Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

http://ficbook.net/readfic/2524620 10 страница



 

Посыльный будто очнулся и с приливом небывалой энергии начал качать головой.

 

– Нет, не только Тидрэа... было еще три... четыре других флага... красный…синий … серый... Ч-черный!

 

Один из пожилых советников отца вышел вперед с испуганным криком:

 

– Это невозможно! Они были во вражде друг с другом в течение многих веков, нет ни возможности, ни причины, почему они...

 

–... Его слова... Я им доверяю, – Король выглядел глубоко взволнованным, он глубоко дышал и держался за сердце. – Мы… мы думали, что их страх будет сковывать их и охранять нас. Мы недооценили их, и теперь они воспользовались возможностью, чтобы повернуться к нам как кровожадные животные... умно.... Умно! Они знали, что одни не получат возможности. Но вместе...

 

Умирающий человек выскользнул из рук солдат, падая на пол.

 

На последней капле энергии он на руках и коленях подполз вперед, чтобы передать последнее сообщение.

 

– Т... т-тысячи... на горизонте. Только один в-выживший п-послал, чтобы передать предупреждение. Д-демоны! С лицами стали! Спасения н-нет... никакого спасения... они иди... они... Идут!

 

И с такими заключительными словами, кашляя кровью, которая брызнула из его горла и смешалась с кровавыми слезами, посланник смерти упал замертво в лужу собственной крови.

 

Его веки остались открытыми, а глаза закатились – его душа отправилась на тот свет.

 

Одна секунда и чувство паники начало разрастаться в их груди.

 

Они чувствовали это. И в следующую секунду гнетущую тишину сломали всхлипы незамужней женщины, неназванной и безликой, начавшей пронзительно плакать, и чей плач становился все громче и громче.

 

Хаос распространяется как пожар.

 

Через все эти испуганные крики и мужчин, и женщин, что начали выбегать из Тронного Зала, не обращая внимания на попытки охраны урегулировать толпу, Ифань отчаянно начал искать своих близких.

 

Первым он нашел Сехуна: он выглядел потерянным и беззащитным в руках их матери. Она прижимала к себе сына и закрывала ему глаза, чтобы он не мог видеть труп, все еще дергающийся на полу.

 

Тао стоял рядом, его знакомая копна темно-рыжих волос охранительно стояла перед напуганным младшим братом.

 

Ифань лишь хлопал глазами, он начал заикаться, его мысли начали путаться, а сердце бешено стучать.

 

Думай, думай думай!.. Ты должен всех успокоить... Ты должен сделать что-то... Ты должен победить этих людей... Ты должен...



 

Через шум и гам он услышал крик Тао, который с широко раскрытыми глазами на что-то указывал.

 

В двух шагов позади были слышны задыхающиеся вздохи.

 

Он повернулся как раз вовремя, видя своего отца, падающего на колени. От его лица отхлынула кровь. Король, хватаясь за сердце, закрыл глаза.

 

С бессловесным криком Ифань сделал выпад вперед, подхватывая на руки своего бьющегося в конвульсиях отца.

 

-

 

 

Королевские врачи сделали все, что было в их силах, и к их счастью, отец выжил.

 

Но горькая правда была в том, что он никогда не будет прежним.

 

Он все еще дышал, все еще моргал, и именно с такими маленькими победами у Ифаня появилась надежда.

 

Отец выглядел хрупким и сломанным, накрытый массивными одеялами из королевского красного шелка, с изможденным лицом и белыми волосами. Ифань просто хотел упасть на колени перед кроватью и плакать в грудь своего отца.

 

Лишь благодаря какой-то удивительной силе ему удалось удержаться, и вместо этого он решил оставаться сильным, и не для себя, а для матери, которая, казалось, уже выплакала все слезы.

 

Он стоял торжественно прямо, прижимая к груди дрожащую руку отца.

 

Когда отец выставил указательный палец, чтобы указать на его сердце, Ифань слабо понимал, но остро чувствовал крупную дрожь на своей коже.

 

Он встретил пристальный взгляд своего отца, и хотя он мог говорить, слова им не понадобились.

 

-

 

 

Война! Война!

На мою родину я смотрел,

Пока краснели небеса;

 

Война! Война!

Моей матери рука не могла защитить меня,

Потому что она как и все в тишине.

 

Куда они пошли?

Мои мужчины, что любили всегда больше, чем ненавидели,

За чьими плечами я когда-то гордо стоял;

 

Куда они пошли?

Мои справедливые девы с волосами льняного золота,

Чьи губы я когда-то чувствовал на своих;

 

Возможно, они там

Ожидают через океан

В том месте, куда

Не попасть мне в года.

 

И я слышу их голос!

И я слышу их голос!

И я слышу их голос!

 

“Красное”, старое мавританское стихотворение.

 

 

-

 

 

В любое другое время это был бы праздник, на котором собралось бы все королевство, но сейчас коронацию нового Короля едва можно было назвать церемонией.

 

Потому что в этом едва было что-то церемониальное: никаких ярких одежд, никаких драгоценностей и золота.

 

Все же это должно было быть.

 

В такие периоды сомнения и страха, когда матери больше не могли успокоить своих плачущих детей; когда никто не знал, что принесет им следующий день: жизнь или смерть – людям нужен Король.

 

Поэтому все произошло тихим воскресеньем лишь с его самыми близкими друзьями и семьёй.

 

Заполняя редкие ряды пустой церкви, они все в мрачной тишине ждали, когда священник пробормочет присяги и клятвы и положит свой тяжелый золотой скипетр на каждое плечо Ифаня.

 

Тао был нетипично тих, стоя рядом с ним на коленях и покорно принимая клятвы.

 

Ифань ценил это превыше всего. Он чувствовал плечом близкое тепло и крепко сжимал тонкую ладонь. Но с тех пор, как он увидел мертвеца, лежащего в нескольких шагах от их трона, услышал крики десятка испуганных людей, почувствовал обессиленного отца, в его голову вселилось изображение страха, которое блокировало любую другую мысль.

 

Он был напуган тем, что должно было произойти, но как и всегда у него не было выбора, кроме как принять на свою голову корону.

 

Его ладонь х защекотал теплый палец, пытаясь привлечь его внимание.

 

Когда он оглянулся, Тао посмотрел на него с таким огорченным беспокойством, что Ифаню было жаль, что он не может заставить себя, непринужденно сказать ему, что все будет в порядке.

 

Это было слишком очевидно, когда молодой король почувствовал тяжелое бремя королевского наряда. Все было слишком далеко от правды, которую он когда-то представлял.

 

... все же, независимо от его чувств, возможно, они никак не влияли на обязанности, что он должен выполнять.

 

Принц, нет, Король Ифань должен повести в бой испуганное королевство и не опозорить своего дорогого отца.

 

И самое важное – прижатая к его спине рука, которая придавала ему силу. И самое важное – у него был его любимый, который всегда может его спасти.

 

-

 

 

Всего несколько недель назад все пестрило яркими красками.

 

Там танцевали и веселились.

 

Теперь все, что осталось от веселья, было майскими деревьями, которые уныло и увядающе напоминали о том, какую радость они когда-то видели.

 

Не было времени оплакать то, что было потеряно, потому что они должны были использовать каждую данную секунду, чтобы подготовиться.

 

Их возможности… в лучшем случае были средние.

 

Они, возможно, были в состоянии взять Тидрэа самостоятельно, но если то, что сказал посланник, было верно, то перед ними стояли не просто лживые Тидрэа, но и войска Палисии с их адскими военными машинами, жестокие воины Тривенис, которые не боялись смерти, и гигантский народ Темно-красной Долины, о чьей силе были сложены ужасающие легенды.

 

Если они все действительно объединились против северных торфяников, то даже по численности они побеждали. Ифань знал, что было мало надежды.

 

Вместо победы, они в лучшем случае надеются хотя бы выжить, собирая армию, которая своим телом будет стоять против приближающихся армий.

 

Они будут держаться столько, сколько они смогут, чтобы позволить их людям убежать на север на другие земли.

 

Король Ифань объявил приказ, чтобы рыцари готовились к сражению, лучники затачивали их стрелы, а их людей подготовили к походу на север.

 

Но пока он неустанно работал над длинной и завитой картой, которая простиралась между ним и советниками, его муж спокойно стоял с другой стороны, смотря вниз на тысячи статуэток, усыпанных сверху пергамента.

 

И держа в руке фигурку крошечного, обгоревшего война, он пришел к единственному выходу.

 

Даже с сотней всадников Тао, стоящих за их спинами, мужчины Ифаня не продержатся и одного дня.

 

-

 

 

Если бы он мог, Тао бы взял весь страх Ифаня на себя, лишь бы только еще раз увидеть, как он улыбается.

 

Изображение из военной комнаты все еще тлело в его голове...

 

Статуэтки из черного дерева. Вырезанные и угрожающие области.

 

Мужчины. Бледные от испуга. Туда-сюда как призраки шмыгающие советники.

 

Ифань, закрывающий глаза. Он ерошит пальцами свои волосы. Он едва сдерживает слезы.

 

... до боли выкручивает сознание.

 

Ночью он лишь лежал с закрытыми глазами, потому что холод с другой стороны совершенно не давал ему спать.

 

Ифань всегда лежал рядом, дарил ему тепло, но теперь Тао видел, что его муж проводил бесчисленные тихие часы перед камином с тлеющим огнем, наблюдая за вьющимся дымом.

 

Стаканы вина – их было слишком много – дрожали в бледной руке. Все тело Ифаня от недостатка сна едва могло держаться на ногах.

 

... сегодня ночью это повторилось, но с едва различным отличием. На сей раз Ифань, все так же бодрствуя и со стаканом вина в руках, сидел на кровати рядом.

 

Следил за ним вблизи.

 

Завтра на рассвете женщины, дети, слабые и старые, семьи без мужчин, которые останутся защищать их королевство, уедут на повозках, которые дадут им единственную надежду.

 

Тао без сомнения знал, что Ифань попросит его уехать.

 

Независимо от того, сколько раз он доказал свою силу, для Ифаня он всегда будет тем, кого надо защитить. Раньше это согревало его сердце, но теперь приносило все более и более подавляющее чувство отчаяния.

 

Потому что, если Тао уедет на следующий день, оба прекрасно знали, что это будет последний раз, когда они увидят друг друга.

 

Останься он, уедь он – результат не изменится. Он не сомневался, что Ифань также знал это, но молодой Король никогда и слова не скажет об этом Тао.

 

Фактически, в те последние часы, он был лишь болезненно нежным…

 

Ифань занялся любовью с ним лишь однажды, нежно оставляя поцелуи на его коже. Впоследствии он прижал Тао к себе так близко, будто он был самой драгоценной вещью в мире.

 

Это ранило еще больше.

 

Бросая всякий сон, Тао развернулся, чтобы пристально посмотреть на мужчину, за которого он так долго боролся.

 

Ифань смотрел на него совсем не удивлённо, будто знал, что тот не спал. Его мягкое выражение лица и растянутые в мягкую улыбку губы были пропитаны тоской.

 

Молодой король прижал его к себе, прислоняясь лбом ко лбу. Тао чувствовал на коже мягкий шепот и слова извинения, которые для него ничего не значили (это не его вина), и все же это было столь очевидно искренне, что он захотел задохнуться в своих слезах.

 

-

 

 

Из-за своей неопытности новый Король выбрал единственный путь, который он знал, надеясь спасти столько людей, сколько он мог. И это будет его коротким и горьковато-сладким господством.

 

И все же, хотя его план был сформирован под опекой советников, его молодой муж был принцем-воином и видел, и испытал кровь сражения много раз прежде.

 

Вместо молитв Тао неистово изучал карты, составлял план, который все рос и рос по своим масштабам.

 

Был все еще шанс, в конце концов, но Тао знал, что и слова не мог сказать Ифаню – он это, конечно, не одобрит.

 

Ифань, который уже достаточно загубил себя волнением, чье красивое молодое лицо теперь было заполнено обеспокоенными хмурыми взглядами.

 

Нет, возможно, было лучше позволить своему мужу верить тому, что он хотел... на данный момент.

 

-

 

 

Повозки и прицепы уже были упакованы, женщины и дети со слезами на глазах прощались с отцом, которые едва могли отнять их из-за стальных доспехов.

 

Среди плача все же был один молодой человек, голос которого сквозил гневом.

 

Ифань уже попрощался со своими матерью и отцом, но Сехун, казалось, не хотел уезжать.

 

– Я... также принц, – попросил он своего брата, который упорно, впрочем, как всегда, стоял на смоем со своим каменным и безэмоциональным лицом. – Я останусь и буду сражаться на твоей стороне...

 

– Нет.

 

Был его строгий ответ, что заставил Сехуна немедленно закрыть свой рот и понурить взгляд. Ифань смягчился, заключая своего младшего брата в объятия.

 

–...Ты должен уехать с остальными, Сехун. Теперь ты единственный принц, и если что-то со мной произойдет… – он не смог закончить предложение.

 

– Ничто не произойдет! Обещай мне! – Сехун стиснул зубы, совсем по-детски топая ногой.

 

–... Мне будет нужен кто-то, кто защитит мать и отца и возьмет мои обязанности. Разве ты не сделаешь это для меня?

 

Он все еще ощущал некое нежелание, когда отступил, поэтому он махнул молодому принцу Каю, который с каким-то потерянным видом стоял около своего немногочисленного народа.

 

– Кроме того, – Ифань кивнул лучшему другу его младшего брата, – думаю, что этот парень будет потерян без тебя, ты так не думаешь?

 

Потребовалось еще несколько минут уговоров, и, наконец, Сехун сделал несколько шатких шагов вперед, приветствуя своего друга храброй улыбкой. Этот жест был возвращен вдвойне, когда Кай растянул на своем лице тонкую улыбку.

 

Среди тех, кто принял решение уехать, он видел Исина, упаковывающего свое оборудование, а также Бекхена, прощавшегося с убитым горем Чанелем.

 

Из тех, кто принял решение остаться, Ифань видел небольшую фигуру Мин-сока, твердо стоящего на месте, пока его возлюбленный умолял его уехать.

 

Он мог понять боль, которую чувствовал его друг – он дал добро Лухану на спасение, но музыкант немедленно напомнил ему, что он обещал свою жизнь и силы Ифаня еще тогда, когда они были детьми.

 

Трогательно, действительно, если бы не факт, что его решение затрагивало не только самого Лухана, но также и жизнь его молодого возлюбленного.

 

– Ты не должен оставаться, – слышал он мольбу обезумевшего Лухана и голос Мин-Сока, который говорил на мавританском. Толстый слой печали в его голосе препятствовал музыкальным переливам его родного языка.

 

– Нет. Я останусь.

 

Это был первый раз, когда он услышал, как молодой барабанщик говорил на их языке. Его голос был мягким, не как у певца Лухана, и все равно почти невинным и красивым.

 

– Мое место рядом с тобой.

 

Выражение на лице Лухана выглядело столь же жалким, как и сияющим. Он взял в свои руки лицо Миншо.

 

– Мой дорогой, – нежно начал музыкант. – Как музыкантов, наша обязанность состоит в том, чтобы объявлять каждое событие. Теперь мы будем держать инструменты войны, а не мира и любви. Это...

 

Молодой музыкант сделал паузу, чтобы вытереть свои внезапно влажные глаза.

 

–... это значит, что слабых устронят первыми. Разве ты не понимаешь?

 

Ифань чувствовал, будто он свидетельствовал чему-то близкому, что он видеть не должен был, поэтому спокойно развернулся, чтобы оставить их, но прежде заключительные слова молодого барабанщика достигли его ушей.

 

–... тогда для меня было бы честью, умереть рядом с тобой.

 

-

 

 

В час их отъезда Ифань понял, что не хотел отпускать.

 

В течение нескольких драгоценных моментов после того, как они разделили поцелуй, он смотрел на своего мужа, сидящего на своей величественной лошади. Солнечный свет достиг своего максимума и бил прямо в плечо Тао, и Ифань невольно вспомнил день, в который они встретились в первый раз. Тогда он был красив. Дикое существо, чуждое и странное. Теперь Ифань не мог представить без него свою жизнь.

 

Он сокровище, которого я никогда не заслуживал, думал Ифань, чувствуя через переплетенные пальцы тепло любимого. И теперь, я должен спрятать его.

 

Ифань, возможно, и был королем, но он не мог не быть человеком, и одна его часть эгоистично желала, чтобы Тао, как и Мин-Сок, остался с ним.

 

Насколько бы они были великолепны! Тао, который в любой момент был готов загородить его от крови, разорвав горла их врагов.

 

… но он слишком сильно любил свое небольшое пламя, чтобы увидеть, как оно погаснет.

 

Медленно, он разделил их руки, проходясь пальцем по пальцу, до последнего стараясь ощутить любимое тепло.

 

Ветер, что дул с севера, начал усиливаться, и Ифань внезапно почувствовал дикий холод.

 

– Уходи быстро. Не оглядывайся назад, – это был почти приказ, но Тао не мог сдвинуться с места, крепко сжимая в руках узды.

 

– Ифань... – начал Тао, и его голос сорвался, а горячие слёзы были готовы вот-вот опалить его щеки.

 

Ты должен держаться, пока можешь. Ты должен быть бесстрашным. Ты должен быть храбрым.

 

Тао хотел сказать многое, но единственные слова, которые сорвались с его губ, были тихие и торжественные, почти неразличимые среди звуков его сердцебиения.

 

– He din v’ela.

 

-

 

 

Молодой король еще долго стоял в воротах с высоко поднятой рукой, несмотря на то, что лошади уже давно исчезли за горизонтом.

 

... когда солнце погрузилось во тьму, он вернулся в теперь слишком пустую комнату и вспомнил обещание, которое он дал тому, кого он любил.

 

И так, с развороченным сердцем Ифань открыл клетку и наконец освободил своего старого-старого друга.

 

Эдель расправила свои крылья, широкие, королевские и величественные, и взлетала ввысь в ту тихую ночь.

9. Iron Masks

Тем утром он слышал ангела.

 

Если всё должно закончиться в огне,

 

Тогда мы должны все гореть вместе

 

Вместе смотреть, как огонь поднимается ввысь, в ночь.

 

И если мы должны умереть сегодня ночью,

 

Тогда мы должны все умереть вместе

 

Поднимите же бокал вина в последний раз.

 

 

Где-то на их долгом пути, казалось, Лухан наконец нашел слова к своей песне.

 

Это довело Ифаня до слез.

 

-

 

 

Спустя дни, как они в последний раз видели своих любимых, две армии встретились на равнинах, которые простирались между их границами.

 

Было чрезвычайно холодно.

 

В те ранние часы солнце только начало подниматься, и все же оно не грело мужчин, которые толпились вместе, чтобы согреться. Их дыхание белым паром вилось на морозе.

 

Через пожелтевшую траву они видели, как вдали шли враги – крупная армия, чудовищные машины убийств, над которыми развевались их изодранные флаги.

 

Молодой мавританский Король, глаза которого все еще были заполнены ужасающими тенями, оторвал свой пристальный взгляд, чтобы встать перед своим народом с ревущим криком.

 

– Соколиные охотники, готовьте своих ястребов! Стрельцы к лукам, к лукам! Рыцари, боевая готовность!

 

Мужчины и женщины встали на ноги. Повсюду послышался свист стрел, бас натянутой тетивы и звон острых мечей, выхватываемых из ножен.

 

Ястребы издали свои первые крики, лошади затопали, создавая маленькие землетрясения, фыркая и визжа, когда наездники натянули кожаные поводья.

 

– Стой... Смирно!

 

На шатких ногах они вышли к Ифаню, формируя линию, чтобы защитить земли, которые они все назвали домом. Стоя позади молодого Короля, который их всех поведет вперед, они облизывали пересохшие губы и согревали дыханием замерзшие пальцы.

 

Они еще более ясно начали слышать отдаленный звук монстров, приближающихся, кричащих и ревущих, надеющихся этим привить страх в сердца тем, кто уже еле стоял от дрожи.

 

В глазах Ифаня мелькнул дикий страх потери, как раз когда его мужчины начали сплачиваться, со звонким лязгом смело ударяя мечами по щитам в такт своим сердцам.

 

Это испугало его и вырвало из печалей.

 

Среди них он выглядел столь наивным и неопытным, молодчиком в броне и с оружием, сжатым в руке.

 

Они доверяли ему, и он не мог подвести их.

 

–... мои мужчины, – начал Ифань торжественно, его низкий голос даже через шум звучал уверенно и правдоподобно.

 

– Мои мужчины, которыми я дорожу, я – Ваш Король, и все же, если бы не корона и плащ за моей спиной, я был бы никем, если бы не вы... Теперь я стою среди вас, плечом к плечу, в этом бою, который мы обещали покорить! Я вижу в ваших глазах, что вы напуганы, потеряны, видя то, что стоит перед нами – нас ждет стена смерти!

 

Ифань зашагал вдоль их линий, ловя глазами их пристальные взгляды и дрожащие губы, быстро зачитывающие молитву.

 

– Но вы неправы, боясь врага, мои братья! Это они должны бояться нас!

 

Он выбросил руку вперед, охватывая их всех широким жестом.

 

– Посмотрите по сторонам, на воинов, стоящих рядом! Воинов, которых вы знали еще детьми! Это ваши братья по оружию, которые защитят нас издалека своими стрелами и когтями, кто свалит всех, кто смеет охотиться на нас!.. И они...

 

Он указал на лошадей и наездников, одетых не в броню, а в меха и кожу, бусинки и перья.

 

– Эти храбрые молодые наездники, которых даровал супруг вашего Короля, сегодня борются не за их собственную кровь, а за жизни тех, кого они полюбили! Сегодня мы будем стоять все вместе, и ни цвет нашей кожи, ни язык наших матерей не запретит нам любовь, что мы когда-то разделили!

Наша кровь такого же темно-красного цвета, наши сердца бьются в том же самом ритме, и именно в этом испытывают недостаток наши враги!

 

Ифань закричал, его голос становился все громче, поскольку боевой дух его солдат начал расти.

 

– Не забывайте то, за что вы сегодня боретесь, мои друзья, мои братья и сестры!

 

Прежде чем мы почувствовали холод поля битвы, мы чувствовали любовь к тем, кого мы защищаем!

 

Прежде чем мы начали держать лезвия в руках, мы держали наших детей!

 

Прежде чем мы стали рыцарями и лучниками, мы были – все мы – сыновьями и дочерьми!

 

Ифань снял со своей спины лук, подняв его высоко в воздух, когда рев достиг крайней степени возбуждения, а наездники данниш начали грозно выкрикивать свои военные крики.

 

– Мы найдем все наши надежды и мечты друг в друге! Наши воспоминания – наша сила!

 

Так поднимите же свои взоры, ибо сегодня мы купаемся в крови наших врагов, братья и сестры!

 

Поэтому поднимите свое оружие, братья и сестры!

 

И отбросим же страх смерти, братья и сестры!

 

Потому что одна меленькая птица однажды сказала мне: от яркого пламени, что создало нас, к тлеющему пеплу – мы – все – должны – вернуться!

 

-

 

 

Среди хаотичных криков животных и людей, бушующей крови, что будет пролита на плодородные земли, было два человека, что несли на своих спинах золотое знамя, яркое и видимое всем, кто скоро будет следовать за ними.

 

Сжав в руке свой инструмент, Лухан бледной рукой потянулся к Мин-соку, просто гладя его щеку.

 

В течение тех недолгих секунд Мин-сок мечтал о вечности, которую он проведет в руках любимого, и говорил себе, что теплота прикосновения не была прощанием, а обещанием вернуться.

 

Именно эта мечта дала ему надежду, когда он поднес к губам рожок.

 

-

 

 

Задолго до обреченного марша, через земли летел всадник.

 

Ветер стегал его щеки и голые руки, а тележная песня деревянных колес громко визжала в его ушах.

 

Копыта лошадей взрывали с бешеной, панической силой и ритмом тысячи племенных барабанов землю, треща как гром.

 

Он бил пятками по бокам черного жеребца, подгоняя его нестись быстрее. Тао вел их всех через северные пограничные области так, что повозки еле поспевали за мимолетной фигурой одержимого человека.

 

Сначала их вел страх и сомнения, что омрачил их ум, пока они наконец не начали понимать, где они – они видели это лишь в мелких областях вне пределов северных торфяников – вот куда с такой безотлагательностью гнал их молодой принца данниш.

 

Но протяжении всей равнины была сила тысяч(непонятно, что было... сёла с тысячами людей?) – мужчины и женщины, одетые в одежду, мало чем отличающуюся от одежды Тао.

 

Они не были людьми Тао, потому что с любопытными и пристальными взглядами смотрели на их процессию и шепотом переговаривались. И все же они совершенно точно были данниш – они не сделали ничего, чтобы остановить процессию лошадей, когда они мчались через их лагеря, несясь мимо костров открытого огня и хижин из костей и кожи животных.

 

Именно здесь они наконец позволили себе отдых.

 

В то время как другие наконец остановились и начали переводить дыхание, Тао спрыгнул со своей лошади, избегая мужчин и женщин, которые, узнав его, нетерпеливо подбегали к нему с приветствием. Проносясь мимо них, он побежал прямиком в центральную хижину, откидывая покрыло и входя внутрь. А внутри его приветствовали два знакомых лица, которые с удивлением повернулись к нему.

 

Тело Тао изо всех сил пыталось вдохнуть достаточное количество воздуха, но сбившееся дыхание совершенно не давало ему это сделать. Со все еще неистово бьющимся сердцем он упал на колени.

 

С перезвоном бусинок он склонил голову прямо к земле перед двумя мужчинами, которые тут же подлетели к нему.

 

–... pina, – выдохнул он на родном языке.

 

– Na ma yu’lal!

 

-

 

 

– Мы умоляем тебя, о влиятельный Бог, в это время нужды, пожалуйста, благослови наши щиты, пожалуйста, наш Господь, наш милосердный Повелитель, мы просим тебя не забирать наши души, о пожалуйста, пожалуйста Господь, я не хочу умирать...

 

Один из его рыцарей шептал молитву, сжимая в дрожащих руках свои святые четки.

 

Это было бесполезно. Даже Ифань – который носил на своей груди крест и молился каждую ночь – знал, что даже Бог не мог спасти их теперь.

 

– Держаться, держаться!

 

Рожки трубили, вражеские барабаны били все ближе и ближе – темная армия предстала перед ними, и все затаили дыхание. И так или иначе, Ифань все же понял, что дрожь не покидает его. Он выбросил вверх руку, давая всем знак.

 

Теперь они их ясно видели: скрюченные и искривленные лица гигантов и мужчин, размахивающих булавами и (непонятно, что это); воющие церберы, которых едва сдерживали владельцы с разукрашенными лицами; чуждые и громкие машины, которые извергали огонь и смерть... И железная маска командующего Тидрэа, который вел их всех, чье лицо было скрыто под литым металлом.

 


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.068 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>