Радужные блики.

- Ты скажи, сколько тебе еще до портала осталось, а? – толкает меня Жорка. – Много же небось? Я ж помню, ты только недавно ходил. А мне уже давно ничего не обламывалось, а мне всего одну ходку то и надо. Так может отдашь, а?

Жорка хороший парень. По крайней мере, лучше всех, кто здесь находится, как я лично думаю. Какой-то он…. Открытый, что ли. Он всегда относится к людям так, как хотел бы, чтобы относились к нему. То есть не самым худшим образом. И доверяет всегда ровно настолько, насколько сам хочет заслуживать доверия. Хотя я думаю, что в этом и состоит его главная беда. Ну не понимают порой некоторые люди, что к ним относятся с тем же, на что рассчитывают взамен. Когда-нибудь это Жорку и погубит.

А люди здесь и впрямь разные. Бывают конечно и такие, как Жорка, только их не очень много. Большей частью все куда хуже. Оно и понятно: мало кто сохранит обычную душевную доброту при здешних то условиях. Да и вообще – при том, что с ними тут случилось. Со всеми нами.

Хотя таких уж совсем отпетых негодяев здесь почему-то нет. Наверное, это предусмотрено кем-то наверху специально, чтобы не порезали друг друга. Нет, конечно, бывают драки, в основном за походы, но только поначалу. Ну не верят по первости люди, что у них нет иной возможности снова увидеть свою прежнюю жизнь, кроме как попасть под распределитель. Просто вся проблема в том, что походы у всех падают с разной частотой. Кому-то сразу после завершения, а кто-то ждет по нескольку дней или даже недель, как Жорка. И механизм распределения этих промежутков абсолютно непонятен. И у нечистых душой людей, и у совсем уж закоренелых пацифистов походы могут падать с одинаковой частотой, точно так же, как у двух совершенно одинаковых по характеру людей разница в этом деле может быть огромной. Не влияет на это и добросовестность, с которой люди выполняют свою работу, и их возраст, и даже знак зодиака. Просто кому-то больше везет, кому-то меньше. Никаких других объяснений такому стечению обстоятельств никто найти не сумел.

Жорка как раз и был тем самым неудачником, которому походы сыпались не чаще чем раз в две-три недели. Он и так сильно скучал по дому, где у него осталась семья, а тех крайне редких порталов, которые он получал по завершении десяти заданий, ему врядли хватало. Поэтому он и клянчил постоянно походы у тех, кому с ними больше повезло. У меня, например.

- Одну ходку, говоришь? – задумчиво протягиваю я. Я ушел в себя, поэтому слушаю Жорку краем уха.

- Ну да. Слушай, ну будь другом, а? У тебя то там все равно никого не осталось, а у меня жена, дочка. Ну отдай, а? – не отстает Жорка. Эх, вот он уже на жалость давит. До меня только сейчас начинает доходить смысл. Вернее, смысл то был понятен еще с самого начала, а вот то, что Жорка обратился со своей извечной просьбой именно ко мне, я осознал только что.

- Да бери, конечно. – мне в общем то было все равно. Я жил одинокой жизнью еще до Перехода, а после него и вообще стал как-то отдаляться ото всех, кого я здесь увидел, да и здешние тоже не особо тянулись к общению. Была у них здесь такая черта, присущая абсолютно всем. И я не исключение. Наверное, эта угрюмость, это нежелание открываться людям больше, чем необходимо, было следствием всего, что с нами произошло, да и еще вдобавок здешней обстановки.

- Вот спасибо, брат! Век помнить буду! Обязательно отблагодарю, если случай представится. Ты, кстати, кровь свою допивать будешь? –

- Пей. Мне чего-то расхотелось.

Двигаю недопитый стакан в его сторону, и он одним глотком заливает в себя остатки густой красной жидкости. Вот он всегда так. При случае отблагодарит. И ведь действительно, отблагодарил бы, если бы такой случай действительно представился. Вот только не бывает такого никогда. Ну не случаются случайности в этом проклятом месте. Карточки походов тут всем присылают свои, и даже если отнять или украсть чужую, она все равно не сработает. Наверное, поэтому тут редко происходят кражи или убийства за них. Единственный способ передать другому человеку свой поход это отдать добровольно, вот только какой смысл Жорке благодарить меня таким образом, если они приходят ему так редко, что их стыдно у него брать, кода он предлагает. А никаких других индивидуальных благ здесь ни у кого нет. В комнатах нет ни столовых приборов, ни бритвенных принадлежностей, ни даже зубной щетки. И что самое удивительное, они здесь не нужны. Наверное, не растет во сне щетина у людей, и зубы не пачкаются.

Почему во сне? Просто мне больше нравится думать, что все это – лишь кошмарный сон. И как любой сон, он когда-нибудь должен кончиться. Только что-то вот он никак не кончается.

В тот день я немного выпил. Ну, действительно немного. У меня есть такая интересная особенность организма: когда я выпью немного, меня сразу клонит спать, когда я выпью побольше, сон снимает как рукой, и наступает легкость и веселье. С дальнейшим увеличением дозы эти ощущения также растут, но стоит только переступить отмеренную моему организму неизвестно кем незримую черту, как у меня тут же наступает похмелье без какой-либо паузы.

Так вот, в тот день я пришел со скучного дня рождения своей бывшей одноклассницы, а так как он был ну очень скучный, то и выпил совсем немного, а потому сразу, едва раздевшись повалился спать.

Сновидения у меня иногда бывают, причем порой очень красочные и запоминающиеся, однако чаще всего снов я не вижу. Так же было и в тот раз. Почти также.

Поначалу была темнота. Такое ощущение, что почти спишь, но все равно чувствуешь, что ты сейчас лежишь на кровати с закрытыми глазами. Потом чувство рук и ног пропало. Осталась только темнота.

Потом темнота понемногу начала проходить. То есть не то чтобы совсем проходить, а скорее как-то выцветать и бледнеть. Ну, как если бы сначала была беспросветная пустота, а потом вместо нее стал появляться просто черный цвет. И еще появились блики. Такие, радужные. То там, то здесь начинали появляться переливающиеся пятна всех цветов. Поначалу они появлялись и исчезали медленно, затем все быстрее и быстрее, превращаясь в какую-то радужную свистопляску… Потом все исчезло. Не стало ни темноты, ни радужных пятен. А вместо них появилось осознание того, что я лежу в кровати и откуда-то сверху льется ровный белый свет.

Понимание того, что я проснулся не в том месте, в каком уснул накануне, пришло после того, как я не обнаружил на потолке неровность. Она появилась после последнего и единственного ремонта, когда меня задушила жаба, и я нанял излишне квалифицированных рабочих из солнечных стран ближнего зарубежья. Ну, в принципе это был не такой уж страшный дефект, да и заметить его было трудно даже при близком рассмотрении, однако когда лежишь подолгу, пялясь в потолок, он накрепко врезается в подсознательную память.

А теперь его не было. Совсем. И, что начало осознаваться несколько позже, сам потолок тоже был другим. Он был идеально ровным, молочно-белым и с едва уловимым желтым оттенком.

Но, что самое удивительное, на нем не было никаких осветительных приборов. Свет, казалось, лился прямо из него, причем сам потолок на вид казался абсолютно обычным, монолитным и непрозрачным.

После того, как я не обнаружил тумбочки рядом с кроватью, в моем еще не до конца проснувшемся сознании уже прочно укрепилось сомнение по поводу того, что проснулся я именно в том месте, где и должен был.

До конца освободившись ото сна, я встал и стал осматривать комнату. Четыре стены, метра три шириной каждая, были, пожалуй, единственной ее достопримечательностью. Кровать была большой и довольно широкой, на ней даже можно было спокойно уместиться двоим. Что удивительно, пол тоже был довольно мягким, хотя на вид, как и потолок, был гладким, монолитным и не имел абсолютно никаких признаков какого-либо коврового покрытия.

Еще там была дверь. Самая обыкновенная дверь из полированного пластика. Я поднялся, подошел к ней, в надежде найти за ней хоть объяснение тому, что я здесь очутился, и тут вдруг заметил еще одну деталь интерьера своей комнаты. Маленькую щель в стене, в самом углу, а на полу под ней - небольшой кусочек картона. Я подошел и стал его рассматривать. На нем ничего не было написано, и вообще он был абсолютно пуст, но в то же время от него едва ощутимо веяло чем-то страшным. Я посмотрел на щель, и обнаружил, что она имеет точно такую же ширину, что и картонный прямоугольник, поэтому не трудно было догадаться, что в нее то и нужно засунуть этот самый конвертик, что я и сделал.

Некоторое я время ждал, что что-то произойдет, готовый уже ко всему, но ничего не произошло. Только мне вдруг жутко захотелось спать, несмотря на то, что я только проснулся. Усталость вдруг накатила огромной волной, веки будто налились свинцом, а ноги стали самопроизвольно подкашиваться. Собрав последние силы, я дополз до кровати и рухнул на нее. Глаза закрылись сами…

Снова темнота и радужные блики. По-моему, на этот раз переход был быстрее. Так или иначе, но через несколько секунд я осознал себя стоящим на крыше какого-то небоскреба. Кругом была ночь, наполненная светом миллионов фонарей, прожекторов и окон соседних зданий, так что понятно было, что я нахожусь в каком-то крупном мегаполисе.

Я подумал, что это просто сон. Причем неважно, было ли сном все то, что случилось со мной после того вечера, или я действительно снова уснул в той странной комнате. По крайней мере, я старался не думать об этом. Просто почему то мне казалось, что именно сейчас я сплю.

И тут я заметил вертолет, стоящий на вертолетной площадке. Самый обычный гражданский вертолет, который только начинал лениво раскручивать винт. Вероятно, он готовился к взлету.

К вертолету бежали какие-то люди. Судя по всему, они тоже готовились улететь отсюда.

И тут меня вдруг неуловимо повлекло туда, к этим людям, мне захотелось подойти ним, узнать о них побольше. Руки вдруг наполнились какой-то непонятной силой, и я почувствовал, что если бы захотел, мог бы этими руками проломить бетонную стену! Ноги будто сами понесли меня к площадке, когда суетившиеся вокруг люди заметили меня и начали что-то кричать.

Затем я увидел среди них одного, не похожего на остальных, в более дорогом костюме, с небольшой залысиной, да и возрастом он наверняка превосходил других. Вероятно, он был среди них главный, а все остальные были его телохранителями или кем-то в этом роде. Увидев меня, он вглядывался несколько секунд, а затем истошно завопил:

- Это он! Убейте его!

В мгновение ока в руках у телохранителей оказались пистолет-пулеметы, и как по команде они открыли огонь.

Боли я не почувствовал. Просто смотрел с удивлением на то, как десятки пуль дырявят мое тело так легко, как будто оно было бы бумажным. Крови почему-то тоже не было. Просто все новые и новые сквозные дыры, которые через некоторое время вдруг начинали заполняться какой-то непонятной массой телесного цвета. И тут вдруг до меня дошло, что масса это – моя собственная живая плоть, и что моя скорость регенерации настолько выросла, что даже такой шквал огня не способен убить меня!

Однако отдача от такого количества пуль оказалась настолько сильной, что меня подкинуло в воздух, перевернуло, и я полетел вниз, за пределы крыши того ужасного небоскреба.

Каждый человек хотя бы раз в жизни падал во сне. Поэтому каждому наверняка знакомо то ощущение полета, которое испытывает при этом все тело. А в этот раз такого ощущения не было. Даже самого падения как такового не было. Уличный асфальт, поначалу такой далекий, вдруг сам прыгнул мне навстречу со скоростью, наверняка во много раз превышавшей скорость моего падения, и наступила темнота.

Так и началась моя жизнь на Аиде. Конечно, это я его так зову, в честь древнегреческого царства мертвых, сам не знаю почему. Наверное, я всех нас считаю уже давно мертвыми. Хотя конечно среди местных его называют по разному, да и мнений по этому поводу тоже бытует великое множество.

Абсолютно все население Аида попало сюда тем же способом, что и я. И работу оно было вынуждено выполнять в точности такую же: убивать. Вся хитрость состояла в том, чтобы в один прекрасный день найти у себя в комнате маленький картонный прямоугольничек, кинуть его в щель в стене, уснуть, непременно увидеть радужное мерцание и перейти в наш, родной и кому-то еще пока привычный мир.

Выбрасывает всегда не дальше чем в полукилометре от цели, хотя расстояние иногда варьируется в небольших пределах. При желании можно узнать о цели всю информацию, только посмотрев на нее. Хотя некоторые предпочитают не знать о своей жертве ничего. Просто так спокойнее.

Способ исполнения каждый вправе выбирать по своему вкусу. Достаточно только представить, что в руках у тебя находится, скажем, огромный меч, или пара блестящих пистолетов, как тут же они действительно там оказываются. Некоторым нравится разнообразие, и поэтому, при наличии определенной фантазии, в чьей-то руке порой оказывается штурвал истребителя, пульт управления ракетами с ядерными боеголовками или шприц с тетрадоксином. Как говорится, на вкус и цвет…

Уж не знаю, что такого наделали все те люди, чем таким они насолили руководству Аида, да и, по правда, что это руководство из себя представляет, я тоже не знаю. Да и никто не знает. Конечно, различных гипотез здесь существует масса, однако я больше склонен думать, что таким образом мы просто восстанавливаем какое-то равновесие. Ведь попадаются порой и откровенные негодяи, нажившие свои состояния крайне недобрыми способами, и вполне нормальные люди, даже занимающиеся благотворительностью. Но никогда не приходится убивать тех, чей достаток, а вернее, социальный статус, ничего не значат. Наверное, в их устранении нет смысла.

На самом же Аиде обстановка весьма странная. Такое ощущение, будто все здесь специально сделано так, чтобы постоянно напоминать всем о том, что здесь все по другому, что это сон. Пол здесь мягкий. На дверях нет порогов. Из всего рациона здесь только какая-то бурая жижа в миске и кровь. То есть это здешние предпочитают называть эту кроваво-красную густую жидкость, которая является единственным напитком на Аиде, кровью. Ну, наверное им нравится.

Как я уже говорил, здесь не существует естественных потребностей. Во сне ведь не хочется в туалет, не пачкаются ноги, не потеют подмышки. Здесь никто не моется, не бреется, не чистит зубы и не стрижется. Просто потому, что незачем.

Единственной ценностью здесь являются маленькие карточки-походы, которые очень нужны тем, кому свои собственные приходят редко. За десять выполненных походов дается другая карточка, портал, которая дает возможность на время уснуть, и проснуться опять в том же месте и времени, где уснул в первый раз. Вновь увидеться с родными и друзьями, пожить прежней жизнью. Как бы запустить пленку с того момента, где остановился. Только этот сон длится примерно двенадцать часов, и после этого ты снова просыпаешься в той самой комнате с щелью в стене.

Конечно, многие здесь отрабатывают походы только за тем, чтобы в конце концов снова получить вожделенный кусочек картона немного другого цвета, который и служит пропуском в прежнюю жизнь, которая в каждый последующий раз начинается точно с того момента, где закончилась в предыдущий. И все те люди, с которыми ты общался, продолжают помнить тебя.

Моя прежняя жизнь мне не очень то нравилась, да и не было у меня никого, с кем я так жаждал бы встретиться, и,наверное, поэтому я так часто отдавал Жорке карточки походов. Карточки-порталы он никогда не просил, стеснялся наверное, так что я помогал ему как мог. Да и не так уж для меня было важно, что я лишний раз не увижу тот мир. Ведь если подумать, мало что в нем тянуло меня назад. Нет, конечно, несколько раз я использовал карточки и снова гулял по унылой осенней Москве, встречался со старыми приятелями, а один раз даже пришел на работу в свою захудалую контору. А потом мне и это надоело. Началась полная апатия.

Вопреки моим предположениям, апатия продлилась недолго. Уже пару недель спустя я полностью укрепился в желании сбежать отсюда каким угодно способом. И меня не волновал тот факт, что до сих пор это еще никому не удавалось. Скорее всего, у реального мира перед Аидом было одно неоспоримое преимущество: наличие перспектив. Просто там у меня была хоть какая-то возможность когда-нибудь вырваться из своей конторы, в которой я работал простым программистом, и начать действительно ту жизнь, какую мне хотелось бы. И пусть там эта возможность была призрачной, на Аиде ее не было совсем.

После некоторого пребывания на Аиде замечаешь одну интересную деталь. Такое ощущение, словно каждый раз, когда выполняешь поход, у тебя словно опыт прибавляется. Как будто в ролевой игре персонажа прокачиваешь. В конторе я частенько любил от скуки играть в такие. Меч почему-то становится острее и тяжелее. Хотя рука держит его с большей легкостью. Огнестрельное оружие точнее, а его калибр крупнее. И опять-таки, отдача от него становится слабее.

Я стою на крыше небоскреба, облаченный в плащ и черные очки, наподобие Нео из матрицы. Ну, нравится мне этот образ почему-то. Это уже мой семидесятый поход. Далеко внизу с минуты на минуту должен остановиться лимузин с моей целью. Еще не увидев ее, я уже знаю о ней все. Сергеев Михаил Альбертович, пятьдесят три года, холост, уроженец Перми, владеет пятью крупными нефтяными компаниями, еще в семи является одним из крупных акционеров, почти все активы держит за рубежом.… Это можно продолжать до бесконечности.

Сквозь меня струится непонятная сила, она пронизывает меня, я сам состою из нее, и в то же время она подчиняется мне. Из сгустка этой энергии в моей руке появляется снайперская винтовка на сошках и с огромной трубой глушителя. Провожу рукой над длинным оптическим прицелом, и он исчезает. Вот надо же, до сих пор не могу привыкнуть к мысли, что снайперская винтовка может быть без оптики. Просто для меня в ней нет надобности, я вижу все до мельчайших деталей в радиусе трех километров. Я даже слышу скрип кожаных сидений в салоне Майбаха, подъезжающего к зданию. На этих сидениях безмятежно покоится моя цель…

Встаю и поднимаю винтовку. Я отчетливо вижу лысину Михаила Альбертовича даже сквозь крышу роскошного автомобиля. Я могу стрелять прямо сейчас, пуля калибра 405` с вольфрамовым сердечником в медной оболочке с легкостью пробьет огромную машину насквозь.

Но я жду. Между пальцами струится сила. В любой момент она готова высвободиться и ударить всей своей неимоверной мощью. Но я жду. Почему то сейчас я вспомнил тот первый раз, когда я упал с такого же небоскреба. Как асфальт метнулся мне навстречу. У меня ведь тогда так и не получилось проснуться. И еще несколько раз после этого я пытался упасть с как можно большей высоты, но ничего не выходило.

Хм. А может…

Разворачиваюсь к бетонной площадке на крыше небоскреба. Винтовка в моих руках исчезает, остается просто сгусток энергии. Я собираю всю силу, что у меня есть, сосредотачиваю ее в руках и бью всем этим неимоверным потоком прямо себе под ноги, рассекая и крышу, и здание, и землю под ним. И начинаю падать. Долго, гораздо дольше, чем обычно. Никакой земли внизу нет. Только зияющая пустота мчится навстречу. Она все ближе, вот уже все вокруг меня становится непроницаемо черным, и я проваливаюсь во тьму. Через мгновение дно этой пропасти все-таки появляется перед глазами, и наступает темнота. Не то…

Я вновь очнулся на той же самой мягкой кровати в кубической комнате. Как обычно. Полежал с минуту, потом поднялся и пошел к двери, мельком глянув на валяющийся под щелью в стене картонный прямоугольник. Ну да, каждый раз после неудачи тебе дают новое задание, причем неудавшееся почему-то тоже засчитывают в счет будущего портала… Стоп. А вот это уже не как обычно. Приглядевшись, я убедился в том, что кусочек картона под щелью был бежевым. А мне полагался розовый! Ведь это был уже семидесятый поход, а значит, после него я должен был получить портал!

Постояв несколько секунд в раздумье, я все понял. Сволочи! Меня решили наказать за мою попытку сбежать. И ведь я не очень жаждал его заполучить, но, как говорится, мелочь, а обидно. Меня больно щелкнули по носу, как бы дав понять, что так себе вести не стоит.

Я простоял еще с минуту, глядя в потолок с непонятной злобой, потом поднял с пола карточку и вышел наружу. Почему-то именно сейчас мне захотелось той густой красной жидкости непонятного вкуса и запаха, которую тут многие называют кровью. Мне под нее думается лучше.

У столиков, как обычно, сидел Жорка. Завидев меня, он встрепенулся и помахал рукой:

- Здорова! Что давно не заходил то?

Подхожу, наливаю себе из краника в стене и присаживаюсь рядом.

- Привет, Жорка, - говорю. Разговор есть.

- Ну, это всегда пожалуйста. Что за разговор? – радуется Жорка.

- Вот скажи, ты когда-нибудь падал во сне?

- Дык сто раз. А ты что, сам не падал, что ли?

- Да я тоже… А наяву никогда?

- Ну…- задумался Жорка, - было дело один раз. Я тогда напился как-то с корешами, ну, дело то обычное. А потом жена как пришла домой, так корешей всех скалкой разогнала, а меня на чердаке заперла. Я там ночку то проспал, как сурок, а наутро за опохмелкой потянуло. Да так сильно, что я метаться начал по всему чердаку, а задвижка там такая, что топором не перерубишь. Ну я и сиганул в окно, благо там не высоко было. А больше я никогда, слава богу, не падал.

- Хм… А вот скажи, ты знаешь, как можно на походе упасть? Только так, чтобы на землю и с большой высоты?

- Ну… Не знаю. Разве что взлететь. Создать себе самолет и подняться повыше, к примеру.

Не то. Это мы уже пробовали, и эффект был тот же…

- Или знаешь, раздолбить у себя под ногами землю, взрывом например, ну и сигануть туда. Или просто в шахту какую…

Не то! Все это не подходит! Все это я уже пробовал. Должен же быть какой-то выход! Но ведь я все перепробовал! Стоп. Или не все…

- Скажи, Жорка, а вот ты помнишь свои ощущения, когда ты тогда с чердака падал?

- Ну да. А что в них такого то?

- Да нет, ничего. А ты можешь сказать, они такие же, как те, когда падаешь во сне или в походе, или нет?

- Да знаешь…. По-моему, они разные. Когда во сне падаешь, то во всем теле ощущаешь как бы полет, словно весь воздух сквозь тебя проходит, и сосет где-то под ложечкой. А когда наяву, то ничего такого, и сосет меньше, и словно не ты падаешь, а земля на тебя прыгает. И кстати, знаешь, в походе почему-то то же самое…

Я уже не слушаю. Я поднимаюсь из-за стола и выхожу на открытое пространство, не обращая внимания на удивленного Жорку. В какой-то момент я начинаю осознавать, что испытываю сейчас то же самое ощущение, что и тогда, в последний поход, ощущение силы, струящейся сквозь пальцы. На мне снова черный плащ и очки. Секунду я колеблюсь, затем уже почти привычным усилием собираю в руках всю силу, размахиваюсь и бью всем этим потоком прямо в мягкий пол под собой. Я начинаю проваливаться в открывшуюся у меня под ногами пустоту. Она не бросается мне навстречу, а мягко обволакивает, наполняя все тело ощущением полета. И Жорка, и пол, и все помещение уходят куда-то вверх, и уже через мгновение вокруг меня лишь тьма. А я все лечу в эту бездну, а радужные блики все не появляются и не появляются…

Серые стены из голого бетона. Серое небо за окном. Серый потолок с небольшой, едва заметной выпуклостью. Застеленная постель, на которую я рухнул, не раздеваясь, во время последнего портала.

Продолжаю лежать еще несколько секунд. Затем поднимаюсь и подхожу к окну. Отворяю его настежь и впускаю в легкие сырой осенний воздух. Где-то на улице шумят автомобили.

Внутри у меня пустота. Ни радости, ни грусти. Я наконец понял. Понял, что если упасть во сне, то просыпаешься в реальном мире. А если упасть в реальном мире, то просыпаешься во сне.… Ведь все наши задания мы выполняли здесь, в реальном мире. Именно поэтому падения во время походов были так похожи на падения наяву. И именно поэтому я не мог проснуться здесь…

Поначалу я стал жить как прежде. Потом, как немного разобрался с проблемами и скопил денег, перебрался в более приличный район и даже купил машину. Потом познакомился с девушкой. И в принципе, жизнь моя продолжила свое течение в привычном ритме, и я даже стал забывать о своем пребывании на Аиде. Только с тех пор я стал сильнее бояться высоты и больше любить перспективы. Больше всего на свете я боялся откуда-нибудь упасть. Чтобы больше никогда не видеть радужных бликов……

***

Посвящается всем, для кого, так же, как и для меня, сон – это еще одна возможность убежать от действительности.

Дата добавления: 2015-11-26