Колючий зимний ветер трепал стяги и тонкие пологи шатров, и их жалобный треск единственный нарушал уставшую тишину лагеря франков. Людовик нервно стучал пальцами по столу и вздыхал, подавляя нарастающее нетерпение. Не выдержав, он встал и прошел в соседний шатер, где расположился его восточный гость.
Шахджахан привстал в знак приветствия, увидев короля, а его сын не шелохнулся, едва кивнув головой. Людовик опустился в резное кресло рядом с халифом и вкрадчиво спросил:
- Халиф, ваш сын уверен, что не стоит послать на розыски этого сбежавшего юноши? Бесполезно дожидаться его возвращения. Мы стоим уже два дня, и пока к лагерю не приближался никто, кроме лис и волков.
Халиф повернулся к сыну.
- Абильхан, король Людовик прав. Ни к чему тратить время. Твой друг не вернется.
- Прошу, подождем еще один день. Вдруг он передумает?
- Принц Абильхан, приношу извинения, но мы не барышни, чтобы ждать, когда соизволит вернуться какой-то ветреный мальчишка. – Билл поджал губы, и король обратился к Шахджахану. – Халиф, я обещал вам помочь отыскать сына. Теперь он с вами, и мне хотелось бы вернуться к своим обязанностям. Моя страна не ждет.
- Я понимаю.
- Помнится, я приглашал вас с сыном в Ахен, чтобы отпраздновать ваше воссоединение. Поедем, после такого долгого испытания вам обоим должно отдохнуть. Я настаиваю на том, чтобы вы были моими гостями.
- Мы бы с удовольствием остались, но нам тоже пора ехать. Вы знаете, что случилось за время моего отсутствия в халифате. Я должен как можно скорее вернуться и положить конец бесчинствам моего брата.
Билл встревожено взглянул на отца, осознавая, что его давние опасения подтвердились.
- И то верно. Но, позвольте заметить, с вами недостаточно воинов, чтобы выступить против армии, которую соберет ваш брат. Как ваш союзник, я не только обязан, но и буду очень рад дать вам в подмогу своих людей.
- Благодарю вас. – Шахджахан благодарно поклонился, и король, улыбнувшись, оставил шатер.
- Что случилось? Аль-Мамун захватил власть? – нахмурившись, спросил Билл. Халиф, помедлив, кивнул, и принц вскочил с места, отходя в угол. – Я так и знал! Я знал, что он что-то замышляет! Он всю жизнь плел свою паутину вокруг нас, мечтал избавиться…
- Почему же ты не поделился со мной своими опасениями?
- А ты бы стал слушать? Я ведь говорил тебе, что его излишняя доброта и беспокойство не внушают мне доверия. Он скользкий, как уж, он везде совал свой нос! Но он твой брат, ты им дорожил, и я не мог просто взять и ткнуть в него пальцем. Я надеялся, что заблуждался.
- А заблуждался как раз я. – Халиф горько вздохнул. – Кто бы мог подумать, что мой брат способен на такое. Когда умирал мой отец, он взял с нас клятву, что мы всегда будем рядом, что будем помогать друг другу…
Билл задержал дыхание, и его рука, поднятая в гневном жесте, скользнула в воздухе и повисла. Ровные синие полосы на белой стенке шатра задрожали перед глазами и пошли мелкой рябью.
- Клятвы… - тихо повторил он. – Ничего не значат. Они даются и берутся, как дешевая безделушка. Глупая ненужная вещица.
Шахджахан встал и подошел к сыну, разворачивая его к себе и кладя ему ладони на плечи. Лицо принца было серым от тоски.
- Абильхан, что с тобой? Что случилось с моим веселым и жизнерадостным сыном? Ты мало ешь, почти не спишь. Все время думаешь о чем-то, а когда я зову тебя по имени, не сразу откликаешься, словно я обращаюсь не к тебе.
- Я просто отвык, - повел плечом Билл. – Абильханом меня здесь никто не называл. Меня звали Билл.
- Билл… Слишком просто для тебя, мой дорогой. Ты принц и достоин более звучного имени.
- Только потому, что я принц? – Билл поднял бровь и внимательно поглядел на отца. Халиф наклонил голову, разглядывая его.
- Расскажи мне все, Абильхан. Расскажи, что было, что ты пережил. Ты так переменился, что я почти не узнаю тебя. Я знаю, что ты провел это время среди темных людей, поэтому с твоим появившимся невежеством и дурными манерами я могу смириться. Но твои суждения мне непонятны и даже настораживают. Я смотрю в твои глаза и вижу в твоей светлой душе скорбь и страх.
Принц опустил голову и высвободился из объятий отца.
- Я боюсь за Тома.
- А что за него бояться? Он же тоже воин, знает эти места, может за себя постоять. Не пропадет.
- Нет, я о другом. Слишком долго объяснять и слишком тяжело.
- Ничего, я попробую понять, и время у нас есть. Мы всем делились всегда. Неужели это злое приключение разделит нас? Ты можешь не сомневаться, я все тот же и готов выслушать. Все, с самого начала, сколько бы времени и наших душевных сил это не отняло.
- Поймешь ли? – Билл усмехнулся и набрал полную грудь воздуха. От волнения его мелко затрясло, и он обхватил себя руками. – Однажды ночью я проснулся, вышел из своей повозки и увидел, как мои слуги улепетывают, что есть мочи, бросив меня одного среди вооруженных до зубов разбойников. Эти варвары хотели поживиться нашим добром, а достался им я. Поначалу мне пришлось тяжело. Аллах уберег, меня не трогали, не измывались, но я был пленником, бесправным. Надо мной смеялись и низко шутили. Несколько раз я чуть не погиб, мог утонуть в реке и быть задранным зверем…
Шахджахан опустился на стул и положил голову на руки.
- … но всякий раз меня спасал Том. Презирал меня, ненавидел, но спасал. Он был грубым, жестоким, его все боялись и сторонились. А я… а для меня он стал всем. – Билл зажмурился и заговорил быстрее, распаляясь. - Я знал, что он может быть опасным, но когда он подходил ко мне, мое сердце начинало биться вдвойне быстрее. Его взгляд был убийственным, острым, как наша дамасская сталь, ядовитым, как жало кобры. Но если он не смотрел на меня, это было еще большим мучением. Я не мог больше терпеть это. Я просто заставил его увидеть меня!
Билл обернулся и посмотрел на халифа. Тот сидел, непонимающе глядя на сына, а на лбу его пролегла глубокая морщина.
- У нас был долгий путь, - уже тише произнес принц. – Мы обжигались друг о друга, ранили друг друга. И были такие мгновения, которые убивали нас, не оставляя ничего, что могло бы позволить жить дальше. Я мечтал вернуться домой, забыть обо всем, зажить в беззаботной радости, не помня его имени. Жить, как раньше…
- Так и будет, Абильхан. – Голос Шахджахана дрожал. – Я заберу тебя домой, и все останется в прошлом. Больше не будет страданий и метаний. Ты станешь прежним, моим сыном.
- Ты не понял, отец. Я не могу вернуться, не могу уйти просто так. Я должен увидеть Тома, поговорить с ним. Пусть он оставил меня, но я его не оставлю.
- Что это значит? Разве ты не хочешь вернуться домой?
- Хочу. – Билл поник и сел подле отца. – Моя душа по-прежнему рвется в пески и камни Дамаска. Но сердце навсегда потерялось в здешних лесах. Том увез его с собой.
Принц прижался щекой к колену отца и тяжело вздохнул, прикрыв глаза. Халиф молчал, отстраненно гладя его по голове. В голове Шахджахана роились десятки мыслей и вопросов, но что сказать, он не знал. Из всех предположений о судьбе его сына верным оказалось то, о каком он и помыслить не мог. Но момент решения подошел, и халиф, проглотив ком в горле, сказал тихо и уверенно:
- Любовь ранит, Абильхан, но все раны со временем заживают. Они рубцуются в нашей памяти и остаются как напоминание о прошлых ошибках.
- Ты меня осуждаешь? – Билл поднял голову. Отец помедлил.
- Я не знаю. Судить имеет право только Аллах.
- Но ты его наместник на земле.
- Тебя я не смогу судить непредвзято. Ты и сам знаешь, что мужеложство это грех. Именно поэтому ты должен вернуться со мной, пока еще не поздно. У тебя нет другого выбора.
- Но Том…
- Он как раз уже сделал свой выбор, когда уехал. И я считаю его выбор разумным. Уедем, Абильхан. Наша родная Сирия и весь халифат в опасности. Там ты нужен больше.
Билл еще смотрел в глаза отцу со слабой надеждой, но тяжелого груза правды было не отринуть. Задушив в себе рвущиеся наружу слезы протеста, он покорно склонил голову.
Пурга заунывно тянула свою песню и заново покрывала лесную дорогу снегом, засыпая испортившие ее белое покрывало следы-пятна. Сухой и колючий снег летел в лицо и за шиворот, залетал в глаза, заставляя их слезиться, - а может, вовсе и не он был причиной соленой влаги, струившейся по щекам. Том вытер рукавом лицо и еще раз оглянулся. За спиной вставала только кружащаяся над землей непогода.
Мчась во весь опор прочь от лагеря, он не чувствовал ничего, кроме ветра, а теперь, привалившись к замерзшему дереву, Том жалел о своем поступке. Но возвращаться было поздно, да и ветер, разгоняя сугробы, спрятал дорогу из вида. Не было сил и желания садиться на взмыленного коня и продолжать свой путь в никуда. В стойбище его не ждали, и Билл не появлялся из пелены, умоляя вернуться. И не подъезжали закованные в латы всадники, несущие долгожданное избавление на острие меча. Были только холод и мрак.
За спиной вдруг отчетливо послышался приближающийся топот, басовитое «Тпру!» и возмущенное конское ржание. Поняв, что ему не кажется, Том поднялся с земли и выглянул из-за дерева. Мужчина, закутанный в плащ по самые глаза, стоял у его коня и растерянно озирался по сторонам. Завидев Тома, он взмахнул руками и бросился к нему с возгласом:
- Черт побери, Томас! В прятки играть удумал?
Схватив Тома за ворот, запыхавшийся Якоб несколько раз встряхнул его.
- Откуда ты здесь? – произнес Том еле шевелящимися губами, ощущая смутную радость.
- По грибы пришел! За вами еду, конечно же, что же еще? Постой-ка, а где Билл?
Тупая резь в груди привычно напомнила о себе, Том прислушался к ней со слабой улыбкой.
- Да ты чего тут, совсем окоченел? Где Билл, спрашиваю!
- Не волнуйся, он в порядке. Он встретил своего отца.
- Отца? – Якоб разжал руки и недоверчиво посмотрел. – Как? Где?
- Под Эрфуртом королевский лагерь. Там-то и встретил. Они как раз его искали. Ну, и нашли…
Бородач оглядел Тома и неуверенно произнес:
- Раз так, то ладно… А ты тогда чего тут мерзнешь? Погоди-ка, чего усмехаешься? Неужто погнали тебя?
- Нет. Я сам ушел. Мое время рядом с Биллом вышло.
- Он сам это тебе сказал? – помолчав, спросил Якоб.
- Нет, ему было некогда говорить. У него там отец, который его искал, куча слуг, падающих ему в ноги. Он не будет долго думать, соберется и уедет в свою страну, где снова будет принцем. Зачем ему тратить время на объяснения со мной?
- Так ты уехал, не поговорив с ним? Просто сел на коня и смылся?
- Какой может быть разговор, Якоб? Он скажет, что благодарен мне за заботу, его отец отсыплет мне золотишка, и меня выставят, как приблудившуюся собаку. Только мне не нужно золото, мне Билл нужен. Да ладно, я уже говорил, что не имею права, мое дело в стороне стоять.
Том махнул рукой и отвернулся. Вдруг что-то тяжелое ударило его в затылок, и в глазах потемнело. Том изумленно обернулся, хватая ртом воздух и держась за голову.
- За что?
- Дубина! Чурбан неотесанный! – взревел Якоб, потрясая кулаком у самого носа Тома. – Дурак деревенский! Давно надо было тебе всыпать, чтобы дурь из башки выбило! Мало тебе одной оплеухи, сейчас еще добавлю…
Старик замахнулся, но Том отпрыгнул, уворачиваясь.
- Ума лишился, старый? Чего дерешься?
- Это ты ума лишился, дурень! Нет, чтобы головой думать да счастье свое беречь, вечно надо дурость какую учинить! Домой Билл поедет, значит, да? Забыл ты, что ли, сопливый ребенок, что дом его врагом захвачен? Куда он поедет-то, в лапы тирану какому?
Том опустил руку, потирающую затылок, и выдохнул.
- Черт, верно… забыл я.
- Да ты и не помнил поди. Ты ж у нас обделенный самый. Давно я заметил, что Билл к тебе всей душой, для тебя все делает, о себе забывает. А ты один для себя существуешь на свете. Хоть бы раз о ком другом подумал! Вот уехал ты сейчас, а дальше что? Не подумал, как там Билл без тебя будет? Отец – это одно, так ведь тебя он не заменит. Пустоголовый ты, Томас, как горшок, сам арабский принц тебя выбрал, а ты поступаешь так.
Том моргнул, звон в голове рассеялся, сменяясь нарастающим гневом на самого себя.
- Ты прав… Что же я за человек такой? Сколько мне Билл добра сделал, а я так плачу ему. Я должен вернуться!
Он кинулся к лошади, хватая ее под уздцы и пытаясь усмирить сопротивляющееся животное.
- Куда? – крикнул Якоб. – Моего бери, моего! Он посвежее будет. Вот что, Томас, скачи обратно, ищи Билла, останови их! А я поеду к нашим, соберу всех. Дождитесь нас, вместе в Арабию пойдем, дом нашему Биллу отбивать!
Зима присмирела, притихла, испуганно сторонясь всадника, разрезающего ее узорчатые занавеси снегопада неудержимым скачем. Он проносился, и после него, казалось, колеблются в воздухе всполохи пламени, тут же тающие среди снегов. Конь хрипел и возмущенно ржал, высоко вскидывая копыта, но послушно нес своего седока вперед, зараженный его стремительным запалом. Том ушел из лагеря два дня назад, но пройденная дорога словно сама крутилась ему навстречу, приближая миг встречи.
Том не удивился, увидев, что место лагеря опустело, и на нем остались только множество следов и врытые в снег деревяшки. Не останавливаясь, он пустился по следу, как собака, ведомый не нюхом, но зовом своего сердца, оставленного Биллу. Вниз, через исток Везера, туда, где на запад поворачивает заледеневший Майн. Туда, откуда сквозь сплошной заслон снега и опускающейся ночи на него смотрели любимые глаза.
На рассвете, в ясном и чистом от прошедшего снегопада утре он увидел впереди уходящих франков и, в последний раз отчаянно вогнав каблуки сапог в дрожащие от усталости бока лошади, рванул вперед. Стражники поворачивались на его окрики, останавливались, щурясь, пытаясь понять, кто несется им вслед и грозит ли опасность. Догнав их, Том взмахнул рукой, что-то прокричал и упал из седла в снег…
Нестройные отдельные звуки постепенно начали складываться в речь, и в этой речи умиротворяюще и нежно звучал голос Билла. Том сморщился и приоткрыл глаза. Окружающее шло кругами, предметы переливались один в другой.
- Билл… - Во рту все пересохло, и родное имя вышло хриплым стоном.
- Том, ты очнулся! – Принц сжал руку варвара, с облегчением вздыхая. Тряпка на лбу Тома высохла, и Билл вновь смочил ее в воде прежде, чем вернуть назад.
- Билл… скажи им… наши придут, Якоб приведет их… скоро, пусть подождут… надо подождать…
- Не говори ничего, береги силы. Тебе нужно выспаться, после поговорим.
- Билл…
Теплое безвкусное питье проникло в горло, смягчая жжение и сухость. Том снова провалился в целительный сон.
Пробуждение было на удивление легким и приятным. Том не без опаски открыл глаза, но рези в них и боли в голове не было. Приподнявшись, он огляделся, отмечая роскошь убранства шатра. Полог отодвинулся, и в шатер вошел Билл, а за ним мужчина в богатых одеждах. Увидев принца, Том едва сдержался, чтобы не вскочить и не кинуться к нему, он помнил о своем деле.
- Билл, - начал он. – Я должен сказать кое-что твоему отцу, ты передашь ему?
- Говори так, он знает ваш язык, - пожав плечами, ответил Билл. Том выдохнул, поняв, что принц таит на него обиду.
Халиф смотрел на него с недоверием и неким любопытством, под его пристальным взглядом Том чувствовал себя неуютно. Но глаза не отвел, обратившись к нему напрямую. Как говорить с правителем, Том не знал, поэтому начал с главного:
- Скоро подойдут люди, они друзья Билла. Мы знаем, что творится в вашей стране, и хотим помочь.
Шахджахан удивленно открыл рот и перевел взгляд на сына. Билл сам выглядел пораженным.
- Но как? – спросил он. – Ведь нас же выгнали, как они могут прийти?
- Якоб приведет их. Он соберет всех мужчин, способных далеко идти и драться.
- А сколько этих людей? – спросил халиф. – Каково их мастерство?
- Нас не так много, но мы хотим вступиться за Билла. Он стал нам всем родным. – Том сглотнул, покосившись на принца. – И, может, мы не владеем мастерством красиво сражаться, зато в смелости нам не откажешь. Если вы разрешите нам идти с вами, вы убедитесь, что мы не сбежим с поля боя, как трусливые зайцы.
- Что ж… - Шахджахан задумчиво пригладил бороду. – Я должен посоветоваться с Людовиком. В конце концов, нам действительно нужны воины.
Халиф еще раз оглядел варвара и своего сына и вышел из шатра, понимая, что им предстоит трудный разговор.
Билл поймал молящий взгляд Тома и отвернулся. Обида ощущалась сильнее в его присутствии, но радость от встречи все же согревала душу.
- Зачем ты вернулся? Я благодарен Якобу и остальным, но они нам не помогут. Ты зря проделал такой изнурительный путь.
- Дело не только в нашей вам помощи. Я совершил ошибку, уехав.
- И ты вернулся исправить ее?
- Да!
- Как? Ты исчез, не удосужившись обронить ни словечка. Просто растаял в воздухе. Я сходил с ума, боясь, что с тобой могло что-то случиться. Думаешь, можешь просто уходить и возвращаться, когда вздумается?
- Я сглупил, признаю! Прости меня за это! Я увидел, как ты счастлив встрече с твоим отцом, как эти люди тебя окружают, а я остался в стороне…
- И ты подумал, что я забыл о тебе?
Том виновато опустил голову.
- Я посчитал, что больше не нужен тебе.
- Как ты мог так решить? Том, ты взял с меня клятву и сам нарушил ее!
- Прости. – Том опустился обратно на скамью и спрятал лицо в ладонях. – Я просто боялся потерять тебя. И сейчас боюсь. Я привык к презрению к себе от других людей, но увидеть это в твоих глазах было бы для меня невыносимо. Пока мы были вдвоем, я знал, что нужен тебе. Но сейчас…
- А что сейчас? Что изменилось?
- Все, а больше всего я сам. Ты вернешься домой и вновь станешь принцем, тебе придется, ведь не будет нужды терпеть кого-то и выхаживать, как меня. Но я так не смогу, мне уже не стать Шакалом, я простился с ним. Ты сделал меня другим, приручил. Как я буду жить, когда ты уйдешь?
Билл прерывисто вздохнул, смягчаясь и переставая злиться. Он подошел к Тому и сел рядом, обнимая его. Том судорожно вцепился в Билла, вдыхая его запах.
- Ты кое в чем заблуждаешься, - грустно ответил Билл. – Во мне тоже изменилось слишком многое, чтобы легко все забыть. Все, что случилось с нами, вообще не забыть. Нам обоим никогда не стать прежними. Я смотрю на своего отца, учителей и слуг и думаю, что это среди них я уже словно гость. Словно моя настоящая жизнь – рядом с тобой, в стойбище, среди варваров. Я врос в эту грубую одежду, я лучше чувствую себя в седле, чем сидя в кресле с расшитой золотом накидкой, я давно не молился Аллаху… Я не знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы снова привыкнуть быть принцем, смогу ли я вообще снова стать им. Тот, кем я стал теперь, противится этим переменам.
- И кто же ты теперь?
Билл лег, сворачиваясь в клубок, и потянул к себе Тома, прижимая ладони к его груди.
- Я – это ты.
Том обнял Билла, переплетаясь с ним, обвивая руками его худую спину, зарываясь лицом в волосы. Принц издал тонкий звук и замолчал, застыв в горячих объятиях, изредка шумно и тяжело выдыхая во влажную шею.
Солнце вставало и садилось, но обещанное подкрепление не подходило. Оставленный халифу Людовиком грозный военачальник Рольф бранился и сплевывал на землю, грозясь самолично пересчитать ребра каждому чертову варвару, если тому не поздоровится попасться на его пути. Его воины бесцельно бродили по лагерю, маясь от скуки и проводя время за распитием вина и драками. Шахджахан все больше мрачнел, поглядывая на Тома, расхаживал по шатру и громко вздыхал, показывая, как надоело ему пустое ожидание. В такие моменты Билл старался занять его чем-нибудь, вспоминая из своей жизни среди варваров новые занятные истории, пересказывал услышанные от Якоба легенды – словно становясь тем самым незримой стеной между отцом и возлюбленным, опасаясь гнева первого и нарастающего расстройства второго.
На третий день халиф хлопнул рукой о стол и отрезал:
- Выступаем. Больше никаких задержек, довольно.
Билл виновато оглянулся на Тома. Тот отвел глаза, качая головой. Значит, у Якоба не вышло, не получилось собрать людей. Том понимал их, идти в неизвестность за нелюбимым вождем никому не хотелось. Ему нечего было предложить им и нечего арабскому правителю.
- Выдвигаемся сегодня же! Неслыханная глупость – ждать, пока полусотня каких-то вшивых дикарей соизволит явиться! – доносился снаружи крик Рольфа, тумаками и пинками поднимающего с земли своих солдат.
- Что мы будем делать? – спросил Билл у Тома. – Даже если с Якобом никто не пойдет, он сам будет искать нас.
- Я знаю. Я бы мог выехать ему навстречу, чтобы предупредить, но тогда нам с тобой снова придется расстаться. И я сомневаюсь, что твой отец снова примет меня после этого. Я ему не по душе, это же видно.
Билл разочарованно выдохнул.
- Он смирится.
- Ему придется это сделать, потому что я иду с тобой.
Тяжелые повозки и телеги со скрипом сдвинулись с места, увлекаемые впряженными лошадьми. Путь предстоял долгий и трудный. Шахджахан взобрался в седло и оглядел свое немногочисленное войско.
- И это все… Кучка полутрезвых наемников и мои измотанные донельзя конники. А впереди еще многодневная дорога, и некоторые ее не перенесут. – Халиф повернулся к мудрецу Шарифу и с горечью добавил: - Если бы не долг и не честь моей семьи, я бы не рискнул и думать о том, чтобы возвращаться и сражаться с аль-Мамуном. Эта война мною заранее проиграна. Видимо, чем-то я прогневал Аллаха.
- Не делайте поспешных выводов, мой господин. Аллах милосерден, мы будем уповать на то, что Он явит нам чудо.
- Отец! – Принц подъехал к халифу и умоляюще сложил ладони. – Они должны подъехать, обязаны! Я знаю этих людей, для них данное слово свято.
- Я вижу, как они держат свое слово. А ты уверен, что твой немытый друг ничего не напутал? Из-за него мы потеряли уйму времени…
Рольф наморщил лоб, чужая речь выводила его из себя. Втиснувшись между принцем и халифом, он рявкнул:
- Хватит ждать непонятно чего! Король послал нас на войну, и мы готовы к ней! А эти варвары могут только грабить, они струсят и дадут деру, как только возникнет опасность.
Билл с негодованием посмотрел на франка. Большой и волосатый, как медведь, этот королевский воин вызывал у него еще больше презрения, чем когда-то насмехающиеся и глумящиеся разбойники. В этот момент Рольф обернулся и поймал тяжелый взгляд Тома.
- И вообще, этого сопляка пора вздернуть. Что он тут возомнил о себе?
Том ухватился за меч, готовый встретить удар, но Билл, пришпорив коня, преградил дорогу воинственно настроенному Рольфу.
- Только тронь его и будешь гнить в овраге, грязное животное! – процедил он. Франк скривился и отошел, исподлобья сверля принца взглядом. Шахджахан предупреждающе кашлянул, а мудрецы изумленно переглядывались, впервые услышав от своего царственного ученика такую брань.
Том вдруг настороженно замер на месте и ухватил Билла за локоть, вынуждая его наклониться к себе.
- Ты слышишь? – шепотом спросил он. Билл напряг слух. Земля под ногами мягко дрожала, и со стороны тускло освещенного пустым небом холма шел нарастающий гул. Франкские воины забеспокоились, привычка быть начеку гнала их к краю каравана, заставляя доставать из ножен мечи и стрелы из колчанов. Халиф вытянул голову и сощурился.
- Что это такое? – спросил он.
Холм дрогнул, и над ним неровной каймой поднялась темная полоса. Стуча сотнями копыт и щитов, она потекла вниз множеством всадников, гикающих и кричащих, одетых в потертые блеклые доспехи и меховые плащи.
- Нет, не стреляйте, не стреляйте! – закричал Билл, увидев, что франки натягивают тугие тетивы, собираясь выпустить по непрошенным гостям рой стрел. – Это помощь пришла!
С края ощетинившейся королевской дружины к всадникам бросился Том. Якоб выехал ему навстречу, гордо подбоченившись в седле.
- Вы все-таки пришли!
- А ты как думал? Я своих обещаний никогда не нарушаю.
- Я и не сомневался, но… откуда столько народу? Где ты взял столько людей?
- Пришлось заглянуть в пару местечек былой славы. Почему, ты думаешь, мы задержались? Нас самих мало оказалось, стыдно было идти на выручку. Заезжали в деревни по пути, вот и собрали.
Гарцующий рядом Хергер хлопнул Тома по плечу и насмешливо сказал:
- У старого пройдохи полно секретов. Видать, много где отличился он, но, скажу тебе, мужчины тут же за ним поднимались, стоило ему где появиться. Хотя, сдается мне, они больше за награду все пошли.
- За какую еще награду?
- За ту, которую арабский король даст!
Варвары расхохотались, осыпая друг друга дружественными тычками. Якоб вытер глаза и радостно улыбнулся, глядя на приближающегося Билла.
- Все здесь, - неверяще пробормотал принц. – Неужели мы с Томом прощены?
- А за что было вас прощать? Это вы нас простите. Но у Томаса есть перед нами должок один. – Якоб повернулся к Тому и громко сказал, разводя руками, приглашая этим жестом остальных быть свидетелями его словам. – Томас Шакал, сын Ангуса Самозванца! Раз не хочешь быть нашим вождем – ну, и черт с тобой. Но сводить нас в бой напоследок ты обязан! Чтобы было что вспомнить, чем похвастаться перед детьми и внуками. Чтобы целый век потом раны ныли! Чтобы помнили тебя, как грозного вождя, как сына, достойного своего отца! Веди нас в бой, Томас, черт бы тебя побрал!
Оглушительный многоголосый крик грянул, сопровождаемый грохотом и звоном оружия. Том ухмыльнулся, и глаза его загорелись изнутри хитрым пламенем.
Темная фигура в плаще торопливо бежала по коридорам, чьи мраморные стены и полы, казалось, сами источают душный яд опасности. Человек оглядывался и нервно что-то бормотал под нос, вздрагивал, когда на каждом повороте навстречу из темноты ему вышагивали охранники. Они занимали оборонительную позицию, но тут же, узнавая человека, опускали мечи и открывали ему дорогу.
Массивная дверь со скрипом отворилась, пропуская его вперед. Тронная зала была погружена во тьму, лишь полоса лунного белого света лежала на полу, брошенная ночью через окно.
- Господин аль-Мамун, вы здесь? – тихо позвал человек.
- Наконец-то! – раздался голос со стороны трона. – Жалкий пес Хаким! Долго же ты заставляешь себя ждать!
- Простите, господин, но я не смог исполнить вашего поручения…
- Это я уже понял. Я сделал ошибку, посвятив тебя в свои дела.
- Это все Шахджахан! Если бы не он, все бы получилось! Я уже направлялся обратно, как наткнулся на него. Он заставил меня ехать с ним под угрозой смерти.
- И ты поверил? Он слишком мягок, чтобы казнить просто так. А вот мне не составит труда отрубить тебе голову за то, что подвел меня.
Хаким молчал, трясясь от страха.
- Но ты мне еще пригодишься. Итак, раз уж ты явился ко мне, значит, Шахджахан где-то поблизости.
- Он с войском у границы, пара дней пути. Я уехал вчера рано утром, чтобы успеть предупредить вас, вызвался разведать обстановку.
- С войском говоришь? И кто с ним?
- Франкский король Людовик дал ему своих людей, и, когда мы проходили через Византию, еще и тамошний король расщедрился. Всего тысячи две воинов, не больше.
- И все? Шахджахан надеется победить меня с двумя тысячами?
- С ним еще какие-то северные варвары, несколько сотен. Но вряд ли Шахджахану будет от них какой-то толк, они шумные и недисциплинированные. К тому же сильно измотаны, непривыкшие к нашей жаркой погоде.
- Что за варвары? Наемники? Интересно, чем же Шахджахан будет с ними расплачиваться? – Аль-Мамун рассмеялся. – Смертью под стенами Дамаска?
Визирь помолчал.
- Не думаю, господин. Их ведет молодой военачальник, и мне кажется, что… что это любовник принца Абильхана…
- Что? Любовник? – Тиран вскочил с трона и выбежал на свет, его лицо исказилось от ярости. Хаким вжался в угол, залепетав:
- Я не знаю, господин мой, так ли это, но я подслушивал у их походного шатра, они говорят друг с другом, словно любовники.
Аль-Мамун сжал кулаки, хрустнув пальцами. Отойдя к окну, он сложил руки на груди и сказал уже спокойным голосом:
- Значит, Шахджахан будет здесь через два дня. По пути к нему присоединятся эти крысы, наместники ближайших городов. Все эти города небольшие, так что к Дамаску он придет, возможно, с четырьмя тысячами воинов. Он встанет под стенами Дамаска, но осаждать его не станет, как и нападать первым, Шахджахан не станет рисковать жизнями жителей города. Чтобы совсем связать ему руки, на стену я вместе с лучниками велю загнать простых людей, тогда он точно не будет штурмовать стены. И пока он будет терять время в раздумьях, я пошлю в Багдад за отрядами моих конников. К тому времени, как Шахджахан созреет для атаки, они уже будут здесь. Я знаю, где мой братец попытается прорваться в город, - через торговые западные ворота. К ним-то я и отправлю конников. Шахджахан попадет в ловушку.
- И что потом? – просипел Хаким, потирая горло.
- Я уничтожу его вместе с его нелепым войском. Но Абильхана я, пожалуй, пощажу. И буду день за днем наблюдать, как ломается его гордый нрав, как сереет от тоски его прекрасное личико… А когда он станет дряблым и безвольным, как старуха, вышвырну его вон, пусть сдохнет или побирается, на его усмотрение.
Визирь сглотнул, прижимаясь мокрой от пота спиной к холодной стене.
- Мне можно идти, господин?
- Да, иди. Скажешь Шахджахану, что все чисто, дорога свободна. Надеюсь, ты в этот раз не испоганишь свое поручение, иначе я не буду долго раздумывать над твоей судьбой.
Хаким нащупал дверь и вылетел из тронного зала, задыхаясь и падая.
Дамаск вымер, опустел, оставив свои узкие пыльные улицы на растерзание солнечной тишине. Испуганные мирные жители, которым не посчастливилось попасться на глаза бессердечным слугам тирана, за волосы и ноги притаскивались на стену города, и теперь с ужасом и тайной надеждой взирали сверху на простирающееся внизу полотно воинов. Откуда-то снизу на стену, скрывавшую за собой смертельную опасность, смотрел халиф, качая головой и вздыхая.
- Как это похоже на него, - сказал Шахджахан. – Никогда не прощу себе, что так слепо доверял ему, до самой смерти буду винить себя. Осталось лишь надеяться, что смерть за мной придет не сегодня.
- Какие будут приказания? – спросил эмир Абдулла.
- Ждем подмогу из Иерусалима. Затем ты, Абдулла, поведешь присоединившиеся к нам отряды к Багдаду. Аль-Мамун может надеяться только на преданность своих конников, поэтому вам нужно будет перехватить их, он наверняка вызвал их. А я вместе с франками и византийцами атакую отсюда.
- Почему не с торгового входа? Там и укрепления слабее, и подступов изнутри для воинов меньше.
- Это было бы предсказуемо, к тому же Хаким как раз подтвердил мои догадки. – Шахджахан повернулся к топчущемуся рядом визирю. – А с тобой я разберусь позже. То, что ты признался в предательстве, делает тебе честь, но вины не умаляет.
Хаким склонил голову, сгорая от стыда. «Хоть бы меня сегодня убили», - подумал он.
Билл стоял рядом, оглядываясь вокруг. Родные виды и пейзажи проявлялись в его душе, как яркая гравюра прошлого, и он ощущал смутное волнение и трепет. Халиф обратился к нему:
- Абильхан, ты поведешь своих дикарей.
- Не могу, отец. Их ведет Том.
- Хм… Тогда объясни ему, что к чему. Чтобы не убивали мирных жителей и дома не жгли. Их цель – вражеские солдаты.
- Отец, они это знают. Они понимают, что пришли на войну. Не беспокойся.
- Хорошо, я спокоен. Но ты держись к ним поближе, передавай им мои приказы.
Билл улыбнулся.
- Как скажешь. Хотя Том и сам тебя поймет, за время пути я научил его кое-каким словам.
Шахджахан кивнул, и принц отъехал к варварам. Теперь они, как никогда раньше, оправдывали свое незавидное прозвище, - полураздетые, взлохмаченные, мокрые и блестящие на солнце, они выглядели дико и устращающе. Том улыбнулся ему уголками губ, отбрасывая назад влажные тяжелые волосы. Билл улыбнулся ему в ответ, позволяя себе незаметно скользнуть взглядом по обнаженной груди.
Утром лучники и дозорные аль-Мамуна настороженно глядели со стены на резко поредевшие ряды противников. Арабские воины исчезли с поля боя, а оставшиеся чужеземцы суетились, хаотично перестраиваясь в непонятные фигуры. Шахджахан довольно глядел на готовящуюся атаку. Пришедшая ночью подмога привезла таран, и франки-дружинники уже примеряли его к толстым воротам. Искусные византийские лучники образовали собой квадрат, скрывшись под щитами.
Вскоре со стен полетели первые стрелы. Они застревали в щитах и песке, изредка впиваясь в доспехи. Арабы целили в раздетых варваров, но те ловко уклонялись от стрел и прикрывались щитами. Первый удар тарана в ворота заставил обороняющихся сгрудиться в кучу на стене и стрелять уже по франкам. Первые жертвы начали падать на песок, либо сразу на подкошенных ногах, либо, распластавшись в воздухе, лететь со стены, сбивая собой близко подошедших противников.
Постепенно, жалобно треща, ворота начали поддаваться и громко хрустеть ломающимися досками. Распахнувшись, их створки, звеня сдерживающими цепями, ударились о стены, и из города хлынули вооруженные пехотинцы.
- О, вот это уже по нашей части! – закричал Якоб, и варвары бросились навстречу, схлестываясь в бою. Изголодавшиеся по поединкам, они рвались вперед, как будто на них снисходили из голубой Валгаллы души их предков, воинственных германцев и готов, вкладывая в мечи и копья свою языческую мощь. И арабы отступали, напуганные не столько яростной атакой чужеземцев, сколько безумным блеском в их глазах, вспыхивающим все сильнее с каждой полученной раной. Измазанные в своей и чужой крови варвары теснили врагов обратно в город, прорывая оборону.
Ворота рухнули, покрывая собой лежащих на земле погибших воинов. Шахджахан вступил в город.
Один за другим сдавались воины, лишь дворец халифа оставался островком коварства и лжи среди отвоеванного города. Аль-Мамун стоял на балконе, с безобразной ухмылкой наблюдая, как дворец окружают, как оставшиеся верными ему багдадские воины еще пытаются напугать врагов, потрясая в воздухе копьями. Билл увидел его и почувствовал, как все внутри заклокотало.
- Все кончено, подлец! – крикнул Шахджахан. – Выметайся из моего дворца и сдавайся!
- Нет, дорогой брат, все только начинается. Думаешь, обхитрил меня, как бы не так… Мои конники уже жаждут перебить свое жалкое войско.
- Твоих конников уже самих перебили. У тебя больше нет людей, аль-Мамун, пришло время сдаться.
- А что ты можешь предложить мне в обмен на трон? Заходи, и мы потолкуем с тобой об этом. Только ты и я… и Абильхана с собой возьми.
Шахджахан нахмурился и спешился.
- Абильхан, ты остаешься.
- Нет! Одного я тебя не отпущу.
- Но аль-Мамун, возможно, заманивает меня в ловушку.
- Ну и что? Один ты не пойдешь. Если умирать, так вместе.
- Я тоже пойду. – Том обтер лицо и подошел к Биллу.
- Но Том…
- По той же причине, по какой ты идешь с отцом. Не возражай.
Билл выдохнул и коснулся рукой руки Тома.
Молчаливые воины пропустили их во дворец, смыкая за спинами оружие. Всегда светлый и полный жизни дом Билла был холоден и тускл, как покрытое паутиной стекло. Аль-Мамун сидел на троне, вцепившись сухими руками в подлокотники, и смотрел перед собой с пугающей улыбкой. Шахджахан прошел вперед, показывая рукой сыну, чтобы тот остался у порога. Двери залы захлопнулись, отрезая их от мира, оставляя с тираном, источающим зло.
- Должен признать, что недооценивал тебя, Шахджахан, брат мой. Я всегда считал тебя тюфяком и никчемным правителем, но ты меня удивил.
- Моя вина только в том, что я, глупец, верил тебе. Но теперь я поумнел. В нашем мире нельзя доверять даже собственному брату. Я думал, что всегда могу положиться на тебя, а ты оказался подлым, прогнившим насквозь самодуром и лжецом. Как ты смел пойти против своего брата, родной крови? Неужели тебе наплевать на заветы нашего отца?
- А что отец? – Аль-Мамун поднялся с трона и встал напротив Шахджахана. – Ты считаешь его мудрым и честным человеком? Лишь потому, что ты был его любимцем. Я должен был стать халифом! Да, ты родился от его законной жены, а я от рабыни, но я рожден первым! Это мое место по праву! Но он выбрал тебя.
- Не только он, Совет одобрил его выбор. Ты не отличался выдержкой и мудростью в делах.
- А ты? Я интересовался халифатом больше, чем ты. Отец знал это, он видел мое стремление быть подобным ему. Но он жалкий лицемер, предатель!
- Не смей так говорить о нем!
- Но теперь я восстановил справедливость. Я имею на трон все права, милый братец. Ты даже не знаешь, сколько у меня на него прав…
Аль-Мамун повернулся к Биллу и пронзил его неясным взглядом. Принц отступил, ощущая накатившее удушье. Лжеправитель усмехнулся и вкрадчиво заговорил:
- Шахджахан, ты явился и распинаешься здесь о том, какой я коварный и злой. Но у тебя и самого множество недостатков. Ты недальновиден, доверчив, подвержен слабостям. Только недалекий умом халиф мог бросить свою страну и умчаться искать заблудшего сына. Ведь Абильхан – он твоя самая большая слабость. Твоя радость, утешение и гордость. Но знаешь ли ты, Шахджахан, что даже на своего единственного ребенка ты не имеешь прав?
- Что? Я не понимаю тебя. – Халиф сердито наморщил лоб. – Не морочь мне голову!
- Посуди сам – у тебя три чудные жены, целый гарем из прекрасных дев, и ты наведывался к ним еженощно. Неужели тебя не смущает то, что ни одна из них не понесла от тебя? Эти прелестницы знают о том, что их ребенок мог бы стать следующим правителем халифата, но ни одна так и не родила тебе.
- О чем ты говоришь? – крикнул Шахджахан.
- О том, что ты бесплоден! – так же крикнул в ответ аль-Мамун. – Абильхан не твой сын! Я его отец!
Голос тирана взорвался под сводами потолка оглушительным громом. Билл похолодел, цепенея.
- Ты лжешь! – Халиф обнажил меч, наступая на брата. – Ничтожество! Это ложь!
- Увы, Шахджахан. Но, должен признаться, всему виной Атхар, милая, нежная Атхар. Она так любила тебя, что не могла расстроить известием, что ты слаб, как мужчина. Она попросила меня об этой небольшой услуге. И все бы было чудесно, если бы у твоей прекрасной жены вдруг не проснулась совесть. Она возжелала вдруг покаяться тебе в измене. Но это не входило в мои планы, и пришлось ее отравить…
Халиф заскрежетал зубами.
- Как ты мог… - прошептал Билл. – Если я твой сын, как ты мог…
- Ты был слишком хорош, чтобы я мог устоять в стороне. Мои отцовские чувства требовали выхода. Поэтому, мой сладкий Абильхан, поэтому я тебя домогался.
Взревев, Шахджахан перехватил меч и ринулся на брата. Аль-Мамун спрыгнул с пьедестала, выхватывая свое оружие, и отразил рубящий удар халифа. Братья схватились в поединке в центре залы, с яростью и ненавистью стараясь задеть друг друга. Лжеправитель сделал колющий выпад, но халиф отскочил, ударяя его по руке мечом плашмя. Меч аль-Мамуна, звеня, упал на пол, и Шахджахан отшвырнул его ногой в сторону. От удара кулаком в лицо аль-Мамун попятился и упал на спину. Надвигающийся халиф был полон решимости оборвать его жизнь одним взмахом меча. Тиран зашипел и выдернул из голенища клинок. Шахджахан вскрикнул и выронил оружие, хватаясь за живот, и по его рукам потекла кровь.
- Нет! – крикнул Билл, бросаясь к нему. – Нет!
Халиф покачнулся и упал на подставленные руки принца. Аль-Мамун встал на дрожащих ногах и бросил окровавленный клинок, безумными глазами смотря на раненного брата. Развернувшись на пятках, он кинулся бежать, скрываясь за маленькой боковой дверью.
- Том, он уходит! – воскликнул принц, зажимая ладонью рану халифа.
- Я догоню его!
Узкая винтовая лестница уводила петляющим коридором на самую верхнюю башню дворца. Крутые высокие ступеньки скользили под ногами, и аль-Мамун спотыкался, пытаясь преодолеть их, путался в подоле одежд, хватался за каменные стены. Сзади слышались быстро приближающиеся шаги, кто-то гнался за ним, стремительно сокращая расстояние. Выбравшись на верхнюю площадку, аль-Мамун захрипел, толкая дверь и вваливаясь в башню. Опустив засов, тиран отбежал от двери, судорожно ловя ртом необходимый воздух.
В несколько толчков хлипкий засов слетел, и дверь распахнулась. Из проема на него двинулся тот самый человек, на которого аль-Мамун поначалу и не обратил внимания. Варвар наступал, вращая в ладони рукоять меча, и из его глаз смотрело что-то темное, яростное, готовое сорваться с цепи. Лжеправитель пятился, пока не уперся спиной в стену. Рука, заведенная за спину, нащупала пустоту – окно.
- Оставь меня! – визгливо крикнул тиран. – Проклятый дикарь! Пошел прочь!
- Прыгай, - вдруг произнес варвар по-арабски. Забрызганное кровью лицо было невозмутимым. – Прыгай вниз.
- Оставь меня! Я заплачу тебе, больше, чем Шахджахан! Отпусти меня!
- Прыгай, - повторил Том. – Иначе я убью тебя.
Он наклонился вперед, и аль-Мамун, отшатываясь, перегнулся через окно. Каменная рама выскользнула из влажных рук, и, вскрикнув, тиран полетел вниз. Ударившись о покатую крышу нижней башни, он рухнул на белый мрамор площади. Звук упавшего тела всколыхнул воздух.
Том посмотрел вниз, где в испуганной немоте затаился город. Оглядевшись на простор окружающей пустыни, он покинул башню и спустился в тронную залу.
Война была окончена. Ненавистный правитель был мертв, и гонцы приносили вести из других городов об освобождении и преклонении перед вернувшимся халифом. Сам халиф лежал в постели, окруженный лекарями, врачевавшими его рану. Принц сидел рядом, не выпуская из ладоней холодную руку Шахджахана.
Халиф приоткрыл глаза и посмотрел на Билла.
- Абильхан, ты здесь.
- Я здесь. Все хорошо, лекари говорят, что рана небольшая.
- Абильхан, то, что сказал аль-Мамун…
Билл резко перебил отца.
- Нет, ничего не хочу слышать! Я не знаю, что он там сказал, мне это безразлично! У меня только один отец, это ты, и другого я не знаю. Мы больше не вернемся к этому, забудем об этом раз и навсегда!
Халиф слабо улыбнулся и сжал руку сына.
- Благодарю тебя.
Лекари дали Шахджахану целебное питье, от которого он задремал. Принц еще посидел рядом с ним, а затем вышел. В коридоре возле покоев халифа его ждал Том.
- Как твой отец?
- Он поправится. - Билл подошел к Тому, и тот распахнул для него объятия, обвивая руками вздрагивающего от пережитого возлюбленного. – Том, моя жизнь перевернулась…
Горький шепот обжег плечо Тома, и тот еще крепче прижал к себе принца, не зная, чем можно его утешить.
Как только истинный халиф встал на ноги, он тотчас отдал указ о проведении торжеств по случаю своего возвращения. Улицы и дома города заполнили гуляния и торжества, освобожденные от гнета жители славили своего повелителя и его сына, волей Аллаха вернувшихся из дальнего похода живыми и невредимыми. Дворец халифа переливался огнями, и к его дверям то и дело темнокожие слуги подносили носилки со знатными людьми и подъезжали телеги, везущие снедь на кухню, где готовились изысканные блюда на праздничный стол.
Гостей, полулежащих на расшитых узорами подушках, обносили роскошными кушаньями, запахи которых заставляли желудки урчать от предвкушения. На подносах лежали молодые зажаренные барашки, покрытые твердой хрустящей корочкой, под которой скрывалось сочное, нежное мясо. В глубоких тарелках дымились густые супы с мясом и бобовыми, тушеная в томате дичь и горы чудной кукурузной каши, приправленной пастой из фиников. Пораженные обилием угощений варвары терялись, удивленно вертя головами по сторонам, хватали то плов с инжиром и миндалем, то сладкие пшеничные лепешки, пропитанные медом, желая попробовать все сразу. Диковинные фрукты и овощи, не растущие на суровом севере, притягивали взгляд, манили вонзить зубы в тонкую матовую кожицу, облизать пальцы, залитые сладким соком. Острые приправы и специи, так обожаемые арабами, обжигали рты и языки, заставляя франков кашлять и выкатывать слезящиеся глаза, и смеяться над собой и соседом, тоже рискнувшим попробовать жгучее иноземное блюдо.
Местные же гости халифа, советники и эмиры, ученые и мудрецы, пришедшие выразить правителю свое уважение и преклонение, искоса наблюдали за чужестранцами, усмехаясь их невоспитанности и прожорливости. Варвары налегали на ароматные сладости, сметая с подносов халву, рахат-лукум и зефир, облизывали пальцы и собирали крошки, упивались медом и бесстыдно кривились и плевались любимым напитком арабов – кофе, в который мастера-повара душистой щепоткой бросали шафран и мускатный орех, кардамон и гвоздику.
Пиршеству сопутствовала музыка, мелодичные переливы струнных, волнующие звуки духовых и четкий ритм ударных. В середине залы в такт музыке изящно двигались танцовщицы, одетые в полупрозрачные шаровары, усеянные блестками лифы и скрывающие лица летящие вуали. Взгляды мужчин были прикованы к их обнаженным животам и бедрам, то плавно покачивающимся из стороны в сторону, то начинающими вдруг мелко трястись, и сердца храбрых воинов заходились в горячем волнении.
Лишь две пары глаз не были подчинены таинственной магии танца. Том, лениво обводя взглядом извивающихся дев, из-под полуопущенных век смотрел перед собой, туда, где на противоположном конце залы, подле халифа, сидел Билл, так же смотрящий на него в ответ. Этим вечером Билл, наконец, снял грубую и некрасивую одежду варваров и облачился в свое истинное одеяние, какое подобает носить принцу. Белоснежная шелковая ткань струилась по его телу, сделанные из мягкой кожи сандалии были покрыты золотым напылением, перстни с драгоценными камнями и изумрудное украшение на чалме сверкали при свете огней. Но принц, казалось, не замечал всего этого роскошества, кубок был отставлен в сторону, а яства оставались нетронутыми. Все его мысли и желания были сосредоточены на Томе, сидящем слишком далеко от него, чтобы прикоснуться, но недостаточно далеко, чтобы перестать слышать его дыхание. Билл щурился, разглядывая его и с едва заметной улыбкой наблюдая, как тает в его пальцах сладкая лимонная нуга. Сам Билл не прикасался ни к нуге, ни к пастиле, ни к прочим излюбленным когда-то лакомствам – все было пресным и сухим по сравнению с поцелуями возлюбленного.
Веселье постепенно подходило к концу. Гости прощались с Шахджаханом и разъезжались, а многие варвары спали прямо на полу, громко храпя, слуги переступали через них, собирая посуду и остатки еды. Том отложил растаявший кусочек нуги и вытер пальцы о тряпку. Билл дождался, пока он снова посмотрит на него, и кивнул, поднимаясь на ноги. Том спрятал улыбку и тоже встал, проходя за колонны, куда звал его принц. Встретившись, они вместе вышли из залы, и Билл повел Тома по длинному темному коридору. Шахджахан проследил их взглядом до выхода и вздохнул.
У самой двери в покои принца Билла с Томом поджидал слуга. Поклонившись, он сказал:
- Принц Абильхан, господин халиф хочет поговорить с вашим другом. Он велел мне позвать его.
Билл стиснул зубы, но не подал виду, что встревожен. Повернувшись к Тому, он произнес:
- Я буду ждать тебя у себя. Возвращайся скорее.
Том кивнул и пошел за слугой, проворно семенящим вперед.
Шахджахан ждал на балконе, с которого открывался просторный вид на погружающийся в темноту Дамаск. Посланный им слуга вскоре появился рядом, а вслед за ним и тот, кто занимал думы халифа все последние дни. Шахджахан с усилием поднялся из кресла навстречу Тому и отослал жестом слугу. Том молчал, понимая, что халиф захотел увидеться с ним неспроста. Правитель разрешил ему сесть и начал разговор, ненавязчиво рассматривая молодого варвара.
- Я надеюсь, ты не в обиде на меня за то, что пристаю со своими разговорами в столь поздний час. Нам все не выпадал подходящий момент, чтобы побеседовать, а ты мне интересен, сам понимаешь. Я все это время наблюдал за тобой, и у меня возникали вопросы, ответов на которые я не знаю. Будет лучше, если ты сам мне расскажешь, кто такой и чем живешь.
Том неопределенно повел плечом, раздумывая, что ответить. Поведать о своей темной жизни халифу не представлялось возможным.
- Я не знаю, что можно рассказать о себе, в моей жизни не было ничего, что можно было бы вспомнить и чем похвалиться.
- Отчего же, к примеру, ты храбрый и смелый воин. Должен признать, ты и твои друзья в бою превосходны, суровый нрав Франкии закалил вас. Кто воспитал в тебе это?
- Мой приемный отец. Он учил, что никогда не стоит опускать оружия, в какую бы переделку не забрасывала судьба. И сам погиб, сражаясь до последнего.
- Твой отец, вероятно, был благородным человеком. Будь он жив, я бы пригласил его, как дорогого гостя. Что же, ты достойно исполняешь его заветы и сейчас ты мой дорогой гость. Хотелось бы знать, какого мнения ты остался о нашей стране, арабском халифате.
- Очень жарко. И этот песок везде, лезет в глаза вместе с ветром. Вокруг только камень один, ни лесов, ни рек, словно мертвый край мира. А вчера я видел на улице, как одна женщина выметала из дома мерзкого вида насекомых, здоровых таких, стрекочущих. Честно говоря, я не хотел бы жить здесь. Но пища ваша выше всяких похвал.
- Что ж, и на том спасибо. – Шахджахан хмыкнул. – Но и Франкия встретила нас не вполне гостеприимно – холодом и снегом.
- Зимой всегда так. Но весной снег тает, становится тепло, начинают цвести деревья. Чтобы увидеть это, стоит переждать зиму. А Билл был в восторге от зимы, и мне не терпится показать ему, как весной распускаются почки, это должно порадовать его…
Улыбка исчезла с лица Шахджахана, и он, прихрамывая, отошел к ограждению балкона и заложил руки за спину.
- Ты же понимаешь, что Абильхан не может вернуться с тобой? – сказал он, помолчав. Ответа долго не было, Том сидел, напряженно сцепив пальцы.
- Почему? – наконец, выдохнул он.
- Ответ очевиден. Абильхан принц Арабского халифата и его будущий правитель. Его судьба и жизнь неразрывно связаны с нашей страной. Когда придет мой час умирать, он встанет во главе и будет править, в этом его предназначение.
- Он уже не хочет править.
- Дело не в том, хочет или нет. Он понимает, что у него нет выбора. Он должен стать новым халифом, как того требует наша религия, обычаи и честь нашей семьи. С этим не поспоришь.
Том беспомощно сжал кулаки. Слова Шахджахана попадали в него свинцом, топя в болоте безысходности.
- Если Билл захочет, он уйдет со мной, и вы не удержите его,- только и смог выдавить он.
- И что он найдет, если покинет отчий дом и забудет о долге? Даже если бы Абильхан был не единственным моим сыном и не наследником трона, смог бы он добровольно отречься от жизни во дворце в окружении слуг и богатств? Абильхан вырос, словно цветок в теплице, в условиях кочевого северного племени он быстро зачахнет.
- Среди нас он был своим и никогда не выказывал, что ему трудно. Ваш сын силен и вынослив, он сможет перенести все.
- Он был вынужден приспособиться, потому что был пленен. Но разве разумным было бы добровольно променять спокойную царскую жизнь на твою? – Халиф обернулся и серьезно посмотрел Тому в глаза. – Что ты можешь дать ему? Может, теплую кровать или вкусную пищу? Может, красивые одежды, книги для духовности? Немудрено понять, что промышляете вы воровством и разбоем, ходите по лезвию кинжала. Неровен час, и вас всех перебьют, а вместе с вами и моего сына, словно он тоже бродяга без роду-племени.
- Я бы никогда этого не допустил. Сам бы погиб, но Билла защитил.
Халиф вновь опустился в кресло и вздохнул, зажмурив на мгновение глаза.
- Послушай, Том, я знаю, как это тяжело. Аллах свидетель моим словам, я уверен, что именно ты достоин моего сына больше всех, но отпустить его с тобой – значит, поступиться и законами Корана и будущим моего народа. Мне нелегко видеть, как он грустит, когда тебя нет рядом, мое сердце обливается кровью, едва я подумаю, как он будет тосковать по тебе. Ты спас его, помог выжить, за это я безмерно благодарен тебе, но дальше ваши пути должны разойтись. Пойми это и прими. Чем скорее ты уйдешь и оставишь нас, тем скорее Абильхан забудет тебя, тем скорее он перестанет страдать. Иногда любовь дается для того, чтобы принести ее в жертву.
Том долго стоял у двери покоев принца, упершись взмокшим лбом в гладкую поверхность стены. Пересилив нервную дрожь в теле, он потянул на себя дверь и тут же столкнулся на пороге с взволнованным Биллом.
- Почему так долго? – воскликнул Билл. – О чем вы говорили?
Большие темные глаза Билла были полны тревоги, и Тома вновь охватила давящая горечь, преодолеть которую он пытался, пока плутал по дворцу в расстроенных чувствах. Сердце едва билось, медленно падая в груди куда-то вниз, и Том тяжело оперся о дверь.
- Ты такой красивый сегодня, - хрипло произнес он. Билл задержал дыхание и закрыл глаза, обреченно догадываясь, что сказал Тому Шахджахан. Закрыв дверь на засов, он взял Тома за руку и потянул в одну из комнат.
- Пойдем со мной.
Влажный горячий воздух опахнул лицо. Том огляделся, и его губы невольно расплылись в улыбке. Стены и пол комнаты были выложены синим мрамором с бирюзовыми прожилками, а в потолке диковинным образом светили множество белых шаров тусклым из-за пара огнем. Посредине был пьедестал из пары ступеней с четырьмя колоннами, подпирающими его, украшенными завитками и цветами, а в самом пьедестале – глубокая ванна, до краев наполненная пенящейся ароматной водой.
- Это выглядит лучше, чем наши деревянные бани, - сказал Том. – С такого долгого пути, какой мы проделали, и правда, не мешает как следует сполоснуться, а то от меня несет, как от борова.
Билл улыбнулся и расстегнул пряжку ремня на штанах Тома, вытягивая его и бросая на пол.
- Пойдем, я покажу тебе царскую жизнь, - шепнул он, сверкая взглядом. Том поддался напору его рук и стянул через голову потную рубаху, вышагнул из упавших к ступням штанов. Принц, скромно потупившись, подтолкнул его к ванне. Варвар несмело поднялся по ступеням и переступил в горячую воду. Рой мурашек тут же хлынул по телу, и он, передернув плечами от удовольствия, опустился в ванну, вытягивая ноги. Вода доходила ему до плеч.
Билл с улыбкой наблюдал за ним, расстегивая неслушающимися пальцами пуговицы из слоновой кости. Его одежды легким облаком накрыли собой вещи Тома, лежащие на полу. Принц бросил поверх них чалму и остался лишь в одной тонкой тканевой ленте, обернутой вокруг бедер. Подойдя к ванне, он присел на ступени, лукаво глядя на варвара.
- Сегодня ты будешь халифом, а я твоим слугой, - сказал он и, не выдержав, рассмеялся. Том поднял руку из воды и провел мокрой ладонью по его ноге, от острого колена до бедра, приподнимая воздушную ткань.
- Такой гладкий, - задумчиво заметил он, оставляя ладонь на горячей коже.
- Я нарочно убираю волосы расплавленным воском, - признался Билл. – Это больно, но необходимо, чтобы оставаться гладким и красивым.
- Ты и без этого был гладким и красивым, так что не надо истязать себя. Убери это, оно мешает мне видеть тебя.
Щеки Билла покрылись румянцем, когда пальцы Тома сжались в кулак, сминая повязку, слабый узел развязался, оставляя принца совсем нагим.
- Вот так, - прошептал Том, вновь возвращая руку на бедро Билла. Их взгляды переплетались, превращаясь в одну расцветающую алым нить.
- Помнишь, как я в шатре мыл тебе волосы в лохани? – Том кивнул и поморщился, вспоминая, что было дальше. – Хочешь, я сделаю сейчас то же?
- Хочу.
Билл устроился у Тома над головой, придвигая к себе изящный флакон синего стекла, и вылил на ладонь ароматную прозрачную жидкость. Влажный пар подхватил чарующий запах, разнося его по всей ванне и дурманя усладой голову.
- Эту воду сделали для меня, - говорил принц, растирая в руках пряди волос Тома. – В ней сандаловое дерево, мирра и цветки акации, и еще что-то, всего не упомнишь. Волосы сразу делаются мягкими как шелк и душистыми как цветущий сад.
Том откинул голову на колени Билла, и его волосы накрыли бедра и живот принца. Билл склонился, мягко сжимая губами губы Тома, скользнув языком по нижней, поцеловал подбородок, потянувшись вперед, оставил трепетный след на шее. Том выгнулся, целуя и лаская языком грудь принца. Его неровное дыхание мягко щекотало кожу Билла, доставая своим теплом до самого сердца. Билл задрожал и оторвался от Тома, соскальзывая с пьедестала в воду. Они прижались друг к другу, сталкиваясь губами, обхватывали друг друга руками и ногами, размыкали жадные поцелуи и заглядывали в глаза, слова ища друг друга и себя в затопляющей огненной волне.
Билл горел в руках Тома. Он обнимал варвара разведенными коленями и безотчетно притирался к нему, всхлипывая и извиваясь. Белые огни ламп слились в одно светящееся небо, опускающееся ему на голову и лишающее рассудка своим ослепительным светом. Ладони варвара гладили его, распаляя, скользя по выгибающейся спине, властно сжимали ягодицы, разводили их, и Билл изумленно хватал ртом воздух, чувствуя между ними плоть Тома. Спрятав раскрасневшееся лицо на шее Тома, он измученно застонал, слыша над ухом тихий голос.
- Я так ждал этого. Я так жаждал твоего тела, с самой первой нашей встречи. Столько раз я усмирял себя, чтобы не наброситься на тебя, не разорвать на тебе одежду, не сделать тебя своим…
Билл вздрогнул всем телом и выскользнул из объятий Тома, выбираясь из ванны. Варвар растерянно посмотрел на него мутными от желания глазами.
- Сделай это сейчас, - свистящим шепотом произнес принц, отступая к двери. - Сделай меня своим, возьми меня! Я хочу принадлежать тебе, сейчас и всегда!
Зарычав, Том выскочил из воды и прижал Билла к запотевшей стене. Принц трепетал в его руках, как пойманный зверек, дрожал всем телом, но не от страха – его черные зрачки расширялись, вытесняя янтарный блеск, и Том видел в них чистое любовное безумие. Билл потянулся к губам любимого и испуганно ухватился за его плечи, почувствовав вдруг, как ноги отрываются от земли.
В изголовье постели в золотых подставках медленно тлели ладановые свечи, и шлейф их томного аромата тянулся по спальне белесой дымкой. Том осторожно опустил Билла на покрывало и сел рядом, прожигая его взглядом, словно заколдованный не смея отвести глаз. Принц лежал перед ним, блестящий от водяных капель, переливающихся в огне свеч, растрепанный и возбужденный, и Том чувствовал, как в его груди растет невыносимое облако нежности. Судорожно вздохнув, он приподнял узкую ступню принца и припал к ней губами, прижал к лицу и повел раскрытыми губами вверх, покусывая и посасывая гладкую кожу. Поднявшись, он окинул взглядом быстро вздымающуюся грудь Билла и погладил шершавыми пальцами соски.
- Они как ягодки, - ухмыльнулся он. – Так и просятся в рот…
Билл застонал, сжимая ладонями голову варвара, склонившуюся над ним. Пальцы Тома сводили его с ума, мягко надавливая на сокровенное место между ног. Принц потянулся, заводя руки за голову, наощупь находя среди многочисленных благовоний и мазей круглую бутылочку с длинным горлышком. Стеклянная крышка выпала, и терпкий запах, потекший из горлышка, заставил Тома открыть глаза и поднять голову.
- Что это?
- Масло белого мускуса. – Билл отдал флакон Тому, переплетая их пальцы. – Оно поможет… нам…
Варвар взял флакон и наклонил его над телом Билла. Масло тонкой жемчужной струйкой побежало на бледный живот, стекая по бедрам, холодило и будоражило. Том окунал в него ладонь и пальцы, рисовал тут же исчезающие узоры, размазывал масло по мягкой коже, смягчая ее еще больше. Его прикосновения и одурманивающий запах мускуса вводили Билла в состояние истомы, и он призывно поднимал бедра, готовый принять своего возлюбленного и стать его частью.
Том опустился на принца всем весом и двинулся вперед, в нежную тугую плоть, раскрывающуюся под его напором. Билл вскрикнул и зажал рот ладонью, из глаз брызнули слезы. Том причинял ему боль, и тело металось и плакало, но принц терпел, лишь сильнее прижимая его к себе, стонал сквозь стиснутые зубы. Лишь сильнее сжимал бедра, кусал губы, усугубляя боль, смаковал ее, принимал, как лучший из даров.
Том врывался в него, сходя с ума от долгожданного наслаждения, не скупясь на ласки и не сдерживая стонов. Каждое его движение, каждый поцелуй, каждое слово, вплетенное в бессвязный задыхающийся шепот, приносили Биллу всплеск безотчетной радости, выливающейся наружу сквозь дрожащие ресницы. Он подавался вперед, приподнимаясь и сползая на постели, жадно двигался навстречу, позволяя себе громкие вздохи, переходящие в протяжные стоны. Боль стихла, оставаясь чуткой пряностью в теле, отзывавшемся удовольствием, и принц был счастлив ловить ее отзвуки в накрывшей неистовой буре усладе. Он чувствовал ее – а значит, чувствовал Тома, слышал, как стучит его сердце и течет кровь по венам. Они срастались, вплавлялись друг в друга, актом любви смешивая судьбы и жизни, стирая поцелуями последние грани, за которыми начинался другой. На пороге последнего мига они прижались лбами, неотрывно глядя друг другу в глазу, - и закричали, зовя друг друга, становясь едиными в новом мире, в котором не существовало никого, кроме них двоих.
Волосы Тома легко текли между зубьями гребешка жидким золотом, распрямлялись и даже светились, ласково щекоча лицо и руки Билла. Варвар лежал между его ног, умиротворенно закрыв глаза, покорно позволяя принцу колдовать над его головой. Билл разделял податливые пряди, стягивал их тонкими лентами и переплетал между собой, превращая светлое полотно в гибкие косы. Оба молчали, не говоря о случившемся между ними, бережно запоминая затухающее блаженство. Оба чувствовали возникшую нерушимую принадлежность друг другу и готовность исполнить все ради другого.
Тени от вещей на полу и стенах вскоре стали заметнее, обозначились от серого света, идущего из дверного проема. Билл задумчиво проговорил:
- Скоро рассвет.
Том долго молчал прежде, чем с глубоким вздохом решиться на печальные слова:
- Утром нам придется уехать.
Рука Билла замерла, и атласная лента бесшумно выскользнула из пальцев. Он поник, сгорбившись. Том сел и повернулся к нему, притягивая к своей груди.
- Ну, что ты…
- Как мне жить, как жить без тебя после всего, что случилось с нами? – горько прошептал принц. Варвар взял его лицо в ладони и поднял, целуя мокрые ресницы.
- Не смей грустить. Ни сейчас, когда ты только что подарил мне себя. И ни потом, никогда.
- Мы ведь увидимся? Я не смогу просто расстаться с тобой, если буду знать, что больше не увижу. Прошу тебя, Том, пообещай, что мы снова встретимся! Мне нужна хотя бы крошечная надежда…
- Обещаю. Я что-нибудь придумаю, чтобы почаще приводить людей в Баварию, оттуда ближе всего к тебе. Каждое лето, пока они сами могут прокормиться на земле, я буду любыми способами пытаться попасть к тебе. Буду наниматься на торговые корабли или навязываться в караваны, идущие к вам. Только и ты ко мне навстречу иди, иначе, я боюсь, что твой отец не пустит меня на земли халифата.
- Я буду сбегать, даже если он будет против. Будем встречаться в Риме или Афинах... Нет, я буду сам приезжать к вам! Вы остановитесь в Баварии, а там я найду вас. Мы будем вместе, хотя бы несколько дней…
Солнце грозило своими лучами, показывая их из-за белеющего горизонта. Ночь подходила к концу, а вместе с ней истекали и последние мгновения самого желанного и горького счастья на свете – быть рядом.
Площадь перед дворцом была полна людей. Арабы провожали своих союзников и друзей в обратный путь, собирая им в дорогу еды и дорогие подарки за помощь – прославленные дамасские мечи, крепкие щиты, украшенными каменьями поводья для коней, вместительные бурдюки и другие полезные вещи. Шахджахан лично благодарил каждого из воинов, пожимал им руки.
- Проводите наших друзей до границы, помогайте им, следите, чтобы им не угрожала никакая опасность, - наставлял он своих конников, идущих в сопровождении.
Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 125 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Стендаль 5 страница | | | Сковорода Г. С. |