Конечно, я знал, что я вчера чуть не отнял у кого-то жизнь. И нет, я не был чертовски доволен этим фактом. Конечно, я чувствовал себя плохо…
Я зажмурился и сильно сжал пальцами переносицу. От этого заболела рана на лбу, но мне было всё равно. Боль приветствовалась.
Я чуть не убил Свон.
Я солгал её отцу, в принципе, сказав, что она пыталась покончить с собой.
Я сказал своей матери, что меня не волнует, что с ней случилось.
И я действовал так, как будто у меня всё в порядке.
Но это было не так.
Боль в моей груди была болезненным грёбанным доказательством этого.
Я был самым лучшим водителем в Форксе.
И я закончил тем, что чуть не убил человека.
Как же такое дерьмо могло случиться?
Мои руки упали на колени, и я посмотрел в окно.
Если бы она умерла, я бы до сих пор утверждал, что мне всё равно?
Или это легко сказать, что мне всё равно, потому что я знал, что она всё ещё дышит?
— Изабелла… – пробормотал я, и одно только имя скрутило что-то в моём желудке.
Я оставил своё место за синтезатором и вернулся обратно в кровать, я взял пульт с тумбочки и включил плоский экран, который висел на противоположной стене.
Может, телевизор поможет мне отвлечься от всего этого…
Я оставался в постели на протяжении всего дня. Я даже не вставал, чтобы что-нибудь поесть. У меня не было никакого грёбанного аппетита.
Мама всегда готовила для меня что-то и приносила это в мою комнату, когда я был болен. Но я думаю, сейчас я не был «больным», и тот факт, что она вообще ни разу не была в моей комнате в течение дня, говорил красноречивее всяких слов, как она должна меня сейчас ненавидеть…
Она даже не позвала меня обедать. И этого не сделали ни папа, ни Эмметт.
Одна часть мозга сказала мне, что они просто хотят дать мне время, чтобы я справился с этим самостоятельно, а другая часть сказала, что им просто всё равно, и моё поведение по отношению к ним было непростительно.
Но я не мог в это поверить, независимо от того, чтобы я сказал или сделал, моя семья никогда не отвернётся от меня. Нет, даже если бы я убил её намеренно.
Они просто давали мне время. Вот и всё.
Когда красные цифры на моём будильнике показали 20:00, я знал, что должен вытащить свою грёбанную задницу оттуда. Я уже начал страдать клаустрофобией в своей собственной комнате, а это никогда не было хорошим знаком.
Я надел ту же самую одежду, в которой был вчера и спустился вниз. В доме было тихо, помимо тихих голосов из столовой, и я был действительно счастлив, что они не попросили меня присоединиться к ним.
Я спокойно вышел из дома, спустился вниз по ступенькам крыльца, и быстро побежал по дороге в лес. Я не замедлялся, пока мог видеть дом позади себя. Понадобится вечность, чтобы отсюда добраться до города, так как я привык ездить на машине, но в этом не было ничего страшного. Чтобы разобраться с мыслями, я нуждался в свежем воздухе.
Я не знаю, как долго я шёл, и у меня не было никаких мыслей, куда пойти. Я просто позволял ногам вести меня туда, куда бы они хотели. И думаю, я не должен был удивляться, когда оказался около больницы. Моё подсознание явно издевалось надо мной.
Я посмотрел на часы на моём телефоне, было начало одиннадцатого. Приёмные часы закончились несколько часов назад.
Но если меня не волновало то, что с ней случилось, почему меня должно волновать что-то столь банальное, как приёмные часы? Я посмеялся над собой и направился к входу.
Я понятия не имел, где была её палата, но я полагал, что она была в реанимации. Я поднялся на лифте на четвёртый этаж, и уже собирался подойти к стойке медсестёр, чтобы узнать, в какой палате она лежала, но тут увидел, как знакомая женщина покинула палату поблизости. Миссис Свон. Её длинные каштановые волосы спадали на плечи, и я вновь был поражён, насколько же она и её дочь были похожи.
Она прошла мимо меня, выглядела расстроено, и даже не подняла на меня глаз. Возможно, она не узнала меня, и вероятно, это было хорошо.
Я направился в сторону палаты Свон. И когда я подошёл к двери, я… продолжил идти. Бля, я просто не мог сделать это. Что, чёрт возьми, я должен ей сказать? И какого хрена я пытался доказать, придя сюда?
Я сказал всем много раз, что меня это не волнует. Так что же, чёрт возьми, я здесь делаю? Очевидно, мне не всё равно, иначе, меня бы здесь не было. Может, я просто пытаюсь доказать всем, что я не такая большая задница, как они все думают.
Я стал нервно ходить по коридору, и вскоре увидел, как шеф Свон вышел из палаты. Я смотрел, как медленно закрылась за ним дверь, и вздохнул.
Скорее всего, она сейчас одна. Я могу извиниться перед ней, или просто убедиться, что она дышит.
Я думал над тем, что собирался сказать ей, и решил, что скажу, что я не делал этого нарочно, скажу, что мне чертовски жаль, что я стал причиной её травмы, и что мне жаль, что она не сможет никогда полностью восстановиться, и стать такой как раньше…
Чтобы это не значило…
Я глубоко вздохнул и толкнул дверь.
Сначала она не заметила меня. Она смотрела на свои руки со странным выражением лица, как будто пыталась понять что-то, или ещё какое дерьмо. Я использовал это время, и рассмотрел её – она всегда была небольшой, но в больничной койке, со всеми своими конечностями, покрытыми бинтами и гипсом, она казалась даже меньше. Несмотря на то, что, казалось, каждая часть её тела, была более и менее ранена, у неё была какая-то странная аура, которая заставляла её казаться сильной.
— Привет… – сказал я неуверенно. Это привлекло её внимание, она подняла глаза, слегка вздрогнула почему-то, и её глаза стали широкими, когда она встретила мой пристальный взгляд.
Я был поражён эмоциями в её глазах. Я ожидал, что она будет выглядеть испуганной, будет бояться меня, но она была просто… в ярости.
— Какого чёрта ты здесь делаешь?
Я был слегка ошеломлён её раздражённым тоном, но не должен был удивляться. Огонь в её глазах сказал мне, что сегодня она не собирается принимать какое-либо дерьмо от меня. Я засунул руки в карманы и неловко осмотрелся. Бля, это было бы намного легче, если бы она была застенчивой, таким маленьким ягнёнком, и не возражала мне…
— Я хотел увидеть… что ты… ты знаешь… дышишь, – я пожал плечами, надеясь, что это выглядело небрежно, и что мой голос не выдал меня, и она не догадается, как я волнуюсь.
— Да, как видишь, я всё ещё дышу. Никаких благодарностей в твой адрес, – ответила она с саркастической улыбкой.
Я посмотрел на неё недоверчиво. Это она серьёзно? Чёрт возьми, я пытался извиниться и, безусловно, не нуждался в её чёртовой враждебности. Это было довольно неприятно, и я просто не смог сдержать свой гнев и раздражение, когда набросился на неё, и поднял голос. Но, казалось, её это вообще не задело, она просто продолжала холодно отвечать на всё, что я говорил ей после этого.
Потом произошло нечто особенное. Она спросила меня, затем ли я пришел, чтобы получить деньги на ремонт машины. И её слова были подобны удару в грёбанный живот – хотя, это и звучало с сарказмом, я уверен, что она искренне спрашивала меня.
Она на самом деле считает, что я такой бесчеловечный?
Я не мог поверить, что она на самом деле бросила мне это в лицо. Кем, чёрт возьми, она себя возомнила?
Она должна знать, что ей чертовски повезло, что я был там, в первую очередь для того, чтобы извиниться. Бля, Эдвард Каллен чертовски редко извинялся, и уж точно не перед людьми, которые ничего из себя не представляют.
Затем произошло то дерьмо, о котором я не подумал, заявившись сюда: вошёл мой папа и увидел меня в её палате, гнев в его глазах был таким, каким я никогда прежде не видел.
— Что ты здесь делаешь, сын? Мне кажется, я просил, чтобы ты оставил мисс Свон в покое, – сказал он мне, едва сдерживая гнев, и посмотрел на Свон. – Он тебя беспокоит?
— Нет, он как раз собирался сказать мне, сколько я должна за ремонт его автомобиля, – сказала она спокойно, и отец так быстро повернулся и посмотрел мне в глаза, что я вздрогнул. Прежде, чем я понял, что происходит, меня выволокли в коридор. Думаю, теперь я знаю, от кого Эмметт унаследовал свою силу…
Как только мы вышли в коридор, он набросился на меня, я попытался вести себя, как мужчина, потому что знал, что он был прав. У меня не было причин быть здесь, и я знал, что должен был держать свою задницу дома, а не тащить её сюда. Теперь мне вряд ли что поможет. Ебать. Я знал это.
Но подождите, она тоже не должна была так подставлять меня. Я, бля, извинился перед ней. Чего ещё она хочет от меня?
Я пытался перебить его, сказав, что просто хотел посмотреть как у неё дела, но он нихера не дал мне закончить. Затем он рассказал мне о её травме, и я даже не знал, как, чёрт возьми, я должен был отреагировать на это. Когда он говорил о её травме, всё это стало реальным для меня, и осознание ударило, как тонна кирпичей.
«Она никогда не будет ходить, как нормальный человек, и она никогда не сможет бегать. Потому что ты раздробил её ногу. Ты хотя бы понимаешь, сколько вреда ей причинил?»
Нет, я не мог понять это.
Бля, она никогда не сможет снова бегать. Буду ли я когда-нибудь в состоянии понять что-либо подобное?
После того, как папа прочёл мне лекцию, он подтолкнул меня к лифту, и сказал, чтобы я позвонил маме или Эмметту, чтобы кто-то из них забрал меня.
— И если я увижу тебя здесь снова… – пригрозил он тихим голосом, и не было нужды заканчивать фразу.
Я только кивнул, вошёл в лифт и нажал кнопку на нижний этаж.
Я закрыл глаза, и образ Свон мелькнул у меня перед глазами. Воспоминания о её изувеченном теле на холодной дороге, и перевязанном на больничной койке вспыхнули передо мной и напали на все мои чувства.
Но, несмотря на то, что, казалось, все её части тела были изранены и причиняли боль, она казалась более живой и сильной, чем когда я видел её в школе. Не было прежде огня в её глазах, и то, как она возражала мне, и фактически солгала моему отцу о деньгах, это просто… вау… у неё безумные инстинкты выживания. Это уж точно.
Чем больше я думал об этом, тем больше приходил к выводу, что она вела себя так только в больнице, и вероятно, потому, что знала, что её может спасти доктор, который находится в нескольких метрах от неё. Всё, что ей нужно было, только закричать.
И у меня не было сомнений, что огонь в её глазах потухнет, как только она выйдет. И она снова станет «девушкой, у которой никогда не было парня» в школе, и она никогда не посмеет возразить мне снова…
Когда я вышел, я взял свой телефон, позвонил Эмметту и попросил его забрать меня. Он даже не спрашивал, что я тут делал, думаю, это было очевидно даже для него. Я сел на ту же скамейку, на которой сидел двадцать часов назад и стал ждать брата.
Свон вернётся, и снова станет неудачницей, которой она была, будет тратить впустую место, которое занимала, и раздражать меня просто своим присутствием. Да, конечно, так оно и будет… это ничего не изменило.
Авария не изменит её, и, безусловно, не изменит меня. Это был просто несчастный случай, о котором скоро все забудут, и мы больше никогда не будем говорить об этом.
Мы все забудем об этом. И не будет никаких напоминаний.
«Она никогда не будет ходить, как нормальный человек, и она никогда не сможет бегать».
Никаких напоминаний, действительно.
"Hit by Destiny". Глава 13
Глава 13 – Инвалид.
От лица Изабеллы Свон.
Доктор Каллен был лжецом. Легко и просто.
Прошла почти неделя после аварии. Я все еще торчала в этой неудобной больничной койке, и Д-р Каллен не показывал никаких признаков того, что меня в скором времени
выпишут.
У меня было ещё две операции с субботы, одна на ноги и одна, из-за некоторых внутренних повреждений, на животе. Я, действительно, не обращала внимания на Доктора Каллена, когда он говорил об этом мне и моему отцу, потому что, откровенно говоря, я перестала слушать его, когда поняла, что он лжец. Из того, что я знала, он мог лгать обо всём. Так почему я должна слушать его?
В целом, я чувствовала себя хорошо – по крайней мере, физически. По крайней мере, настолько хорошо, насколько я могла себя чувствовать, учитывая обстоятельства. Хоть боль в ноге и утихла, она все ещё беспокоила меня. Если я сделаю резкое движение или попытаюсь подвинуться, моя нога не согласится с этим, и, я уверена в том, что боль снова рикошетом пройдет через неё. Настолько сильная боль, что от неё можно провалиться в обморок. Но я научилась с этим справляться, не делая резких движений, или любых движений вообще. Я никогда не покидала свою кровать, за исключением тех раз, когда мне нужно было сходить в уборную, и это оборачивалась болью тоже – но другой.
Гипс на моей ноге шел от начала ноги до середины бедра, что делало невозможным согнуть ногу и сидеть на унитазе, как нормальный человек, что было еще хуже. Они удалили часть гипса несколько дней позже, так что он теперь доходил до моего колена. Видимо гипс на бедре был необходим для стабильности только в первые дни.
Я лежала в постели и смотрела в окно. Ранее утром, шел снег, но теперь это был дождь. Все чувствовалось серым и мрачным, что идеально подходило моему настроению.
Я еще не видела Доктора Каллена сегодня, хотя было уже больше трёх часов дня. Я полагала, что у него, возможно, выходной, но что-то подсказывало мне, что Доктор Каллен был таким врачом, который пошел бы на истязание к своим пациентам в свой выходной вместо того, чтобы побыть со своей семьей. Но опять же, я не могла винить его за это, учитывая из кого состояла его семья – в особенности, учитывая его сына.
Говоря о Дьяволе, Эдвард не беспокоил меня с тех пор, как Доктор Каллен выставил его из моей палаты в субботу, и я не знала поблагодарить ли его за это или нет. Часть меня хотела, чтобы он извинился, как нормальный человек, и показал хоть какое-то угрызение совести за то, что он сделал, но другая моя часть не хотела иметь с ним ничего общего. Если я больше никогда не увижу его в своей оставшейся жизни, это все равно будет длиться недолго.
В Понедельник, когда я проснулась, после моей первой операции, я заметила большой сложный букет полевых цветов на столе рядом с моей кроватью. Букет был очень красивым и дорогим на вид, и я знала, что он не от моего отца. И это предположение подтвердилось, когда я заметила женщину, стоящую возле окна с задумчивым взглядом в глазах.
Её каштановые волосы имели оттенок бронзы и они были собраны в беспорядочный, но стильный пучок, и она была одета в деловой, светло-серый костюм. Я могла только видеть её профиль, но того, что я видела было достаточно, чтобы понять, что она красива. Как только я увидела её глаза, я поняла, кем она была.
Мама Эдварда.
Я прочистила свое горло, чтобы привлечь её внимание, и ощущение было подобно наждачной бумаге, мое горло было настолько сухим. Она повернулась ко мне с мягкой улыбкой на губах.
- Изабелла… - сказала она, мое имя прозвучало с её губ так, как будто это какая-то драгоценность. – Я Эсме Каллен… Мама Эдварда.
Мне не нужны были её пояснения: я уже знала, кем она была. Но что-то в ней не позволяло мне послать её к черту. Она излучала странный любящий свет, и её глаза сияли любовью и заботой. Всё, что мне нужно было знать об этой женщине, было отражено в её глазах: она была счастливым человеком: любящий и заботящийся о каждом, и я почти почувствовала себя грязной, когда она посмотрела на меня. Грязной и недостойной её присутствия. Я могла сказать, что она была здесь не из жалости или чувства вины за то, что сделал её сын, он была здесь, потому что заботилась обо мне, и только обо мне. И это заставило меня почувствовать себя недостойной, потому что я не хотела этого. Я не хотела её заботы.
- Ох… - моя речь никогда ещё так не доказывала свою неразвитость, как в тот момент. Но Миссис Каллен, кажется, не придавала этому значения, когда подошла ко мне и положила руки на мою кровать.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила она, материнским тоном, глядя на меня, как на своего ребенка или что-то вроде того. Я бы не позволила своей маме смотреть на меня также.
- Я… в порядке, Миссис Каллен, - ответила я, кусая в застенчивости, свою губу. – Я уверена, что ваш муж мог сказать вам это. Вам не нужно было проделывать весь путь сюда.
- Мой муж под присягой. Он не может говорить мне определенных вещей, и я всё ещё хотела увидеть тебя сама, - ответила она. – И пожалуйста, зови меня Эсме. Миссис Каллен это моя свекровь и она, прямо говоря, настоящая сучка.
Мои глаза расширились в шоке от её выбора слов. Миссис Каллен – Эсме, не казалась таким человеком, который использует такой язык, особенно описывая кого-то. Эсме слегка засмеялась на мою реакцию и похлопала меня по руке.
- Она и в самом деле такая, - сказала она, улыбаясь. – И я с сожалением верю в то, что мой сын унаследовал довольно много от неё, – я не могла поспорить с ней в этом. Эдвард был настоящей сукой, если его вообще можно было так описать. И это выглядело так, будто она знала, о чем я думаю, потому что она склонила голову на бок и посмотрела на меня серьёзно. – Мой сын не плохой человек. Он просто принимает плохие решения, которые часто ранят людей вокруг него, даже если это не является его намерением.
Я не сказала ничего по этому поводу. В действительности, я не знала Эдварда. Всё, что я знала о нём, так это то, как он относился ко мне, но я не знала его лично: поэтому, мне не следует судить его.
Мне хотелось усмехнуться над собой за такие мысли.
Конечно, я должна судить его, независимо от того, знала ли я его или нет. Эдвард врезался в меня, в конце концов! Моё тело сломано, и не подлежит восстановлению, и я никогда не смогу полностью излечиться. У меня есть все причины, чтобы судить его. Он грёбаный осёл, и мне больно от того, что его мама в действительности защищает его и его действия.
Меня больше всего беспокоил тот факт, что она, казалось, верила в каждое слово, которое сказала. Она действительно верила в то, что её сын неплохой человек, и в то, что единственное его неверное качество, это принятие неправильных решений. Как будто бы это оправдывает его поведение и приводит все в порядок.
Простите, леди, но не в этом случае.
- Мне очень жаль за то, во что он тебя ввязал. Я всегда советую ему ехать осторожно. Я знаю, что мой сын хороший водитель, но иногда этого недостаточно, - она печально вздохнула.
Я не могла не задаться вопросом, как хорошо она на самом деле знает своего сына? Она думает, что то, что он сбил меня машиной – единственная неприятность? Знала ли она об издевательствах и брани?
Конечно, нет, почему она должна быть в курсе этого? Я сомневаюсь, что что-то подобное обсуждалось во время их идеальных семейных ужинов.
- Привет сын, как прошел твой день?
-Прекрасно, мам. Я устроил адскую жизнь Гусю, за то, что она пустое место и жалкое создание. Я думаю, что если я убью её, она все равно вернется к жизни. Если мне повезет, я смогу столкнуть её с обрыва к завтрашнему обеду.
Не то, чтобы я заботилась о том, что люди говорят обо мне в школе, с тех пор как их слова не могут заставить меня почувствовать себя ещё хуже. Но они не знали этого, и честно говоря, я не думаю, что это их заботило. Они всё ещё получают острые ощущения, пиная меня, когда я уже и так на дне, не заботясь о том, реагирую ли я на их дерьмо. Издевательства и оскорбления заставляют их почувствовать себя выше, и разве не это происходит в старших школах? Вы никогда не будете по-настоящему счастливы, пока не окажитесь над кем-то и не заставите их чувствовать себя, как дерьмо.
Возможно, моя жизнь была дерьмом, просто потому, что не было никого, кто бы был еще ниже по социальной лестнице чем я.
И почему?
Я знаю, что я никогда не была популярным ребёнком, но я также никогда не была такого уровня жертвой, как сейчас. Всегда были те, кто говорил неприятные вещи обо мне, но это было не так плохо, как сейчас. Я не думаю, что все эти птичьи прозвища были до того, как прошлой весной я пришла в эту школу.
Я, возможно, не была популярным ребёнком ранее, но что-то изменилось прошлой весной. Люди начали относиться ко мне по-разному и те люди, которые раньше меня даже не признавали, начали говорить в мой адрес “гадкий утенок”. И я не знаю, почему и откуда это всё пошло.
Но в то время, у меня все еще был друг. У меня был Джейкоб Блек. И хотя, он ходил в школу в резервации, мы всё ещё проводили вместе больше времени, чем когда-либо, и меня не заботило, что говорят обо мне в школе. Единственным человеком, чьи мысли имели для меня значение, был Джейкоб. Так что, не было никаких причин, чтобы позволять школьным идиотам доставать меня.
Но, конечно, все вылетело в окно, вместе со всеми отдаленно хорошими вещами. Не дай Бог, чтобы Изабелле Свон дали перерыв.
И теперь я застряла здесь, вместе с мамой, которая, определенно, была безумной; хотя, кроме меня, казалось, этого никто не видел, и отцом, который не мог отличить пол от потолка, и ногой, которая была невозвратимо разрушена.
Мне хотелось обвинить во всём свою мать, или Билли Блека, или даже Эдварда Каллена.
Но я знала, что обвинения в чей-либо адрес не изменят того, что разрушено. Обвинения в чей-либо адрес не решат моих проблем и я не почувствую себя от этого лучше.
Эсме осталась со мной еще на пару часов, просто разговаривая обо всем и ни о чем. Она спросила меня о том, что я планирую после окончания школы, хотела ли я пойти в колледж, и если хотела, то в какой, и что я хотела изучать. Она спрашивала меня о моей семье, моих друзьях, и том, были ли у меня домашние животные.
Я отвечала на все вопросы настолько неясно, насколько могла, потому что, независимо от того, насколько она казалась дружелюбной, я все еще чувствовала себя некомфортно, говоря о своей жизни с незнакомкой, особенно если эта незнакомка была матерью Эдварда и женой Доктора Каллена. Рвение, которое она проявляла, задавая мне вопросы, заставляло нервничать и задаваться вопросом - почему ей интересно об этом знать?
Доктор Каллен прервал её визит, сказав, что мне нужен отдых. Она пообещала, что вернется в другой день, и ушла прежде, чем я успела ответить. Я попросила Доктора Каллена сказать ей, чтобы она не посещала меня, и он одарил меня взглядом, говорящим, что я не понимаю, о чем говорю. Я была слишком вежливой, чтобы сказать ему в лицо о том, что мне не нужна забота и дружелюбность его жены, и он знал это. Он пообещал мне, что скажет жене о том, что я не готова к компании, нежели о том, что я просто - напросто не хотела её видеть, и, кажется, он сдержал свое обещание, потому что она больше не появлялась.
Я полагаю, что Доктор Каллен был не настолько безнадёжным, хотя, я до сих пор не простила ему того, что он до сих пор не отпустил меня домой. Не то, чтобы я хотела домой. Там не было ничего хорошего, в любом случае, но я лучше застряну в своей комнате на остаток своей жизни, нежели в этой неудобной больничной койке без всякого развлечения – дневные мелодрамы по ТВ это не развлечение.
Мой отец навещал меня каждый день после работы. Он спрашивал меня, как я себя чувствую и я отвечала, что отлично. Я спрашивала его, о том, как прошел его день и он отвечал, что отлично. После этого мы всегда впадали в неудобное молчание, которое длилось час. Потом он вставал со своего стула и говорил мне, что ему нужно уйти, потому что надо рано вставать на работу; как будто бы, я не знала о том, что его расписание не менялось в течение 15-ти, или сколько он там работает, лет.
Но я не винила его. Я была просто рада тому, что он, по крайне мере делал усилия, придумывая отговорку, чтобы уйти, вместо того, чтобы сказать правду. Правда заключалась в том, что он просто не хотел быть здесь. Но я не могла винить его, потому что я не была уверена в том, хотела ли я его видеть.
Часы, на стене напротив, показывали три тридцать. У меня все еще было 2 часа, перед тем, как ожидать визита от моего отца. Еще 2 часа ничего неделания.
- Изабелла, как ты себя чувствуешь сегодня?
Я застонала про себя, в то время, как Доктор Каллен вошел в мою палату со своей обычной светлой улыбкой. Я посмотрела вниз на свои руки, чтобы не видеть его лица. Я была не в настроении для его жизнерадостности.
- Так же, как и в любой другой раз, когда вы спрашиваете меня, - я вздохнула в ответ.
Он усмехнулся и что-то записал в моей карте.
- Рад слышать это, - ответил он, как будто это было хорошо, - Так что, как насчет того, чтобы выписать тебя отсюда?
Я посмотрела на него в удивлении, практически ожидая того, что он подмигнет мне и скажет, что шутит. Но он просто искренне улыбался.
- Ты сделала огромный прогресс, и операция прошла успешно. Я знаю, что ты ненавидишь это место, поэтому я не вижу причин, почему ты не можешь провести остальное время твоего выздоровления у себя дома.
- Когда я смогу уйти? - спросила я с нетерпением, и он в веселье покачал головой. Я думаю, это был первый признак волнения, который я показала с …какого момента?
- Я собираюсь быть честным с тобой. Мне не совсем комфортно отпускать тебя сейчас, когда ты так ни с кем и не поговорила… Но, поскольку ты психически здорова, насколько можешь быть здоровой сейчас, я не вижу причин держать тебя здесь. Я поговорю с твоим отцом, когда он придет сюда и мы обсудим детали. Тебе нужна будет большая помощь в первые несколько дней. Вам с отцом ко многому нужно будет адаптироваться. Твоя неспособность передвигаться, из-за гипса, это проблема для тебя. Но не волнуйся, ты привыкнешь к этому быстрее, чем ты думаешь.
Я осознала, что каким-то образом, мне удавалось блокировать тот факт, что, когда я вернусь домой, я буду всё ещё в таком же ужасном состоянии, как и сейчас. Часть меня была в заблуждении, думая, что, как только я выйду через дверь этой больницы, все вернется в нормальное русло. Как было до аварии.
Но этого не произойдет, потому что я была лишь на первом шаге к ужасному и болезненному выздоровлению, которое мне предстоит вытерпеть.
- И мы должны поговорить о школе…- сказал он нерешительно.
- Что насчет школы? Я смогу бросить её? Заниматься образованием дома из-за моей приобретенной инвалидности? - ответила я саркастически.
- Бросить? Не глупи, – он покачал головой и улыбнулся, как будто эта мысль позабавила его. – А что касается домашнего обучения… я даже не буду затрагивать эту тему, - сказал он со слабым смешком. – Мы обсудим все это с твоим отцом позже. Но очень многое зависит от тебя и от того, когда ты будешь готова вернуться.
- Если все зависит от меня, то я никогда не буду готова, – пробормотала я.
- Изабелла, я знаю, что это тяжело и поначалу будут трудности, прежде чем всё станет лучше. Но ты создаешь больше сложностей, чем должно быть. Положительный настрой творит чудеса в восстановлении человека, и твой настрой прямо сейчас, просто тянет тебя назад. Я не говорю, что с позитивным отношением, ты вылечишься до конца недели, но, возможно, ты сможешь ходить с костылями. Ты не должна будешь быть прикована к инвалидной коляске, что конечно, сделает твою жизнь проще, - сказал он.
Это была одна из тех вещей, которую я ненавидела в Докторе Каллене. Иногда, когда ему кажется, что мне жалко себя, он начинает эти разговоры, говоря о позитивном мышлении и оптимистическом настрое.
Для него легко об этом говорить. Ему обо всём проще говорить, потому что он не попадал в меняющую-жизнь аварию, после которой он никогда не восстановится. Как он мог ожидать от меня позитивного взгляда на жизнь после такого, особенно, с тех пор, как я была не в лучшем положении для этого?
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |