- Не слезу, пока не простишь. И пока не скажешь, что купишь мороженое.
- Оно уже уехало.
- Из-за тебя. Ты телефон забыл.
- А ты бегать не умеешь.
- Ты что-нибудь сфоткал?
- Не знаю.
Парни одновременно подняли взгляд к небу, в вышине которого до сих пор кружился воздушный змей, подхваченный шальным ветерком, что играл со своим новым посетителем. Он то медленно опускался вниз, то снова вздымал вверх над своими хозяевами и подмигивал им красными полосочками.
- Слезь с меня.
- Не слезу.
- Куплю мороженое.
- И поцелуй.
ЧанЕль похлопал парня по щекам.
- Хватит с тебя.
- Нет.
- Нас сейчас задавит машина.
- Пусть задавит. Умрем вместе, по-романтичному.
- Слезь.
- Целуй.
Чан огляделся вокруг, но ошарашенных прохожих не наблюдалось. А теплая грудь Бэка грела его живот, а от склонившегося над ним лица пахло ананасовой жвачкой.
Парень быстро поцеловал его в распахнутые губы, но Бэк взял юношу за воротник и долго не опускал. И тихо смеялся.
А над головами все еще кружила маленькая частичка весны.
Примечание к части
небольшая порция любимых ушастых.
5.
В старшей школе все же есть несколько видимых отличий, которые приводят к этой угрюмой, печальной мысли: «Хочу назад». Как когда ты приходишь в школу и понимаешь, что это далеко не круто, что отсутствие сонного часа – недостаток, что кашка и рис, на самом деле, вещи вкусные, и ты был полным идиотом, когда мечтал выбраться из садика, и хочешь обратно.
Так и здесь. В старшей школе учителя были, в основном, молодые, но строгие. У каждого были какие-то выводящие из себя привычки. Мелкие такие, но жутко раздражающие. Как вот например у госпожи Бин Хи, что преподает у друзей ханчу. Она любит присаживаться на стол, откидываться и стучать ручкой по парте. Монотонно так, громко, доминирующе. От каждого стука из-под темно-синего колпачка Чонин кривился и тихо постанывал, отсчитывая миллисекунды до конца урока. Сегодня они с Луханом первым делом забились в конец класса, на самую дальнюю парту и склонились как можно ниже, чтобы их не заметили. Потому что похмелье ученика вряд ли кто-то одобрит. Чонин опустил лоб на парту и яростно потирал виски, а друг успокаивающе гладил приятеля по спине.
- Это… просто… жесть. – Бормотал брюнет, прикусывая губу. – Что я пил?
- Всего не упомнишь. – Хмыкнул Лухан.
- Почему ты мне позволил?
- А ты думаешь, я бы тебя остановил?
Чонин фыркнул в ответ, понимая, что действительно, попробуй друг ему помешать, он бы в подобном состоянии просто прибил своего добродетеля стаканом.
Когда Чонин проснулся в своей кровати, то помимо сверлящей агонии в районе затылка его беспокоили отсутствие воспоминаний о возвращении в квартиру и чьи-то худые, торчащие ноги из угла коридора. Но состояние позволило только швырнуть в них подушку. И Лухан потом таскал ему воду и прикладывал ко лбу лед, и стукал в плечо за подобное поведение, и установил личное табу на алкоголь в их компании до некоторого времени. Пока Чонин не научится себя правильно вести.
А на все расспросы по поводу ночи Лухан только задумчиво качал головой и ворчал: «Пойду таблетки поищу». И что-то скользнуло в янтарных глазах приятеля, и Чонин не стал его тогда допрашивать. Но любопытство и взяло верх над приличием.
- И все-таки, как ты меня до дома дотащил? – проговорил парень, поворачивая голову в сторону Лухана. – Ты даже мою племянницу в том месяце поднять не смог, а протащить на себе добрых шестьдесят килограммов и подавно бы не сумел.
Друг закатил глаза и откинулся на спинку стула, уставившись на свои ладони.
- Мне помог один… ученик нашей школы. Он оказался поблизости и захотел помочь.
Чонин присвистнул.
- Кто-то из нашей школы захотел дотащить пьяного меня до дому? Я думал, все до единого с радостью бы в мусорку затолкали. Кто это?
Лухан наклонил голову. Как странно все вчера было. Снова, будто в иллюзионном пространстве он так быстро появился, и так медленно исчезал… И еще эти желтые тени на бледной коже в трехгранной абстракции, и вкус печенья из банки с зеленым чаем, и глухие слова сквозь тонкую поволоку сна. Холод, сменившийся теплом, и смех, или это был уже сон?
- Лухан! – недовольно пробурчал Чонин.
Парень моргнул.
- Смени коврик в прихожей. Он жесткий.
- Кто это был?
Вздох.
- Сехун. Он на класс младше нас с тобой. Не знаю, это, конечно, очень глупо звучит, но он тоже там оказался, так что…
Чонин тут же поднял голову, разлепив веки.
- Сехун? Тот, что с черными волосами? Высокий, как фонарь?
Лухан медленно кивнул.
- Д-да. Ты что, знаешь его?
Чонин нахмурился, уставившись куда-то в сторону. Друг наклонился к нему.
- Чонин? Ты с ним знаком?
- Лучше не связывайся с ним, ладно? – бросил донсэн, опуская висок на локоть.
Лухан удивленно уставился на него. Не то, чтобы он удивился подобному комментарию, просто…
- Это почему? Что с ним не так? Я никогда тебя не видел рядом с ним, не думал, что вы знакомы.
- Лично не знаком, но слышал пару слов. – Фыркнул Чонин. – Не бойся, он не бандит, наркотой не торгует, девушек не насилует. Просто лучше не трогай его.
У Лухана опустились плечи и руки безвольно упали на колени.
- Эй, он, кстати, твою не сидящую на месте задницу до дома волок. Мог бы хоть благодарностью проникнуться. И вообще, в чем его проблема?
Чонин не ответил, лишь ворчливо отвернувшись от друга, который, уже было, потянулся к младшему, чтобы потормошить за плечо, но в кармане джинс неожиданно завибрировал телефон.
Неужели ЧанЕль опять балуется? Помнится, он как-то нарочно незаметно на всю громкость включил звук на мобильном Лухана перед школой, и на первом уроке неожиданно позвонил. Парня выпихнули из класса за сорванное занятие. А ЧанЕль дома наполучал скалкой по голове.
Взглянув на дисплей телефона, Лухан невольно вытянулся в струнку, чувствуя, как брови забираются на макушку. Пришло сообщение от определенного номера. Номер назывался: «Сехун».
Вот так просто.
Дрожащим пальцем откинув блокировку, Лухан пробежался взглядом по короткой строчке на желтом фоне: «Неинтересный урок с неинтересным учителем? Ответь, хоть я и знаю, что прав».
Быстрыми движениями парень напечатал ответ:
«Откуда у тебя мой номер?»
И тут же отправил еще один вопрос вдогонку:
«И откуда у меня твой номер?»
Ждать пришлось недолго. Через полминуты телефон снова завибрировал.
«Вас еще не выгнали? Хм. Задняя парта – спасение недолгое».
Лухан машинально взглянул на Чонина, который тихо постанывал себе в руку, поглаживая волосы. Вдохнув и выдохнув, Лухан все-таки задохнулся.
«Почему ты пишешь мне?»
«Потому что мне так же скучно».
Юноша воздержался от еще одного глупого вопроса о «как ты узнал». В школе скучно абсолютно всем.
Но он невольно поежился, вновь ощутив это странное чувство, словно Сехун где-то близко, наблюдает за ним своими холодными глазами, усмехается своей легкой улыбкой, словно притаившийся охотник в зарослях.
В то время, пока Лухан бегло оглядывал класс, собеседник снова написал:
«Не хочешь уйти?»
«В смысле?»
«Я собираюсь сбежать».
Лухан коротко усмехнулся. Больно удивил. Этот парень всегда находится не там, где нужно.
«И ты должен пойти со мной».
Лухан встрепенулся, едва не слетев со стула.
«Должен?!»
«Должен».
«Это с какой стати?»
«С той, что ты у меня в долгу. И с той, что я сегодня хочу пойти туда с кем-то».
«Куда?»
«В 9:11 возле калитки».
На этот раз стул невольно отклонился назад, потому что Лухан в негодовании застучал ногами по светлому линолеуму и крепко сжал в пальцах чертов телефон, который едва не полетел в стену. Если бы не обернувшийся к нему Чонин с вопросом на сонном лице.
- В чем дело? Чего ты тут раздергался?
Лухан поджал губы, покачав головой и сунул мобильный обратно в карман. Рассмеявшись самому себе, он облокотился на парту и прикрыл глаза, безмятежно смотря на развевающуюся небесного цвета занавеску перед открытым окном. «Думает, я любой его прихоти угождать буду? Буду бежать по первому приказу, как питомец какой-то? И что это за время – 9:11. Как будто не мог как нормальные люди целое число поставить. 9:11! вот смех-то…»
Несмотря на все попытки подремать при такой удачной возможности, на контрольную следующего урока, на рыскающего по коридору завуча, на нуждавшегося в постоянном прикрытии Чонина и собственных мыслей, гласивших: «Нетнетнет», Лухан вскоре ежился на прохладном ветру, поджимая правую ногу и вытягивая шею в сторону выхода из школы. Прижимаясь к холодным черным прутьям и застегивая второпях наброшенную куртку до самого горла. Это определенно была плохая идея, точнее это была даже не идея! Какого черта Лухан вообще сюда приперся? Этот странный парень его просто разыгрывает, хочет поиздеваться, выставив его на мороз. Или ждет, пока сбежавшего ученика заметит вернувшийся из туалета охранник и за шкирку притащит обратно, высмеяв перед остальными.
Решив по старому приему отсчитать до десяти и быстро побежать обратно, Лухан застыл на четверке, когда чья-то рука легонько коснулась его шеи сзади, обжигая холодом. Вздрогнув, Лухан обернулся. Через вертикальные столбики сверху вниз на него смотрел Сехун, прислонившись лбом к холодной перекладине забора и обхватив длинными пальцами тонкие металлические прутья.
Лухан обернулся к юноше.
- Испугал… Зачем ты позвал меня? Какое еще место? - рвано пробормотал он, засовывая руки в карманы.
Сехун спокойным взглядом глядел на него, чуть наклонившись.
- Ты пришел раньше. И замерз.
Лухан коротко фыркнул, потоптавшись на месте. Сехун стоял неподвижно, внимательно наблюдая за ним. Один глаз скрывала перекладина забора, второй глядел прямо на Лухана. И угольные ресницы отбрасывали мягкие тени на скулы. Чуть ниже – посиневшие губы и острый подбородок.
- Подожди, я перелезу. – Проворчал Лухан, вспоминая, как им с Чонином пару раз приходилось переваливаться на ту сторону, когда другу приспичивало смыться с физкультуры.
Но Сехун неожиданно протянул руку и ухватил парня за футболку в районе груди, отчего тот испуганно присел, и медленно притянул к себе, к забору.
- Ты сможешь пройти и так.
Лухан забубнил себе под нос: «Э-э, ты что делаешь…», а брюнет перехватил парня за руку и потянул его в проем между прутьями. Он действительно оказался достаточным, чтобы Лухан просто протиснулся на другую сторону боком. И зачем, спрашивается, стоило ему раньше карабкаться на острую верхушку, рискованно раскачиваться, отбивать ладони при прыжке и рвать джинсы?
Лухан оглянулся на школу, потом вновь взглянул на Сехуна. Этот же темный плащ нараспашку, под ним – черный свитер с белыми треугольниками. Он мягкий – это видно даже со стороны. Но он не согревает холодную, сливочную кожу под своим покрывалом, а Лухан был уверен, что весь Сехун был соткан из холода, осенней мороси, первого тонкого льда и остывшего пепла.
На груди болтался фотоаппарат.
Читая непонимание в глазах пришедшего, Сехун усмехнулся и покачался из стороны в сторону, после чего молча направился к краю тротуара, вытягивая руку для проносящихся по дороге такси.
Лухан мысленно дал себе подзатыльник. И попросил прощение у оставленного позади Чонина, который, по идее, сам был виноват – ему стоило объяснить, что значит: «не трогай его», а теперь Лухану придется разбираться во всем самому. С подводящим голосом и, кажется, появляющейся наркотической зависимостью этого хвойного запаха и легкой ментолы сигарет, которая теперь казалось приятной.
Иначе почему Лухан всю дорогу тянулся со своего края салона к выглянувшей из воротника шее Сехуна, который молча уставился в окно? И почему пропустил мимо ушей то, как парень сказал водителю: «Железнодорожный вокзал»? Молчание не смущало, потому что Лухан уже не собирался что-либо спрашивать, зная, что все равно не получит ответ. И хотя низкий фа-минор второй октавы тоже действовал как-то эйфорично, он мог тупо пялится на графит уложенных назад волос, на впадинки висков и взмахи ресниц, выделяющиеся на фоне однотонного неба в окне. А кожа была у Сехуна слишком светлая.Очевидно, плитка белого мрамора рядом с ней покажется серым булыжником.
Как же Лухана это раздражало.
Сехун был слишком мистически красивым приведением и слишком сложной загадкой. И быть на прицеле охотника – отстойно. А что, если ты так несправедливо в тисках капкана? Раздражает. Опомнившь на половине пути, Лухан громко чертыхнулся и обернулся к своему окну, вжавшись в дверцу и демонстрировано скрестив руки на груди. Нет, ему все-таки стоило остаться в школе.
Такси заехало на Кёнбусон и остановилось на площадке перед вокзалом. Лухан нахмурился, выглянув в окно, а Сехун молча вылез из машины, расплатившись с водителем. Парень выскочил следом и вскинул руку, указывая на высокое здание.
- Вокзал? Серьезно? Зачем мы здесь?
Сехун вздохнул, щурясь от налетевшего порыва ветра.
- Если б я смог объяснить…
И он молча направился прямиком к высокой лестнице с низкими ступеньками и металлическими, поблескивающими перилами. Быстро забежал наверх, в то время как Лухан спотыкался на каждом шагу, с раскрытым ртом пялясь на стеклянные голубые панели над головой.
Уверенно пройдя вращающиеся двери, Сехун прошел мимо эскалатора, шумной тележки с сумками, мимо проходящего отряда туристов и двери в VIP-комнату. Лухан едва поспевал за парнем, проклиная эти длинные ноги в темных джинсах. Сехун вышел прямо к железнодорожным путям на открытой местности, к открытому бетонному перрону. С двух сторон располагались лавочки, на которых присело несколько человек с массивными чемоданами у ног и уставились в телефоны. Где-то вдалеке расхаживал охранник. Лухан подошел к Сехуну, что замер на платформе и глядел на рельсы.
- Только не говори, что решил кинуться под поезд. Я не люблю такие зрелища.
Сехун вздернул подбородок, не удосужив старшего взглядом. Лухан уставился туда же, куда и он, но ничего, кроме железных перекладин и мелких камушков не увидел.
Замолчавший парень неожиданно подошел к краю и, кинув быстрый взгляд по сторонам, спрыгнул с низкого перрона прямо к рельсам. Лухан дернулся к нему, зашипев:
- Ты что творишь, вылезай оттуда сейчас же…
- Правда рельсы вкусно пахнут? – поинтересовался Сехун, снимая с объектива крышку. Лухан округлил глаза.
- Чего?.. Железка и пыль, вот чем они пахнут. Тебя сейчас…
- А мне кажется, это запах времени и разлуки. Многих разлук, которые они организовали.
Сехун сделал несколько снимков, направив камеру вдаль.
«Сдурел» - Лухан шлепнул себя по лбу. Покосился в сторону и увидел, что охранник уже обернулся и медленно направляется в их сторону, видимо, еще не заметив нарушителя. Но вот-вот заметит. Лухан решился силой вытягивать донсэна наружу, учитывая, что огонек светофора загорелся зеленым, извещая о скором прибытии поезда, но Сехун уже забрался обратно, щелкая получившиеся снимки.
Не зная, что сказать, Лухан просто бормотал: «Ты… ты… мудак… просто…», и ничего ему не оставалось, кроме как присесть рядом с Сехуном,что прошел мимо и опустился на одну из лавочек.
Невольно потянулся к фотоаппарату и заглянул Сехуну через руку. Длинная дорога, казалось, уходила в туман. Получилось красиво и действительно печально.
- Я люблю сюда приходить и смотреть на поезда, на людей. – Пробормотал Сехун, впервые говоря как-то быстро, неуверенно, рвано, словно слова ему эти давались с трудом.
- Зачем? – все, что пришло Лухану в голову, и мысленный подзатыльник снова прилетел ему на макушку. Почему рядом с этим донсэном он становился таким тупым?
- Вокзал – место, где люди выражают больше чувств, чем на похоронах и днях рожденья. Здесь иногда скапливается столько эмоций, что даже дыхание перехватывает. Помню, один раз видел парня, бегущего за поездом, на котором уезжала его девушка. Бежал, пока не упал. Тогда я понял, что расстояние – самое жестокое наказание для тех, кто любит.
Лухан прикрыл веки, а легкая улыбка сама по себе появилась на губах, что только что дергались в раздражении.
- Ты случайно психологом стать не хочешь?
Cехун только рассмеялся и покачал головой: «Нет», но на вопрос: «А кем хочешь?» не ответил. Просто сделал вид, что не услышал или правда не услышал, потому что смотрел в сторону. А Лухан уже не ждал ответа, задумавшись над его словами.
«А ты любил?» - с губ так и не сорвалось. И незачем это ему знать.
Вскоре прибыл черный поезд с красными полосами вдоль стальных боков. Громко зашумел, загремел по рельсам, дробя камушки и перескакивая деревяшки, разрезая воздух. Ветер дунул им в лицо, а Лухан, у которого в голове всплыло воспоминание из детства, вцепился Сехуну в руку:
- Давай вагоны считать!
И он сосредоточенно впился глазами в мелькающие окошки и проемы сцеплений, не замечая, как Сехун задумчиво наклонил голову и вовсе не вел свой подсчет. А размышлял над тем, как Лухан всегда непроизвольно раскрывает маленькие губы, если чем-то увлечен, кстати, верхняя была больше нижней, и почему волосы такие яркие, фруктовые, и наверно, слишком пушистые, а брови рыжие, а кожа тонкая, ведь он видит голубизну яремной вены, вот она, стремится под подбородок.
- Тридцать восемь! – хлопнув в ладоши, сказал Лухан и повернулся к Сехуну. - А ты сколько насчитал?
- Тридцать шесть. – просто ответил Сехун, опуская глаза на кеды.
Лухан оперся на коленки и нахмурился.
- И все-таки, что это за махинации с телефоном? Откуда у меня твой номер?
- Ты сам его попросил.
- Когда? – удивился парень.
Сехун хмыкнул.
- Когда мы допили чай, ты сказал, что хочешь бананы. Взял ключи и ушел в магазин, на всякий случай попросив у меня номер, если что-то вдруг случится за эти несчастные десять минут, что ты бегаешь в круглосуточный.
Лухан поперхнулся собственно слюной.
- А потом позвонил мне и узнал, не хочу ли я творога или огурцов.
- Чего? И я оставил тебя с Чонином одного? Чужого в его квартире?
Сехун пожал плечами.
- Тебе было все равно. Ты хотел бананы.
Две женщины, сидевшие неподалеку поднялись со своих мест и поспешили к шедшему навстречу мужчине, что только что сошел с вагона. Все трое радостно плакали.
- Почему я этого не помню?.. – пробормотал Лухан.
- Ты уже был никакой. Спать хотел, а говорил, что не хочешь. И меня заставлял рядом сидеть. Говорил, что бешу, но приказывал сидеть и доедать печенья.
Парень запрокинул голову, ничего не ответив. Холод тем временем снова играл на его предплечьях под рукавами. Поезд уже ушел. Лухан подумал о том, как быстро они исчезают и поделился своей мыслью с Сехуном, который ответил: «Да, быстро», но в голове у него мелькнула другая мысль.
Я тоже скоро вот так исчезну.
- Пойдем на эскалаторы.
- Зачем?
- Побегаем.
Сехун рассмеялся, запуская тонкие пальцы в ахрому черных волос. Лухан скосил глаза, наблюдая за его движениями.
- Кто быстрей доберется до верха по тому, что движется вниз, победил.
- И что тогда?
- Ничего. Просто я выиграю.
Младший заулыбался, впервые взглянув Лухану прямо в глаза за весь день. И не предупредив, неожиданно, так, что даже сердце подпрыгнуло в резком эшапе, провел пальцем вдоль носа Лухана – ото лба к кончику.
- На втором этаже магазин игрушек. Если я выиграю, купишь мне енота.
- Почему енота? – спросил Лухан, но опять остался без ответа и только снова бросился за уходящим Сехуном, за длинными ногами. И уже знал, что проиграет, а в кармане ни копейки.
Но Сехун только смеялся звенящим холодом и хватал Лухана за руку, когда он чуть не впечатывался лбом в движущиеся ступеньки, и спасал от спешащих тележек с завернутыми в полиэтилен сумками и ассиметрично улыбался, и так откровенно раздражал. Когда, выходя из главного вестибюля, Лухан случайно прикоснулся к спине Сехуна, тот едва заметно дернулся и отстранился.
А на выходе он вынул из заднего кармана стопку нескольких фотографий и вручил старшему.
- Как и обещал.
Это были снимки с клуба. Некоторые размытые, на некоторых прожекторы освещали только часть зала, а на некоторых он ослеплял весь обзор слишком сильно, топя все в красном или желтом. Лухан переворачивал фотографию за фотографией, медленно спускаясь по лестнице. И надолго задержался только на одной фотографии – там, где был изображен он. Прислонившийся к барной стойке с двумя стаканами, вытягивающий шею и взволновано смотревший в темноту. Лухан поднял взгляд на Сехуна возле дороги, который уже высматривал очередную желтую машину и молча спрятал снимок в задний карман.
6.
Сехуна стало слишком много в жизни Лухана. Так, как не должно было быть, так, что парень даже испугался. И хотя он до сих пор выбегал из класса и кидался вдогонку за уносящимся по коридору Чонину, и оттаскивал за волосы Бэка, что слишком долго и громко обцеловывал ЧанЕля, и шарил по углам в поисках веника с совком, и засыпал на раскрытых учебниках и тетрадях, и гладил по дороге в школу серого котенка – все это стало каким-то… блеклым. Совершенно не главным, потому что Лухан думал о другом.
Он теперь не так переживал за пропавшую пачку соли и сдернутую со стены полочку, и не ругался на Бэка за скрученное как попало белье и сброшенные на пол подушки, а на Чана не серчал за громкую музыку и грязные тарелки на рабочем столе. Его больше волновал секрет той легкой усмешки, и хмурый взгляд, и привычка не отвечать на вопросы, и способность заставлять идти, куда прикажет. Впитавшийся в графитовые волосы сигарный дым, пропитанный меланхоличным молчанием и скрытностью. Вена на шее, остро выраженный кадык, на который так резко падает свет, разделяя шею на черный и белый. Белый – слишком светлый, сливочный, черный – будто показывающий составляющее его души. Сехун слишком сложная загадка и Лухан стремился ее разгадать. Потому что к нему влекло… Это началось слишком быстро.
Сехун теперь нередко писал Лухану, а точнее, довольно часто. Строчил эсэмески и почти никогда не звонил, что жутко раздражало – парень скучал по фа-минору второй октавы, низкому, прокуренному, бархатному. От которого по плечам – мурашки, по коленкам – вибрация, на губах – блаженный вздох. А эта переписка с младшим было до жути необычная и начиналась не с «Привет», а к примеру, с «В восточной стороне летит облако в виде чайника» или «На улице -10. Твоя куртка из плащевки. Делай выводы». Лухан иногда даже не знал, что на это отвечать, и в основном, бранил донсэна с его странными советами и замечаниями. В ответ получал не менее удивительные ответы, от которых бросало в жар. И Сехун, словно какой-то невидимой тенью скользил за юношей, следил за ним, наблюдал из темного угла… Что Лухан проверял потолки.
Так, например, одним поздним вечером, когда Лухан второй час просиживал за своим очередным роликом, на журнальном столике рядом с пустой коричневой кружкой от кофе завибрировал телефон. Теперь парень таскал его с собой везде.
Лухан прочел следующее:
«Чем увлечен?»
Он невольно усмехнулся дисплею. В этом весь Сехун. Никаких «что делаешь?» или «чем занят?» Обязательно в странной форме.
«Монтирую видео про колибри» - напечатал ответ Лухан и уткнулся в монитор, но ответ пришел быстро.
«В 11:24 ты должен быть в кровати».
Фырканье. Яростные удары подушечек по экрану.
«Ты донсэн, ты не можешь говорить мне, когда идти спать».
«У колибри большое сердце».
Лухан откинулся на спинку.
«В смысле?»
Ответ немного задержался. Лухан уже решил вернуться к своему занятию, плюнув на этот бессмысленный диалог, как вскоре пришло сообщение. Оно было больше предыдущих.
«Ты сидишь в кресле, сбросив одну ногу на пол, а вторую подогнув под себя. Ноутбук лежит на коленке и пыхтит, как кот. Ты выпил, наверно, уже три или четыре чашки кофе, но от него тебя только клонит в сон. На столе горит лампа, а верхний свет выключен, а одеяло небрежно наброшено на плечи, потому что тебе лень закрыть окно. На кухне ждет невымытая посуда, в спальне не расправленная кровать. Твои брови сейчас поднялись, а нижняя губа опустилась. Сейчас ты ее прикусишь. И разозлишься. Только не разбивай телефон о стену».
Лухан сполз вниз, едва не опрокинув ноутбук на пол. Он долго хватал ртом воздух, пытаясь унять запаниковавшее сердце, что билось затылком о трахею. Покосился на окно, но в нем только отражался фонарный свет, падающий на линолеум.
«Ты вообще человек?»
«Уже 11:18».
Только после того, как Лухан забрался в мягкую тунику и сунул кружку между рядами грязных тарелок, проигнорировав губку с моющим средством, и бросил флешку в починенный боковой карман сумки, и забрался прямо поверх одеяла, посмотрел на лунное свечение в зеркале, и дотронулся до холодной подушки - только после этого он набрал номер Сехуна, который моментально ответил. Дыханием в трубку.
- Пожелай мне спокойной ночи.
Сехун не ответил, и Лухан забормотал:
- Знаю, странная просьба, просто…
- А твой голос, - отозвался Сехун, - похож на шепот бабочек.
- Что?..
- Спокойной ночи, хен.
Лухан просыпался со смехом на губах и не обращал внимания на Бэка с Чаном, которые уже заметили, что со старшим творится что-то неладное. Что он слишком часто стал бросаться к телефону и злился без причины. Бывает, уткнется в свой мобильный, встрепенется и забормочет: «что за… что он вообще…», а на вопросы только отмахивался и посылал делать уроки или прибирать в комнате. Парни пытались разузнать о происходящем Чонина, но тот сам был в полном недоумении. И обеспокоенно глядел на друга, который теперь все уроки пялился под парту с глупой усмешкой на губах. Постоянно кого-то высматривал в коридорах, вытягивая шею и, с тоскливым взглядом оборачивался на выход из школы, когда уходил домой. Чонин даже думал обидится за подобные тайны, но Чонин не умел обижаться, а Лухан не замечал опасения друзей.
В школе Лухан и Сехун никак не пересекались. В смысле, ахромовая макушка, конечно, мелькала иногда за поворотами, а между рядами спешащих по лестнице донсэнов Лухан иногда улавливал кусочек бледной шеи с бесящей родинкой, но они никогда не разговаривали в школе. После того случая на вокзале они вообще практически не виделись.
Лухан пытался найти разгадку.
Он даже завел специальную тетрадь, куда собирался записывать все свои необычные наблюдения по поводу нового знакомого. И хотя их было не счесть и толком не объяснить, Лухан все равно сделал несколько очерков неровным, корявым подчерком:
• Красиво пьет.
• Любит вокзалы.
• Недостаток каротина.
• Знает, как шепчут бабочки.
И все равно его было слишком много – Лухан чувствовал Сехуна в кислороде, который вдыхал, видел его в каждом черном предмете, в темных тенях и слышал его голос в холодном вечернем ветре. Ему до чесотки не доставало морозной прохлады, исходившей от этого парня, и его усмешек, от которых хотелось провалиться до земного ядра, и тонких фалангов с венами вдоль кисти. И острого подбородка, такого, что хотелось потрогать, проверить, не поранишься ли?
И все эти переписки, которые Лухан теперь начинал сам. И которые лишний раз доводили его до истерики.
Вот, когда он сидел на кухонном столе, пялясь на плиту, от нечего делать написал Сехуну:
«Рис или рамен?»
На что незамедлительно пришел ответ:
«Кимчи с соевым соусом».
Как тут не опрокинуть стул и не бросить Чану с Бэком: «Готовьте сами! У меня и так дел погорло! Задолбали уже бездельничать! Хоть раз сами на кухне повозитесь!»
- С ним определенно что-то не то. – утвердительно сказал ЧанЕль, задумчиво поглаживая своего парня по спине. Тот, наслаждено улыбаясь, промурлыкал:
- А то ты не видишь, что. Кажется, у кого-то весна наступила слишком рано.
Уж кому, как не им, это было понятно.
А Лухан не понимал. Он не знал причин своей злости и неожиданных приступов тоски по Сехуну, и он раз за разом брал телефон, откладывал, сверлил взглядом, снова брал и в итоге печатал, боясь опомниться: «Сехун?»
На что получал ответ.
«О чем ты сейчас думаешь?»
О том, что тебе чертовски идет синий, и о том, что ты бы красиво играл на фортепиано, и о том, что зеленый чай вкуснее черного
«О том, что хвойные леса лучше ливственных».
«В них легко потеряться».
«Не страшно потеряться в красоте».
После этого Лухан удивленно подпрыгнул, потому что телефон неожиданно зазвонил.
- Хен? – послышался из него голос Сехуна. - Я говорил, что в 14:33 ты должен быть около магазина «Кисан»?
Стоило ли Чану с Бэком наблюдать из-за угла за Луханом, когда тот с раздражением натягивал джинсы и что-то ворчал себе под нос? Стоило ли им спрашивать про то, куда он, и когда он вернется, и есть ли что в холодильнике, а если нет, то какого фига он смывается, когда Лухан запрыгнул в кеды и выскочил за дверь, бросив в ответ: «Не знаю, в комоде деньги – закажите что-нибудь».
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |