- Последний момент, - пробормотал я. - Больше в памяти ничего не могло сохраниться.
- Не хочу и не буду вспоминать. Не хочу. Не буду. Не хочу.
Она так бы и повторяла раз за разом, я оборвал эту цепочку словами:
- Я вспомнил вчера. Ты вспомнила сегодня. После того, как увидела меня. Значит, это всегда было в нашей памяти.
- Я ничего не понимаю, Миша, - Ира отняла пальцы и прижала их к щекам. - Ничего этого не было. Я сегодня впервые тебя увидела. Как я могу помнить две тысячи какой-то год?
- Но ты помнишь.
- Ты женат, Миша? - спросила она отчужденным голосом.
- Да, - сказал я, помедлив, будто это имело смысл скрывать.
- Расскажи о ней, - потребовала Ира, сцепив пальцы так, что побелели костяшки.
- А... ты? - спросил я и не закончил фразу.
- Я одна. Мужчины... были, но... все не то. Я ждала тебя! - вырвались у нее слова, которые, похоже, она произносить не хотела, но они возникли сами, невозможно было не произнести их, хотя еще сегодня утром она ни сном, ни духом...
Я хотел обнять Иру, опустить голову на ее плечо, как было много раз и как не было еще никогда. Я знал, что на левом плече у нее небольшой шрам, она поранилась в детстве, когда упала с горки и напоролась на оставленный кем-то в песке детской площадки перочинный нож с раскрытым лезвием. Все могло кончиться куда хуже, но обошлось. Мне захотелось отвернуть ворот ее блузки и посмотреть... Ира перехватила мой взгляд и сказала спокойно:
- Я не падала с горки, если ты это имеешь в виду, Миша.
Похоже, наши мысли текли параллельными потоками - собственно, как иначе, если воспоминания у нас во многом общие, жизнь прожита вместе...
Трудно к этому привыкнуть. Понять и вовсе невозможно.
- Ты не ответил, - напомнила она и демонстративно (или нет, не нарочно?) застегнула верхнюю пуговичку на блузке.
- Да, - сказал я, помедлив и поняв в ту секунду, что не могу, не должен, не имею права скрывать от Иры ни одной минуты, ни одного факта, ни одного события моей жизни. И она ничего от меня не скроет, но я должен начать первый.
Как в холодную воду бросился.
* * *
Лёва приехал к нам после лекции на вечернем отделении. Лиля хотела, как обычно, выставить на стол «что бог послал», но мы, сославшись на подготовку к семинару по философским основам теории относительности, закрылись в моем кабинете - точнее, в комнате, которая была одновременно кабинетом и нашей с Лилей спальней.
- Рассказывай, - Лёва удобно устроился на моем стуле за моим столом, так что мне пришлось сесть на тахту.
Мне не хотелось говорить о нашей с Ирой жизни и вообще о том, чего еще не было и, возможно, не будет. Не может быть наведенная каким-то образом память предсказанием реальных событий. Я вспомнил, что в девяносто первом Советский Союз распался, как плохо составленный пазл. Мы в это время были с Ирой и Женей уже в Израиле, девятнадцатого августа слушали радио, дикторы были мрачны, репортеры захлебывались от переизбытка впечатлений, а я, помню, хранил олимпийское спокойствие. «Ерунда, - сказал я Ире, - через пару дней всё устаканится».
Я тряхнул головой, отгоняя воспоминание.
- Понимаешь, - начал я, не зная еще, какие подробности расскажу, о каких умолчу, а каких пока и сам не знаю, потому что не вспомнил, - у меня будто вторая память открылась. Вспоминаю то, чего не могу помнить.
- Бывает, - авторитетно заявил Лёва. - Читал книгу американского психолога Бертона, на английском, ее не переводили и вряд ли переведут, взял в нашей библиотеке в закрытом фонде.
- Интересно. И что говорит Бертон о второй памяти?
- Наведенная. В результате травмы или после сеанса гипноза. Под гипнозом, там сказано, можно внушить реципиенту воспоминания о событиях, которые с ним не происходили. Или если головой ударишься. Но ты-то здесь при чем? И... э-э... Ира Маликова?
Заинтересовала его Ира. Надо бы отвлечь, мне не хотелось, чтобы Лёва, будь он сто раз другом, копался в моих неясных пока отношениях с Ирой, которая...
...похоронила меня и прожила еще три года...
Запинаясь и не договаривая, я рассказал Лёве, как вспомнил о том, чего не было.
Например, как мы с ним на первом курсе универа повздорили из-за девушки. Звали ее Илана, училась она на химии, мы в нее втрескались и не хотели уступать друг другу, хотя сама Илана об этом не знала. Она тосковала по Алику с биологии, единственному парню на весь девичий поток.
Мы никогда с Лёвой не ссорились из-за девушки. Мы вообще не ссорились. Спорили много, и, когда Лёва несколько лет назад разводился, я был не на его стороне. Можно было спасти отношения, но он не хотел.
- Илана... - Лёва помедлил. Конечно, он должен был ее помнить. Как-то мы оказались на одной вечеринке, Илана пришла с Аликом, они недавно поженились и сияли, как две начищенные кастрюли. - Это которая за Касимова выскочила на третьем курсе?
- Да.
- Помню. Она в Республиканской больнице работает. Я ее видел, когда в прошлом году на обследовании лежал, помнишь?
Я помнил. Как и то, что в прошлом году Лёва ездил на курсы повышения квалификации в Минск и на обследование в больницу не ложился.
Лёва с его прагматической философией, которую он выдавал за диалектический материализм, помочь мне не мог. Наведенная память, ага. Ударился головой. Сеанс гипноза. В первый и последний раз я присутствовал на сеансе гипноза в Ильинке, куда приезжал «на гастроли» известный в республике гипнотизер. Выступал он в сельском клубе, двух женщин действительно сумел ввести в транс. Они размахивали на сцене руками и выполняли простые движения по команде гастролера. Представление мне не понравилось и веры в возможности гипноза не укрепило.
А головой я не ударялся никогда, не случилось такого, не моя вина.
* * *
Странное настало время. По утрам я, как обычно, приезжал в Академгородок и ждал Иру на выходе из метро. Мы быстро обменивались новостями - точнее, новыми воспоминаниями, которые накапливались за несколько часов, что мы не виделись, - и расходились по своим институтам. В обеденный перерыв спускались в академический сквер, где в тени раскидистого платана стояла удобная скамейка, и снова вспоминали, а еще рассказывали друг другу о себе. О нас здешних, познакомившихся недавно.
- А помнишь, - говорила она, знакомым жестом прикладывая ладони к щекам, - как мы в девяносто пятом ездили в Лондон и Париж?
- Да-да, - тут же вспоминалась мне эта поездка. - Помнишь, как на Трафальгарской площади патлатый дядька забрался в цветник около колонны и хотел толкать речь?
- Да, верно.
С каждым днем мы все больше убеждались, что помним не просто похожее. Одна у нас была память, общая. Мы оба помнили, как подавали заявление во Дворец счастья, но в день регистрации прорвало водопровод, и бумаги нам пришлось подписывать в затрапезной комнате, куда вода не добралась. Свадьбу перенесли на другой день, и, когда Ира выходила из машины, с ее ноги упала туфля...
С Лилей у нас было почти то же самое, с той разницей, что во Дворце счастья все было в порядке, и вышли мы в зал регистрации под марш Мендельсона. У Лили болела нога - подвернула, поднимаясь по лестнице. Она хромала, и я поддерживал ее под руку...
За эти дни мы с Ирой ни разу не коснулись друг друга, хотя мне все время хотелось делать то, что много раз... обнять, крепко-крепко прижать к груди, заглянуть в глаза, сказать «родная моя, мы вместе, все будет хорошо», но я понимал, что сижу на скамейке с почти незнакомой женщиной, и не знал, как она отнесется, если...
То есть, знал, конечно, и она знала: хотела того же, что и я, и тоже, не понимая себя, не могла протянуть ко мне руки и сказать, как обычно: «Мишенька, у меня холодные ладони, согрей». Ира тоже стеснялась двусмысленности. Однажды, пристально посмотрев мне в глаза и увидев в них разрешение говорить все-все, даже такое, что может причинить боль, сказала медленно, тщательно подбирая слова:
- В тридцатом, когда ты... тебя не было уже год... ко мне посватался старичок... Игорь Матвеевич его звали... Сам себя он называл Игаль... Хороший был человек... Я не смогла. Он меня не понял, по-моему. Решил, что я жертвую личной жизнью ради дочери и внуков. А я не представляла, что другие руки будут...
Ира заплакала, и так было странно видеть горькие старушечьи слезы на лице молодой женщины, что я ладонью стер слезинки, а другой ладонью пригладил распушившиеся от неожиданного порыва ветра волосы, а потом обнял за плечи, а потом мы целовались - впервые в нашей жизни и так, как много раз целовались, и так, как никогда не было, и так, как было много лет. Все было знакомо, каждое движение, каждый взгляд, каждый вздох... и не знакомо совершенно.
Я знал каждый укромный уголок на теле этой женщины, и вопрос вырвался сам собой:
- У тебя должна быть родинка на... извини...
Ира опустила взгляд, инстинктивно показав: да, именно там.
- А у тебя родинка на спине между лопатками, - сказала она. - Ты ее даже в зеркале увидеть не можешь.
Не только память была у нас общей. Мы были теми людьми - физически, - чья память о долгой совместной жизни возникла неожиданно и практически одновременно.
* * *
Лиля не спрашивала, почему я стал позже возвращаться домой. Женским чутьем она понимала, что, задавая вопросы, лишь усугубит ситуацию, в которой ничего не понимала, но о чем-то все же догадывалась. Она вообще предпочитала не замечать «мелких несуразностей жизни», как она выражалась, полагая - чаще всего правильно, - что несуразности рассосутся сами, если на них не обращать внимания. А если обратить, то придется принимать решения. Принимать какие бы то ни было решения Лиля не любила. Решение выйти за меня замуж она тоже предпочла не принимать - я сделал предложение, она выслушала и сказала, что ответит завтра. Дома посоветовалась с матерью, моей будущей тещей, и та решила: приличный парень, интеллигент, выходи.
Мы о чем-то говорили, я помогал Вовке с уроками, но мысли витали... нет, не витали, а сосредотачивались на проблеме, которая выглядела не решаемой, хотя я знал, что решение мне известно, и оно совсем не такое, какое я мог себе представить. Это физическая проблема, а не психическая, и решать ее нужно физическими методами. Точнее - вспомнить, как проблема решается.
Я заказал в академической библиотеке несколько книг по физиологии мозга и психологии. Известные случаи ложной памяти относились, если верить индуистским верованиям, к прошлым жизням. По современным представлениям, научным, это были случаи истерической памяти, а в большинстве - фантазией, которую невозможно проверить. Еще я нашел смутные сведения о психической болезни под названием РМЛ - расстройство множественной личности. Исследован феномен, похоже, был из рук вон плохо, я понял только, что у некоторых больных личность расщеплялась на несколько частей с различным самосознанием, биографией и памятью. Воспоминания больного РМЛ в том или ином состоянии, конечно, различались, но к тому, что испытывал я, это не имело ни малейшего отношения. Я помнил себя, Михаила Бернацкого, и никого другого. И Ира помнила себя - и меня, такого, каким я был и в своих собственных воспоминаниях. Мы помнили такие детали наших отношений, какие не мог знать никто, кроме нас двоих. Это были одинаковые детали, совпадавшие до мельчайших подробностей.
Чем больше я читал, тем отчетливее понимал две вещи: во-первых, современная биология (не только у нас, но, похоже, и на Западе) очень плохо разбирается в устройстве памяти, и, во-вторых, все, что мы с Ирой помнили, включая собственный уход из жизни, происходило с нами на самом деле. Моя память могла лгать, как и память Иры, но если мы оба вспоминаем одно и то же, если наши воспоминания дополняют друг друга, сочетаются друг с другом, как жестко пригнанные части головоломной мозаики, это не может быть психической болезнью, вымыслом, наведенным мороком.
Мне даже выдали вышедшую недавно на английском книгу некоего Моуди «Жизнь после смерти», и там я нашел описания десятков случаев, похожих на мой. Темный туннель, свет в его конце. Как я мог знать о туннеле, если никогда не читал Моуди?
Но я знал.
- Что-то надо с этим делать, так дальше нельзя, - сказал я Ире однажды, когда мы отправились гулять не в академический сад, а в парк Кирова, где, оказывается, днем аллеи были пусты, и можно было целоваться, не опасаясь посторонних взглядов.
- Мы знакомы всего три недели, - напомнила Ира, прижимаясь щекой к моему плечу.
- Мы прожили вместе всю жизнь, - возразил я, целуя ее затылок.
- Так дальше нельзя, - повторил я, когда мы, нацеловавшись, сидели на прогретой солнцем скамейке над обрывом, по которому спускался к бульвару красный жук фуникулера. - Мы с тобой муж и жена. У нас дочь. Мы не можем каждый день расходиться по своим квартирам и делать вид, будто ничего не произошло. Лиля видит, как я изменился за эти недели. Она молчит, но смотрит на меня так, чтобы я понял: она подозревает, что у меня есть женщина.
- Мама, - сказала Ира, - уже который день спрашивает: кто он. Наверно, по моему виду нетрудно догадаться...
- Надо что-то делать, - повторил я.
- Что? - сказала Ира с тоской в голосе. - Ты сможешь оставить Лилю? И сына? Миша, я люблю тебя, но откуда я знаю, это настоящее, или я люблю тебя здесь, потому что полюбила там и прожила с тобой жизнь?
- Там? - похоже, сегодня я мог только повторять одно и то же, не умея вдумываться в смысл.
- В другом мире.
- В другом мире? Что значит...
- Миша, ты физик, не я. Ты должен объяснить, я в этом ничего не понимаю. Если мы помним то, чего не происходило здесь, значит, все случилось с нами в другой реальности.
- В параллельном мире, - пробормотал я, вспомнив фантастические романы Саймака, Гаррисона и Шекли, а заодно (почему раньше не приходило в голову? не возникало нужных ассоциаций?) два собственных фантастических опуса, написанных лет через пятнадцать после нашего с Ирой переезда в Израиль: закрылся «Хасид», который я редактировал, другой работы не предвиделось, и я целые дни просиживал дома за компьютером. На ум пришли идеи, которые я разрабатывал, когда работал в Тель-Авивском университете (вспомнилось параллельно: ушел я оттуда, потому что закончилась стипендия от министерства науки). Темное вещество, темная энергия, ускоренное расширение Вселенной - самые модные темы, я этим занимался, и сюжет возник сам собой. В несколько месяцев я написал сначала большую повесть «Храм на краю Вселенной» и следом «Мир всплывающий». Послал тексты по электронной почте в Москву (воспоминания наматывались и тянули одно другое), и обе книги через год вышли в издательстве ACT, в новой тогда серии «Звездный лабиринт».
В голове неожиданно возникло что-то... теплое, неопределенное, ощущение было таким, будто воспоминание пыталось всплыть на поверхность сознания, почти уже всплыло...
- Кажется, я начинаю понимать, что с нами происходит.
Когда-то я читал книгу... это была толстая книга, не художественная, научная, и там говорилось...
Я вспомнил обложку: ярко-красный супер, фотография галактики: это была спираль М51, красота неописуемая, одна из моих любимых фотографий, сделанная телескопом «Хаббл». Под супером был черный переплет из твердого картона, золотым тиснением написано имя автора и название...
Имя... название...
Не вспоминалось.
- Не могу вспомнить название книги, - сказал я. - Как с лошадиной фамилией. Кажется, фамилия автора начинается на «Б».
- В той книге...
- Решение, да. Понимаешь, Ира, эта книга выйдет... здесь ее еще нет, а в нашей памяти... она вышла в девяносто четвертом. Вспоминаю, как читал, стоя у стеллажа в библиотеке, я даже вид из окна помню, на лужайке студенты что-то обсуждали или коротали время между лекциями... весна, не жарко еще... Все помню, а книгу... даже название не могу...
- Если эта книга была такой важной, ты мог мне о ней рассказывать.
- Я не знаю! Книга показалась мне скорее фантастической, хотя автор - профессор университета в Нью-Орлеане.
- Не помню, - грустно сказала Ира. - Девяносто четвертый? Меня тогда уволили из компьютерной фирмы... Господи, как странно произносить такие названия: компьютерная фирма... Нет никаких компьютеров...
- Компьютеры, - вспомнил и я, - в наших магазинах появились в восемьдесят восьмом.
- Через два года.
- Я тогда был в Москве в командировке, зашел в магазин на Ленинском, там продавались первые советские персональные вычислительные машины, цена меня поразила: сто двадцать тысяч рублей, две «Волги», у кого такие деньги?
- Ты не о том вспоминаешь, - нетерпеливо сказала Ира. - По-моему, ты никогда не говорил мне о книге в красной суперобложке. Или... Нет, не помню. Прости.
- Бесполезно вспоминать, - сказал я, поднявшись со скамейки. - Чем больше пытаешься, тем хуже получается. Но теперь я точно знаю: в той книге было решение.
- Ты сказал, что книга скорее фантастическая, чем научная.
- Научная. Но идеи мне показались слишком... смелыми, что ли. Тогда показались.
- Не старайся вспомнить, - напутствовала меня Ира, когда мы добрели до Академгородка.
Шеф встретил меня, будто ждал год, а не час с немногим. Поступил последний номер Astrohysical Journal со статьей Кларка о распределении пекулярных скоростей галактик в скоплении в Волосах Вероники. Очень важная статья, если не считать того, что выводы были неправильны. Сказать об этом Яшару я не мог - темное вещество, заполнившее пространство между галактиками, обнаружат только в девяносто восьмом, и не здесь, а там. Здесь тоже откроют, но, возможно, на год раньше или позже, а в моей памяти это давно случилось, и я помнил, как оценивать распределение с учетом наблюдений «Хаббла», которого пока и в проекте не было.
Как оценивать распределения...
Я вспомнил.
* * *
На книге не было суперобложки. И фотографии галактики М51 не было тоже. Обложка мягкая. Красная, только цвет и совпадал. Фрэнк Джон Типлер, «Физика бессмертия. Новейшая космология. Бог и воскрешение из мертвых». На английском, конечно.
«Сейчас ученые пересматривают гипотезу Бога, - прочитал я в авторском предисловии. - Я надеюсь своей книгой побудить их к этому. Пришло время включить теологию в физику, чтобы сделать Небеса такими же реальными, как электрон».
Ну-ну. Захотелось поставить книгу обратно. В Бога я не верил. Сказывалось советское воспитание, курс научного атеизма, который я в свое время сдал на «отлично», да и вообще мне не приходилось сталкиваться со случаями, которые невозможно было бы объяснить без божественного вмешательства.
«Космологи, - читал я дальше, - наконец, задали себе фундаментальный вопрос: как будет эволюционировать Вселенная в будущем? Каким окажется конечное состояние мироздания? Будет жизнь существовать до конца Вселенной или погибнет раньше?
Эти вопросы относятся к области физики. Физическая наука не может считаться полной, пока на них нет ответа»...
Правильная идея. Я читал несколько работ, авторы которых моделировали состояние Вселенной через много миллиардов лет. Грустная картина. Звезды распадутся, останутся только черные дыры, которые тоже, в конце концов, испарятся.
И не останется ничего.
А у Типлера... Я стоял у стенда и переворачивал страницу за страницей. Кто-то осторожно отодвинул меня в сторону, чтобы не мешал, и я прошел с книгой к столу, сел и углубился в чтение. Я вспомнил, как авторучка упала на пол, и я не сразу ее поднял, дочитывая абзац о том, что Вселенная ограничена в пространстве и времени. Если число частиц конечно, то за достаточно большое время все варианты явлений, событий, всего, что вообще возможно, произойдут на самом деле. Вселенная - конечный автомат, как говорят кибернетики. Автомат с конечным числом действий, которые он может совершить. Произведя все возможные действия, конечный автомат начнет повторять уже пройденное. Типлер рассчитал: получилось число, равное десяти в сто двадцать третьей степени. Единица со ста двадцатью тремя нулями. Непредставимо большая величина. Но не бесконечно большая - вот что главное. И значит, через какое-то время (пусть триллион лет или больше) Вселенная начнет повторять сама себя. Все возможности осуществятся, будут повторены и станут повторяться еще много раз.
Это состояние Вселенной Типлер назвал Точкой Омега. Конечная точка всего сущего. Достигнув Точки Омега перед тем, как схлопнуться окончательно, Вселенная будет знать о себе все: и то, как она возникла в момент Большого взрыва, и то, как отделялось излучение от вещества, и то, как формировались первые звезды. Будет знать, как произошло человечество, как жил каждый австралопитек, каждый древний и не древний римлянин, как росла каждая травинка на протяжении миллиардов лет земной истории, как каждый человек («и я, Михаил Бернацкий, тоже?» - вспомнил я пролетевшую мысль) родился, ходил в школу, любил и изменял. И о том, что произойдет после нашей смерти, мироздание в Точке Омега тоже будет знать все.
Когда в конце времен возникнет всезнающая Точка Омега, возникнем опять и мы с вами и будем опять проживать каждое мгновение нашей уже прошедшей или еще не состоявшейся жизни. Более того: воскреснув в Точке Омега, мы проживем и те варианты наших жизней, которые в нынешней реальности не осуществились!
«Если следовать логике Типлера, - вспомнил я свою мысль, - а Типлер лишь следует логике космологической науки, то всеобщее воскрешение из мертвых произойдет в Точке Омега».
«Жизнь - это информация, сохраняемая естественным отбором, - прочитал я, перелистав несколько страниц. - Это сведения о прошлом, записанные в нашей памяти, это мысли о будущем, посещающие нас по ночам... Это то, что мы видим глазами, слышим ушами, ощущаем всеми другими органами чувств»...
Что происходит, когда умирает человек? Иссякает поток внешней информации, прекращается создание информации новой.
Но информация исчезнуть не может. Фотоны продолжают двигаться, излучаться и поглощаться. Атомы, молекулы, поля - все записано во всем. Нужно только собрать эту рассеянную информацию, чтобы воскресить меня, Иру, Женечку, ее мужа Костю, наших родных и близких и вообще каждое живое существо, жившее на планете с тех давних времен, когда в первичном океане плавали трилобиты. И не только на Земле - на всех планетах Вселенной, где когда-либо возникла жизнь.
«Для вас лично, - читал я у Типлера, - между моментом вашей смерти и моментом воскрешения не пройдет даже секунды, хотя Вселенная состарится на триллионы лет... Вы воскреснете в любой момент вашей прожитой жизни и проживете ее опять. Вы воскреснете в любой момент той жизни, о какой мечтали, но не смогли прожить. Вы воскреснете здоровым, если были больны, и больным, если были здоровы.
Все возможные варианты вашей жизни будут Точкой Омега восстановлены и разыграны... Вы будете опять жить, и опять любить, и снова умрете, и еще раз воскреснете, но так и не узнаете, что ваша новая жизнь в любом ее варианте - всего лишь информация, восстановленная компьютером Точки Омега.
А уверены ли вы, что жизнь, данная вам сегодня в ощущениях, - реальность? Может, и сейчас все мы живем в Точке Омега?
Вы знаете, чем отличаются понятия "симуляция" и "эмуляция"? Симуляция - это модель реальности, упрощение. Эмуляция - повторение реальности "один к одному", атом за атомом, фотон за фотоном, бит за битом».
«Живой компьютер Точки Омега, - читал я, - будет способен воссоздать все, что происходило, и все, что могло произойти. Для этого у него будет достаточно информации и возможностей. Если Точка Омега будет способна создать эмуляцию мироздания, она так и сделает»...
Я вспомнил, как перевернул последнюю страницу, посмотрел на фотографию автора (красивый бородач, типичный американский профессор), поставил книгу на стенд (кто-то ее тут же забрал) и пошел в свой кабинет в здании Каплан.
Чем отличаются псевдонаучные теории от научных? - помню свою мысль. Научную гипотезу или теорию можно доказать или опровергнуть. Есть аргументы за, есть аргументы против. Доказать, что я существую в Точке Омега, невозможно. Доказать, что Точка Омега существовать не может, невозможно тоже. Значит, это не теория, а красивая, но псевдонаучная идея.
Помню: войдя в кабинет, я увидел на столе пакет из Astrophysical Journal. Рецензент вернул мне статью с просьбой исправить, и парадоксы книги Типлера вылетели из головы. Псевдонаукой я не интересовался, а к настоящей науке, оперирующей точными наблюдательными данными, фантастические рассуждения Типлера не имели отношения. Занесло физика...
* * *
Воспоминание пронеслось в долю секунды, вместившую несколько часов когда-то прожитой жизни.
Теперь я знал, почему вспомнил свою смерть. Почему помнил всю свою жизнь до последнего мига. Почему Ира помнила тоже. И понял, почему вспомнил о книге Типлера именно сегодня, а вчера не мог.
Настало время изменить мир.
* * *
У нас с Ирой было первое тайное свидание. Я обещал Вовке сводить его в воскресенье на бульвар, покатать на колесе обозрения, но у меня оказались дела более важные. Позвонил Лёва и, как мы договорились, попросил срочно приехать: обвалилась доска на антресолях, хлам вот-вот посыплется на голову, и, если я не приеду помочь, случится катастрофа.
- Извини, сын, - сказал я. - Не получается сегодня. Другу надо помочь, верно?
Вовка насупился и отвернулся. Он еще не знал, каких жертв требует настоящая дружба.
- К ужину вернешься? - спросила Лиля.
С Ирой мы встретились у метро и пошли в сторону Губернаторского сада. День был теплый, в саду гуляли мамы с колясками, и я вспомнил (покосившись на Иру, понял, что она вспомнила тоже), как мы прогуливались здесь с Женечкой. Дочь уже сама переставляла ножки, держась за наши руки, и вскрикивала всякий раз, когда мы поднимали ее, чтобы перенести через препятствие.
Мы нашли свободную скамейку, и я рассказал о книге Типлера, полагая, конечно, что Ира впервые слышит это имя и ничего не знает об идее Точки Омега.
- Точно, - сказала она. - Сейчас вспомнила, когда ты рассказывал. У меня память ассоциативная - помню, в тот день была жара, а у меня вирус, температура, ты вернулся из университета уставший, мы сидели на кухне... Типлер, да, вспомнила фамилию. Ничего больше, я плохо слушала, меня знобило.
Я тоже вспомнил, как Ира закашлялась и пошла принять лекарство. Я размышлял о выводах американского астрофизика и пришел к мысли, что проверить, живем ли мы в реальной, «первичной» Вселенной или в какой-то ее эмуляции, можно очень простым способом, о котором Типлер не упомянул. Или не знал. Или не придал значения.
- Понимаешь, - сказал я. - Если мы живем не в настоящей Вселенной, а в ее эмуляции...
- Мне все равно! - воскликнула Ира. - Я люблю тебя! Не хочу всю жизнь вспоминать, как нам было... могло быть хорошо. Я хочу быть с тобой. Как была с тобой всю жизнь.
Целовались мы долго, я не мог прийти в себя, но, в конце концов, все-таки сказал:
- Давай не будем торопиться с решением, хорошо? Я хочу сначала получить доказательство того, что мы живем в эмуляции. Что Вселенная эволюцию закончила и пришла к конечной остановке в Точке Омега.
- Ты всегда был нерешительным, - с легким презрением сказала Ира. - Всю жизнь мне приходилось важные для семьи решения принимать самой.
- Я не могу так сразу... - пробормотал я. - Сын...
-У нас будут свои дети, - Ира посмотрела на меня в упор. - Помнишь, как у нас получилась Женечка?
Мы еще ни разу не были вместе, нам не довелось хотя бы остаться наедине в более или менее замкнутом пространстве. Но нашу первую брачную ночь я помнил тоже, разве такое забывается?
- Я хочу знать, на каком мы свете, - упрямо сказал я. - Если мы живем в эмуляции...
- То что? Мы менее реальны? Ты только что меня целовал. Думаешь, я призрак?
- Конечно, нет! - воскликнул я. - Эмуляция так же реальна, как реальность, которую она воспроизводит. Те же атомы, поля, частицы, те же законы физики, только собран этот мир, как огромная мозаика. Он не развивался миллиарды лет. Он возник, когда мы осознали себя, понимаешь?
- Какая? Мне? Разница? - выделяя каждое слово, произнесла Ира.
- Ну как же! Если мы в эмуляции, то есть способ - физический, простой, он обязан быть простым! - перейти от одной эмуляции к другой. К той, где мы вместе, где все у нас иначе!
- И там, - Ира посмотрела мне в глаза, - мы будем помнить тот мир, где мы уже умерли, и этот, где ты оставишь ничего не подозревающую Лилю с ребенком на руках? Просто однажды исчезнешь из ее жизни?
- Э... Нет, наверно, - я не подумал об этом. - Если мы с тобой перейдем в другую эмуляцию, то и Лиля окажется в другой, той, где она меня вообще не встретила.
- И с памятью о том, как была с тобой и родила тебе сына?
- Не знаю. - Я действительно не знал этого.
- Пойдем. - Ира поднялась со скамейки и поправила прическу. -Ты нерешителен, как кролик, но упрям, как тысяча хаморим.
Почему она сказала «ослы» на иврите, которого здесь знать не могла?
-Сколько времени нужно тебе, чтобы найти доказательства?
Я прикинул. Прочитать подборки Astrophysical Journal за последний год, чтобы найти нужные ссылки. Отыскать первоисточники и разобраться в наблюдательных данных. Выписать и получить из Москвы недостающие журналы. И еще я хотел узнать, действительно ли в Нью-Орлеане работает физик по имени Фрэнк Типлер.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |