|
Читайте также: |
...ибо Истина выше любого сочувствия.
МАКСИМ ГОРЬКИЙ
Джулия, когда я ее узнал, находилась в отделении психиатрической
лечебницы с семнадцати лет, то есть уже девятый год. За это время она стала
типичной "недоступной и ушедшей в себя" хронической шизофреничкой. Она
галлюцинировала и предавалась позированию и стереотипным, причудливым и
непостижимым действиям. В основном она молчала, а когда говорила, это был
главным образом "разложившийся, шизофренский" язык. По небрежности ей был
поставлен диагноз "гебефрения" и проведен инсулиновый курс, но улучшений не
наблюдалось. И не было предпринято каких-то особых попыток вернуть ей
душевное здоровье. Можно было не сомневаться, что, будучи предоставленной
самой себе, она быстро придет в полный физический "упадок", но о ее внешнем
облике заботилась мать, а также медсестры.
Из-за всевозможных странностей и в чем-то тревожащих вещей, которые она
говорила и делала в то время, родители привели ее на прием к психиатру,
когда ей было семнадцать. Беседуя с ней, психиатр отметил, что в ее
невербальном поведении самом по себе нет ничего особенно необычного, но
того, что она говорит, достаточно, чтобы поставить диагноз "шизофрения".
Если пользоваться клиническо-исихиатрической терминологией, она
страдала от деперсонализации, дереализации, аутизма, нигилистических маний и
маний преследования и всесилия; у нее были идеи и фантазии о конце света,
слуховые галлюцинации; наблюдалось обеднение аффектов и т. п.
Она сказала, что беда в том, что она не является реальной личностью.
Она пыталась стать личностью. В ее жизни не было счастья, и она пыталась
найти счастье. Она чувствовала себя нереальной, и существовал незримый
барьер между нею и остальными. Она была пустой и никчемной. Она беспокоилась
из-за того, что она слишком разрушительна, и начала думать, что лучше ни до
чего не дотрагиваться, чтобы не нанести никакого ущерба. Она очень много
говорила о матери. Мать ее душила, не давала ей жить, и она матери никогда
не была нужна. Если учесть тот факт, что мать советовала ей иметь больше
подруг. ходить на танцы, носить красивые платья и т. п., эти обвинения
казались явно абсурдными.
Однако основное психотическое заявление, которое она сделала, состояло
в том, что "ребенок был убит". Она была весьма неопределенна в подробностях,
но сказала, что слышала, как об этом говорил голос ее брата (у нес не было
брата). Впрочем, она гадала, не мог ли это быть ее собственный голос. Когда
ребенка убивали, на нем была ее одежда. Ребенок мог быть ею самой. Она была
убита либо своими руками, либо матерью -в этом она не была уверена. Она
предлагала сообщить об этом в полицию.
Многое из того, что говорила Джулия в семнадцать лет, знакомо нам по
предыдущим главам. Мы можем понять экзистенциальную истинность ее заявлений,
что она не является личностью, и как так может получиться, что она
одновременно чувствует себя пустой и разрушительно могущественной. Но за
этой чертой ее сообщения становятся "параболическими". Мы подозреваем, что
ее обвинения против матери должны быть связаны с ее неудачей при становлении
личностью, но на поверхности они кажутся необузданными и притянутыми за уши
(см. ниже). Однако, именно когда она говорит, что "ребенок был убит",
требуется зайти дальше здравого смысла, и она остается одна в некоем мире,
который с ней никто не разделяет.
Теперь я хочу исследовать природу психоза, по-видимому начавшегося в
возрасте семнадцати лет, и, по-моему, лучше всего этим заняться, сперва
рассмотрев ее жизнь до этого.
Дата добавления: 2015-12-07; просмотров: 65 | Нарушение авторских прав