Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Галя всегда знала, что некрасива. Но что по этому поводу переживать?.. Зато у нее имелся муж, и жили они очень даже хорошо. Правда, лишь до того момента, пока Галя не узнала, что муж ее совсем не 7 страница



– Бриллиант? – не могла не переспросить я.

– Да, вот этот, – и он показал на граненую бусину, оставшуюся мне на память от Мая.

– Не может быть… – прошептала я.

Антиквар все так же холодно усмехнулся и сказал:

– Уж поверьте, я в этом разбираюсь.

– Бриллиант… Я думала, это страз в каком-то ювелирном сплаве. Я ничего не понимаю в драгоценностях…

– Это не сплав. Это золото. Старое. Откуда это у вас?

Я замялась, потом пролепетала:

– Думаю, что не обязана отвечать на ваш вопрос…

– Разумеется. – Антиквар потер мочку уха, потом погладил свои усы и добавил. – Я вообще вас не спрашивал бы, если бы… – Мужчина еще раз коснулся своих усов, которые, видимо, холил и лелеял, и все-таки продолжил: – …если бы у меня не было того, частью чего является ваш бриллиант. Да-с… вот так замысловато пришлось выразиться…

– Что? – выдавила я из себя.

– Сейчас… Подождите, – сказал антиквар и, не выпуская из рук мои ключи, скрылся в подсобном помещении своего магазина. Я не знала, что и думать. В конце концов решила, что побегу в ближайшее отделение полиции, если что, и напишу заявление на предмет беспардонного отъема ключей от квартиры, но тут усатый мужчина вынырнул из-за двери, скрытой тяжелой золотистой портьерой. В одной руке он держал плоскую коробку, обтянутую коричневой кожей, в другой – мои ключи. Положив все-таки их на прилавок, он открыл коробку и развернул ее ко мне. На бархате, такого же глубокого коричневого цвета, как кожа коробки, изящной подковой лежало золотое колье, сверкающее голубоватыми прозрачными камнями. Внутри «подковы» покоилась крупная брошь.

– Вот, извольте взглянуть, – сказал антиквар, – это бриллиантовое колье, а это… – он показал на то, что я приняла за брошь, – …серьга. К сожалению, одна… И вот тут у нее, видите, колечко, на которое крепился ваш бриллиантик. – Мужчина снял с кольца мою бусину и приложил к украшению. Бусина и сережка, без всякого сомнения, составляли одно целое.

Я, онемев, смотрела на антиквара и ждала, что он скажет дальше. Он не заставил себя долго ждать:

– Я, конечно, мог бы просто купить у вас этот камень, и, заметьте, за очень приличную сумму, но дело в том, что мне хочется собрать хотя бы малую парюру.

– Парюру?

– Да, парюру, то есть ювелирный гарнитур, набор ювелирных украшений, подобранных по качеству и виду камней, по материалу и единству художественного решения.



Поскольку я ошалело молчала, владелец магазина продолжил:

– Может, вы скажете мне, каким образом к вам попал этот бриллиант? Может, мне повезет и я как-то выйду на кольцо и браслет, ну… и на вторую серьгу, конечно… Вот посмотрите… – Не выпуская драгоценную коробку, другой рукой мужчина повернул ко мне плоскую панель компьютера, потом что-то набрал на клавиатуре, и на экране появилось черно-белое изображение явно из старинного каталога: на темном шелке сверкал бриллиантами гарнитур в полном составе: колье, браслет, серьги и кольцо. Антиквар между тем продолжил: – Это и есть малая парюра.

– Малая? – не могла не переспросить я.

– Да… Понимаете, большая, или полная, парюра может включать в себя до пятнадцати предметов: диадему, ожерелье, брошь, серьги, браслеты, кольца, пуговицы, фермуары, аграф, шпильки и тому подобное…

– Аграф – это что?

– Это нарядная заколка для волос.

– А это… на «ф»? Я никогда не слышала такого слова…

– На «ф»? Фермуар? Это пряжка или застежка на ожерелье, браслете… Или даже на альбоме, например… Иногда стоимость фермуара может, между прочим, превосходить стоимость самого изделия… Я не знаю, входили ли в этот гарнитур аграф с фермуаром или еще что-то. Каталог, что вы изволите видеть, уже послереволюционный. Возможно, здесь только то, что осталось от полной парюры князей Лазовитых.

– Лазовитых! – почти прокричала я и повторила уже шепотом: – Именно Лазовитых? Вы ничего не путаете?

– А вы знаете кого-то из потомков князей Лазовитых? – тут же насторожился антиквар.

Я никак не могла сообразить, что лучше ответить, и потому молчала.

– Дело в том, что я искал кого-нибудь из этого княжеского рода, но безуспешно. В Питере есть один человек под фамилией Лазовитый, но он, похоже, не имеет никакого отношения к князьям. Однофамилец просто, – сказал антиквар.

Я наконец сообразила, что ответить, но для начала все-таки поспешила спрятать в сумку связку ключей с бриллиантом.

– Видите ли… я как раз ищу человека по фамилии Лазовитый, – произнесла я, хотя губы меня плохо слушались. – Не могли бы вы дать мне его адрес или телефон?

– Позвольте, а как же бриллиант?

Я долго мялась, а потом опять выпалила единым духом:

– Если этот человек действительно не имеет отношения к княжеской фамилии, я вернусь к вам и продам камень, честное слово.

– Я давно уже не полагаюсь ни на чьи честные слова. – Антиквар усмехнулся, закрыл коробочку и посмотрел на меня холодным взглядом. – Оставьте мне, пожалуйста, свои координаты. У вас есть с собой паспорт?

Конечно, владелец магазина не имел никакого права требовать у меня паспорт или бриллиант, но я почему-то безропотно выложила на стол паспорт. Антиквар быстро списал себе в журнал мой адрес и вернул документ.

– Теперь вы… – проговорила я. – Дайте мне, пожалуйста, адрес питерского Лазовитого. Очень нужно! Понимаете, это вопрос жизни и смерти!

Несмотря на мою горячность, антиквар оставался абсолютно спокойным.

– А ваш телефон? Напишите мне сюда ваши телефоны! – И он развернул журнал ко мне. Я записала свои номера и повторила просьбу.

Владелец магазина ничего не сказал, но пробежался рукой по клавиатуре компьютера, и я услышала, как включился принтер. Через пару минут у меня в руках был лист с записью адреса Мая Эмильевича Лазовитого. Я не знала отчества своего Мая, но с такими редкими именем и фамилией он вряд ли был Ивановичем или Сидоровичем. Май Эмильевич жил на Васильевском острове.

Я пошла к выходу.

– А ваза? – окликнул меня антиквар.

– Ваза тоже… нужна… но потом… – Я послала владельцу магазина напряженную улыбку через плечо, неопределенно махнула рукой и открыла дверь. Колокольчики над ней отзвенели-таки прощальную песнь. Я вышла на улицу. Есть мне уже не хотелось, и в кафе «Лира» я так и не зашла.

– Это я… Галя… Вы снимали у меня комнату на даче в Ключареве… Помните? Потом мы вместе ездили к разрушенному храму Вознесения Господня… Там еще был лик Богоматери… Оранты… и руки… Помните? – Я выговаривала это, почти прижавшись губами к домофону, будто боялась, что иначе мои слова не дойдут до сознания Лазовитого. Весь день до вечера я провела в страшных мучениях, рисуя в мыслях встречу с Маем. Конечно, он мог отсутствовать дома, но я должна была закончить сегодняшний день встречей с ним, иначе мой мозг взорвался бы от перенапряжения.

Из домофона не было слышно ни звука. Я решила, что отозвавшийся на мой звонок мужчина вовсе не Май или не тот Май, которого я так жаждала видеть. Чувство разочарования было настолько жестоко, что я не нашла в себе силы даже сказать в микрофон «извините». Я как раз развернулась, чтобы отправится восвояси, когда замок все же щелкнул, дверь приоткрылась и даже чуть толкнула меня в спину. Ноги тут же стали ватными, и почему-то заболела шея. Первым желанием было бежать со всех ног обратно к метро. Вторым – провалиться на этом месте. Огромным усилием воли я заставила себя пройти в подъезд. Мне казалось, что в горле застряло что-то металлическое, от чего во рту появился кисловатый привкус. Я сделала несколько глотательных движений и с трудом перевела дух. В старом доме не было лифта, что меня обрадовало. Я надеялась, что немного успокоюсь, когда доберусь по лестнице до пятого этажа, но этого, увы, не произошло.

Май ждал меня в дверях. Это был мой Май, тот самый, со светлым ежиком волос и светлыми ангельскими глазами, будто разбавленными белилами. Он настороженно кивнул и пригласил меня в квартиру. Я плохо ориентировалась, поскольку все вокруг мне казалось размытым и нечетким, кроме лица Мая. Он, ни о чем не спрашивая, молча смотрел на меня. Выражение его лица я понять не могла. С трудом разлепив непослушные губы, я сказала:

– Я совсем не за тем, о чем вы подумали…

Май в ответ так и не отозвался, только склонил голову набок, продолжая внимательно вглядываться мне в лицо, и я принялась нервно копаться в сумке, чтобы достать свои ключи. Обычно я кладу связку в кармашек косметички, но в антикварном магазине явно сунула ее в какое-то другое место. Вот будет номер, если я потеряла ключи вместе с бриллиантом!

– Да вы успокойтесь… – сказал Май, а потом, слегка приобняв за плечи, провел в комнату. Там усадил на диван. Я вывалила на сиденье все нехитрое содержимое своей сумки, и ключи тут же нашлись. Понимая, что в таком нервном состоянии я не смогу отцепить камень от связки, я подала ее Маю.

– Вот, посмотрите… Тут на кольце ваш… ваша бусина… – проговорила я.

Увидев бриллиант, Май широко улыбнулся и обрадованно сказал:

– Отлично! Я думал, что потерял где-нибудь на озере, в траве… Спасибо, Галя!

– Зачем же вы брали с собой на рыбалку такую ценность?

– Ценность? Вы поняли, что это ценность?

– Нет, я сама ни за что не догадалась бы… Я не разбираюсь в драгоценностях. Думала, что это страз… Все вышло случайно… – И я рассказала ему о встрече с антикваром, закончив вопросом: – Вы князь?

Май рассмеялся и ответил:

– Ну… по происхождению… конечно… Но князья Лазовитые жили слишком давно… У нас в семье не принято говорить об этом.

– Странно… – Я удивленно пожала плечами. – Сейчас другие времена. Все, наоборот, пытаются упомянуть о своем благородном происхождении.

– Дело в том, что мой прадед отсидел за свое благородное происхождение приличное количество лет, а потом был выслан в Сибирь, где скоро и скончался. Почти вся семья, а он был многодетным, погибла там же. В живых остался один его сын, мой дед, который смог вернуться в Петербург. Он очень не любил вспоминать былое. Он даже умудрился сменить фамилию, что тогда было весьма непросто. Мой отец потом, вопреки всему, ее восстановил, тоже, кстати, не без труда, но никогда ни на что другое, кроме фамилии, не претендовал.

– Сейчас же другие времена! – вынуждена была повторить я.

– Видите ли, Галя… – Май тяжело вздохнул, – официальное объявление о княжеском происхождении мне ничего не даст, кроме ненужных хлопот и… прочего… тоже ненужного… Дом моего прадеда… его в свое время забрали под какое-то советское учреждение… был с деревянными перекрытиями, в войну сгорел вместе с имуществом и был разрушен. Ценностей у князей Лазовитых, по словам бабули, имелось немного: фарфор, кое-какая мебель, несколько картин, столовое серебро, вазы. Где это все теперь? Какой смысл искать? Да и зачем оно мне? – Лицо Мая приобрело неприятно жесткое выражение, но я все же спросила:

– А ювелирные изделия? Вот эти бриллианты? – Я указала на камень, который Май уже снял с моих ключей.

– Драгоценности кое-какие были, да… Тоже немного. Что-то из жемчуга, камеи, несколько серебряных и золотых украшений и вот этот бриллиантовый гарнитур – самая большая ценность…

– Парюра?

Май вскинул на меня удивленные глаза и проговорил:

– Да… Парюра… А говорили, что не разбираетесь в драгоценностях!

– Я и не разбираюсь. Меня антиквар просветил, и теперь я даже знаю, что парюры бывают большие и малые! Какая была у ваших прадедов? Антиквар интересовался…

– Была приличная коллекция. Правда, диадема в свое время сломалась, и ее продали ювелиру, поскольку носить было абсолютно некуда. Кажется, парюра насчитывала до десяти предметов, вплоть до шпилек с бриллиантовыми головками.

– И все это у вас есть? – Я чуть не задохнулась от восторга, который, как мне показалось, Маю совершенно не понравился. Его лицо сделалось суровым, и он ответил:

– Нет, многое безвозвратно утеряно, чему я, честно говоря, очень рад. Остались только колье, серьги, браслет и кольцо. Бабушка как-то умудрилась сберечь. А у меня… сейчас есть только одна сережка, да вот этот камешек от другой… И тот чуть не потерял… Спасибо вам, что принесли!

– И все же! – не унималась я. – Зачем вы брали такую ценность на рыбалку?

– Видите ли, Галя, мы должны были поехать в Ключарево с приятелем, с которым довольно редко видимся в силу ряда обстоятельств. Он ювелир… хороший очень… Я хотел его попросить переделать серьгу в… как там у вас называется… кулон, кажется… на шее носят на цепочке… Думал, может, он как-нибудь к нему и этот бриллиантик приспособит… чего ему пропадать… В общем, Сергей не пришел на вокзал, позвонил, извинился… Ну а эти штуки, серьга и бриллиант, уже со мной были. Когда был у вас, я как раз хотел упаковать эти ценности получше и, видимо, выронил этот камень… Еще раз – спасибо вам…

Мне очень не понравилось, что Май собирался переделать серьгу в кулон. Вряд ли он стал бы носить его сам. Наверняка для какой-то женщины… Я незаметно огляделась по сторонам. Жилище Мая было, без всякого сомнения, холостяцким. Но женщина могла у него появиться. Возможно, он хотел завоевать ее расположение таким подарком. Видимо, я напрасно сюда пришла. Мы ведь с ним даже на «вы» друг друга называем, будто между нами ничего и не было. А оно было! Правда, будто совсем в другой жизни… в сказке… в медовом раю…

– А знаете что, Галя, давайте-ка выпьем с вами чаю и отметим счастливо найденный бриллиант, – неожиданно предложил Май. – У меня есть рулет с маком. Любите?

Я понимала, что лучше всего мне уйти именно сейчас, когда еще способна сопротивляться этому человеку. Возможно, я даже смогу не зарыдать по поводу несбывшихся надежд. Но я все же утвердительно кивнула.

– Или лучше кофе? – опять спросил он.

– Лучше кофе, – согласилась я, хотя выпила бы из его рук все, что предложит, даже цианистый калий.

На кухне у Мая все было устроено по-мужски просто, аскетично, а утварь и мебель выглядели очень запущенными. Мне сразу бросились в глаза коричневые разводы накипи на кастрюлях, заляпанные шкафчики, закопченная плита и пропыленная до цвета сухого асфальта тюлевая занавеска. Сразу стало понятно, как давно в его квартире не было женщины. Любящей женщины. Любящая не могла бы оставить его кухню в таком жутком состоянии. Да, но, возможно, новая любимая женщина Лазовитого просто еще не успела добраться до кухни и все еще впереди…

– Вы простите… у меня тут гадючник… Все обещаю себе прибрать здесь и в ванной, да никак руки не доходят. – Май будто откликнулся на мои мысли, включил электрочайник и спросил: – Вы какой кофе любите? У меня есть растворимый… Некоторым нравится… А могу сварить… в турке… У меня отличная турка, старинная, медная! Не княжеская, но сохранившаяся с давних советских времен! Так как?

Светлые глаза Мая смотрели так по-детски простодушно, что у меня сжалось сердце. Человеку с таким взглядом, должно быть, непросто жить на свете.

– А давайте я сварю! – предложила я и, не дожидаясь согласия Мая, схватила турку со слегка позеленевшими от времени боками. – Где кофе?

Май усмехнулся, достал пачку и сказал:

– Ну… пожалуйста… Сейчас и вода закипит…

– Чтобы сварить хороший кофе, вода должна быть холодной!

– Да? – удивился он.

– Да! – Я посмотрела на него с видом превосходства. – Холодная вода у вас есть? Не из крана?

– Вот… тут у меня канистра минеральной… без газа… Подойдет?

– Конечно! Где сахар?

– А я как-то всегда варю без сахара…

– И в этом ваша ошибка! – Я бросила на него еще один взгляд, уже почти высокомерный. – Сахар надо класть до варки!!

Май без лишних слов поставил передо мной фарфоровую посудину, всю покрытую сахарными друзами. Мне хотелось сказать ему, что не стоит брать сахар мокрой ложкой, но заставила себя промолчать. Кто я такая, чтобы устраивать ему обструкции?

Кофе всегда у меня получался на славу. Как бы Стас ни старался повторить мои действия тютелька в тютельку, у него никогда не получалась такая стойкая пенка, хотя он так же три раза доводил напиток до кипения, а иногда даже пытался поставить турку на огонь и в четвертый раз, над чем я каждый раз хохотала.

В этот раз кофе тоже удался.

– Божественный аромат, – сказал Май, и его светлые глаза одарили меня благодарным взглядом. Потом он сделал маленький глоток, и на его верхней губе осталась кремовая подковка пенки. Он опять-таки по-детски слизнул ее языком и восхитился: – А вкус какой! Потрясающе! Но такой напиток грех портить каким-то рулетом! Его надо пить, ничем не заедая… смакуя… Вы так не считаете?

– Считаю, – согласилась я. – К сладкому кофе, конечно, лучше бы подавать что-нибудь не очень сладкое. Например, сырные палочки или соленые крекеры. Мак в рулете слишком сластят.

– Я же предлагал не класть сахар!

– А вот этого нельзя! Вкус будет другой! Разве вы не знаете, что кофе должен быть черным, как ночь, горячим, как ад, и сладким, как поцелуй? – сказав это, я смутилась и быстро отвела взгляд, потом, чтобы как-то заполнить повисшую напряженную паузу, сказала: – Можно, кстати, добавить пряностей… А еще маленький кусочек чеснока…

– Чеснока? – удивился Май.

– Чуть-чуть… Его вкус не ощущается, но кофе приобретает особенный аромат…

– Да вы знаток! – восхитился Май. Его светлые глаза потеплели.

– Не совсем… Дошла до этого путем проб, ошибок и экспериментов. Но многого еще не знаю. Кофейная церемония не менее сложна, чем чайная! – И, чтобы на этом разговор не иссяк, я опять решила вернуться к фамильным украшениям Мая: – Скажите, а почему антиквар сказал мне, что вы не княжеского происхождения?

Мой собеседник хмыкнул и ответил:

– Потому что я его в этом убедил.

– Но ведь если он проводил серьезный поиск, то не мог не найти доказательств.

– Я же говорил: что прадед менял фамилию, а потому наша родословная настолько запутана, что довольно легко уйти от ответственности! – Он рассмеялся.

– Но почему вы не признались? Возможно, могли бы получить этот бриллиантовый гарнитур на законных основаниях как наследник князей Лазовитых.

– Вы что же думаете, что мне кто-то отдаст драгоценности, которые купили за огромные деньги? Или я их возьму даром, не заплатив? – Май покачал головой. – Нет… Я никогда не смог бы… А денег, чтобы выкупить их, у меня нет.

– Но тогда вы, например, могли бы продать оставшуюся у вас серьгу. Антиквар готов был купить у меня только один камень за большие деньги! Представьте, сколько бы он заплатил за целое украшение!

– Я уже говорил, у меня были другие планы на предмет этой серьги…

Я поняла, что разговор опять перетек не в то русло. Я вовсе не хотела бы услышать о женщинах Мая и потому сказала:

– Он надеется найти еще и браслет с кольцом.

Май нахмурился закаменело, резко обозначились носогубные складки, ангельски чистые глаза потемнели.

– Думаю, что у него ничего не получится, – сказал он, как обрубив.

Я поняла, что он не хочет больше распространяться на эту тему.

Кофе в чашках закончился. Мне пора было уходить. Я встала из-за стола и, стараясь не смотреть на Мая, промямлила:

– Ну я пошла…

Поскольку он ничего не ответил, я действительно направилась в сторону коридора. Он все так же без слов последовал за мной. Я чувствовала его спиной. Может, у Мая только мелькнула мысль о том, что было бы неплохо, если бы я осталась, но я тотчас уловила это. Я резко повернулась и выпалила:

– Какого черта ты говоришь мне «вы»?

– Ты начала первой… – От неожиданности он отпрянул от меня, смешно ткнувшись спиной в стену.

– А ты мог бы сразу исправить это…

– Возможно, тебе это не понравилось бы.

– Как ты думаешь, зачем я к тебе явилась? – Я опять подошла ближе.

– Чтобы отдать бриллиант… – Май взглянул на меня по-детски беспомощно. – Может, я должен заплатить?

– Ты совсем идиот, да? – беззлобно спросила я, не сумев даже обидеться, и добавила: – Ты даже не хочешь знать, как я тебя нашла?

– Как ты меня нашла?

– Антиквар дал адрес единственного в городе Мая Эмильевича Лазовитого. Мне повезло, что у тебя такие необычные имя и фамилия. Да и отчество нечасто встречается.

– Скорее всего, тебе не повезло, – сухо отозвался он, и опять между нами словно выросла стена.

– Ты не можешь этого знать, – парировала я и, обняв его за шею, прижалась губами к его губам. Какое-то время они казались мертвыми, потом потеплели. Он ответил на поцелуй.

Мы какое-то время целовались в коридоре, потом Май отстранился и сказал:

– Боюсь, я не смогу дать тебе то, что ты хочешь…

– Мне хватит и того, что ты сможешь мне дать, – шепнула ему я, и мы снова обняли друг друга. А потом я сказала тоном, на который ему просто нечего было возразить: – Я останусь.

Май лишь спросил:

– Зачем?

– Затем, что у тебя все равно сейчас нет женщины!

– С чего ты взяла?

– С того, что у тебя в квартире холостяцкий хаос и самая вульгарная грязь!

– Может, я просто не допускаю женщин до своей вульгарной грязи?

– Свою женщину… понимаешь – сво-ю… – я намеренно разделила это слово на слоги, – …ты не смог бы не допустить! Она сама прорвалась бы и все у тебя вылизала! Особенно в кухне!

– Не факт! – покачал он головой.

– Факт! Я знаю женщин! Я сама женщина! – выкрикнула я и добавила: – Даже та, которой ты хотел подарить кулон, сделанный из драгоценной серьги князей Лазовитых, пока еще не слишком много для тебя значит, раз еще не была у тебя в квартире. Возможно, ваши отношения еще только в самом начале, а потому все еще может быть пересмотрено… Я так думаю…

– А может быть, она все-таки была здесь? – Май смерил меня насмешливым взглядом. – Ты так уверена в своих умозаключениях?

– Уверена! Для женщины, на которую ты захотел бы произвести впечатление, ты бы хоть чуть-чуть убирался и вымыл кое-какую посуду. А у тебя на столе стаканы с кошмарной зеленой плесенью! Такая жуть даже за неделю не вырастет! А на подоконнике – мумифицированные мандариновые корки! Наверняка еще с новогодних праздников валяются… Заметь! – Я подняла палец. – Я вовсе не утверждаю, что у тебя вообще с Нового года не было женщин! Но здесь ты с ними не встречаешься, не допускаешь сюда, как сам выразился… Значит, твое сердце свободно, ведь так?

– И ты хочешь… – Май замялся, очевидно, подыскивая не слишком обидные слова, но я сама за него договорила:

– Нет, я не хочу пролезть в твое свободное сердце… Вернее, не так… Я хотела бы, но понимаю: этого может и не случиться… В общем, я готова просто побыть с тобой рядом. Немного. Столько, сколько ты мне позволишь…

– А муж?

– А муж, как говорится в таких случаях, объелся груш… Мы развелись.

– Из-за меня? – спросил Май с чувством вины. – Он не поверил, что между нами ничего не было?

– То, что я приютила на даче незнакомого мужчину, оказалось для него всего лишь поводом… Впрочем, не только для него… Позволь мне умолчать об остальном. Со своей стороны обещаю, что о твоем прошлом тоже расспрашивать не буду.

Май по своему обыкновению немного помолчал, потом спросил:

– Ну и как ты все это представляешь?

– Вот так… – И я опять обняла его за шею.

Остаток вечера мы провели на не слишком чистом покрывале его дивана, а часов в одиннадцать, когда мы наконец разомкнули объятия, Май сказал:

– Что-то очень есть захотелось…

Я рассмеялась, показала на часы и сказала:

– Это неудивительно, но ты, наверно, слышал, что на ночь есть вредно?

– Я также читал, что не есть, когда голоден, – еще вреднее! Это первое!

– А второе?

– А второе… Может, ты что-нибудь сварганишь вкусненькое? Должна же быть от твоего присутствия хоть какая-то польза!

– А разве я только что пользу тебе не приносила?

– Ну… приносила… Это я признаю… Но, согласись, я тебе тоже только что был весьма полезен… А кроме того… – Май улыбнулся, – …я тебя, между прочим, как-то ухой угощал! Теперь твоя очередь!

– А я тебя – кофе!

– Сказанула! Кофе! Да что такое твой кофе против моей ухи?!

– Да-а-а-а, – протянула я, – кофе против ухи, конечно, не выдерживает никакой критики. – Я натянула его футболку и отправилась на кухню. – Ладно… Лежи уж… – сказала я. – Пойду посмотрю, что из твоих запасов можно приготовить на сон грядущий…

Кроме макарон, приготовить, собственно, было нечего. В холодильнике, если не считать десятка яиц, пачки масла, пакета кефира и кусочка сала в морозилке, я ничего не нашла. Конечно, можно было бы нажарить шкварок, но с макаронами как-то было не то… Шкварки надо есть с картошечкой… Можно было бы приготовить яичницу, но я подумала, что будет жирновато – я не люблю, а холостяки только и делают, что питаются яичницей. В кухонном шкафу я нашла полпакета муки, и все было решено. Конечно, оладьи тоже не слишком полезная пища на ночь, зато вкусная и… домашняя. Вряд ли Май жарит себе оладьи. Они вполне смогли бы конкурировать с его ухой.

Когда запах оладий дошел до комнаты, Май появился на кухне.

– Неужели блины? – с надеждой спросил он.

– Оладьи! – гордо ответила я. – Для блинов у тебя сковороды неподходящие. Я люблю жарить на чугунной, с толстым дном…

– Сто лет не ел ни блинов, ни оладий! Ну ты угодила!

– Вот она, польза-то от меня какая!

Май, обжигаясь и чуть ли не урча от удовольствия, поедал оладьи так быстро, что я еле успевала подкладывать. Когда он съел с десяток, я решила охладить его пыл:

– Хватит! Ночь уж на дворе! Не заснешь…

– Это я-то не засну?! – Май расхохотался. – Ты еще меня не знаешь! Кстати, ты не забыла, что я храплю?

– Видишь ли, в ту первую ночью в мотеле я тоже довольно быстро заснула от избытка переживаний, и потому ты мне никак не мешал. Но твой богатырский храп, который доносился ко мне аж со второго этажа нашей дачи, забыть нельзя!

– Во-о-от!

– Все перетерплю… увидишь…

Я опустилась на табурет напротив Мая и подперла лицо руками. Я смотрела на него и думала о том, что готова не отходить от плиты день и ночь, только бы этот человек улыбался мне, обнимал меня, целовал и даже храпел по ночам. Май тоже стал серьезным. Он вытер губы и сказал:

– Спасибо… давно так вкусно не ел… Только… – и опять напряженно замолчал.

– Что – только?

– Боюсь, что не оправдаю твоих надежд…

– У меня их нет.

Он решил, что я лукавлю, и произнес, испытующе глядя мне в глаза:

– Так не бывает.

– Как выяснилось, иногда бывает. Хочу жить одним днем, не заглядывая в призрачное будущее.

Май не нашел, что возразить.

А потом была ночь. Самая сладкая ночь в моей жизни. И вовсе не из-за объятий и поцелуев, что само по себе, конечно же, было замечательно. У нас ведь уже была ночь с Маем в мотеле. Но тогда я почти сразу уснула замертво. В эту же ночь я долго не могла заснуть. И не от того, что Май храпел, а от переизбытка впечатлений и положительных эмоций. Я была рядом с человеком, который казался мне родным. Я не сомневалась, что именно он предназначен мне в этой жизни.

Я утыкалась носом в спину Мая и с наслаждением вдыхала его запах, который, казалось, знала всегда. Вместе со Стасом я всегда спала в ночной сорочке или в пижаме, с Маем же мне хотелось оставаться обнаженной. Это было ново и очень эротично. Поворачиваясь во сне, Май обнимал меня, притягивал к себе и словно обволакивал своим телом. Я замирала от восторга, чувствуя себя защищенной и нужной. Стас никогда не обнимал меня ночью. После ежевечернего интима мы обычно одевались и укрывались разными одеялами, будто отгораживаясь друг от друга. С Маем же все было не так.

Забылась я под утро и проснулась от поцелуя Мая.

– Мне надо на работу, – сказал он. – А ты можешь еще поспать.

Сон у меня тут же пропал. Так приятно было чувствовать мужские объятия. Объятия Мая. Я не могла не признаться:

– Я люблю тебя…

Он закрыл мне рот поцелуем, а потом сказал:

– Не торопись с признаниями, Галя…

– Я люблю тебя, – повторила я.

Он решил сменить тему:

– Я храпел ночью?

– Храпел…

– Как трактор?

– Нет!

– А как кто?

– Как циркулярная пила!

– Не может быть…

– Тогда – как две циркулярные пилы!

– Понял… Я не давал тебе спать… – виновато проговорил он.

Я обняла его за шею так крепко, чтобы и он почувствовал меня всю, и прошептала:

– Даже если бы ты храпел как четыре пилы и шесть тракторов разом, я все равно была бы счастлива от того, что ты рядом.

Он хотел возразить, но я не позволила ему этого сделать, опять увлекая за собой в чувственный омут. В результате Май не успел позавтракать, и мне пришлось спешно запаковывать ему оладьи, чтобы он смог перекусить ими на работе.

– Увидимся вечером, – сказал он мне на прощание, и я поняла, что потомок князей Лазовитых не собирается от меня избавляться в ближайшее время. Я так обрадовалась этому, что принялась прыгать по комнате и кружиться, а потом в изнеможении рухнула на постель, прижалась носом к подушке Мая и долго вдыхала его запах.

И потекли дни, наполненные Маем и заботой о нем. Целыми днями я чистила и скребла его квартиру. Кухня, обитая пластиком, мебель, плита и холодильник были так заляпаны пятнами! Мне пришлось купить самую ядовитую дезинфицирующую жидкость и приводить все в порядок. Когда я вынула из стиральной машины тот самый асфальтового цвета тюль, он не только не побелел, но и расползся в клочья прямо у меня в руках. Однако я не огорчилась, а обрадовалась. Я отправилась в магазин тканей и к бежевому пластику стен купила шоколадного цвета шелковые шторы и плотный тюль цвета ванили. Кухня настолько преобразилась, что Май застыл в дверях, разглядывая ее. Я думала, что он обрадуется, но его реакция оказалась до странности непредсказуемой. Он потемнел лицом и жестко сказал:


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.038 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>