Евгения Гамова

- Этим поступком он вышагнул из границ Бога.

- Бог безграничен.

- Да. Но там, где есть подлость, Его нет.

Из дневника невернувшегося шныра

После обеда к Рине подошел Вовчик и спросил:

- Мать, ты в Копытово, случаем, не собираешься? А то мне осла надо к писателям вести, а продукты од­ному не дотащить.

Рина хотя и обиделась немного на «мать», в Копы­тово собиралась. Кузепыч попросил ее купить двад­цать лампочек по 60 ватт.

- А Окса?

- Она еще из города не вернулась. Так ты идешь?

- Хорошо. Только ты мне в Копытово напомни про лампочки!

- Идет. Только ты мне самому перед этим напом­нишь, про что я тебе должен напомнить, — согласил­ся Вовчик.

Он заскочил в пегасню и вывел из нее ослика Фан­тома. Сам Вовчик шел по тропинке, а ослик лениво трюхал рядом по снегу. Изредка нюхал снег и фыр­кал. Рина обнаружила, что Фантом лезет как перина, и, сжалившись, смахнула с его крупа висевший клок шерсти. Результат был очень предсказуем. Уже через минуту она сидела на корточках и, вырывая из блок­нота страницы, торопливо строчила:

«Маркиз дю Грац, кавалер ордена Серебряного Шлема, покровитель Летающих Фей и первооткры­ватель грозного животного «элефант», подошел к принцессе Эмилии.

- С вас поцелуй, сударыня! — сказал он. — Дого­воренность от. пятого мая сего года!

Принцесса Эмилия пунктуально заглянула в за­писную книжку.

- Хм... Действительно, была такая. А подвиг? Вы его совершили? — строго спросила она.

- Айн момент!

Маркиз дю Грац достал из сумки что-то огром­ное и зубастое. Это была отрубленная голова ужас­ного людоеда. Принцесса Эмилия охнула и прижала руки к груди.

- За что вы его так? — спросила она слабеющим голосом.

Маркиз дю Грац деликатно кашлянул. Голова лю­доеда, просыпаясь, открыла глаза.

- Он меня победил! С вас поцелуй! — сказала она.

- Я не отказываюсь, но пусть он не смотрит! — смущаясь, потребовала принцесса.

Маркиз дю Грац отвернул голову людоеда к стене.

- Давай скорее! А то будешь за второй час про­ката платить! — разглядывая цветочки на обоях, поторопила голова людоеда.

Принцесса Эмилия притворилась, что ничего не услышала».

Пока Рина строчила, Вовчик терпеливо топтался с ней рядом. Потом, о чем-то вспомнив, достал теле­фон и позвонил Оксе. Продолжая писать, Рина слы­шала, как Вовчик сурово спросил:

- Когда ты будешь?

- Я совсем близко, — уклончиво отозвалась Окса.

- Я не спрашиваю, близко ты или далеко. Я спра­шиваю: когда ты будешь?

- Я в двух шагах.

- В двух шагах от меня дерево! Ты что, на дереве?

- Нет. Я в электричке.

- А почему не слышно, как она стучит?

- Ну я почти в электричке!

- И когда ты будешь?

- Да я уже еду! Говорят тебе!

- Сосредоточься на вопросе. К-О-Г-Д-А? Ответ должен содержать время!

- Ну через час, — сказала Окса.

Вовчик вздохнул. Час в понимании Оксы — это было четыре часа нормального человеческого вре­мени. Вовчик посмотрел на пишущую Рину и, ус­мехнувшись, поднес трубку к ней поближе, чтобы Окса успела услышать ее бормотание. И Окса услы­шала.

- Кто рядом с тобой? — сразу среагировала она.

- Я один! — сказал Вовчик.

- Я слышала женский голос!

- Тебе показалось... Прости — плохая связь! Теле­фон почти разряжен!

Вовчик повесил трубку. Окса перезвонила еще ра­за четыре, потом еще четыре и еще, но он не снял.

- Вот теперь она точно не будет нигде задержи­ваться! — довольно сказал Вовчик, созерцая в телефоне количество пропущенных вызовов, которых было уже больше десятка.

- Сними трубку! — потребовала Рина.

- Ни в коем случае! Сейчас нельзя снимать, — от­казался Вовчик.

- Почему?

- Потому что она звонит, чтобы со мной на­смерть поругаться. Без звонка же у нее ничего не получится! Нужен, понимаешь, факт ссоры, а тут его нет!

И Вовчик, очень довольный собой, направил­ся к воротам. Рина, уже закончившая писать, сунула блокнот в карман и поспешила за ним. По пути она представляла, что вот какое-то государство хочет объявить войну соседнему государству, а другое госу­дарство не принимает посла. И вот посол прыгает пе­ред запертой дверью, мокнет под дождем и мерзнет. Пытается написать «Вам объявлена война!» на бумаж­ке и подсунуть под дверь, но бумажка не просовыва­ется, а дождь размывает чернила. С той же стороны двери стоят министры и король и тихо хихикают, дожидаясь, пока посол ушлепает ни с чем, так и не объявив войны.

Пока они шли до ворот, Окса вызывала Вовчика еще раз шесть, а потом звонки неожиданно прекра­тились.

- Ага. Сейчас она перезванивает маме, — делови­то сказал Вовчик.

- Чьей, твоей?

- Зачем ей моя мама? Своей маме. Надо же ей хоть кого-нибудь накрутить, пока она вспоминает, где ей зарядить сирина для экстренной телепортации.

- А он у нее разряжен?

- Разумеется. Иначе она давно бы свалилась нам на голову!

Вскоре они уже шли по Копытово. На окраине Рине попалась на глаза сараюшка, из трубы кото­рой сочился дым. Вокруг сараюшки, отыскивая год­ный к сжиганию мусор, ходила женщина с испи­тым, опухшим лицом. Рина встречала ее в Копытово и раньше, но почему-то считала, что она бездомная. Впрочем, возможно, так оно и было, потому что са­раюшка на окраине Копытово едва ли кому-то при­надлежала.

Запомнила же эту женщину Рина потому, что у нее был пес — крупная приблудившаяся дворняга. Ум­нейшая собака. Они вместе и спали, и ели. Несколько раз Рина видела, как женщина, допившись до бесчув­ствия, спит на скамейке у остановки, а собака ее гре­ет и угрожающе ворчит, когда кто-то подходит. Вот и сейчас она собирала щепки, а пес ходил за ней как привязанный.

- Видишь эту собаку? — спросила Рина у Вовчика.

— Ну?

— Она управляется глазами, и общение у них во­обще на невербальном уровне. Просто единый ор­ганизм. Мне кажется иногда, что ее ангел-хранитель превратился с собаку.

Вовчик что-то невнятно пробурчал, пытаясь про­тащить заупрямившегося Фантома в дыру забора и этим сократить путь. Осторожный Фантом, не лю­бящий нестандарта, в дыру не пошел, и пришлось об­ходить метров за двести, по известному ослику мар­шруту. Фантом не любил неожиданностей.

Минут через десять они были уже у подъезда пи­сательского дома. Здесь Вовчик остановился и дело­вито огляделся.

- Так, — пробормотал он. — Осла взяли. Рюкзаки для продуктов взяли. Сами себя взяли. Ну, топаем!

Он открыл подъездную дверь и пропустил вперед Фантома, который привычно затрюхал по ступень­кам, поочередно останавливаясь у каждой кварти­ры. В большинстве случаев им открывали без звонка. Писатели как-то неуловимо ощущали приближение ослика. Одни бросались его гладить сразу. Другие долго мялись и блеяли, притворяясь, что пишут сами, а их интерес к крылатому копытному носит сугубо природоведческий характер.

С писателями Вовчик вел себя без церемоний. Ска­зывался большой опыт общения и знание континген­та. Подходил и, решительно дернув дверцу холодиль­ника, заглядывал внутрь. При этом Рина всякий раз вспоминала шныровскую пословицу «Дайте мне за­глянуть в ваш холодильник, и я расскажу вам, кто вы».

Опыт Вовчика простирался так далеко, что он ухи­трялся усмотреть даже то, что было упрятано очень далеко.

- Это что там у вас из пакетика торчит?

- Майонезик, изволите видеть! — с готовностью отвечали ему пишущие про заек.

- Нет, другое. Такое вот красненькое! Не икра, нет?

- Что вы! Какая икра в наше кризисное время! Это кетчуп! — блеял писатель, ухитряясь одновре­менно жадно тискать шею осла.

Вовчик деловито хмыкал и, прихватив кетчуп, сгружал в рюкзак консервы, причем нередко внимательно проверял дату. Не у всех, но у некоторых про­верял.

- А то есть туг некоторые... хитрые... — намекал он грозно, и писатели смущенно опускали глаза.

Потом Рина с Вовчиком поднимались на следую­щий этаж.

- Кто там? — пугливо спросили из-за обитой кожзаменителем двери.

- Осел! — простуженно сказал Вовчик

За дверью задумались. Потом пропищали:

- Хорошо, возможно, я вам открою. Только про­водите его быстрее, чтобы не было сквозняка!

Вовчик шепнул на ухо Рине:

- Вечно с ним так. Без двух шапок на улицу не выйдет! А пишет про спецназ. Как-то почитали его с Оксой, так едва в живых остались! На каждой стра­нице треск позвоночников и разрывы снарядов!

В квартире напротив обитала грузная дама, куря­щая трубку. Она опустилась перед осликом на колени и, обняв его за шею, пророкотала басом:

- Ну, здравствуй, друже! Поможешь с финалом романа?

Вовчик открыл холодильник. В холодильнике у дамы был только холод.

- А где еда? В прошлый раз хоть вареная картош­ка была! — спросил он, но робко, потому что даму с трубкой, видимо, побаивался.

- Увы, дорогой мой, я ее съела. В каждом писа­теле и актере живет противный капризон. Ему очень трудно быть хорошим человеком... Ну все, прочь- прочь, уводите осла! Мой роман, кажется, дозрел!

На четвертом этаже ослик Фантом, привычно толкнув мордой незапертую дверь, прошел в квартиру и, обжевывая висевшие пузырями обои, напра­вился на кухню. Рина и Вовчик следовали за ним. По кухне в тельняшке бегал писатель Иванов, дер­гал себя за бороду и очень пугал своего соседа — толстенького положительного поэта Лохмушкина, пальцы у которого были похожи на перевязанные веревочкой сосиски. Не верилось, что это автор тре­петных стихов, каждая строфа в которых — как об­наженный нерв.

Иванов козликом скакал по кухне и, почесывая поочередно то бороду, то мохнатую грудь под тель­няшкой, вопил:

- Значится, так, Лохмушка! Делаем музоловки! Эту вот коробку подпираем палкой! Под коробку кла­дем морковь! Муза истории Клио сунется за морков­кой, а мы ее — чпок! — коробкой! Она, конечно, тре­пыхаться начнет, а мы ей: «Цыц! Возжелала морквы, неверная? Трепещи!»

- Не трогай коробку! Она из-под нового принте­ра! — пискнул Лохмушкин.

- Руки прочь!.. Думаешь, я себе эту музу оставлю? Воинову подарю! Он хорошо пишет, но сюжеты у не­го рассыпаются!.. А это у нас что?

- А то ты холодильник не узнал! — безнадежно сказал поэт.

Правильно, Лохмушка! В него мы запрем Мель­помену! Только она полезет за сардельками, а мы ее — чик! — и прихлопнули! Только сардельки долж­ны быть отгрызены, чтобы Мельпомена ничего не за­подозрила.

Писатель Иванов отгрыз крепкими зубами по­ловину сардельки и мигом проглотил. Поэт ужас­нулся:

- Что ты делаешь, безумец? Зачем ты ешь сырые сосиски?

- Для искусства ничего не жалко! А тебе мы пой­маем Эвтерпу! Пусть муза поэзии штопает носки! Мы б и Терпсихору отловили — но куда она тебе с твоим плоскостопием?

Тут Иванов увидел ослика и с воплями кинулся его обнимать. Лохмушкин стоял рядом и, отворачиваясь к окошку, робко трогал Фантома мизинчиком, зачем- то шепча «Кис-кис!».

Вовчик озирался и, к удивлению Рины, почему-то медлил складывать в рюкзак консервы.

- А где... У вас же вроде еще один был? Пишу­щий? — спросил он.

Лохмушкин и Иванов переглянулись. Иванов стал серьезным, и его лицо даже ухитрилось приобрести мудрое выражение.

- На пятый этаж переехал. Сам захотел. Мы к не­му ходим каждый день. Неважно там все. Умирает он.

- Как умирает? — не поняла Рина.

- Как все люди умирают. Ему остался месяц. Ну от силы полтора. И вот он переехал на пятый этаж, сидит в четырех стенах и как дикий дописывает ка­кой-то роман для умирающей девушки. Боится не успеть высказать что-то очень важное, чтобы она прочитала.

- И девушка умирает? Что, тоже через месяц? — ошеломленно спросила Рина. Для нее это звучало как бред, но где-то в глубине бреда безошибочно опре­делялась правда.

Иванов махнул рукой. Было заметно, что он не хо­чет это обсуждать. А Лохмушкин — тот вообще едва ли не за холодильник спрятался.

- Нет, там не то чтобы через месяц... Там непо­нятно... Может, и обойдется, — неохотно сказал Ива­нов. — В общем, сложно все... Зайдите к нему!

- А как этого писателя зовут? Ну который умира­ет? — спросила Рина, поднимаясь вслед за осликом на пятый этаж. Она испытывала странную робость и старалась подниматься как можно медленнее.

- Воинов, — сказал Вовчик, всех тут знавший.

Он немного помялся у дверей, набираясь храбро­сти, кашлянул в ладонь и позвонил.

Им открыл высокий человек, тоже бородатый, как и Иванов. Только у Иванова борода была дикая, рас­тущая одновременно и из шеи, и из носа, и из ушей, а у Воинова бородка была слабенькая, реденькая, точно сплетенная из отдельных ниточек.

К удивлению Рины, Воинов не выглядел умира­ющим. Он не лежал в кровати, и к нему не вели ка­пельницы. Он стоял, опираясь на палку, и смотрел на них. Ощущалось, что стоять ему тяжеловато, но не настолько, чтобы на лице отражалось какое-то геро­ическое преодоление.

- Осла я гладить не буду! — сказал он, отступая чуть назад, потому что Фантом потянул к нему морду, проверяя нет ли в карманах чего вкусного.

- Почему? — спросил Вовчик разочарованно. Ему хотелось сделать для Воинова что-то хорошее.

- Потому что осел — это другое, — тихо сказал Воинов. — Раньше гладил, а теперь понял, что осел — это совсем-совсем иное. Может, он и неплох, но для чего-то самого важного он абсолютно не подходит.

Он повернулся и пошел в комнату. Дверь в нее бы­ла прикрыта. Не удержавшись, Рина заглянула и уви­дела стол. На столе —- компьютер с большим плоским монитором, клавиатура, кофе, много разбросанных бумаг и лекарств.

- Вы тут работаете? — спросила Рина, хотя это было абсолютно очевидно.

- Ну да.

- А флешка? Вы сохраняете на флешку?

- Зачем?

- Ну, жесткий диск может полететь. Пропадет все.

- Да нет, — ответил Воинов рассеянно и, пере­вернув клавиатуру, подул, вытряхивая крошки. — Когда-то сохранял, трясся, суетился, а теперь нет. Писа­тель должен быть готов писать вилами по воде или пальцем по песку. Если хотя бы на миг усомнишься, что это не так, то все — смерть. Радость творчества — это когда пишешь вилами по воде и не боишься, что это исчезнет... Ну все, уводите осла!

- Если что-то будет нужно, вы это... скажите! — крикнул Вовчик уже с лестницы.

- Хорошо! — рассеянно отозвался из комна­ты Воинов. Ощущалось, что он уже сидит за столом и печатает.

Вовчик и Рина вышли из подъезда. Рина крени­лась под тяжестью перегруженного продуктами рюкзака.

- Вот она — жадность! Зачем ты набрала столь­ко гречки? — укорил Вовчик, подпрыгивая, чтобы утрамбовать свой не менее увесистый рюкзак

- Я набрала гречки?! Не ты?! Я?! — вскипела Рина.

- А кто? Хотя и писатели тоже хитрые. Небось черной икры никто не сунул, только баклажанную... Ладно! Давай перегрузим, а то ты сейчас по уши в ас­фальт уйдешь.

И, смилостивившись, Вовчик наполнил продукта­ми громадные карманы, с двух сторон крепко при­шитые к попоне ослика Фантома. Ощущалось, что у Насты и Вовчика вопрос доставки продовольствия в ШНыр продуман в деталях.

- Я тебе должен был про что-то напомнить! Толь­ко я забыл про что! — вдруг сказал Вовчик.

Некоторое время оба вспоминали, а потом вспом­нили, что надо купить лампочки.

- Кажется, десять по сто ватт! Или сто по десять ватт! — засомневалась Рина.

- Темень! По десять ватт не бывает, — заявил Вов­чик. — Давай я сам куплю! А ты осла в ШНыр веди! Захвати мой рюкзак!

И он умчался. Рина оценила его хитрость. Куда приятнее идти в ШНыр налегке с несколькими лам­почками, чем тащить два рюкзака и вести осла, кото­рый, несмотря на свою крылатость, характер имеет вполне соответствующий.

Рина попыталась остановить Вовчика, да куда гам. Делать нечего. Пришлось связывать рюкзаки между собой и грузить на Фантома. Пока она его навьючи­вала, несколько раз ей пришлось о него очень осно­вательно потереться, и теперь ей бредилось романом на греческую тему:

- Где-то тут был троянский конь! Никто не ви­дел? — спросил хитроумный Одиссей, разглядывая четырехметровый след от ноги титана.

Царь Агамемнон поправил шлем.

- Нету больше коня, — сказал он.

- Ну тогда я пошел к жене. Спешить не буду. Лет через девять дойду, — сказал Одиссей.

Нагруженный ослик заупрямился, отказываясь трогаться с места, но Рина перехитрила его морков­кой, которую привязала к палке, а палку привязала к спине ослика так, чтобы он видел морковь, но не мог до нее дотянуться. Тот же метод, что и с Гавром. Чем одурачишь гиелу — тем проведешь и ослика. Фантом пытался угнаться за морковью и бодро трю­хал в нужную сторону.

Рина была на полпути в ШНыр, когда Фантом рез­ко скакнул в сторону и, пытаясь взлететь, захлопал куцыми крылышками. Рина едва удержала его, по­виснув у него на шее. Попутно она вскинула голову и увидела белый живот и раскинутые крылья с розо­выми прожилками.

- Аль! Гамов! Убью! — крикнула она, грозя в небо кулаком.

Молодой человек, сидящий на спине у гиелы, мах­нул рукой. В следующую секунду он развернул Аля и, соскользнув с его спины, спрыгнул, гимнастически застыв на полусогнутых ногах. В правой руке у не­го был арбалет. За спиной — рюкзачок. Свистнул — и Аль послушно унесся, напоследок не удержавшись и задев Фантома кожистым крылом.

Ослик шарахнулся. Рина опять повисла у него на шее. Хорошо хоть на творчество ее больше не про­бивало: видно, не до того было.

- Зачем ты напугал осла? Он все консервы по лу­гу раскидал!

- Я не пугал! Это все Аль! — возразил Гамов.

- Ну разумеется! А вот и не Аль! Ты виноват! Всег­да виноват! И во всем! — крикнула Рина.

Принц красоты чуть поклонился:

- Прекрасно сформулированная жизненная по­зиция! Все заранее виновные найдены. Имеется ангел в количестве одного экземпляра и тиран, тоже в ко­личестве одной штуки. Из тебя выйдет прекрасная жена. Ты умеешь готовить блинчики? — спросил он.

- Тебе?! Блинчики?! Сковородкой по балде — это запросто!

- Как я вижу, все кулинарные нюансы ты тоже продумала. Видимо, на ужин у нас будет что-то дру­гое! — сказал Гамов и, неожиданно о чем-то вспом­нив, выпрямился как солдатик.

- Я к тебе по делу! От имени уважаемого Диони­сия Белдо имею честь пригласить тебя на день ро­ждения его кота! — произнес он с клоунской торже­ственностью.

- Куда пригласить? У кого день рождения? — оша­лела Рина, с трудом сдерживаясь, чтобы не покрутить у виска пальцем.

- День рождения кота — это, конечно, повод. Дионисий Тигранович не умеет встречаться просто гак. Ему нужен вечный праздник, вечный круговорот! Сколько раз я у него обедал, и всякий раз оказыва­лось, что мы видимся в крайне неслучайный день. То где-то родилась сверхновая звезда, то не вовремя за­цвел вещий кактус, то именно сегодня Юлий Цезарь сказал своим легионам речь, с которой начался но­вый виток истории.

Гамов говорил бодро, весело. Ощущалось, что он искренне рад видеть Рину. Но вместе с тем Рина улавливала в нем и нечто другое. Какую-то неприят­ную затаенность, точно он принес за пазухой камень и этот камень, тяжелый и мокрый, лежит сейчас у не­го под комбинезоном.

- Кот родился у Белдо! Ды-ды-ды! До-до-до! — ускоряя его, сказала Рина. Невольно это вышло в рифму. То, что она повисла недавно на шее у осла, не прошло даром.

- Точно! — с облегчением признал Гамов. — И поздравлять его придут все: и Гай, и все три Тилля, и... Альберт Федорович!

«Альберт Федорович» Гамов произнес с такой зна­чительностью, что Рина не сразу поняла, о ком идет речь. Потом разобралась и нервно фыркнула в нос.

«Спасибо, хоть меня не назвал Анной Альбертов­ной!» — подумала она. От одного звучания этой «Ан­ны Альбертовны» ей становилось тошно. Почему-то сразу представлялась громадная матрона, которая ест торт и роняет крошки себе на бюст.

- И где будет мероприятие? — спросила она.

- Наберешь номер. Тебя встретят и довезут, — сказал Гамов.

В руку Рине сама собой прыгнула маленькая твер­дая карточка. На ней был только телефон и малень­кая, эскизно начертанная машинка. Ни имени води­теля, ничего.

- Завтра в девять вечера. Выезжать надо не позже семи, — сказал Гамов.

- А если позже, тогда что? Кот обидится? — спро­сила Рина.

- Кот-то, может, и не обидится, — уклончиво ото­звался принц красоты.

Рина усмехнулась. Кажется, Гамов всерьез считает, что она поедет.

- Пусть обижается. Зачем я нужна Белдо?

Гамов ответил не сразу. Видимо, и сам толком не знал. Только догадывался.

- Думаю, ты нужна не Белдо... Но, уверяю, никакая опасность тебе не грозит! После окончания меро­приятия тебя вернут в ШНыр!

Рина заявила, что возвращать никого не придется, потому что она не поедет.

- Почему? — удивился Гамов. — Я же говорю: ни­чего не грозит! Если бы тебя собирались схватить, схватили бы уже сейчас!.. Смотри!

На что-то показывая, он вскинул вверх палец. Ри­на увидела двух берсерков на гиелах, которые кружи­ли в небе метрах в ста над ними. Фантом, беспокоясь, приплясывал на месте. Рина всмотрелась в берсер­ков, пытаясь понять, не Тилли ли это. Нет, Кеша и Па­ша громоздкие, а эти легкие, поджарые, как жокеи. Кажется, из лучшей четверки берсерков.

- Все равно не поеду! — сказала Рина.

Гамов вздохнул:

- Отказываться нельзя. На случай, если ты отка­жешься, Белдо просил намекнуть тебе... что...

Принц красоты замялся.

- Договаривай! — мрачно велела Рина.

-...Кавалерии и вообще всем шнырам скажут, что ты дочь... сама знаешь кого!

Рина вцепилась ослику в повод:

- Это что? Шантаж?

- Да, — признал Гамов. — Чистейшей воды. Толь­ко, как ты догадываешься, шантажирую тебя не я.

Несколько мгновений Рина пристально смотрела на него, а потом повернулась и, обходя Гамова, зани­мавшего дорогу, зашагала по глубокому снегу. Ослик тащился за ней. Его подковы продавливали в мокром снегу отпечатки, быстро наполнявшиеся водой. Бо­тинки Рины, в отличие от копыт Фантома, заметных следов не оставляли. Они выбрали иной путь борьбы с жидкостью и увлеченно засасывали ее в шерстяные носки.

- Так какой твой ответ? Что им передать? — крик­нул Гамов.

- Пусть говорят Кавалерии что хотят. Если они поймут, что на меня можно давить, в следующий раз потребуют пронести в ШНыр антизакладку или еще что-нибудь. Я не пойду! Лучше брошу ШНыр.

Гамов догнал Рину и схватил Фантома за уздеч­ку. Хитрая Рина мгновенно ослабила руку, перестав тянуть повод к себе. Ослик ткнулся мордой Гамову в живот. На мгновение принц красоты застыл с выта­ращенными глазами и отчетливо произнес:

«Десантник Аполлонов хлюпнул разбитым, но­сом, сплюнул и вытер саперку о траву.

- А говорили: Ахилл, Ахилл... Помахай мне тут еще пяточками! — проворчал он.

Рядом дрожал уцелевший Гектор. Аполлонов на­бросил ему на плечи плащ и сунул в руку флягу.

- Молодец, что позвал! Русские своих не броса­ют! — сказал он».

- Фамилия у десантника неважная. Погладь осла еще, — предложила Рина.

Гамов уныло кивнул. Его глаза мало-помалу прояс­нялись.

- Послушай, — сказал он Рине, — все это, ко­нечно, очень здорово! Никуда не ходить, бросить ШНыр... Но в конце концов, день рождения кота — еще не вселенская трагедия! Если ты не пойдешь, это плохо скажется на твоем отце! Гай и так его недолю­бливает.

Рина задумалась. Сколько раз она говорила себе, что ей все равно, что будет с Долбушиным, но...

- Хорошо! Передай своим хозяевам, что я буду, — сказала она.

- У меня нет хозяев! — рассердился Гамов.

Рина недоверчиво посмотрела на него:

- Что, правда, что ли? Я так и поняла. «Они мне не хозяева! Просто я выполняю свою работу! — ска­зал Бобик и, полаяв, полез в будку».

- Не думай, что мне приятно было браться за это поручение! Но если бы я отказался, вместо меня отправили бы берсерка! И чем бы все закончилось? Ты горячая, а берсерки все больные на голову. Ты бы схватилась за шнеппер — они за топорик. И все! — сказал Гамов.

Рина вспыхнула. Лучше бы он не оправдывал­ся! Есть такие честные-благородные люди, которые is последний момент потихоньку сливают. Гамов, ка­жется, из этой компании.

- Значит, ты мне одолжение сделал!.. Знаешь что? А не послать ли тебя? — сказала она, отчетливо выго­варивая слова.

Лицо у принца красоты вытянулось.

-...по мелкому, но важному делу! — договорила Рина.

Гамов отпустил повод, повернулся и, увязая в сне­гу, пошел к дороге. Его прямая спина выглядела зашкаливающе благородно. Просто гусарский поручик, бросивший вызов всему свету; Умница, мальчик! Пра­вильная тактика! Когда на тебя злятся, выгоднее всего самому притвориться оскорбленным!

Дата добавления: 2015-12-07