешить не буду. Лет через девять дойду, — сказал Одиссей.
Нагруженный ослик заупрямился, отказываясь трогаться с места, но Рина перехитрила его морковкой, которую привязала к палке, а палку привязала к спине ослика так, чтобы он видел морковь, но не мог до нее дотянуться. Тот же метод, что и с Гавром. Чем одурачишь гиелу — тем проведешь и ослика. Фантом пытался угнаться за морковью и бодро трюхал в нужную сторону.
Рина была на полпути в ШНыр, когда Фантом резко скакнул в сторону и, пытаясь взлететь, захлопал куцыми крылышками. Рина едва удержала его, повиснув у него на шее. Попутно она вскинула голову и увидела белый живот и раскинутые крылья с розовыми прожилками.
- Аль! Гамов! Убью! — крикнула она, грозя в небо кулаком.
Молодой человек, сидящий на спине у гиелы, махнул рукой. В следующую секунду он развернул Аля и, соскользнув с его спины, спрыгнул, гимнастически застыв на полусогнутых ногах. В правой руке у него был арбалет. За спиной — рюкзачок. Свистнул — и Аль послушно унесся, напоследок не удержавшись и задев Фантома кожистым крылом.
Ослик шарахнулся. Рина опять повисла у него на шее. Хорошо хоть на творчество ее больше не пробивало: видно, не до того было.
- Зачем ты напугал осла? Он все консервы по лугу раскидал!
- Я не пугал! Это все Аль! — возразил Гамов.
- Ну разумеется! А вот и не Аль! Ты виноват! Всегда виноват! И во всем! — крикнула Рина.
Принц красоты чуть поклонился:
- Прекрасно сформулированная жизненная позиция! Все заранее виновные найдены. Имеется ангел в количестве одного экземпляра и тиран, тоже в количестве одной штуки. Из тебя выйдет прекрасная жена. Ты умеешь готовить блинчики? — спросил он.
- Тебе?! Блинчики?! Сковородкой по балде — это запросто!
- Как я вижу, все кулинарные нюансы ты тоже продумала. Видимо, на ужин у нас будет что-то другое! — сказал Гамов и, неожиданно о чем-то вспомнив, выпрямился как солдатик.
- Я к тебе по делу! От имени уважаемого Дионисия Белдо имею честь пригласить тебя на день рождения его кота! — произнес он с клоунской торжественностью.
- Куда пригласить? У кого день рождения? — ошалела Рина, с трудом сдерживаясь, чтобы не покрутить у виска пальцем.
- День рождения кота — это, конечно, повод. Дионисий Тигранович не умеет встречаться просто гак. Ему нужен вечный праздник, вечный круговорот! Сколько раз я у него обедал, и всякий раз оказывалось, что мы видимся в крайне неслучайный день. То где-то родилась сверхновая звезда, то не вовремя зацвел вещий кактус, то именно сегодня Юлий Цезарь сказал своим легионам речь, с которой начался новый виток истории.
Гамов говорил бодро, весело. Ощущалось, что он искренне рад видеть Рину. Но вместе с тем Рина улавливала в нем и нечто другое. Какую-то неприятную затаенность, точно он принес за пазухой камень и этот камень, тяжелый и мокрый, лежит сейчас у него под комбинезоном.
- Кот родился у Белдо! Ды-ды-ды! До-до-до! — ускоряя его, сказала Рина. Невольно это вышло в рифму. То, что она повисла недавно на шее у осла, не прошло даром.
- Точно! — с облегчением признал Гамов. — И поздравлять его придут все: и Гай, и все три Тилля, и... Альберт Федорович!
«Альберт Федорович» Гамов произнес с такой значительностью, что Рина не сразу поняла, о ком идет речь. Потом разобралась и нервно фыркнула в нос.
«Спасибо, хоть меня не назвал Анной Альбертовной!» — подумала она. От одного звучания этой «Анны Альбертовны» ей становилось тошно. Почему-то сразу представлялась громадная матрона, которая ест торт и роняет крошки себе на бюст.
- И где будет мероприятие? — спросила она.
- Наберешь номер. Тебя встретят и довезут, — сказал Гамов.
В руку Рине сама собой прыгнула маленькая твердая карточка. На ней был только телефон и маленькая, эскизно начертанная машинка. Ни имени водителя, ничего.
- Завтра в девять вечера. Выезжать надо не позже семи, — сказал Гамов.
- А если позже, тогда что? Кот обидится? — спросила Рина.
- Кот-то, может, и не обидится, — уклончиво отозвался принц красоты.
Рина усмехнулась. Кажется, Гамов всерьез считает, что она поедет.
- Пусть обижается. Зачем я нужна Белдо?
Гамов ответил не сразу. Видимо, и сам толком не знал. Только догадывался.
- Думаю, ты нужна не Белдо... Но, уверяю, никакая опасность тебе не грозит! После окончания мероприятия тебя вернут в ШНыр!
Рина заявила, что возвращать никого не придется, потому что она не поедет.
- Почему? — удивился Гамов. — Я же говорю: ничего не грозит! Если бы тебя собирались схватить, схватили бы уже сейчас!.. Смотри!
На что-то показывая, он вскинул вверх палец. Рина увидела двух берсерков на гиелах, которые кружили в небе метрах в ста над ними. Фантом, беспокоясь, приплясывал на месте. Рина всмотрелась в берсерков, пытаясь понять, не Тилли ли это. Нет, Кеша и Паша громоздкие, а эти легкие, поджарые, как жокеи. Кажется, из лучшей четверки берсерков.
- Все равно не поеду! — сказала Рина.
Гамов вздохнул:
- Отказываться нельзя. На случай, если ты откажешься, Белдо просил намекнуть тебе... что...
Принц красоты замялся.
- Договаривай! — мрачно велела Рина.
-...Кавалерии и вообще всем шнырам скажут, что ты дочь... сама знаешь кого!
Рина вцепилась ослику в повод:
- Это что? Шантаж?
- Да, — признал Гамов. — Чистейшей воды. Только, как ты догадываешься, шантажирую тебя не я.
Несколько мгновений Рина пристально смотрела на него, а потом повернулась и, обходя Гамова, занимавшего дорогу, зашагала по глубокому снегу. Ослик тащился за ней. Его подковы продавливали в мокром снегу отпечатки, быстро наполнявшиеся водой. Ботинки Рины, в отличие от копыт Фантома, заметных следов не оставляли. Они выбрали иной путь борьбы с жидкостью и увлеченно засасывали ее в шерстяные носки.
- Так какой твой ответ? Что им передать? — крикнул Гамов.
- Пусть говорят Кавалерии что хотят. Если они поймут, что на меня можно давить, в следующий раз потребуют пронести в ШНыр антизакладку или еще что-нибудь. Я не пойду! Лучше брошу ШНыр.
Гамов догнал Рину и схватил Фантома за уздечку. Хитрая Рина мгновенно ослабила руку, перестав тянуть повод к себе. Ослик ткнулся мордой Гамову в живот. На мгновение принц красоты застыл с вытаращенными глазами и отчетливо произнес:
«Десантник Аполлонов хлюпнул разбитым, носом, сплюнул и вытер саперку о траву.
- А говорили: Ахилл, Ахилл... Помахай мне тут еще пяточками! — проворчал он.
Рядом дрожал уцелевший Гектор. Аполлонов набросил ему на плечи плащ и сунул в руку флягу.
- Молодец, что позвал! Русские своих не бросают! — сказал он».
- Фамилия у десантника неважная. Погладь осла еще, — предложила Рина.
Гамов уныло кивнул. Его глаза мало-помалу прояснялись.
- Послушай, — сказал он Рине, — все это, конечно, очень здорово! Никуда не ходить, бросить ШНыр... Но в конце концов, день рождения кота — еще не вселенская трагедия! Если ты не пойдешь, это плохо скажется на твоем отце! Гай и так его недолюбливает.
Рина задумалась. Сколько раз она говорила себе, что ей все равно, что будет с Долбушиным, но...
- Хорошо! Передай своим хозяевам, что я буду, — сказала она.
- У меня нет хозяев! — рассердился Гамов.
Рина недоверчиво посмотрела на него:
- Что, правда, что ли? Я так и поняла. «Они мне не хозяева! Просто я выполняю свою работу! — сказал Бобик и, полаяв, полез в будку».
- Не думай, что мне приятно было браться за это поручение! Но если бы я отказался, вместо меня отправили бы берсерка! И чем бы все закончилось? Ты горячая, а берсерки все больные на голову. Ты бы схватилась за шнеппер — они за топорик. И все! — сказал Гамов.
Рина вспыхнула. Лучше бы он не оправдывался! Есть такие честные-благородные люди, которые is последний момент потихоньку сливают. Гамов, кажется, из этой компании.
- Значит, ты мне одолжение сделал!.. Знаешь что? А не послать ли тебя? — сказала она, отчетливо выговаривая слова.
Лицо у принца красоты вытянулось.
-...по мелкому, но важному делу! — договорила Рина.
Гамов отпустил повод, повернулся и, увязая в снегу, пошел к дороге. Его прямая спина выглядела зашкаливающе благородно. Просто гусарский поручик, бросивший вызов всему свету; Умница, мальчик! Правильная тактика! Когда на тебя злятся, выгоднее всего самому притвориться оскорбленным!
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 81 | Нарушение авторских прав