Название: A perfect circle
Автор: Демоны
Бета: Демоны
Фэндом: кроссовер Supernatural/мир игры "Сайлент Хилл"
Пейринг: Дин/Сэм, Дин/ожп, упоминается Сэм/Руби
Рейтинг: NC-17
Жанр: мистика, драма
Предупреждения:
1. Кроссовер фактический. Нет переплетений сюжетных линий и спецификаций. Описанная локация имеет весьма посредственное отношение к оригинальному миру "Сайлент Хилла".
2. Гет, оригинальные персонажи, разговаривающие оригинальные персонажи.
3. АУ после 4.01, Lasarus Rising. Дин возвращается из ада, как, неизвестно. Ни ангелов, ни апокалипсиса.
4. Смутные религиозные реалии.
5. Рейтинг проставлен из-за большого количества сюрреалистических включений и графики. Для сравнения: слово «кровь» встречается около 150 раз, слово «член» – 10.
Дисклеймер: Бог покинул здание, так что теперь все наше. И мы сделали это ради лулзов.
Пролог.
Нью-Хэмпшир, две тысячи восьмой год.
- Сейчас ей оторвут голову и бросят в зал.
- Тебя все еще интересуют подобные вещи?
- Все потому, что я – не ты.
- Никогда не думал, что на нашей работе и в твоём возрасте ещё сохраняется интерес к оторванным головам.
- Только если это голова молодой блондинки. Брось, Саманта, нам никогда так не везло. Копаться с утра до ночи в костях чьего-то дедушки – это всегда и всюду, конечно, у этого дедушки никогда не бывает хороших сисек. Индустрия хоррор-террора такой же символ страны, как и твоё имя, как и грузовики, как и попкорн, как и доброжелательный и любопытный Иисус, которому всегда есть дело до того, оплатил ты свой штраф за парковку или нет.
- Я всегда считал символом страны либерализм и демократию.
- Это потому что ты лицемер. В следующий раз пойдем на твоего тезку, а потом на мелодраму, и ты сможешь вдоволь поплакать, уткнувшись лицом мне в колени. Я поглажу тебя по голове, и все станет на свои места.
- Канал Дискавери все выходные.
- Вынужден капитулировать перед твоим беспощадным натиском.
- Если ты не заткнешься, я не смогу уснуть, а это значит, что всю дорогу обратно мы будем слушать тот сопливый альбом Рамонс1, который ты ненавидишь даже больше, чем Элвиса.
Сэм долго возится в неглубоком кресле кинотеатра, он снял ботинки и не знает, как согнуть не помещающиеся в узкий проход между рядами ноги.
Он поворачивается на бок и накрывает голову курткой.
Уверенный, что Сэм спит, Дин вытирает испачканные в крошках попкорна и соли руки о его волосы.
Начало апреля, Нью-Хэмпширские дороги залиты водой, Дин не может спать после ада, Сэм лжёт.
0.
1.
Он не был в восторге, о, как он не был в восторге.
Его брат мёртв четыре месяца или сорок лет, и за этот промежуток на земле, меряя её один, он успел больше, чем за всё время своего существования спиной к прикрывающему его телу Дина.
«Некоторые вещи хороши так, как они есть», – сказала когда-то Руби, наблюдая за тем, как он осторожно слизывает кровь с её пальца.
Если бы и существовали такие люди, которые не могли быть довольны никогда, собирая в себе всю ярость, от тёплой, густой, молодой, до застарелой, ломкой и стылой, он был бы один из этих людей. Сэм Винчестер мог многое сказать миру, отцу и Дину, конечно.
С тех пор, как его собственная жизнь истлела на потолке, а её нежный пепел забил ему горло, когда сыпался на него, застывшего перед огнём – он сгорел бы, если бы не старший брат, который мог приходить вовремя и нет – многое изменилось. Сэм считает, что каждая миля во времени приближает его к чему-то, что захлопнет над ним крышку, так или иначе. Изгибающиеся горизонты перестают казаться далёкими, нет ничего, что могло бы принадлежать ему, он вязнет в именах и происшествиях: люди, которых он знал, места, в которых он был сам или посредством дневника отца, пять лет назад, семь, десять. На ярмарке в Мидлбери, за Зелёными горами («Эти горы такие же зелёные, как мои штаны» – говорит Дин), падает колесо обозрения, и тридцать шесть человек умирают за единственный раз, потому что винтовой шуруп упал в коробку с попкорном. Монтировавший колесо рабочий пахнет яичным коктейлем и бренди, он пожимает плечами, а из его кармана выглядывает гаечный ключ и помятая бумажная жопа модели из не слишком глянцевого журнала.
Про шуруп Сэм узнает через неделю из газеты «Пламенный вестник Нью-Хэмпшира», которая пестреет огромными заголовками. Первые полосы украшены интервью очевидцев и двумя повторяющимися, нечёткими фотографиями. На них покачнувшаяся чёрно-белая ватрушка подпирает нечёткое облако, постепенно сужая угол между собой и землёй.
Сэм был там вместе с Дином, они выспрашивали про ярмарочное пугало, которое казалось подозрительным справа, но более чем обычным слева и звенело монетами и бубенцами на жёлто-зелёном колпаке.
Шум от упавшего колеса смолкает, так и не прогремев, он замечает, как выныривает из-за людских спин Дин, ловко и устремлено. Его не успевает зацепить ни падающая на колени женщина, воплем напоминающая небу о своем семилетнем сыне, ни упругое, сильное тело толпы, двинувшейся подобно волне, сначала от колеса, а затем к нему.
- Сэм! – беззвучно говорит Дин, оттаскивая его в сторону, похлопывая по плечу и встряхивая, словно на весу проверяя на наличие лишних или недостающих деталей.
Пыль расходится, всё, наконец, приходит в движение, и цельный, грохочущий звук врывается ему в уши, он впитывает его вместе с воздухом. Локоть Дина упирается ему в бок, он упирается спиной в полосатый бок палатки.
- Со мной все хорошо, – хочет сказать Сэм.
Но тут мимо проносят отдельно пожилого мужчину и его голову.
2.
- Хочешь поговорить об этом? – спрашивает Дин.
Пугало оказалось обычным пугалом, но они сожгли его перед покосившимися воротами на тот случай, если оно всё же решит пройтись и собрать то, что осталось от колеса. Ярмарка спешно свернулась, колокольцы больше не звенят, не видно флагов на карусели с залитыми поталью белыми единорогами.
- Сколько жертв?
- Сорок шесть. Парень в магазине сказал, что надеется, что там была его тетка.
- А сколько детей?
- Почему ты спрашиваешь?
- О детях часто говорят отдельно, как будто они другая раса. И о них говорят с настоящим ужасом.
- Дети и есть другая раса, до тех пор, пока они не поступили в колледж или не начали пихать руки себе в штаны. До тех пор они свободны от жизни, им не страшно. Вот почему взрослые сами их боятся.
- Когда ты нервничаешь, твоя речь становится действительно похожей на речь.
Сэм лежит спиной к Дину, и расстояние между ними заполняет темнота, навязчивый страх и регулируемый кондиционером воздух. Сэм говорит с ним и держит глаза закрытыми, как часто делал раньше. Когда он был младше, и никто не смотрел на него. Одно время он даже думал, что может видеть на слух, это синестезия или что-то вроде. Почти все предполагают наличие у себя чего-либо необычного в шестнадцать, чего-либо, что могло бы объяснить чрезмерную потливость и страх перед разного рода неизбежным. Ребенок ничем не примечательной семьи охотников (отец – бывший морской пехотинец) Сэм Винчестер («Да, сэр, мой отец охотник. Да, сэр, это мое эссе о Шекспире»), слишком обычный мальчик. В шестнадцать, когда каждый вытягивающийся в длину герой ищет на своем лице и в своих трусах любые признаки суперсилы, Сэм полагал себя синестетиком, натыкаясь на школьные шкафы и учителей. Следует понять его верно, он никогда не хотел ничего сильнее своей нормальности, смешившей его брата до колик, настолько абсурдной, что она сама по себе выделяла его среди остальных, помечала, и это пятно было ярким. («Как ты сможешь снимать девчонок, если не будешь рассказывать им о том, как угондошил призрака Лувра. – Я расскажу о самом Лувре. – Сэмми, это никого не волнует, пока его не взорвали»).
Эта позиция злила Сэма и злит сейчас, его в прошлом синестезическая голова против бессмысленного разрушения, ненаправленного насилия. Даже несмотря на то, что теперь он сам имеет немалые проблемы с контролем гнева.
- Тебе было страшно? – спрашивает Сэм, потому что иногда у него есть потребность спрашивать о простых вещах.
- Нет, – отзывается Дин и добавляет, немного помедлив, – может быть, мне и было страшно, но только потому, что под колесом мог стоять мой брат. Никто не должен бояться того, что не произошло, это плохо сказывается на репродуктивной функции организма. Спи.
Сэм не хочет спать.
Он оборачивается, но Дина здесь уже нет. Он в стране полуголых красоток, где гремят волшебные семидесятые, в которых его никогда не было, вертится колесо старого рок-н-ролла. Там же, неподалёку, четырнадцатилетний Сэм, который заглядывает ему в рот и станет заглядывать ещё ровно два месяца.
Он еще раз пересчитывает жертв упавшего в попкорн шурупа.
Скоро на это место принесут цветы и игрушки, зажгут свечи, и бог из коротких молитв будет летать над ним, пахнущий машинным маслом, карамелью и подгнивающими тыквами.
Он видит, как подрагивает во сне правое плечо Дина, простреленное несколько лет назад. Возможно, Дин, как и он сам, постоянно отказывается от чего-то.
Глядя на это, Сэм засыпает.
3.
Через несколько месяцев Дин вскользь упоминает «покатившееся колесо Нью-Хэмпшира» и хлопает застывшего Сэма по плечу, напоминая о возможных делах в Долине Смерти, индустриальном северо-западе и низинах Аризоны.
- Что ты выберешь, Сэмми: несвязанные и хаотичные исчезновения, оборвавшийся мост, девочку, на чьем заднем дворе нашли голову матери или тихого маньяка в Детройте? Маньяк умер в пятьдесят втором, но полиция сообщила, что два последних убийства сделаны либо им самим, либо идеальным подражателем.
- Если там и вправду подражатель, то, что мы будем с ним делать?
- Если там и вправду подражатель, то мы его не найдем, Дана. От ФБР у нас только удостоверения, при всем моем уважении к твоим дедуктивным способностям.
Они отправляются в Детройт, потому как дело с головой матери на заднем дворе может подождать, мост, уже рухнувший, никуда не денется тоже, а дела с исчезновениями всегда раздражают Дина больше обычного из-за огромного массива бумажной работы. Долина Смерти, впрочем, это последнее место, где хотелось бы оказаться Сэму, плохо переносящему высокие температуры.
- Я – агент Саммерс, а это – мистер Грей, он криминалист, – сообщает Дин, и шериф округа смотрит на него недоверчиво. – О, бросьте, – обезоруживающе улыбается он, – никто не читал «Людей Икс»?
Помощники шерифа синхронно фыркают в кофе.
Сэм ненавидит «правило кофейного стакана». На каждом месте преступления находится кретин, держащий напротив него кофе, пока он узнает, что осталось от очередных Джонни и Мэри, неподвижно вытянувшихся под плотной чёрной плёнкой.
Маньяк оказывается настоящим маньяком-подражателем, о чем Сэм узнает слишком поздно, чтобы объяснить это кому-либо. Он не успевает еще и потому, что номера их значков уже выловлены дотошным шерифом из базы данных и признаны украденными.
Они наблюдают из машины за похоронами помощника шерифа Томпсона, чьи кишки были оставлены под дверью его жены, которой на похоронах, кажется, нет.
- Программа по защите свидетелей, – отзывается Дин, копаясь под сидением, – помогает авиакомпаниям держаться на плаву.
- Это было не наше дело, – Сэм выдыхает на окно.
Теперь в драматическом сюжете не хватает гроба, накрытого флагом. Остаются только одетые в чёрное люди, сидящие на складных стульях.
- Сейчас он скажет ей эту фразу из кино.
Человек в белых перчатках протягивает пожилой женщине уже сложенный флаг.
- Этот флаг вручается от лица благодарной нации в качестве безграничной признательности за честную и верную службу, предоставленную тем, кого вы любили, – цитирует он. – Процедура.
- Я думаю о том, как часто человек в белых перчатках получает по морде или кто-то советует ему засунуть этот флаг туда, где солнце никогда не сияет.
- Это формальность.
- Это фарс, – соглашается Дин. – Почему у него не могло быть обычных похорон, где его жена могла бы размазывать могильную землю по лицу. Я всё ещё жалею, что не смог посмотреть на свои похороны.
- Там не было ничего, на что стоило смотреть.
- И всё же. Сэм, представь, если бы мне вручали твой флаг.
- Для этого я должен быть военным или полицейским, а мне будет крайне сложно это сделать, потому как я числюсь и в списке пропавших, и в списке «их разыскивает полиция штата».
- Что люди делают с ним? С флагом, – добавляет Дин.
- Не знаю, хранят в комоде и трогают чистыми руками по воскресениям?
- Что, совсем нельзя вешать его на стену?
- Дин.
- Протирать им окна, нарезать на тряпки?
- Дин.
- Я бы повязал его на шею, как символ гордости за мертвого младшего брата.
- Дин, к машине кто-то идет.
Они не заканчивают разговор о флаге ни тогда, ни после, но Сэм начинает думать, что Дина пугает естественная, настоящая смерть, и ее ритуалы, через которые проходят обычные люди.
Они снова вспоминают об этом, когда спорят о высшей мере наказания.
- С юридической точки зрения это не обосновано, – начинает Сэм.
- Моя маленькая либеральная Саманта.
- Смерть одного человека не вернет тех, из кого он сварил гамбоу. Система пытается доставить преступнику как можно больше страданий в тюрьме.
- В этом недостаточно ненависти.
- Тогда ты можешь предложить родственникам жертв помочиться на прах преступника после его смерти от естественных причин.
- Этот вариант кажется мне более интригующим.
Сэм смеется.
Случай с «головой матери» не оказывается случаем с головой.
Саломе, Аризона, встречает их дождем и фермерской неприязнью, в частности, из-за Дина, который снова сделал что-то не то, не там и не с той фермерской дочерью.
Алисия Кромли, находящаяся в психиатрической клинике, рассказывает о духе в белых перчатках, который поставил голову ее матери на отрез ткани, такой же, какую она мнет в руках. Из этой ткани миссис Кромли шила ей платья. С восьми и до восемнадцати лет. Алисия сообщает, что дух также оставил рядом с головой чашку, наполненную виски.
Дин выходит из клиники, и его лицо явно выражает жажду убийства, коронер же говорит о следах зубов дикого животного, предположительно, койота, на шее миссис Кромли, а соседи подтверждают сведения об отсутствии мисс Алисии в течение долгого времени.
- Почему бы каждому, чья пьяная мать умерла от сердечного приступа на заднем дворе, и её вес немного уменьшили койоты, не выдумать историю о призраках?
- Стыд принимает разные формы.
Они еще некоторое время колесят по Аризоне, Дин обыгрывает байкеров, а Сэм читает самоучитель по джиу-джитсу.
- Нет ничего лучше простого удара в челюсть, – хрипит Дин ему на ухо, приходя за полночь и потрясая очередной выигранной косухой с пламенным сердцем Дэвидсона на ней.
- Лучше снимай с них скальпы, – советует Сэм.
Когда выясняется, что в Долине Смерти, как и полагается, действительно ничего нет, мост не упал, а только просел в двух местах, и дело скорее в халатности строительной кампании, чем в чём-то, не принадлежащем миру живым и законопослушных людей. Сэм берётся за дела с исчезновениями, и Дин не одобряет этот выбор.
- Пока ты ищешь сбежавшую из дома беременную девку, многие честные налогоплательщики страдают от проблем проводкой и пожарной сигнализацией.
Сэм только отмахивается от него, перекладывая папки.
- Должно же их объединять хоть что-то, – через два дня говорит он мрачному Дину, которого только что подрезал голубой Седан.
В его голосе слышно отчаяние.
- Этот мудак думает, что если его заводское говно сошло с конвейера после девяностых, он король мира, – отвечает Дин. – И он из Огайо, – добавляет он с презрением. – У них есть общее, Сэмми, они пропали.
- Должно быть что-то ещё. Когда Бобби дал тебе эту папку?
- Вместе со всеми остальными, пару месяцев назад. Брось, Сэм, это не совсем то, что нам нужно.
Он показывает птичку проезжающему мимо дальнобойщику, играет «Когда я умру», за окном машины стелется туман, густеющий с каждым поворотом колес, Сэм, упорно перебиравший газетные вырезки, вскоре засыпает, так и не выпустив папку из рук.
4.
Он спорит с Дином, уже какой-то дальний календарный день, приближающий их к выходным, и всё раскладывает листки и выписки по разным углам кровати. Они уже основательно измяты, потому что Сэм спит на них, с подушки свешивается пёстрая лента факса, присланного ему из Делавэр по запросу на Саймона, иностранная фамилия, пропавшего в начале семидесятых.
- Ребята играли в клуб самоубийц? – предполагает Дин.
Он выучил полицейский отчет и ему скучно.
- Может быть, кто-то из них бог? Сэмми, помнишь, как вывернулось дело с богом в Догме?
- Может быть, их не было?
- Может быть, это папка с первоапрельскими шутками Бобби?
- Бермудский треугольник?
- Родители-каннибалы? «Люди под лестницей»2, Сэм, ты боялся этого фильма до синяков на моем предплечье. Сидел за спиной, как обезьяна, вцепившись своими маленькими пальцами в меня, в то время как кипяток лился на руки этой девчонки. Кстати, пришельцы, Сэмми. Когда мы найдем этих ребят, лет через пять, где-нибудь у подножия Тибета (ты к тому моменту обрастешь так, что тебя будет сложно отличить от яка), стоит не забыть взглянуть на их затылки – там может быть чип.
- О, заткнись, – отмахивается Сэм. – Что сказано на седьмой странице отчета?
- Никаких звонков или сообщений с требованием выкупа или предъявлением условий обмена. Так же следует исключить возможность террористического акта и похищения гражданских лиц с целью дискредитации правительства США в глазах граждан, ты знаешь, я съел твой завтрак и вчерашний обед тоже, так что, впрочем, всегда остается возможность серийного убийства.
- Это из отчета?
- Из отчета только об отсутствии угроз и предложений.
- Я нашел нечто общее.
- Что же? Одинаковые татуировки, общий прадед мясник, пребывание в концентрационных лагерях?
- Если тебе настолько нечем себя занять, мог бы пройтись и вернуться завтра.
- Никогда не брошу тебя один на один с бумагами. Еще немного и они сожрут тебя, займут комнату, и я уверен, они ещё более нудные.
- Я хотя бы не рисую на них маркером и не клею на стены.
- Это черта нации. К тому же только у тебя в детстве был спецкурс аппликации от Бобби, а я, может быть, все еще мечтаю о клее и звездочках из гофрированной бумаги.
Сэм сбрасывает на пол ровную стопку ксерокопий.
- Они были странными, – заключает он.
- О, Господи, – Дин заваливается на бок, изображая приступ удушья. – Мы прожили в отеле, где подают гнилой сыр на завтрак, почти неделю, и это все, что ты можешь сказать?
- Это сыр с плесенью, он полезен.
- С гнилью. Что значит, они были странными?
- Не такими, как все, – разводит руками Сэм. – Помнишь то золотое время, когда ты посещал старшую школу, парень без диплома? Там были странные детишки, могли быть.
- В очках с толстыми линзами?
- Не обязательно, Дин. Есть люди, которым тяжело находиться в обществе.
- Ты сел на жалостливого конька, слезь – ему тяжело. Значит, эти отбросы все-таки устроили клуб самоубийц.
- Разные штаты.
- Современные средства коммуникации, интернет.
- Двое в шестьдесят шестом, двое в семьдесят втором, и так вплоть до наших дней. Пара человек в одном штате, пара человек в другом. Ни очерёдности, ни ограниченности конкретным временным периодом.
- Всегда два человека?
- Нет, были одиночные исчезновения. В октябре девяносто седьмого в Монтане пропали пятеро. Жили в добровольной резервации.
- Добровольная резервация – отличное дело. Дай угадаю, один парень и его четыре сладкие жёнушки. По какому принципу ты вообще их объединил?
- По принципу бородатого человека в кепке.
- Хочешь сказать, – Дин поднимает с пола обложку папки, где вверху, карандашом, он точно знает, написано ровным, но не становящимся от этого разборчивым почерком Сэма: «1930 – 2008, около двухсот человек». – Что? Ты переел сыра, дорогой брат. Почему бы тебе не найти списки без вести пропавших, например, в Огайо, за этот период и не…
- Ты слишком часто упоминаешь Огайо. Это наводит меня на мысли.
- … не попробовать найти их всех, – спокойно заканчивает он.
Сэм молчит, перекладывая папки.
- Есть кое-что, но не хотелось бы делать преждевременные выводы. После того, как я взломал эту базу данных.
- Постарайся не слишком себя превозносить.
- «Молли Элизабет Танер, родилась в 1940 году, Уинона, Миссури, пропала в 1966, около местечка «Тихие Холмы», в Арканзасе». Теперь ты должен задать мне верный вопрос.
- Какой?
- Есть ли в Арканзасе место с подобным названием, Дин.
- Есть ли в Арканзасе место с подобным названием, Сэм?
- Нет. У меня не было времени изучить карты за каждый год, но…
- Господи, ты болен.
Дин ждет, когда у Сэма лопнет терпение, но тот только отвечает:
- На карте Арканзаса, датированной 1966 годом такого места нет, но на карте Техаса, датированной восьмидесятыми, оно располагается южнее реки Фрио, рядом с Сан-Антонио.
- Что это: резервация, национальный парк, заповедник? Дом престарелых?
- Дом престарелых?
- Звучит, как название дома престарелых.
- Возможно, это город.
- Что значит, возможно.
Сэм пожимает плечами.
- За промежуток хотя бы в пятнадцать лет можно проследить наличие «Тихих Холмов» как минимум в шести штатах. Иногда это река, иногда переезд. В рапорте о пропаже некого Саймона Берковица из Уинфилда, Луизиана, в том же шестьдесят шестом упоминается некий бар.
- Если бы эта Танер не делала такие глаза на фотографии, приложенной к её делу, была бы очень ничего. На вид, так у неё печёночная кома, – задумчиво произносит он.
- Дин, ты слушаешь меня?
- Да, я слушаю тебя. Саймон Берковиц, бар.
- Как он назывался, угадай.
- «Крученная сиська»?
- Шестьдесят шестой год, Тарантино еще ел тянучки.
- Тогда, не имею понятия.
- Аналогии – то, на что способен даже ты. Он назывался «Тихие холмы».
- Это смешно.
- Я так не считаю. Наконец, – Сэм бросает ему папку, – смотри внизу.
- Адам и Пол Сатерли, – начинает Дин, – рост, вес, школа, венерические заболевания – это можно пропустить.
- Внизу страницы, абзац выделен маркером.
- Надо же, спасительный маркер. Пропали в семьдесят втором в, Нью-Йоркском метро со станции «Тихие Холмы». Откуда эти точные сведения?
- Очевидцы. Поиски были длительными и, как ты можешь догадаться, подобной станции не существует. Что-то подсказывает мне, что её не существовало и раньше. Это наше дело.
- О, Господи, – бормочет Дин, садясь обратно, – что если это окажется второе безвременье и господство «Азии»?
- Они путешествуют, – торжествующе продолжает Сэм, не обращая внимания на его слова, – эти «холмы». Возможно, это временная петля или город-призрак или что-то ещё.
- Выглядишь как индюк.
- Я наслаждаюсь минутой славы. В этот момент я демонстрирую тебе, с кем из нас не пошутили гены.
- Я менял твои вонючие пеленки.
- Это не контраргумент в генетической гонке.
- Блуждающий призрачный город-убийца?
- Почему ты решил, что они мертвы?
- А что ещё могло произойти? Город выдал им пони, и они уехали в закат? Сэмми, в нашем деле все фигуранты мертвы, скоро будут мертвы или мертвы, как камни, со времен потопа. Даже если они не мертвы, то провели своё лучшее время в неизвестной дыре, и ни одна собака не лаяла им вслед.
- Не знаю, – признается Сэм, – я хочу найти живых людей, потому что чувствую себя лучше после этого. Третье дело, начиная с того маньяка в Вашингтоне, которое не выглядит нормальным.
- Когда наши дела выглядели нормально?
- Ты прав. Что мы будем делать, Дин?
- Отыщем Тихие Холмы, Сэмми.
Он смеётся, глядя на брата, падающего на кровать, поверх папок.
5.
Дин произносит назойливое «после ада» чаще, чем следовало, и это заставляет Сэма лишний раз сжимать кулаки, задумываясь о том, что и когда пошло не так.
Его брат умер, и он похоронил тело.
Пока Дин справлял свои сорок лет в аду, Сэм пил кровь, и она была горькой, перечной.
- Нравится? – спрашивала Руби, поглаживая его по волосам, пока он вылизывал сгиб ее локтя, обводя языком мягкие края разошедшейся кожи.
- Почти как солёная собака, – отвечал Сэм.
Когда только что вошедший в гостиничный номер Дин обнял его, Сэм понял, что мертвец из гроба под деревянным крестом, чью кровь он так старательно собирал и грел в руках, и его настоящий, ещё раз живой старший брат – разные люди. Ещё не перешагнув порог, Дин уже дышал ему в затылок, собираясь обойти и встать перед ним, закрывая от всего того, что он так старательно растил в себе эти сорок лет или четыре месяца.
- Эй, – напомнил Бобби, потирая затылок под кепкой, – это твой брат.
Сэм обнял Дина, ощущая ярость и кровь на языке, и он боялся, как только Дин коснется его, она станет видна внутри, живая и движущаяся, но Дин ничего не заметил и ничего не сказал, только крепко стиснул его плечи. Он пах землёй, и у самого плеча старой кровью, как и тогда, давно.
- Я лежал в гробу! – радостно сообщил он Сэму
- Я знаю, – ответил тот.
Бобби больше не говорил ничего. Сэм пропустил для себя момент, когда ушла Руби, но знал, что сможет легко найти ее снова.
Вечером того же дня обнимающий бутылку Бродяги-Джонни Дин, сказал:
- Все повторяется. Я верю, что это не ты меня вытащил.
- Что повторяется?
- Огонь, дорогой брат, в аду его нет. В том смысле, что нельзя подпалить пятки, только ступив на лестницу. Нет никакого огня, кроме того, что ты приносишь с собой, но это вовсе не означает, что они не смогут сжечь тебя.
- Ты же ничего не помнишь, – уточняет Сэм.
- Да, – соглашается Дин, – я ничего не помню, ничего конкретного, но в аду точно нет живого огня, настоящего. Почему же тогда везде сказано о геенне огненной?
- Симптом первобытного страха, – отзывается он.
- Это не огонь, скорее печь. Мне нечем дышать, и кто-то трясёт противень. Не знаю, – Дин беспомощно улыбается.
- Договаривай, – смеется Сэм.
- Лет двадцать пять назад я вынес тебя из огня, точнее, отец отдал мне тебя, а теперь уже я выхожу, – он машет рукой, – откуда-то. Всё для тех же дел. Это, конечно, не делает мне чести, ведь я мог разбросать всех и сбежать, – он тоже смеётся. – Но машину все равно поведу я.
Сэм опять улыбается, не понимая, о чем говорит Дин. Кровь в нем успокоилась.
- Тебе хватит, – он подхватывает его под руки и приподнимает от пола. – Полно дел на завтра.
Дин с трудом встаёт на ноги, держится за его шею напряженными, будто сведенными судорогой руками, и пока Сэм укладывает его поверх покрывала, снимает с него ботинки и рубашку, ворот которой цепляется за амулет, он что-то говорит, Сэм не слышит и не слушает, его волнуют другие вещи.
Отросшие волосы у Дина на затылке всё ещё мокрые.
- Сэм, Сэм, – говорит он. – Только подумай, я умер, – громко добавляет в конце.
Кровь из пороха и перца внутри Сэма клокочет торжеством.
Он укрывает Дина и спускается вниз, где его ждет Руби.
- Что произошло? – говорит он, и она понимает.
- Не знаю. Никто из нас не делал этого.
Она тянется к нему, маленькими ладонями обхватывая его лицо.
- Ты разве не рад, малыш Каин?
- Прекрати, – советует Сэм. – Мне нужно будет больше крови, и я не смогу сказать ему о тебе. Ты должна быть осторожной, поняла?
- О, это я понимаю отлично.
Сэм постигает ложь, которую знал и до этого или же кто-то знал её за него. Кровь успокаивается, когда он наполняет флягу из подколенной вены Руби. Она прислоняется к стене, стягивая с себя джинсы посреди слабо освещённой улицы. Под ними нет ничего.
Однажды Сэм спросил её об этом.
- Меня сожгли почти триста лет назад, – призналась она. – С тех пор я не обращаю внимания на некоторые вещи, вроде тряпок. Могла бы ходить голой для удобства, но твои тёплые и мягкие сородичи меня не поймут.
Он опускается на колени, и Руби ставит ногу ему на плечо, тусклый свет улицы делает её кожу светлой. Она ровно напоминает Сэму, чтобы он не задел сухожилие, и кровь стекает медленно, постепенно, Сэм подставляет фляжку, аккуратно собирая пальцами капли, катящиеся мимо.
- Можешь взять больше, – Руби надавливает на его плечо, напрягая мышцы, и она бежит сильнее, – эта хранится долго, не то, что твоя или его, – она кивает в сторону мотеля.
В конце он прижимается ртом к надрезу под коленом, обхватив руками её бёдра.
Сэм возвращается в номер, уверенный, что Дин спит. Он ставит Бродягу-Джонни на стол, к его пустым братьям, прячет флягу на дне сумки, среди вещей. На его руках ещё остались мокрые пятна, красные, и он прижимает край ладони к затылку Дина.
Следа не остаётся.
Сэм ложится спать.
I
1.
- Вы не проедете, сэр, – сообщает младший лейтенант полиции Доусон. – Не проедете и всё, точка. Дамба пиздой накрылась. Вся эта вода двигается с севера на северо-восток и вы встретите её лицом. Вы хорошо умеете плавать?
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |