— А в моей, значит, нет? — взрываюсь я, как ракета на взлете. — Воображаешь, что мои секреты менее важны, чем твои? Считаешь, мне не так больно, когда ты вещаешь о них по телевизору?! — Меня трясет. От бешенства. От разочарования. — Полагаю, это потому, что ты богат и влиятелен, а я… так кто я, Джек? Не помнишь? — Черт, опять эти слезы! Сентиментальная дура! — «Ничем не примечательная девушка»? «Обычная, ничем не примечательная девушка»?
Джек виновато морщится. Кажется, я попала не в бровь, а в глаз. Он закрывает глаза и молчит. Так долго, что, кажется, вообще никогда больше не заговорит.
— Я не собирался употреблять именно эти слова, — оправдывается он, качая головой. — Едва они слетели с языка, я понял, что отдал бы все, лишь бы взять их обратно. Дело в том, что я пытался создать портрет, в корне отличающийся от узнаваемого всеми образа… Эмма, даю слово, я не хотел…
— Еще раз спрашиваю тебя, — повторяю я, едва дыша. — Что ты делал в Шотландии?
Молчание. Встретившись с Джеком взглядом, я понимаю: он ничего не скажет. Хотя знает, как необходима мне его откровенность. Все бесполезно…
— Прекрасно, — говорю я дрогнувшим голосом, — прекрасно. Очевидно, я для тебя мало что значу. Так, забавная девчонка, скрасившая твой полет и сумевшая подать кое-какие идеи для развития бизнеса.
— Эмма…
— Видишь ли, Джек, у таких отношений нет будущего. Настоящие отношения предполагают взаимность. Равенство. И доверие. — Я сглатываю ком в горле. — Так почему бы тебе не найти кого-то из своего круга? Девушку, с которой ты почувствуешь потребность разделить свои драгоценные секреты? Ведь меня ты счел недостойной.
Не дожидаясь ответа, я резко поворачиваюсь и ухожу, топча счастливый вереск. Две предательские слезы скатываются по щекам.
До дома я добираюсь поздно вечером. На душе по-прежнему паршиво. Голова раскалывается, и все время хочется плакать.
Открываю дверь и застаю жаркий спор о защите животных в самом разгаре.
— Норкам нравится становиться шубами, — утверждает Джемайма, когда я вхожу в гостиную. Увидев меня, она забывает о норках и участливо спрашивает: — Эмма? Тебе плохо?
— Да.
Я опускаюсь на диван и закутываюсь в плед из шенили — Лиззи получила его от матери на Рождество.
— Я окончательно рассорилась с Джеком.
— С Джеком?
— Ты видела его?
— Он приехал… полагаю, чтобы извиниться.
Лиззи и Джемайма переглядываются.
— Что случилось? — спрашивает Лиззи, обхватывая колени. — Что он сказал?
Я несколько секунд молчу, пытаясь вспомнить поточнее, о чем шел разговор, но у меня в голове все смешалось.
— Он сказал… что не хотел меня использовать и что я постоянно в его мыслях. Пообещал уволить всякого, кто посмеет надо мной смеяться! — выпаливаю я с идиотским смешком.
— Правда? — радуется Лиззи. — Боже, это так роман… ой, простите. — Она смущенно кашляет и разводит руками.
— Еще сказал, будто ему очень жаль, что все так вышло, и что он вовсе не собирался нести весь этот бред по телевизору, а наш роман был… не важно. Он много чего наговорил. А в конце заявил… — Мне становится так обидно, что даже продолжать не хочется, но я все-таки говорю: —…что его секреты важнее моих!
В ответ слышу возмущенные возгласы.
— Нет! — восклицает Лиззи.
— Подонок! — вторит ей Джемайма. — Какие еще секреты?!
— Я спросила его насчет Шотландии. И еще, почему он сбежал со свидания. — Я встречаюсь глазами с Лиззи. — И обо всех тех вещах, о которых он вообще не желает говорить.
— И что он ответил? — оживляется Лиззи.
— Ничего, — шепчу я, сгорая от унижения, — отговорился, что все это слишком запутанно и деликатно.
— Запутанно и деликатно? — медленно повторяет Джемайма, зачарованно глядя на меня. — Так у Джека имеется какое-то запутанное деликатное дельце? А ты ничего нам не говорила! Эмма, но ведь это то, что нужно! Узнаешь правду — и раструбишь всему свету!
Я только молча моргаю. Боже, ведь она права! Именно так и нужно поступить! Я смогу поквитаться с Джеком! Отплатить той же монетой! Пусть побудет в моей шкуре!
— Но я понятия не имею, о чем идет речь, — наконец выдавливаю я.
— Значит, нужно выяснить, — командует Джемайма. — Не так это и сложно. Самое главное — мы теперь знаем: он что-то скрывает.
— Да, тут определенно какая-то тайна, — задумчиво соглашается Лиззи. — Эти телефонные звонки, прерванное свидание, с которого он таинственно исчезает…
— Таинственно исчезает? — быстро переспрашивает Джемайма. — Куда? Он что-то сказал? Ты подслушивала?
— Нет, — шепчу я, слегка краснея. — Конечно, нет! Мне бы… я в жизни не стала бы подслушивать!
Джемайма пристально смотрит на меня:
— А вот этого не надо. В жизни не поверю! Ты наверняка что-то слышала. Колись, Эмма. Что именно?
Я мысленно возвращаюсь к тому вечеру. Скамейка в парке, розовый коктейль, ветерок, обдувающий лицо, тихо переговаривающиеся Джек и Свен…
— Да ничего особенного. Вроде бы понадобилось что-то перевести… насчет плана «Б» и чего-то крайне срочного…
— Что перевести? — настораживается Лиззи. — Деньги?
— Не знаю. И еще они сказали, что нужно лететь в Глазго.
— Эмма, как ты могла? Все это время иметь такую информацию и никому ничего не сказать? — возмущается Джемайма. — Пахнет паленым! Тут что-то нечисто! Ах, если бы мы только знали чуть больше! У тебя, случайно, не было в кармане диктофона?
— Откуда? — фыркаю я. — Это же свидание. Кто это берет диктофон на…
Но у Джемаймы такое выражение лица, что я осекаюсь и широко раскрываю рот, как рыба на песке.
— Джемайма! Ты? Не может быть!
— Не всегда, — пожимает плечами Джемайма. — Только при необходимости, особенно если… впрочем, не важно. Какая теперь разница? Вопрос в том, что у тебя появилась информация. А информация — это сила, Эмма. Власть. Узнаешь где собака зарыта, потом устроишь Джеку Харперу веселую жизнь. Это покажет ему, кто тут босс! Лучшей мести не придумаешь!
Я смотрю в ее решительное лицо, и на какой-то момент меня охватывает пьянящее ошушение собственного могущества! Я покажу ему! Харпер еще поплачет! Еще пожалеет о том, что натворил! Поймет, что я не какое-то там ничтожество! Он еще увидит!
— И… — Я облизываю губы. — Но как это сделать?
— Сначала сами попытаемся сообразить, что к чему. Потом… я знакома со многими… людьми, которые помогут мне получить более точные сведения, — объясняет Джемайма и, заговорщически подмигнув, добавляет: — Без лишнего шума.
— Частные детективы? — изумляется Лиззи. — Ты это серьезно?
— А потом мы изобличим его! У мамочки во всех газетах знакомые…
Моя несчастная голова идет кругом. Неужели я действительно решусь на такое? И это я сижу и рассуждаю о способах отомстить Джеку?
— Лучше всего начать с мусорных корзинок, — рассуждает Джемайма с видом знатока. — Роясь в чужом мусоре, можно раскопать все на свете.
Перспектива рыться в чужом мусоре действует отрезвляюще. И тут ко мне словно по волшебству возвращается рассудок.
— Мусорные корзинки… — в ужасе повторяю я. — Я не стану рыться в мусоре! И вообще ничего не стану делать. Точка. Это безумие, а я в такие игры не играю.
— Смотрю, ты слишком высокого о себе мнения, — язвительно бросает Джемайма. — Считаешь себя лучше всех? А как еще ты собираешься выяснить, в чем его секрет?
— Может, я вообще не желаю ничего выяснять, — парирую я в приступе оскорбленной гордости. — Может, мне вообще неинтересно!
Плотнее заворачиваюсь в плед и уныло смотрю в пол.
Значит, у Джека действительно есть какая-то страшная тайна, которой он не собирается со мной делиться. Не доверяет? Ладно, пусть держит при себе. Я не стану ронять достоинство, охотясь за чужими секретами. И уж конечно, не подумаю шарить по мусорным корзинкам! Плевать мне и на Джека, и на его секреты.
— Я хочу одного: забыть обо всем этом, — заявляю я, поджимая губы, — и начать новую жизнь.
— Ну уж нет! — взвизгивает Джемайма. — Не будь дурой! Это твой единственный шанс отомстить! Ничего, мы его достанем!
Я никогда еще не видела ее такой оживленной. Она роется в сумочке, достает крохотную сиреневую записную книжку из «Смитсона» и ручку от Тиффани.
— Итак, что мы знаем? Глазго… План «Б»… Перевод…
— Кстати, — задумчиво спрашивает Лиззи, — у «Пэнтер корпорейшн» ведь нет филиалов в Глазго?
Я оборачиваюсь и цепенею от изумления. Моя подруга что-то чертит на бланке с таким видом, словно решает заумную головоломку. Я вижу слова «Глазго», «перевод», «план „Б“», а также квадрат, в котором она записала все буквы, из которых состоит слово «Шотландия», и теперь пытается составить из них новое слово.
Господи Боже!
— Лиззи, что ты делаешь?
— Так… чепуха. — Она краснеет. — Пойду, пожалуй, посмотрю кое-что в Интернете. Просто из любопытства.
— Послушайте, вы, обе, немедленно прекратите! — кричу я. — Если Джек не хочет делиться со мной, то и я… ничего не желаю знать!
Неожиданно на меня наваливается свинцовая усталость. Все тело болит, словно меня били палками. Не нужны мне подробности таинственной жизни Джека. И не собираюсь я об этом думать. Сейчас пойду полежу полчасика в горячей воде, потом завалюсь спать и забуду, что вообще была с ним знакома.
Только вот забыть не получается.
Не могу я забыть Джека. И нашу ссору.
Перед глазами все время стоит его лицо. И глаза, чуть прищуренные под ярким солнцем. И корзина с вереском на счастье.
Я лежу в постели, разгоряченная, взбудораженная, и перебираю в памяти каждое слово. Чувствую ту же боль. То же разочарование.
Я рассказала о себе все. Все. А он даже не открыл мне…
Пусть. Все равно.
Плевать.
Я больше не стану о нем думать. Он может делать что хочет. Например, упиваться своими дурацкими секретами.
Удачи ему. Вот и все. Я выбросила его из головы.
Навсегда.
Смотрю в темный потолок.
И что он хотел сказать этим: «Такое ли уж это несчастье, если люди знают о тебе правду?»
Ах как он красноречив! Как убедителен! Мистер Загадка. Мистер Деликатность.
Мне следовало бросить ему это в лицо. Мне следовало…
Нет. Перестань накручивать себя. Все кончено.
Утром, пробираясь в кухню, чтобы заварить чай, я полна решимости. Отныне я вообще не стану думать о Джеке. Finita. Fin. Конец.
— Итак, у меня три версии, — объявляет Лиззи с порога. Она еще в пижаме и держит в руке рабочий блокнот.
— Что? — уныло спрашиваю я.
— Насчет большой тайны Джека. У меня три версии.
— Только три? — усмехается Джемайма, завязывая пояс белого халата и доставая из кармана записную книжку. — Лично у меня — целых восемь.
— Восемь?! — недоверчиво восклицает Лиззи.
— Не желаю я слышать ни о каких версиях! Мне очень больно, неужели не понимаете? И неужели не можете из уважения к моим чувствам оставить эту тему?
Они непонимающе смотрят на меня, прежде чем переглянуться.
— Восемь? — окончательно расстраивается Лиззи. — Как только ты их накопала?
— Легко! Но и у тебя тоже что-то интересненькое, — отвечает Джемайма великодушно. — Давай выкладывай.
— Ладно, — раздраженно бурчит Лиззи. — Номер первый: он переводит всю «Пэнтер корпорейшн» в Шотландию. Ездил туда прощупать почву и не хотел, чтобы ты проболталась. Номер второй: он участвует в какой-то финансовой махинации…
— Что? — перебиваю я. — А это еще почему?
— Я нашла аудиторов, проверявших последние отчеты «Пэнтер корпорейшн», и все они имеют связь с какими-то скандалами. Это, разумеется, ничего не доказывает, но если Харпер ведет себя странно и толкует о каких-то переводах…
Она корчит многозначительную гримаску. Я не знаю, что ответить.
Джек — мошенник? Махинатор? Нет. Не может быть. Он не такой.
Впрочем, какое мне дело?
— Позволь заметить, что обе версии кажутся мне крайне малоправдоподобными! — Джемайма приподнимает брови.
— Тебе никто не мешает изложить свои, — огрызается Лиззи
— Пластическая хирургия, разумеется! — торжествующе объявляет Джемайма. — Харпер делал подтяжку и не хочет, чтобы кто-нибудь узнал. Поэтому делает процедуру в Шотландии. И я знаю, что означает буква Б в плане «Б».
— И что же?
— Безоперационное разглаживание морщин. Поэтому он и прервал свидание так неожиданно. У доктора случайно образовалось «окно» в расписании, а друг примчался, чтобы сказать Джеку…
— Интересно, с какой планеты спустилась к нам Джемайма?
— Джеку в голову бы не пришло разглаживать морщины! — отмахиваюсь я. — Или делать подтяжку!
— Откуда тебе знать, — усмехается Джемайма с видом умудренной опытом особы. — Сравни его недавнее фото со старым и, бьюсь об заклад, сразу увидишь разницу…
— Ладно, мисс Марпл, — вмешивается Лиззи, поднимая глаза к небу. — А где остальные семь версий?
— Сейчас-сейчас… — Джемайма переворачивает страничку записной книжки. — А, вот эта совсем неплоха. Он мафиози. — Она делает драматическую паузу. — Его отца застрелили, и он решил расправиться с главами остальных семей.
— Сильно смахивает на «Крестного отца», — фыркает Лиззи.
— Ой, правда! — расстраивается Джемайма. — То-то мне показалось знакомым… — Она старательно вычеркивает версию. — Вот еще одна. У него брат, страдающий аутизмом…
— «Человек дождя».
— Точно. Черт! Тогда, может… или это… — Она вычеркивает строчку за строчкой. — Остается одно. У него другая женщина.
Я буквально подпрыгиваю от неожиданности. Другая женщина! Об этом я и не подумала!
— Интересно. Это и моя последняя версия, — говорит Лиззи извиняющимся тоном. — Другая женщина.
— Вы обе так думаете? — теряюсь я. — Но… но почему?
Я вдруг кажусь себе совсем маленькой. Маленькой и глупой. Неужели Джек с самого начала водил меня за нос? Значит, я оказалась еще наивнее, чем надеялась!
— Вполне логичное объяснение, — пожимает плечами Джемайма. — У него тайная связь с какой-то шотландкой. Когда вы встретились в самолете, он как раз ее навещал. Не хотел, чтобы пресса разнюхала. Она продолжает звонить ему: кто знает, может, они успели поссориться, она без предупреждения приезжает в Лондон, и ему приходится бежать к ней.
Лиззи сочувственно смотрит в мое потрясенное лицо.
— А вдруг он просто переводит компанию, — ободряюще говорит она. — Или замешан в афере.
— Говорю же, мне все равно! — выпаливаю я, обмахивая горящие щеки. — Это его дело. И на здоровье ему!
Достаю из холодильника пакет молока. Машинально отмечаю, что руки снова дрожат.
Деликатное и запутанное… Может, теперь под этим подразумевается «я встречаюсь с другой»?
Ну и пусть. Другая так другая. Какая мне разница?
— Но это и твое дело! — возражает Джемайма. — Если собираешься мстить….
О, ради Бога!
— Не хочу я мстить, понятно? Это вредно для здоровья. Мне только нужно залечить раны и… идти дальше.
— Да? Хочешь, я скажу тебе, что полезно для здоровья? Показать подонку, что почем! Эмма, ты моя подруга, и я не позволю тебе молча сносить оскорбления какого-то ублюдка! Он должен за все ответить! Он должен быть наказан!
Я смотрю на Джемайму, и в душе начинает шевелиться дурное предчувствие.
— Джемайма, ты же не собираешься ничего предпринимать?
— Еще как собираюсь! Не желаю сидеть и смотреть, как ты страдаешь. Это называется женской солидарностью, Эмма.
О Боже.
Я живо представляю, как Джемайма, в своем розовом костюме от Гуччи, роется в мусорных ящиках Джека, а потом царапает его машину пилкой для ногтей.
— Джемайма, не нужно ничего, — встревоженно прошу я. — Пожалуйста. Я не хочу.
— Это ты сейчас так думаешь. Но потом еще поблагодаришь меня…
— Ни за что! Джемайма, пообещай, что не наделаешь глупостей.
Джемайма вызывающе выдвигает вперед подбородок.
— Пообещай!
— Так и быть, — неохотно сдается она. — Даю слово.
— Она скрещивает пальцы за спиной! — обличает Лиззи.
— Что?! — кричу я. — Немедленно обещай как полагается! Клянись тем, что тебе дорого.
— Достали! — бурчит Джемайма. — Ладно, ваша взяла. Клянусь своей лучшей сумочкой от «Миу-Миу», что умываю руки. Но вы делаете большую ошибку.
Она выплывает из кухни. Я расстроенно смотрю ей вслед.
— Да она полная психопатка! — замечает Лиззи, садясь. — Зачем мы вообще разрешили ей здесь поселиться? Ах да, вспомнила! Ее отец заплатил нам авансом за целый год, и… Эмма, что с тобой?
— Как по-твоему, она ничего не сделает Джеку?
— Ну конечно, нет! — уверяет Лиззи. — Она только болтает! Через пять минут столкнется нос к носу с кем-то из своих приятелей-снобов и обо всем забудет.
— Ты права, — с облегчением вздыхаю я. — Совершенно права.
Несколько минут я молча верчу в руках чашку.
— Лиззи, ты в самом деле думаешь, что у Джека есть другая женщина?
Лиззи открывает рот.
— Впрочем, мне безразлично! — поспешно заявляю я, не дожидаясь ответа. — Совершенно безразлично.
— Ну конечно, — кивает Лиззи с сочувственной улыбкой.
Едва я вхожу в отдел, Артемис бросает на меня хищный взгляд.
— Доброе утро, Эмма, — приветствует она, подмигивая Кэролайн. — Какую серьезную книгу читала вчера?
Ах как смешно. Всем в отделе, похоже, уже надоело подтрунивать надо мной. Одна Артемис не унимается. Воображает, что ужасно остроумна.
— Тебе так хочется знать? Представь, читала, — весело отвечаю я, снимая жакет. — Такую увлекательную, просто не оторвешься! И название замечательное: «Что делать, если ваша коллега — надоедливая корова, которая ковыряет в носу, когда думает, что на нее никто не смотрит».
По комнате проносится смешок. Артемис густо краснеет.
— Я не ковыряю в носу! — рявкает она.
— А я ничего подобного и не говорила, — с наивным видом отвечаю я и торжественно включаю компьютер.
— Артемис, не забыла о совещании? — спрашивает Пол, входя в комнату с портфелем в одной руке и журналом и другой. — И кстати, Ник, прежде чем я уйду, не будешь ли добр объяснить, почему тебе взбрело в голову поместить в «Боулинг мантли» объявление с бесплатным купоном насчет «Пэнтер бар»? Это ведь твой продукт, верно?
У меня сердце замирает. Я поднимаю голову.
Дерьмо. Ну полное дерьмо! Мне в голову не приходило, что Пол об этом пронюхает!
Ник бросает на меня злобный взгляд, и я делаю умоляющее лицо.
— Ну… — нерешительно начинает он, — действительно, «Пэнтер бар» — мой продукт. Но видите ли…
О Боже! Ему еще и нагорит из-за меня!
— Пол, — начинаю я дрожащим голосом, поднимая руку. — Собственно говоря…
— Потому что хочу сказать… — Пол широко улыбается, — это был гениальный ход! Мне только что принесли цифры продаж, и, принимая во внимание прежние жалкие результаты… они просто невероятны!
Я изумленно таращусь на него. Объявление сработало?!
— Неужели? — бормочет Ник, стараясь говорить спокойно. — То есть… замечательно!
— Какого хрена ты вдруг решил рекламировать плитки для подростков банде старых скряг?
— Ну… — Ник, старательно избегая смотреть на меня, поправляет манжеты рубашки. — Видите ли, это, конечно, авантюра. Но мне показалось, что настало время прозондировать почву… поэкспериментировать с новым демографическим…
Погодите-ка. О чем это он?
— Так вот, твой эксперимент удался! — одобрительно замечает Пол. — И что самое интересное, итоги совпадают с исследованиями скандинавского рынка. Зайди ко мне позже, и мы обсудим…
— Разумеется! — кивает Ник с довольной улыбкой. — В какое время?
Да как он смеет? Ну и ублюдок!
К собственному невероятному удивлению, я порывисто вскакиваю. Меня трясет от возмущения.
— Постойте! Минуточку! Это была моя идея!
— Что? — хмурится Пол.
— Объявление в «Боулинг мантли». Это была моя идея, не так ли, Ник?
Я в упор смотрю на него.
— Может, мы и обсуждали что-то подобное, — неохотно произносит он, отводя глаза. — Не помню. Но знаешь, Эмма, тебе пора усвоить, что маркетинг — это прежде всего работа в команде…
— Нечего читать мне нотации! Это не работа в команде! Это полностью моя идея! Я поместила объявление для своего дедушки!
Черт! И как это у меня вырвалось?
— Сначала родители, потом дедушка, — качает головой Пол. — Эмма, напомни мне, у нас что, неделя знакомства с родными?
— Нет! Просто… — начинаю я, немного краснея. — Вы сказали, что собираетесь зарубить «Пэнтер бар», поэтому я… решила продать немного ему и его друзьям по дешевке, чтобы они смогли сделать запасы. Я пыталась сказать вам это на большом совещании. Мой дед и его друзья обожают «Пэнтер бар». И если хотите знать, именно они, а не подростки наш рынок!
Пол молча смотрит на меня, потом говорит:
— Знаешь, в Скандинавии тоже пришли к такому выводу. Именно об этом говорят результаты исследований.
— Ну… вот, — киваю я.
— Эмма, а тебе известно, почему старшее поколение так любит «Пэнтер бар»? — спрашивает Пол с искренним интересом.
— Ну конечно!
— Старческие причуды, — вставляет Ник с умным видом. — Демографические сдвиги населения пенсионного возраста влияют…
— Ничего подобного! — нетерпеливо отмахиваюсь я. — Просто он… он… — О Господи, дедушка меня убьет! — Этот шоколад не пристает к вставным зубам!
Ошеломленное молчание.
И тут Пол вдруг сгибается от хохота.
— Вставные зубы… — повторяет он, вытирая глаза. — Гениально, Эмма, чертовски гениально.
Он снова фыркает, и я смотрю на него, чувствуя, как в висках бьется кровь. У меня какое-то странное ощущение. Словно что-то копится во мне, нарастает и вот-вот…
— Значит, я могу получить повышение?
— Что?!
Неужели я действительно сказала это? Вслух? Громко?
— Я могу получить повышение? — Мой голос слегка дрожит, но я напоминаю: — Вы сказали, что если я создам соответствующие возможности, то смогу получить повышение. Вы сами это сказали. Разве я их не создала?
Пол задумчиво смотрит на меня.
— Знаешь, Эмма Корриган, — говорит он наконец, — ты одна из… из самых удивительных людей, которых я встречал в жизни.
— Значит? — упорствую я.
— О, ради Бога! — восклицает он, закатывая глаза. — Так и быть! Получай повышение! Это все?
— Нет, — слышу я свой голос. Сердце бьется еще сильнее. — Пол, это я разбила вашу кружку с «Кубком мира».
У Пола совершенно растерянный вид.
— Мне ужасно жаль, — говорю я. — Я куплю вам новую. — Обвожу взглядом притихший, глазеющий на нас офис. — И это я испортила копировальный аппарат. Собственно говоря… и я делала это не раз. А эта задница…
Море выжидающих лиц. Море алчных глаз. Но я решительно подхожу к доске объявлений и срываю задницу в стрингах.
— Она моя, но я не желаю, чтобы этот мусор тут и дальше висел. — Я поворачиваюсь. — Да, Артемис, насчет твоего паучника.
— А что с паучником? — настораживается она.
Я смотрю на нее. На плащ от Берберри. На дизайнерские очочки. На самодовольную физиономию с выражением «я-все-равно-лучше-тебя».
О'кей, не стоит слишком увлекаться.
— Я… не понимаю, что с ним?.. — говорит Артемис.
Я вежливо улыбаюсь:
— Удачи на совещании.
Остаток дня я не могу усидеть на месте. Возбуждение буквально меня раздирает. Неужели я добилась повышения и теперь могу называть себя специалистом по маркетингу?!
Но дело не только в этом. Сама не пойму, что со мной случилось. Я чувствую себя совершенно новым человеком. Ну и пусть я разбила кружку Пола! Пусть все узнали, сколько я вешу! Кому какое дело? Прощай, прежняя, ничтожная Эмма, прячущая под столом пакеты из «Оксфам»! Здравствуй, новая, уверенная в себе Эмма, гордо оставившая их на спинке стула!
Я звоню маме с папой, рассказываю, что получила повышение, и они так радуются! Тут же объявили, что едут в Лондон и мы вместе это отпразднуем. А потом мы с мамой долго, по душам, как подружки, болтаем о Джеке. Мамуля сказала, что иной раз отношения длятся вечно, а иной — всего несколько дней. Уж такова жизнь. Она даже открыла мне тайну: у нее был потрясающий сорокавосьмичасовой роман с каким-то парижским парнем. Мама клялась, что больше никогда не испытывала такого наслаждения, и хотя знала, это долго не продлится, однако ни о чем не жалела и ничего более трогательного в ее жизни так и не произошло.
Правда, она добавила, что при папе об этом упоминать не стоит.
Да уж! Такого я не ожидала. Всегда считала, что мама и отец… по крайней мере… никогда…
Ладно. Проехали.
Но мамуля права. Не всегда отношениям суждена долгая жизнь. Мы с Джеком, очевидно, рано или поздно зашли бы в тупик. И, поняв это, я остыла. Мало того, почти не вспоминаю о нем. И в доказательство скажу, что мое сердце подскочило сегодня всего однажды, когда мне вдруг показалось, что я вижу его в коридоре. А потом я довольно быстро пришла в себя! Ведь сегодня начинается новая жизнь! И сегодня, на танцевальном шоу Лиззи, я наверняка кого-нибудь встречу. Например, высокого, красивого, неотразимого адвоката. Да! И он приедет к офису встречать меня в своем шикарном спортивном автомобиле. А я счастливо спорхну по ступенькам, откидывая волосы и даже не оглядываясь на Джека, в бешенстве стоящего у окна своего кабинета…
Нет. Нет. Не надо Джека. С Джеком все кончено. Нужно только это запомнить. А еще лучше — записать на руке.
Танцевальное шоу Лиззи состоится в Блумсбери, в маленьком театрике, окруженном небольшим, усыпанным гравием двориком. Приехав туда, я вижу, что вокруг буквально кишат адвокаты в дорогих костюмах, с мобильниками в руках.
— …клиент не желает принять условия соглашения…
— …внимание статье четыре, запятая, несмотря на…
Никто еще не делает ни малейшей попытки войти в зал, поэтому я направляюсь прямо за кулисы, чтобы отдать Лиззи специально купленные для нее цветы (сначала я собиралась бросить их на сцену после завершении спектакля, но меня угораздило выбрать розы, и теперь я волнуюсь, что шипы порвут ей трико).
Пока я блуждаю по обшарпанным коридорам, из динамиков начинает литься музыка. Мимо спешат люди в обсыпанных блестками костюмах. Мужчина с синими перьями в волосах вытягивает ногу, упирается пальцами в стену и одновременно разговаривает с кем-то в гримерке.
— Пришлось указать этому идиоту, считающему себя обвинителем, что прецедент, установленный в восемьдесят третьем в процессе Миллера против Дэви, означает… — Он неожиданно осекается. — Черт! Я забыл первые па… — Его лицо белеет на глазах. — И вообще ни хрена не помню! Я не шучу! Сначала жете,[43] а дальше что? — Он смотрит на меня, словно ожидая ответа.
— Э… пируэт? — подсказываю я и поскорее бегу прочь, едва не сталкиваясь с девушкой, делающей шпагат. И вдруг в одной из гримерок вижу на табурете Лиззи. Она сильно загримирована, глаза кажутся огромными и сверкающими, а в волосах тоже синие перья.
— О Господи, Лиззи! — восклицаю я, стоя на пороге. — Выглядишь просто чудесно! А как мне нравятся…
— Я не смогу.
— Что?
— Я не выйду на сцену! — кричит она в отчаянии, кутаясь в ситцевый халатик. — Ничего не помню. В голове пустота!
— Все так считают, — уверяю я. — Один тип в коридоре твердил то же самое.
— Нет. Я правда ничего не помню. — Лиззи смотрит на меня как безумная. — Ноги — просто вата! Я даже дышать не могу… — Она вертит в руках кисточку для румян, рассеянно улыбается и кладет ее обратно. — Зачем я вообще согласилась на это? Зачем?
— Ну… ради развлечения?
— Развлечения! — почти визжит Лиззи. — Так ты считаешь это развлечением? Боже! — Ее лицо искажается. Она срывается с места и вламывается в соседнюю дверь, и оттуда до меня доносятся характерные звуки рвоты.
Что-то тут неладно! А я еще думала, что танцы полезны для здоровья!
Снова появляется бледная, дрожащая Лиззи.
— Послушай, что с тобой? — волнуюсь я.
— Не могу, — повторяет она. — Не могу я! — И вдруг, словно что-то решив, выпрямляется и начинает собирать вещи. — Все. Я еду домой. Скажи всем, что я неожиданно заболела, тяжелый приступ…
— Опомнись, Лиззи! — в ужасе прошу я, пытаясь вырвать у нее одежду. — Лиззи, все будет хорошо. Честное слово! Сколько раз тебе приходилось стоять в зале суда и произносить длинные речи перед целой толпой, зная, что, если ошибешься, невинный человек может сесть в тюрьму?
Лиззи смотрит на меня как на сумасшедшую:
— Да, но это пустяки!
— Ну… — Я лихорадочно подыскиваю слова. — Послушай, если сейчас сдрейфишь, будешь жалеть всю жизнь! Станешь вспоминать и мучиться оттого, что позорно струсила!
Лиззи молчит, но я почти вижу, как крутятся шестеренки в ее голове под синими перьями.
— Ты права, — кивает она наконец, роняя одежду на пол. — О'кей. Я пойду на это. Но не хочу, чтобы ты смотрела. Придешь ко мне… потом. Нет, вообще не приходи. Держись отсюда подальше.
— Л-ладно, — нерешительно киваю я. — Если ты так хочешь…
— Нет! — Она круто поворачивается. — Не уходи! Я передумала! Ты мне нужна!
— Ладно, — повторяю я еще более нерешительно, и в тот же миг из динамика на стене несется:
— Внимание! Пятнадцать минут до вашего выхода.
— Я пойду. Тебе еще нужно разогреться! — Я направляюсь к двери.
— Эмма! — Лиззи хватает меня за руку и пристально смотрит в глаза. Холодные пальцы больно впиваются в кожу. — Эмма, если я когда-нибудь задумаю еще раз выкинуть что-то в этом роде, свяжи меня и никуда не пускай. Что бы я ни говорила. Поклянись остановить меня.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |