— Но мы больше не делаем этого и в постели! По крайней мере последнее время.
Оглушительное молчание.
— Эмма… — выговаривает Коннор наконец. — Здесь не место и не время…
— И время, и место! Иначе страсть никогда не вернется! Лиззи сказала…
— Ты обсуждала нашу сексуальную жизнь с Лиззи? — возмущенно шепчет Коннор.
— Но я ничего не говорила именно о нас, — поспешно даю я задний ход. — Мы просто говорили о… о влюбленных парах, и Лиззи сказала, что секс на работе ужасно возбуждает. Ну же, Коннор! — Я подвигаюсь поближе к нему и сую его руку себе в лифчик. — Разве это тебя не заводит? — спрашиваю я. — Одна мысль о том, что кто-то может идти по коридору, прямо сейчас…
Я осекаюсь, услышав подозрительный звук.
По-моему, кто-то действительно идет по коридор, прямо сейчас!
Вот дерьмо!
— Шаги! — шипит Коннор, отскакивая от меня, но рука по нелепой случайности остается на месте, а именно в моем лифчике! Он в ужасе смотрит на нее.
— Я застрял! Зацепился чертовыми часами за твой джемпер! — Он с силой дергает руку. — Дерьмо! Ничего не выходит! Я не могу высвободиться.
— Тяни!
— Тяну! — Он в панике оглядывается. — Тут есть ножницы?
— Не позволю тебе разрезать джемпер! — взвизгиваю я.
— Есть другие предложения? — Он снова дергает, и я издаю приглушенный вопль. — Прекрати! Порвешь!
— Ах, порву? Больше тебе не о чем беспокоиться?
— Я всегда ненавидела эти дурацкие часы! Если бы ты носил те, которые подарила я… — Я затыкаюсь. Сюда определенно кто-то идет. И этот кто-то уже у самой двери.
— Черт! Гребаный… гребаный…
— Успокойся! Мы просто забьемся в угол, — шепнула я. — Сюда вообще могут не зайти.
— Вот уж блестящая идея, Эмма, ничего не скажешь! — возмущенно бормочет Коннор, пока мы неловко перемещаемся по комнате. — Просто изумительная.
— Нечего винить меня, — парирую я. — Просто мне хотелось немного оживить наши… — Я умолкаю, не окончив фразы, на полуслове. Потому что дверь тихо открывается.
Нет. О Боже. Нет!!!
Перед глазами все плывет.
На пороге стоит Джек Харпер с охапкой старых журналов. И медленно-медленно оглядывает нас, не упуская ни единой мелочи. Рассерженной физиономии Коннора. Его руки в моем лифчике. Моего отчаянного лица.
— М-мистер Харпер, — лепечет Коннор, — мне очень-очень жаль. Мы… мы не… — Он откашливается. — Передать не могу, как мне стыдно… нам обоим…
— Я так и подумал, — говорит Джек. Вид у него, как всегда, невозмутимый. Голос, как всегда, сухой. — Советую поправить одежду, прежде чем возвращаться на рабочие места.
Дверь закрывается, но мы продолжаем стоять неподвижно, как восковые куклы.
— Слушай, ты не можешь вытащить свою чертову руку из моего лифчика? — взрываюсь я, задыхаясь от неожиданно нахлынувшего раздражения. Все мои мечты о сексе мигом испаряются. И еще я ужасно зла на себя. На Коннора. На всех.
Джек Харпер сегодня уезжает.
Слава Богу. Слава Богу. Потому что я действительно больше не могу выносить… его.
Если только удастся не поднимать голову, не смотреть по сторонам, держаться от него как можно дальше до пяти часов, а потом схватить жакет и убежать со всех ног, все будет хорошо. Жизнь вернется в нормальное русло, я перестану ощущать, что какой-то невидимый магнит постоянно отклоняет в сторону луч моего радара.
И вообще не знаю, почему я постоянно нахожусь в состоянии нервного напряжения. Если не считать того, что я вчера едва не умерла от стыда, все идет лучше некуда. Во-первых, не похоже, что нас с Коннором собираются вышибить с работы за секс в неположенном месте, чего я боялась больше всего. И во-вторых, мой блестящий план сработал. Не успела я усесться за стол, как Коннор принимается слать мне по электронной почте записочки с извинениями. И прошлой ночью мы наконец занялись любовью. Мы сделали это дважды. При свете ароматических свечей.
По-моему, Коннор прочел где-то, что девушки любят зажигать ароматические свечи во время секса. Может, даже в «Космо». И теперь каждый раз, принося их, он так горд этим, что мне приходится восклицать: «О! Ароматические свечи! Как чудесно!»
Только не поймите меня неправильно. Я ничего не имею против ароматических свечей. Они просто стоят и горят. Но в самые ответственные моменты я обязательно думаю: «Надеюсь, свеча не упадет», — что, согласитесь, немного отвлекает.
Так или иначе, мы занимались сексом.
И сегодня мы собираемся вместе осматривать квартиру. В ней нет деревянных полов или ставен, зато в ванной установлено джакузи. По-моему, круче быть не может. Так что моя жизнь снова обрела смысл, и не знаю, с чего это я зла на весь свет и почему…
«Не хочу я жить с Коннором!» — пищит тоненький голосок в моем мозгу, прежде чем я успеваю заставить его замолчать.
Нет. Это неправда. И не может быть правдой. Коннор — идеал мужчины. Всякий это знает.
«Но я не хочу…»
Заткнись. Мы — прекрасная пара. Занимаемся сексом при ароматических свечах. Гуляем у реки. Читаем по воскресеньям газеты, сидя в пижамах за чашкой кофе. Как все прекрасные пары.
«Но…»
Молчать!
Я с трудом сглатываю. Горло вдруг перехватило. Коннор — единственное, что у меня есть в жизни хорошего. Если у меня не будет Коннора, с чем я останусь?
Невеселые мысли прерывает телефонный звонок.
— Здравствуйте, Эмма, — слышу я знакомый сухой голос. — Это Джек Харпер.
Душа мгновенно уходит в пятки, и я едва не проливаю кофе. Я не видела его после того печального инцидента с рукой в лифчике. Не видела и видеть не желаю.
Не следовало вообще поднимать трубку.
Мало того, вообще не следовало приходить сегодня на работу.
— Д-да… э… да, привет.
— Не будете ли так любезны на несколько минут зайти ко мне в офис?
— Я?
— Да, вы.
Я нервно приглаживаю волосы.
— Что-нибудь… принести?
— Нет, только себя.
Он вешает трубку, а я еще долго смотрю на телефон, и меня пробирает озноб.
Можно было догадаться, что так просто дело не кончится. Значит, все-таки решил меня уволить. Вопиющая… небрежность… небрежная… вопиющесть… Интересно, есть такое слово?
Конечно, это действительно вопиющий случай: попасться с рукой бойфренда в лифчике, да еще в рабочее время.
О'кей. Что ж, теперь все равно ничего не поделаешь.
Я тяжело вздыхаю, встаю и отправляюсь на одиннадцатый этаж. Перед офисом Харпера стоит стол, но секретаря не видно, поэтому я прямо подхожу к двери и стучусь.
— Войдите.
Я осторожно приоткрываю дверь. Вижу огромную светлую, облицованную деревянными панелями комнату, а в ней Джека. Он сидит за круглым столом вместе с какими-то людьми. Шесть человек, которых я никогда раньше не видела. Все рассматривают бумаги, поминутно наливая воду в стаканы, и атмосфера в комнате, я сказала бы, несколько напряженная.
Может, все они собрались, чтобы понаблюдать за процедурой моего увольнения? Это что-то типа мастер-класса на тему «как выставлять людей за дверь»?
— Здравствуйте. — говорю я, стараясь выглядеть спокойной и сдержанной. Но лицо горит, и я знаю, что вид у меня тот еще.
— Привет, — улыбается Джек. — Эмма… расслабьтесь. Вам нечего волноваться. Я просто хотел спросить у вас кое о чем.
— Да, разумеется, — окончательно теряюсь я.
Да уж, теперь я совершенно сбита с толку. О чем это ему взбрело в голову меня спросить?
Джек поднимает листок бумаги повыше, чтобы я смогла рассмотреть его.
— Что, по-вашему, тут изображено?
О, срань господня!
На этот раз действительно конец. Меня настиг худший в мире кошмар. Совсем как в тот раз, когда я ходила на собеседование в «Лейнс банк». Там мне тоже показали загогулину и спросили, что я об этом думаю, ну я и ответила: выглядит это как загогулина.
И сейчас все уставились на меня, так что очень хочется ответить правильно. Если бы я только знала верный ответ…
С колотящимся сердцем изучаю изображение каких-то закругленных предметов не совсем правильной формы. И в голову не лезет ни одна мысль. Что это может быть? Да ничего. Они смотрятся как… как…
И вдруг до меня доходит:
— Орехи! Половинки грецкого ореха!
Джек громко хохочет. Еще двое поспешно душат невольные смешки.
— Думаю, это доказывает мою правоту, — объявляет Джек.
— Разве это не орехи? — удивляюсь я, беспомощно оглядывая собравшихся.
— Собственно говоря, это яичники, — сдержанно отвечает мужчина в очках без оправы.
— Яичники? — Я снова смотрю на рисунок. — Верно. Ну да. Теперь, когда вы сказали, я определенно вижу… что-то похожее на яичники…
— Орехи, — вставляет Джек, вытирая глаза.
— Я уже объяснял: яичники — это часть ряда символических образов, олицетворяющих женственность, — оправдывается какой-то тощий тип. — Яичники — символ плодовитости, глаз — мудрости, дерево — источника жизни…
— Весь смысл в том, что эти образы могут быть использованы для широкого спектра продуктов, — добавляет темноволосая женщина, с энтузиазмом подавшись вперед. — Диетические напитки, одежда, духи…
— Целевой рынок хорошо откликается на абстрактные изображения, — вступают в спор Очки Без Оправы. — Исследования показали…
— Эмма, — снова обращается ко мне Джек, — вы купили бы напиток с яичниками на этикетке?
— Э… — Я нерешительно переминаюсь с ноги на ногу, отчетливо ощущая враждебность во взглядах, направленных на меня. — Ну… вероятно, нет.
Собравшиеся пожимают плечами.
— Это к делу не относится, — бросает кто-то.
— Джек, над этим работали три творческие команды, — серьезно напоминает брюнетка. — Невозможно все опять начинать с нуля. Просто немыслимо.
Джек подносит ко рту бутылочку «Эвиана», пьет и хмуро смотрит на брюнетку.
— Вы знаете, что я сочинил свой самый успешный слоган за две минуты, после чего записал на ресторанной салфетке?
— Разумеется, — кивают Очки Без Оправы.
— Мы не будем продавать украшенный яичниками напиток, — заключает Джек и, громко выдохнув, приглаживает взъерошенные волосы. — Ладно, делаем перерыв. Эмма, не будете ли так добры помочь мне донести папки до офиса Свена?
Господи, я устала гадать, что все это означает, но спросить боюсь.
Джек тащит меня по коридору в лифт, нажимает на кнопку девятого этажа. И заметьте, проделывает все это молча. Минуты через две он нажимает кнопку «стоп», и лифт замирает. Только тогда он соизволяет взглянуть на меня.
— Похоже, кроме нас с вами, здесь нормальных людей нет?
— Ну…
— Куда исчезла интуиция? — поражается он. — Никто не способен отличить блестящую идею от бездарной. Яичники! — Он качает головой.
Долбаные яичники!
Ничего не могу с собой поделать. Джек выглядит таким возмущенным и так комично ужасается картинке с несчастными яичниками, что я, почти того не сознавая, начинаю смеяться. Джек от неожиданности вздрагивает, но тут же присоединяется ко мне. Нос его забавно морщится, как у ребенка, и от этого он кажется в миллион раз забавнее.
О Боже! Я никак не могу остановиться. От смеха уже ребра болят, но каждый раз при взгляде на него меня одолевает новый приступ. Уже и слезы потекли, а салфеток я не захватила… придется воспользоваться рисунком с яичниками…
— Эмма, почему вы с этим парнем?
— Что? — Все еше смеясь, я поднимаю глаза и вдруг понимаю, что Джек успокоился и смотрит на меня с обычным невозмутимым видом.
— Почему вы с этим парнем? — повторяет он.
Мое веселье мгновенно испаряется. Я машинально откидываю волосы со лба.
— О чем вы?
Нужно потянуть время… потянуть время…
— Коннор Мартин. С ним вы не будете счастливы. Он не тот, кто вам нужен.
Я затравленно смотрю на Джека:
— Это еще почему?
— Я успел немного узнать Коннора. Несколько раз был вместе с ним на совещаниях. Склад его ума достаточно ясен. Он неплохой парень, но вам нужно нечто большее.
У меня такое чувство, что этот человек видит меня насквозь. А он продолжает:
— Мне почему-то кажется, что вы совсем не хотите съезжаться с ним. Просто боитесь отказать прямо.
Во мне растет негодование. Подумать только — он смеет читать мои мысли и понимать их… ну совершенно неправильно! Конечно, я хочу жить с Коннором!
— Боюсь, вы сильно ошибаетесь, — уничтожающе бросаю я. — Да я просто не могу дождаться того дня, когда мы найдем подходящую квартиру. Собственно говоря… Собственно говоря, я все утро сидела и строила планы нашей будущей жизни!
Вот тебе!
Джек с сомнением качает головой:
— Вам нужен человек с искоркой. Который смог бы вас зажечь. Воспламенить.
— Я уже говорила, что наболтала в самолете всякой чепухи. Уж Коннор-то способен меня зажечь, это чистая правда! — кричу я. — То есть в тот раз, в архиве, мы прямо-таки сгорали от страсти, ведь вы сами видели!
— А, это… — равнодушно отмахивается Джек. — Я предположил, что это была последняя отчаянная попытка придать остроту угасающему чувству…
Я задыхаюсь от ярости.
— Никакая это не последняя отчаянная попытка! Это… просто спонтанный взрыв чувств!
— Прошу прощения, — мягко отвечает Джек. — Еще одна ошибка.
— Да и, собственно говоря, какое вам дело? Неужели для вас так уж важно, счастлива я или нет?
Мы оба замолкаем, и я внезапно замечаю, что слишком тяжело дышу, словно пробежала сто миль без остановки. Встречаюсь с ним взглядом и тут же отвожу глаза.
— Представьте, я задавал себе тот же вопрос, — признается Джек. — Возможно, это так, потому что нам пришлось столько пережить вместе. Или потому, что вы единственная во всей этой компании, кто не считает нужным притворяться и стараться произвести на меня впечатление.
Так и хочется ответить: «Да я бы притворилась, будь у меня хоть какой-то выбор!»
— Кажется, я только сейчас признался себе, что вижу в вас… друга, — продолжает он. — А мне не все равно, что происходит с моими друзьями.
— А-а… — бормочу я и уже хочу вежливо заметить, что со своей стороны также вижу в нем друга, когда он вдруг добавляет:
— Кроме того, человек, знающий наизусть все фильмы Вуди Аллена, просто не может не быть неудачником.
Меня снова окатывает волна возмущения — я готова постоять за Коннора.
— Вы ничего об этом не знаете! И поверьте, я много бы отдала, чтобы не сидеть с вами рядом в этом дурацком самолете! Ходите тут, говорите что-то с таким видом, словно знаете меня лучше, чем кто бы то ни было, доводите до белого каления…
— Может, и знаю, — перебивает он, и глаза его блестят.
— Что?
— Может, я действительно знаю вас лучше, чем кто бы то ни было.
На секунду я забываю о необходимости дышать. Только смотрю на него, сгорая от нестерпимого гнева и возбуждения. Так бывает, когда играешь в теннис, ужасно боясь проиграть. Или когда танцуешь.
— Вы знаете меня лучше, чем кто бы то ни было? — язвительно повторяю я, стараясь вложить в слова как можно больше сарказма.
— И уверен, что вы не останетесь с Коннором Мартином.
— Вы не можете это утверждать!
— Moгу.
— Не можете.
— Могу. — Он снова начинает смеяться.
— Не можете! И уж если на то пошло, я, вполне вероятно, выйду за него замуж.
— Замуж? — переспрашивает Джек с таким видом, словно в жизни не слышал шутки забавнее.
— Да! Почему бы и нет? Он высокий, красивый, добрый и очень… очень… — Я слегка запинаюсь. — Так или иначе, это моя личная жизнь. Вы мой босс и впервые встретили меня на прошлой неделе, так что, откровенно говоря, не ваше это дело!
Голова Джека чуть дергается, словно от пощечины. Он долго молча стоит, прежде чем отступить и нажать кнопку лифта.
— Вы правы, — говорит он совершенно иным тоном. — Ваша личная жизнь не мое дело. Я перешел все границы и извиняюсь.
Мне становится не по себе.
— Я… я не хотела…
— Нет. Вы правы. — Несколько секунд он смотрит в пол, потом поднимает голову. — Итак, я завтра улетаю в Штаты. Поездка оказалась достаточно познавательной, и, я хотел бы поблагодарить вас за помощь. Увидимся сегодня на прощальной вечеринке?
— Не… не знаю.
Лучше бы я промолчала! Я все испортила!
Это ужасно. Кошмарно. Я хочу сказать что-то. Вернуть то, что было между нами. Легкие, шутливые отношения. Но не могу найти слов.
Мы добираемся до девятого этажа, двери открываются.
— Здесь я справлюсь сам, — говорит Джек. — Собственно говоря, я попросил вас помочь только ради компании.
Я неловко перекладываю папки в его подставленные руки.
— Что же, Эмма, — говорит он все так же официально, — на случай, если больше не увидимся… я был рад, — что мы познакомились.
Наши взгляды встречаются, и в его глазах мелькает что-то прежнее, теплое…
— Это действительно так.
— Я тоже рада, — сдавленно произношу я.
Не хочу, чтобы он уезжал. Не хочу, чтобы на этом все кончилось. Меня так и тянет предложить ему выпить. Вцепиться в него и попросить: «Не уезжай».
Господи, да что со мной творится?!
— Счастливого пути, — желаю я, едва ворочая языком. Он пожимает мне руку, поворачивается и идет по коридору.
Раза два я открываю рот, чтобы его окликнуть. Но что сказать? Нечего. Завтра он сядет в самолет и вернется к прежней жизни. А я останусь в своей.
До конца дня я не нахожу себе места. На сердце свинцовая тяжесть. Вокруг только и разговоров, что о прощальной вечеринке Джека Харпера, но я ухожу с работы на полчаса раньше. Еду домой, варю горячий шоколад и сижу на диване, уставившись в пространство, пока не появляется Коннор.
Я смотрю, как он идет ко мне, и сразу понимаю: что-то изменилось. Не в нем. Он остался прежним.
— Привет, — кивает он, целуя меня в макушку. — Идем?
— Идем?
— Посмотреть квартиру на Эдит-роуд. Придется поспешить, если хотим успеть на вечеринку. Кстати, моя мать подарила нам кое-что на новоселье. Доставили прямо на работу.
Он вручает мне картонную коробку. Я машинально вынимаю стеклянный чайник и верчу в руках.
— Видишь, в нем ситечко. Можно отделять чаинки от воды. Ма считает, что так чай вкуснее…
И тут я, словно издалека, слышу собственный голос:
— Коннор, я не могу…
— Почему? Довольно легко. Нужно только поднять…
— Нет. — Я закрываю глаза, пытаясь собраться с духом, открываю снова и решаюсь: — Я не могу жить с тобой.
— Что?! Что-то случилось?!
— Да. Нет. — Я сглатываю. — Знаешь, меня не раз одолевали сомнения. Насчет нас. И недавно… Недавно я все поняла. Если все будет по-прежнему, значит, я дрянь и лицемерка. Это несправедливо по отношению к нам обоим.
— Что? — Коннор обеими руками трет лицо. — Эмма, ты действительно хочешь… хочешь…
— Да. Между нами все кончено, — говорю я, уставясь в ковер.
— Ты шутишь.
— Не шучу! — выдыхаю я с внезапной тоской. — Не шучу. Понятно?!
— Но… но это нелепо! Нелепо!
Коннор мечется по комнате, как лев в клетке. И вдруг останавливается и резко поворачивается.
— Это тот полет.
— Что?! — Я подскакиваю как ошпаренная. — Ты это о чем?
— Ты стала совсем другой после возвращения из Шотландии.
— Глупости!
— Нет, не глупости! Ты стала нервной, раздражительной… — Коннор присаживается на корточки и сжимает мои руки. — Эмма, мне кажется, ты все еще страдаешь от психологической травмы. Наверное, стоит посоветоваться со специалистами…
— Коннор, мне не нужны специалисты! — кричу я, вырывая руки. — Но, может, ты прав. Может, именно полет… — Я на миг замолкаю. — …так подействовал на меня. Наверное, я по-иному посмотрела на свою жизнь и многое поняла. В частности то, что мы друг другу не подходим.
Коннор с ошеломленным видом медленно опускается на ковер.
— Но у нас все было просто здорово! Много занимались сексом…
— Знаю.
— У тебя появился кто-то другой?
— Нет! — резко отвечаю я. — Разумеется, нет. — Я с силой провожу пальцем по обивке дивана.
— Этого не может быть, — убежденно заключает Коннор. — Просто на тебя что-то нашло. Сейчас приготовлю для тебя горячую ванну, зажгу ароматические свечи…
— Коннор, пожалуйста! Никаких ароматических свечей! Ты должен выслушать меня! И пожалуйста, поверь! — Я смотрю ему в глаза. — Давай расстанемся друзьями.
— Не верю, — твердит он, качая головой. — Я тебя знаю. Ты не из таких. Не отбросишь все, что было между нами. Не…
И тут я, без дальнейших слов, размахиваюсь и швыряю чайник на пол. Чайник со звоном катится в угол. Коннор потрясенно замолкает. Мы оба, оцепенев, смотрим на оставшийся совершенно целым подарок мамы Коннора.
— Он должен был разбиться, — произношу я после напряженной паузы. — Это символ: я готова отбросить все, что было между нами. Поскольку знаю — это не то, что нужно мне.
— По-моему, он все-таки разбился. — Коннор поднимает чайник и принимается осматривать. — Видишь, трещинка.
— Значит, все.
— Но мы все-таки могли бы им пользоваться.
— Нет. Не могли бы.
— Заклеить скотчем или…
— Но он уже никогда не будет прежним.
— Понятно, — медленно выговаривает Коннор.
Кажется, он действительно понял.
— Что же, тогда я пойду. Позвоню в агентство и скажу, что мы… — Он замолкает и вытирает нос.
— Хорошо, — выдавливаю я не своим голосом и добавляю: — Пожалуй, лучше, чтобы на работе об этом не знали. Пока.
— Конечно, — кивает он. — Я никому не скажу.
У самой двери Коннор вдруг оборачивается и сует руку в карман. Голос его слегка дрожит:
— Эмма, вот тут билеты на джазовый фестиваль. Возьми, это тебе.
— Что? — в ужасе шепчу я. — Коннор, не надо! Они твои!
— Нет. Я знаю, как тебе хотелось услышать квартет Деннисона. — Он сует мне в руку яркие бумажки и сжимает мои пальцы в кулак.
— Я… Коннор… просто не знаю, что сказать…
— Джаз останется с нами навсегда, — выдыхает он, прежде чем закрыть за собой дверь.
И с чем я осталась? Ни повышения, ни бойфренда. Только распухшие от слез глаза. И все считают меня спятившей.
— Ты в своем уме? — восклицает Джемайма приблизительно каждые десять минут.
Сейчас утро субботы, которое мы встречаем как обычно: халаты, кофе и тяжкое похмелье. Или, как в моем случае, разрыв.
— Ты хоть понимаешь, что он был у тебя в кармане?! — сокрушается она, не поднимая головы, поскольку сосредоточенно красит очередной ноготь на ноге в младенчески-розовый цвет.
— Я была твердо уверена, что уже через шесть месяцев он наденет тебе на палец колечко.
— А по-моему, именно ты утверждала, что я погубила все шансы на удачный брак, согласившись съехаться с ним, — мрачно напоминаю я.
— Но в случае с Коннором, я думала, у тебя все схвачено! — Она качает головой. — Ты точно рехнулась.
— Ты тоже так думаешь? — обращаюсь я к Лиззи. Та устроилась в качалке, обхватила колени руками и жует тост с изюмом. — Только честно!
— Нет, — бросает Лиззи. Звучит это неубедительно. — Конечно, нет!
— Думаешь?
— Просто… просто вы казались такой чудесной парой!
— Знаю. Знаю, что со стороны именно так и казалось. — Я замолкаю, старательно подбирая нужные слова. — Но, честно говоря, я никогда не была с ним самой собой. Всегда чувствовала себя как на сцене. Ну, понимаешь, это происходило как бы не со мной. Словно не в реальной жизни.
— И это все?! — перебивает Джемайма с таким видом, будто я брежу. — И только поэтому ты порвала с ним?
— Это достаточно веская причина, не находишь? — вмешивается моя верная подруга.
Джемайма непонимающе смотрит на нас.
— Конечно, нет! Эмма, пойми, если бы вы стояли до конца и разыгрывали идеальную пару достаточно долго, то и превратились бы в идеальную пару!
— Но… но мы не были бы счастливы!
— Вы стали бы идеальной парой, — повторяет Джемайма, словно объясняет простую истину умственно отсталому ребенку. — И, естественно, были бы счастливы.
Закончив работу, она осторожно встает и проходит к двери.
— Так или иначе, а в подобных отношениях без притворства не обойтись.
— Неправда! По крайней мере так не должно быть!
— Но почему? Честности и откровенности между мужчиной и женщиной придается слишком большое значение, — усмехается Джемайма. — Моя мать тридцать лет замужем за отцом, а он до сих пор не подозревает, что она не натуральная блондинка.
Она исчезает за дверью, а мы с Лиззи переглядываемся.
— Думаешь, она права? — шепчу я.
— Не-ет, — нерешительно тянет Лиззи. — Конечно, нет. Отношения должны строиться на… на доверии… искренности… — Она замолкает и встревоженно смотрит на меня. — Эмма, ты никогда не говорила о том, что на самом деле испытываешь к Коннору.
— Да… я никому не говорила, — подтверждаю я и тут же понимаю, что это неправда. Но как скажешь лучшей подруге, что я выболтала совершенно незнакомому человеку куда больше, чем ей?
— Знаешь, жаль, что ты не была со мной откровенна, — серьезно говорит Лиззи. — Эмма, теперь все должно измениться! Примем твердое решение отныне говорить друг другу все! Мы не должны ничего скрывать. Ведь мы же лучшие подруги!
— Заметано! — говорю я, подхваченная волной теплых чувств, и, подавшись вперед, обнимаю ее.
Господи, как же она права! Нам нужно почаще откровенничать друг с другом! Не стоит замыкаться в себе! Что ни говори, а мы знакомы больше двадцати лет!
— И если теперь мы открываем друг другу все… — Лиззи откусывает кусочек тоста, искоса смотрит на меня и неожиданно спрашивает: — Скажи, твой разрыв с Коннором имеет какое-то отношение к этому человеку? Человеку из самолета?
Сердце знакомо сжимается, но я, стараясь не обращать внимания на всякие глупости, продолжаю пить кофе.
Связан ли мой разрыв с Коннором… Нет. Нет, никоим образом.
— Нет, — отвечаю я, не поднимая глаз. — Никоим образом.
Мы обе молча смотрим на телеэкран, где Кайли Миноуг дает интервью.
— Ладно! Ладно! — кричу я, неожиданно вспомнив кое-что. — Если уж дошло до откровенных вопросов, то что вы с тем типом, Жан-Полем, делали в твоей комнате?
Лиззи шумно вздыхает.
— Только не говори, что вы просматривали материалы дела, — добавляю я. — Потому что это не объясняет того ужасного топота и грохота.
— Ну… — тянет Лиззи с затравленным видом. — О'кей. Мы… мы… — Она залпом глотает кофе, избегая моего взгляда. — Мы… занимались сексом.
— Что? — смущенно переспрашиваю я.
— Да. Сексом. Поэтому я и не хотела тебе говорить. Стыдно было.
— Вы с Жан-Полем занимались сексом?
— Да! — Она откашливается. — Страстным… пылким… безумным… животным сексом.
Тут что-то не так.
— Не верю! — объявляю я, окинув внимательным взглядом лучшую подругу. — Никаким сексом вы не занимались!
Розовые пятна на щеках Лиззи багровеют.
— Занимались!
— Неправда. Лиззи, что у вас там было?
— Занимались сексом, ясно? — вскидывается Лиззи. — Он мой новый бойфренд, и именно это мы и делали. А теперь оставь меня в покое!
Она порывисто вскакивает, разбрасывая крошки от тоста, и, едва не зацепившись за ковер, выбегает из комнаты.
Я ошарашенно смотрю ей вслед.
Почему она врет? И все-таки, что там творилось? Что, спрашивается, может быть неприличнее секса?
Я так заинтригована, что почти забываю о собственных бедах.
Честно говоря, это не лучший уик-энд в моей жизни. Он не становится лучше, когда прибывает почта и я получаю открытку от родителей с курорта «Меридиен» с восторженными описаниями тамошних красот и чудес. Настроение окончательно портится, когда я читаю свой гороскоп в «Мейл» и выясняю, что скорее всего совсем недавно совершила огромную ошибку.
Но к утру понедельника мне становится легче. Не совершала я никакой ошибки. Моя новая жизнь начинается сегодня. Напрочь забываю о любви и романтике и все внимание уделяю карьере. Может, стоит поискать новую работу?
Выходя из метро, я все больше укрепляюсь в этом намерении. Пожалуй, попытаюсь устроиться специалистом по маркетингу в «Кока-Колу» или еще куда-нибудь. И получу место. А Пол поймет, как был несправедлив, не дав мне повышения. Попросит остаться, но я скажу:
«Поздно. У вас был шанс».
Тогда он начнет молить:
«Эмма, неужели я так и не сумею переубедить тебя?»
А я на это отвечу…
К тому времени как я добираюсь до работы, в воображаемом диалоге Пол уже на коленях, а я небрежно восседаю на его столе, подняв колено (я вроде бы успела облачиться в новый брючный костюм и туфли от Прады), и объясняю:
«Знаете, Пол, от вас всего лишь требуется оказывать мне немного больше уважения…»
Блин!
Прихожу в себя и застываю, вцепившись в раму двери. В вестибюле мелькнуло светлое пятно.
Коннор!
Волна паники накрывает меня с головой. Я не могу идти туда. Просто не могу. Не могу…
Голова поворачивается, и… это вовсе не Коннор, а Андреа из бухгалтерии!
Я толкаю дверь, чувствуя себя полной идиоткой. Господи, настоящая психопатка! Нужно взять себя в руки, ведь рано или поздно я все равно столкнусь с Коннором и придется каким-то образом выходить из положения.
Хорошо еще, что пока никто ничего не знает. Тогда все усложнилось бы в миллион раз! Страшно представить, как люди подходят и говорят…
— Эмма, я так расстроилась, услышав о вас с Коннором.
— Что?
Я от неожиданности дергаюсь, вскидываю голову и вижу идущую ко мне Нэнси.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |