Читайте также:
|
И вспомнив лета дни, вновь испытать экстаз.
LХIII. ОСЕННИЙ СОНЕТ
Немой вопрос в глазах, прозрачных как кристалл:
«Очаровала чем тебя, поклонник странный?»
– Не спрашивай, молчи! Быть могут лишь желанны
Безгрешность и наив, когда весь мир достал.
Кромешный мрак в душе, но искушать не стал
Невинность, чьи мечты – чисты и несказанны.
Грехам мой мозг больной уж не поёт осанну
И не возводит страсть давно на пьедестал.
Свинцовою стрелой зовёт Амур на ложе,
Чтоб стала похоть вновь инстинктом основным,
Желанью жаркому не быть тебе родным –
Своею бледностью и восковою кожей,
И сердцем, как моё, таким же ледяным,
Со светом осени ты, Маргарита, схожа.
LХV. КОТЫ
Развратник чувственный и мудрости хранитель
Всегда приносят в дом в преклонные лета
Большого, зябкого, пушистого кота –
Он тоже домосед и теплоты ценитель.
Коты – философы, хотя не чужд им блуд,
Влекут их тишина и темнота ночные;
Эребу подошли б в упряжку, в пристяжные,
Но только укрощать их нрав – напрасный труд.
Свернувшись, возлежат в рисовке гордой ныне,
Как сфинксы ветхие в безжизненной пустыне,
Заснувшие в мечтах без мер и без границ.
Шерсть в искрах колдовских от вожделений страстных;
Мистически блестит сонм золотых частиц
Из глубины их глаз загадочных и властных.
LХХI. ВЕСЁЛЫЙ МЕРТВЕЦ
Хочу я выкопать себе от жизни схрон,
Где тучный чернозём, с улитками в провале.
Уснул бы в глубине, укрыт со всех сторон,
И отдых дал костям, что долго изнывали.
Отверг духовную, обрядность похорон
И хныканье людей на скорбном ритуале;
Я лучше приглашу на трапезу ворон,
Чтоб дочиста скелет зловонный обклевали.
Червей глухих, слепых, друзей могильных рой
Мертвец весёлый ждёт на пир в земле сырой.
Вы, дети тления, философы распада!
Скажите, прогрызя насквозь гниющий труп:
Что нового в огне и жгучих муках ада
Для тех, кто мёртв давно, а вместо сердца струп?
LХХIV. СПЛИН
Промозглый Плювиоз, от коего все киснут,
Из урны погребальной сыплет сырость, хлад
На кладбище, где плотно к трупу труп притиснут,
Предместье всё туда отправить был бы рад.
На кошаке клочки облезшей шерсти виснут,
К плите горячей он пристроил тощий зад.
Поэта призрак, стих которого не тиснут,
На чердаке пустом поёт с дождём не в лад.
И ропщет колокол; чадящим головешкам
Созвучно ходики хрипят, чуть-чуть помешкав.
Идёт игра, но карт коснулся смертный тлен
(Водянка забрала хозяина колоды),
Валет червей и дама пик, вкусив свободы,
Тоскуют, что закончился любовный плен.
LХХVI. СПЛИН
Я той страны монарх, где дождик каждый день.
Я стар, хоть телом юн, жизнь для меня лишь тень.
Советы льстивые давно осточертели
Опекунов. Скучаю между псов без цели.
Ни сокол в небеса взлетающий с руки,
Ни стонущий народ не исцелят тоски.
И лучшего шута солёные остроты
Не могут подавить нервической зевоты.
На ложе в лилиях лежу, как на одре,
Но фавориток рой (я мил им и в хандре),
Почти в дезабилье, не в меру страстных, пылких
Не в силах вызвать одобрительной ухмылки.
Алхимик золото добыл и эликсир,
Но даже он не смог добавить принцу сил.
И с кровью ванна (императоров из Рима),
В омоложеньи роль её неоценима,
Живых мощей не отогреет никогда –
В нём Леты лишь течёт зелёная вода.
LХХVII. СПЛИН
Когда свинец небес над нами тяжко виснет,
Дата добавления: 2015-11-28; просмотров: 108 | Нарушение авторских прав