распространяется воображением экстатиков, так что их кровь иногда
окрашивает объекты на расстоянии, когда они проникли и идентифицированы с
астральным телом. В специальной работе по оккультной медицине то, что
излагалось здесь, может быть доказано, как бы странно и парадоксально это
ни казалось людям науки. Таковы были основы медицины, установленные
Парацельсом; он лечил симпатией света; он употреблял медикаменты не для
внешнего материального тела, которое пассивно, но для внутреннего
медиума. Он лечил раны, применяя действенные реактивы к пролившейся
крови, возвращая таким образом ее физическую душу и очищая сок тела.
Чтобы излечить заболевший орган тела, он делал такой орган из воска и
усилием воли переносил в него магнетизм заболевшего органа. Затем он
приводил во взаимодействие воск с купоросом, железом и огнем, возбуждая
воображением и магнетической связью самих больных, для которых восковой
орган становился приложением и дополнением. Парацельс знал таинства
крови; он знал, почему жрецы Ваала делали ножами раны в своих телах и
затем вызывали огонь с небес; он знал, почему люди Востока пускали себе
кровь, прежде чем предаться любви; он знал, как пролитая кровь вопиет о
мщении или о милости и наполняет воздух ангелами или демонами. Кровь -
это орудие снов, она множит образы в мозгу во время сна, потому что она
полна Астрального Света. Ее глобулы бисексуальны, магнетичны и
металличны, притягивающи и отталкивающи. Все формы и образы в мире могут
быть вызваны физической душой крови.
"В Барохе", - говорит достопочтенный путешественник Тавернье, -
"есть первоклассный английский дом, который я посетил однажды с
английским губернатором по пути из Агры в Сурат. Туда пришли несколько
фокусников, которые предлагали показать некоторые профессиональные
секреты. В.первую очередь они разожгли большой огонь, на котором нагрели
железные цепи, обернули эти цепи вокруг своих тел и притворялись, что
после этого они сильно страдали, хотя никакого ущерба для них не
последовало. Затем в землю был воткнут кусок дерева и одного из зрителей
спросили, какой фрукт он желает. Его выбор пал на манго, и тогда один из
исполнителей набросил на него покрывало и присел на корточках пять или
шесть раз. Я имел возможность наблюдать с верхнего этажа, откуда я мог
видеть через занавеску все, что делал этот человек. Он порезал бритвой
тело подмышками и натер дерево своей кровью. Каждый раз, когда он
поднимался, дерево росло на глазах; на третий раз на нем появились ветки
с почками, на четвертый - дерево покрылось листьями, а на пятый -
цветами.
Английский губернатор привез своего капеллана из Ама-дабата, чтобы
крестить ребенка голландского командующего, губернатор был крестным
отцом. Голландцы не имеют капелланов, исключая случаи, когда солдаты и
торговцы размещаются совместно. Английский священник начал протестовать и
заявил, что он не может позволить христианам участвовать в таких
зрелищах, и когда он увидел, как исполнители, принеся кусок сухого
дерева, получили менее чем за полчаса дерево высотой четыре-пять футов,
покрытое, как весной, цветами и листьями, он посчитал своим долгом
положить конец этому. Он добавил, что лишит причастия всех, кто будет
настаивать на подлинности происшедшего. Губернатор был, таким образом,
вынужден расстаться с фокусниками".
Доктор Клеве де Мальдиньи, которому принадлежит этот отрывок,
сожалеет, что рост дерева манго был прерван, но объяснить происшедшего он
не может. По нашему мнению, здесь произошло зачаровывание магнетизмом
сияющего света крови, феномен магнетического электричества, идентичный
тому, который биологи называют палингенезом (возрождением), при котором
живое растение может появиться в сосуде с золой этого растения,
уничтоженного задолго до этого.
Такие секреты были известны Парацельсу и он использовал их в
медицинских целях, что вызвало появление многих почитателей и врагов. В
заключение скажем, что он не был простаком, вроде Постеля; он был
агрессивным шарлатаном; он утверждал, что его демон-искуситель находится
в эфесе его большого меча и никогда не покидает этого места. Его жизн-ь
прошла в непрерывной борьбе; он путешествовал, дискутировал, писал, учил.
Он стремился более к физическим результатам, чем к моральным достижениям
и, будучи первым среди практических магов, он был последним среди адептов
мудрости. Его философия была философией практического ума, он именовал ее
философией проницательности. Он пророчествовал более, чем кто-либо, не
зная чего-либо полностью. Не было ничего равного его интуиции, если бы не
поспешность его выводов. Если верить его биографам он был человеком
неустрашимого поведения, отравленным собственными мнениями, собственными
разговорами. Труды, которые он оставил, ценны для науки, но относиться к
ним следует с осторожностью. Он был оракулом, но не истинным учителем. Он
был великим врачом, ибо он открыл универсальное лекарство, тем не менее
он не смог продлить свою собственную жизнь и умер еще молодым, сраженный
своими трудами и излишествами. Его имя дошло до нас покрытое
фантастической и сомнительной славой, благодаря открытиям, которые его
современники не смогли использовать. Он не произнес свое последнее слово
и является одним из тех фантастических существ, о которых можно сказать,
как о Енохе или св. Иоанне: "Он не умер и он возвратится на землю ранее
последнего дня".
.
ГЛАВА V НЕКОТОРЫЕ ЗНАМЕНИТЫЕ КОЛДУНЫ И МАГИ
Среди многочисленных комментариев и исследований труда Данте,
кажется, ни один не дает его главную характеристику. Шедевр знаменитого
Гибеллина -это декларация войны против папства провозглашением откровения
таинств. Эпическая поэма Данте иоаннистична и гностична, это смелое
приложение каббалистических фигур и чисел к христианским догмам и
является тайным отрицанием их абсолютного элемента; это посещение
сверхъестественного мира аналогично инициациям Элевсина и Фив. Его вел
Вергилий по кругам нового Тартара, как если бы нежный и меланхолический
пророк судеб сына Поллио был, в глазах флорентийского поэта, незаконным,
но все же истинным отцом христианского эпоса. Благодаря языческому гению
Вергилия, Данте выходит из этой бездны, на двери которой он прочел
сентенцию отчаяния, он удалился, стоя на голове, что означает
перевертывание догмы. Так он поднялся к свету, используя самого Демона,
как чудовищную лестницу; силой ужаса он преодолел ужас, страшное силой
страшного. Кажется, он удостоверил, что ад без выхода существует лишь для
тех, кто не может сам идти назад; он хватает дьявола против шерсти, если
можно так выразиться, и получает осво-богкдение благодаря смелости.*
--------------------------
* Елифас Леви, который довольно неточно цитирует Данте, считал, что
он совершил такого же. рода мысленное паломничество и вышел из него таким
же образом - переворачиванием догмы. Он сказал: "После того, как он
спускался из бездны в бездну и от страха к страху ко дну седьмого круга
пропасти... Данте... победоносно поднялся к свету. Мы совершили такое же
путешествие и мы предстаем перед миром со спокойствием и миром в
сердце... чтобы заверить человечество, что ад и дьявол... и вся остальная
зловещая фантасмагория это ночной кошмар сумасшествия".
Здесь просматривается явный протестантизм и поэт врагов Рима уже
предсказывает Фауста, поднимающегося в небеса на голове поверженного
Мефистофеля. Заметим также, что ад Данте - это отрицательное чистилище;
это означает, что его чистилище имеет форму ада (здесь имеется ввиду
литейная форма матрицы). Оно подобно крышке или скорее пробке бездны и
это будет понято так, что флорентийский титан, восходя к раю, намеревался
отбросить чистилище в ад.
Его небеса составляют серию каббалистических кругов, разделенных
крестом, подобно пантаклю Иезекииля; в центре креста цветут розы. Этим,
прежде всего, объясняется символ розенкрейцеров. Мы скажем, почему Гийом
де Лоррис, который умер в 1260 году, за пять лет до рождения Данте, не
написал "Роман о Розе"; его покров ниспал перед Клопинелем через
пятьдесят лет. С некоторым удивлением было открыто, что "Роман о Розе" и
"Божественная комедия" являются двумя противоположными формами единого
труда - инициацией независимостью духа, сатирой на современные учреждения
и аллегорической формулой великих секретов Братства Розы и Креста.
Эти важные манифестации оккультизма совпадают с падением тамплиеров.
Жан де Мен или Клопинель, современник Данте, провел свои лучшие годы при
дворе Филиппа Красивого. "Роман о Розе" -это эпос старой Франции,
глубокое произведение тривиальной формы, откровение оккультных тайн,
изложенных так же, как у Апулея. Розы Фламеля, Жана де Мена и Данте
принадлежат к одному и тому же кусту.
Гений, подобный Данте, не мог бы быть архиеретиком. Великие люди
дают импульс уму и этот импульс последовательно побуждает к активности
беспокойные посредственности. Весьма возможно, что Данте никогда не был
прочитан и, конечно же, не был понят Лютером. Тем не менее миссия
гибеллинов становилась плодотворной благодаря могучей мысли поэта,
поднимавшего империю против папства медленными шагами. Это продолжалось
от столетия к столетию под различными именами и в конце концов сделало
Германию протестантской. На самом деле не Лютер породил реформацию; то,
что было сделано до него, вывело его вперед. Этот монах с квадратными
плечами мог гордиться лишь смелостью и упорством, но он был необходимым
орудием революционных идей. Лютер был Дантоном анархической теологии;
суеверный и неосторожный, он верил, что одержим дьяволом; это дьявол
диктовал ему аргументы против Церкви, заставляя выступать, изрекать
чепуху и, более того, писать. Гений, вдохновляющий всех Каинов, к этому
времени не прося ничего, кроме чернил, предусматривал, что эта жидкость,
текущая с пера Лютера, скоро станет морем крови. Лютер знал об этом и
ненавидел дьявола, потому что он был другим учителем, однажды он швырнул
чернильницу в его голову, как если бы это было после бурной выпивки. Этот
эпизод напоминает того шутливого цареубийцу, который выпачкал своих
соучастников чернилами, когда подписал смертный приговор Карлу I.
Девиз Лютера был "Турок лучше паписта" и, в самом деле,
протестантство в своих корнях есть, подобно.исламу, простой деизм,
организованный в конвенционный культ, и если отличается от него, то лишь
остатками католицизма, не полностью зачеркнутыми. В-пункте отрицания
католической догмы протестанты - это мусульмане, у которых суеверий
больше, а пророков меньше.
Люди отрекаются от Бога с меньшим нерасположением, чем они предаются
дьяволу, как это убедительно доказали отступники всех времен. Быстро
разделенные анархией, ученики Лютера были связаны воедино одной верой,
все они верили в Сатану, и этот призрак возрастал по мере того, как их
дух восстания уводил их далее от Бога и наконец, достиг страшных
размеров. Карлоштад, благочинный Вюртемберга, будучи однажды на кафедре,
увидел вошедшего в храм черного человека, который сел перед ним, и глядел
на него со страшным выражением лица на протяжении всей церемонии. Он
взволновался, оставил кафедру и опросил служителей, но никто из них не
видел призрака. Карлоштад вернулся домой в испуге; его встретил младший
сын ц сказал что незнакомец в черном требовал его и обещал вернуться
через три дня. Сомнений у галлюцинирующего священника не было. Этот
незнакомец был призраком, который ему являлся. Им овладела лихорадка, он
слег в постель и умер через три дня.
Эти несчастные еретики боялись своих теней, их воззрения оставались
католическими и безжалостно осуждали их на муки ада. Прогуливаясь вечером
со своей женой Екатериной Бор, Лютер взглянул на небеса и сказал
вполголоса, глубоко вздыхая: "Ах, прекрасное небо, которого я никогда не
увижу!" - "Почему?" - воскликнула жена. - "Думаешь, что ты осужден?"
Лютер ответил: "Кто знает, не накажет ли нас Бог, не веря нашим клятвам?"
Полагаю, что Екатерина, видя его неуверенность в себе, прокляла и
оставила его. Можно предположить, что реформатор, осененный Божественным
предупреждением, осознал преступность попытки нарушить правило, по
которому Церковь является его первой супругой, и стеная возвратился в
монастырь, который он самовольно оставил. Но Бог, который противостоит
гордыне, несомненно нашел его не стоящим этого спасительного несчастья.
Кощунственная комедия брака Лютера была провиденциальным наказанием его
гордости, и поскольку он продолжал упорствовать в своем грехе, это
наказание было всегда с ним и высмеивало его до конца. Он умер между
дьяволом и своей женой, устрашенный одним и чрезвычайно запутанный
другою.
Разложение и суеверие всегда сопутствуют друг другу. Эпоха
распущенного Ренессанса в действительности не была эпохой возрождения
разума. Екатерина де Медичи была Колдуньей, Карл IX консультировал
некромантов, Генрих III метался между набожностью и дебошами. Это было
время расцвета астрологов, хотя некоторых из них время от времени
замучивали, заставляя изменить свои предсказания. Были, однако,
придворные колдуны-отравители, избежавшие виселицы. Труа-Эшелль, маг
Карла IX, фокусник и жулик, однажды признался королю в своих злодеяниях,
которые не были простым грешком. Король простил его, но обещал повесить,
если это повторится; это повторилось, и он был повешен.*
-
* По свидетельству демонографа Бодана, Труа-Эшелль признался королю,
что отдался духу, который сделает его способным творить чудеса. Он был
прощен при условии, что раскроет других, которые были виновны в
колдовстве. Полагалось, что его последующее осуждение было следствием
новых действий с его стороны.
Когда Лига осудила на смерть больного и несчастного Генриха III, -
это ознаменовало возврат к колдовству и черной магии. Л'Этуаль сообщает,
что восковая фигурка короля была помещена на алтарь, у которого священник
Лиги служил мессу, и эта фигурка протыкалось ножом во время молитвы,
исполненной угрозами и анафемами. Поскольку король не умер достаточно
быстро, решили, что он тоже колдун. Были распространены памфлеты, в
которых Генрих III представлялся заключившим соглашения, в сравнении с
которыми преступления Содома и Гоморры казались лишь прелюдией более
страшных и неслыханных деяний. Говорилось, что среди королевских
фаворитов есть один, который является дьяволом во плоти и юные
девственницы похищались и развращались силами Вельзевула. Народ верил
этим сказкам и, наконец, был найден фанатик, чтобы исполнить угрозы
колдовства. Жак Клеман страдал от видений и повелевающих голосов, которые
приказывали ему убить короля, он рассматривал цареубийство как
мученичество и умер, смеясь как герои скандинавской мифологии. Хроники
уверяют, что первая леди двора вдохновляла монаха-отшельника магнетизмом
своих чар, но это всего лишь предположение. Монашеский образ жизни усилил
его экзальтацию и он предался страсти и неутомимой жажде удовольствий,
которые овладели его натурой, вызвав отвращение к смерти.
Когда мир охватили религиозные войны, тайные сообщества иллюминатов,
которые были ничем иным, как теургическими и магическими школами,
распространились в Германии. Кажется, самое древнее из них - это общество
Розенкрейцеров, чьи символы восходят к временам гвельфов и гибеллинов,
как мы видели в аллегориях поэмы Данте и эмблемах "Романа о Розе".
Роза, которая во все времена была образцом красоты, жизни, любви и
удовольствия, мистически выражала тайную мысль всех протестов, эпохи
Ренессанса. Это была плоть, восставшая против давления духа; это была
Природа, удостоверяющая, что она дочь Бога; это была любовь,
отказывающаяся от стеснения безбрачия; это была жизнь, восставшая против
бесплодия; это была гуманность, стремящаяся к естественной религии,
полной разума и любви, находящей откровения в гармонии бытия, у которой
роза для посвященных была живым символом. Это воистину пантакль; форма ее
циркулярна, венчик собран из сердцеобразных лепестков, гармонично
прилегающих друг к другу; ее тона являются самыми гармоничными
сочетаниями элементарных цветов; ее чашечка пурпурная и золотая. Мы
видели, что Фламель, или, скорее, "Книга Авраама Еврея", представляет ее
как иероглифический знак исполнения Великого Делания.
Здесь находится ключ к роману Клопинеля и Гийома де Лорриса.
Завоевание Розы явилось проблемой, предлагаемой инициацией науке, в то
время как религия была предназначена для того, чтобы подготовить и
установить всеобщий, исключительный и окончательный триумф Креста.
Проблема, предложенная высокой инициацией, была Союзом Розы и Креста
и в действенной оккультной философии, будучи универсальным синтезом,
должна была разрешить все феномены бытия. Рассматриваемая единственно как
физиологический факт, религия есть откровение и удовлетворение нужды
души; ее существование, как факт, научно и отрицание этого было бы
отрицанием самого человечества. Никто не изобрел ее; подобно праву и
цивилизации она была сформирована нуждами моральной жизни. С этой
философской точки зрения, религия должна рассматриваться как фатальное,
если все объяснять с точки зрения фатальности, и как Божественное, если
считать Высший Разум основой естественных законов.
Исходя из этого принципа, розенкрейцеры вели к почитанию
господствующей иерархической религии. Они не были врагами папства и
легитичной монархии; если они действовали против пап и королей, то лишь
потому, что они считали тех и других отступниками от долга и высшими
соучастниками анархии.
В самом деле, что такое деспот, духовный или мирской, как не
коронованный анархист? В этой манере возможно объяснить протестантизм и
реже радикализм некоторых великих адептов/которые были большими
католиками, чем некоторые папы и большими монархами, чем некоторые короли
- к ним относятся такие эксцентричные адепты, как Генрих Кунрат и
истинные иллюминаты его школы.
Тем, кто изучает оккультные науки, Кунрат практически неизвестен,
однако, он является учителем, и учителем высшего ранга. Он суверенный
князь Розы и Креста, заслуживающий такого звания во всех отношениях. Его
пантакли блестящи, как свет книги "Зогар", они изучаются как пантакли
Тритема и Пифагора, входя в сокровищницу Великого Делания, как книги
Авраама и Фламеля.
Кунрат, который был химиком и врачом, родился в 1560 году и уже в
двадцать два года удостоился трансцендентной теософской инициации.
"Амфитеатр Вечной Мудрости", наиболее замечательный из его трудов, был
опубликован в 1597 году, с разрешения императора Рудольфа, данного 1 июня
этого года. Исповедуя радикальный протестантизм, автор настойчиво
претендовал на титулы католика и ортодокса. Он заверял, что владеет, но
держит в секрете, ключ к
Апокалипсису. Ключ этот един и тройственен, как универсальная наука.
Его произведениечделится на семь частей, которые посвящены семи степеням
инициации в трансцендентальную философию. Текст представляет собой
мистический комментарий к предсказаниям Соломона и заканчивается серией
синоптических таблиц, которые являются синтезом магии и оккультной
Каббалы. Они представляют собой величественные пантакли, тщательно
изображенные и выгравированные. Всего их девять: (1) Догма Гермеса; (2)
Магическая реализация; (3) Путь мудрости и ^инициальная процедура; (4)
Врата Святилища, освещенные семью мистическими лучами; (5) Роза Света, в
центре которой человеческая фигура простирает руки в форме креста; (6)
Магическая лаборатория Кунрата, демонстрирующая необходимый союз молитвы
и труда; (7) Абсолютный синтез науки; (8) Универсальное равновесие; (9)
Итог персональной доктрины Кунрата, воплощающий протест против всех
клеветников -это герметический пантакль, окруженный живыми и
изобретательными карикатурами. Враги философа изображены как насекомые,
шуты, быки и ослы, все это украшено латинскими легендами и большими
немецкими эпиграммами. Кунрат показан справа в одежде мирянина, а слева
-в студенческом одеянии. Как горожанин, он вооружен мечом и попирает
хвост змеи, как студент он держит клещи и сокрушает ими змеиную голову.
Книга в целом содержит все таинства высшей инициации. Как объявлено
на титульном листе, она христо-каббалис-тична, божественно-магична,
физико-химична, тройственна и универсальна. Это настоящий учебник
трансцендентальной магии и герметической философии. Более полную и
совершенную инициацию не найти нигде, кроме книг "Сефер Иецира" и
"Зогар". В четырех выводах, которые следуют за объяснением третьей
фигуры, Кунрат устанавливает: плата за завершение Великого Делания
(исключая содержание оператора и личные расходы), не должна превосходить
тридцать талеров. Он добавляет: "Я говорил со специалистами, учившимися у
одного лица, обладавшего знанием, те, кто истратил больше, обманулись и
потеряли деньги". Отсюда следует, что то ли сам Кунрат не получил
Философский Камень, то ли не хотел показать этого, боясь преследований.
Он предлагал вменить в обязанность адепта не уделять более десятой части
своего здоровья собственному благу, посвящая остальное славе Божией и
трудам милосердия. Наконец, он утверждал, что таинства христианства и
Природы интерпретируют и освещают друг друга, и что будущее царство
Мессии будет основано на дуальном фундаменте науки и веры. Пророчества
Евангелия будут, таким образом, подтверждены книгой Природы. Иудаизм и
магометанство будут убеждены в истинности христианства с помощью науки и
разума. Так что, милостью Божьей, они преобразуются в религию единства.
Заключает он изречением: "Печать Науки и Искусства - это простота".
Современником Кунрата был другой инициированный ученый,
герметический философ и последователь Пара-цельса; это был Освальд
Кроллий, автор "Книги Сигнатур, или Истинной и Жизненной Анатомии
Большего и Меньшего Мира". Предисловие к этой работе представляет собой
очерк герметической философии, написанный исключительно хорошо. Кроллий
пытался продемонстрировать, что Бог и Природа, так сказать, подписывают
все свои труды; что каждый продукт естественной силы носит печать этой
силы, запечатленную неизгладимо, так что тот, кто посвящен в оккультные
писания может читать как в открытой книге о симпатиях и антипатиях вещей,
свойствах субстанций и всех тайнах творения. Символы различных писаний
были заимствованы первично из естественных сигнатур, существующих в
цветах и звездах, горах и мельчайших камешках. Форма кристаллов, признаки
минералов передают впечатления о мысли, осенявшей Создателя при их
формировании. Эта идея весьма поэтична, она великолепна, но мы не знакомы
с грамматикой этого таинственного языка миров и словаря его простой и
абсолютной речи. Это было доверено лишь царю Соломону, но книги его
утеряны. Кроллий намеревался не восстановить их, а попытаться открыть
фундаментальные принципы универсального языка созидающего Слова.
Было установлено, что оригинальная иероглифика, основанная на
первичных элементах геометрии, соответствует конституционным законам
форм, определяемых переменными или комбинированными движениями, которые,
в свою очередь, определяются уравновешивающими притяжениями. Простое
отличается от сложного своими внешними формами; благодаря соответствию
между фигурами и числами становится возможным установить математическую
классификацию всех субстанций, выражаемых линиями их поверхностей. В
корне этих попыток, которые являются реминисценцией науки Эдема,
находится целый мир открытий, ожидаемых науками. Их предугадывал
Парацельс, на них указывал Кроллий. Их последователи реализовывали
демонстрацию того, что к этому относится. Что казалось ложным вчера,
будет гениальным завтра, и прогресс будет приветствовать искателей,
которые первыми заглянули в этот затерянный мир, в эту Атлантиду
человеческого знания.
Начало семнадцатого века было великой эпохой алхимии; это был период
Филиппа Мюллера, Джона Торнебурга, Михаэля Майера, Ортелия, Потерия,
Томаса Нортона, барона де Босолейля, Давида Планиса Кампе, Жана Дюшесне,
Роберта Флудда, Бенджамина Мустафы, д'Эспанье, Космополита - который
находится в первом ряду, де Нюисмана, который перевел и опубликовал труды
Космополита, Иогана Батиста ван Гельмонта, Евгения Филалета, Рудольфа
Глау-бера, великолепного сапожника Якоба Беме. Главные среди этих
инициатив были посвящены в исследования Трансцендентальной Магии, но они
скрывали это одиозное имя под покровом герметических экспериментов.
Эликсир мудрости, который они хотели открыть и вручить своим ученикам был
научным и религиозным синтезом, спокойствием, которое пребывает в
суверенном единении. Мистики были верными иллюминатами, потому что так
называемый иллюминизм был универсальной наукой света.
Весной 1623 года на улицах Парижа было развешено следующее
объявление: "Мы, полномочные посланцы Братства Розы и Креста, видимо и
невидимо проживая в этом городе, по милости Всевышнего, к которому
обращены сердца всех мудрецов, даем наставления, без внешних средств, по
разговорному языку стран, где мы находимся, и избавляем людей, которые
сотрудничают с нами, от ужаса и смерти. Если кто-либо проявит к нам
простое любопытство, то он никогда не будет сообщаться с нами; но если он
имеет серьезное желание быть вписанным в регистр нашего братства, мы,
распознаватели мыслей, объявим такого человека соответствующим нашим
ожиданиям, но только не раскрывая места нашего пребывания, поскольку
самой мысли в союзе с твердой волей читателя будет достаточно, чтобы
сделать нас известными ему, а его нам".
Общественное мнение было захвачено этим таинственным манифестом, и
если кто-нибудь открыто спрашивал о том, кто такие братья розенкрейцеры,
некий незнакомец отводил его в сторону и сурово говорил:
"Предопределенные к преобразованию, которое скоро должно произойти во
всей вселенной, розенкрейцеры являются хранителями высшей мудрости, и как
непоколебимые обладатели всех даров Природы, они с удовольствием раздают
их. Где бы они, ни оказались, они знают все, что происходит в остальном
мире лучше, чем если бы они присутствовали там; они выше голода и жажды,
не имеют возраста и не боятся болезней. Они могут командовать самыми
могучими духами и гениями. Бог покрывает их облаком, чтобы защитить от
врагов и, если они не желают этого, их нельзя увидеть, даже имея зрение
орла. Их общие собрания происходят в пирамидах Египта; но, как некогда
скала исторгла источник Моисея, эти пирамиды отправились с ними в пустыню
и последуют за ними до тех пор, пока они не войдут в землю обетованную".
.
ГЛАВА VI ПРЕСЛЕДОВАНИЯ МАГОВ
Греческий автор аллегорической "Таблицы Кебета" приводит
удивительное заключение: "Есть лишь одно добро, которого следует желать:
это мудрость, и есть лишь одно зло, которого надо бояться: это
сумасшествие". Моральное зло - действительно болезнь, преступление и,
буквально, мания. Отец Илларион Тиссо заслужил наши сердечные симпатии,
когда в своем экстравагантном памфлете провозгласил, что вместо наказания
уголовных преступников мы должны окружить их нашим попечением и лечить,
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |