В этот момент мне показалось, что я услышала всхлип с той стороны, а дальше полились несвязные слова и фразы:
– Ночью сильно подморозило… Не справился с управлением… Реанимация… Антон он… Больница… – телефон выскользнул из моей ладони и с громким грохотом приземлился на пол.
Мозаика постепенно начинала складываться и выливаться в одно единственное слово, которое моё подсознание не желало принимать и просто-напросто осмысливать – авария. Произошла авария.
Я медленно опустилась на пол, не до конца осознавая то, что сказала Ирина Геннадьевна. Глаза защипало с такой яростью, что мне составляло огромного труда видеть окружающие предметы. Слёзы нещадным потоком скатывались по моим щекам, губам и шее. Я не хотела признавать этого. Просто не могла. Мне было настолько больно, что я не могла даже здраво мыслить и рассуждать. Я не хотела его потерять. Я любила его. Я не смогу без него. Я виновата в случившемся. Именно я...
Из трубки всё ещё доносился заплаканный голос женщины. Она звала меня по имени уже неизвестное число раз, а я продолжала на это не реагировать. Но мне пришлось это сделать.
Я дрожащими пальцами снова схватила телефон и спросила только то, что мне было нужно:
– Где сейчас он? Скажите, немедленно!
Она, запинаясь, проговорила мне нужный адрес, и я, бросив телефон непонятно куда, побежала одеваться.
Я хватала и одевала всё то, что попадалось мне под руку. Мне было абсолютно плевать, как я буду выглядеть, это не имело никакого значения в данный момент. Я должна была как можно быстрее добраться до той самой клиники, а, судя по словам Ирины, она находится на окраине города, докуда добираться около часа на метро.
Натянув широкий вязаный шарф на голову и шею, я выбежала из дома, предварительно вызвав такси. На нем будет гораздо быстрее. Хоть что-то вышло здравое в такой ситуации.
Машина приехала через пять минут, и я, быстро в неё запрыгнув, назвала водителю нужный адрес, при этом попросив ехать как можно быстрее и пообещав заплатить ему в два раза больше положенного. Он одобрительно кивнул и дал по газам.
<center>***</center>
Таксист резко затормозил около большого четырехэтажного здания, именуемого частной клиникой. Он открыл окно и, выудив из кармана своей куртки сигарету, внимательно посмотрел на меня:
– Идите, – чуть хрипловатым голосом пробормотал мужчина, выдыхая сероватый дым через нос. – Чего ждёте?
– Я должна вам отдать деньги, – запинаясь на каждом слове, прошептала я, нервно теребя тряпичный рюкзачок, который я схватила практически у самого входа. Пальцы совершенно не слушались, поэтому, как я ни пыталась, я не смогла открыть эту чёртову молнию.
– Успокойтесь, девушка. Мне не нужны деньги, идите к своему парню, – на удивление, совершенно искренняя улыбка затронула его губы. – Что вы так на меня смотрите, вы мне всё рассказали, пока мы ехали. Так что я не возьму с вас денег.
– Я рассказала? – я заправила непослушные волосы за уши, уже намереваясь выйти.
Видимо, шоковое состояние давало о себе знать, поэтому я и помнила только то, как машина тронулась с места от моего дома и то, что происходило в данный момент. Дорогу я совершенно не запомнила, да и мне это было не к чему. Мои мысли занимала более важная проблема, которую я до сих пор переварить не могла ни морально, ни физически. Глаза снова защипало от непрошеных слёз.
– Да, – мужчина отвернулся, будто что-то усердно вспоминая. Его ответ был краток, но совершенно понятен. – Просто я вас понимаю, как никто другой. Идите, – он в который раз уже повторил это слово, но я не стала придавать этому особого значения.
– Спасибо вам большое, – я распахнула дверцу и, поскальзываясь и едва не падая, побежала в здание больницы.
За высокой стойкой, в фойе, сидела молодая девушка, которой на вид было около двадцати пяти лет, в светло-зелёном медицинском халате и с длинной чёрной косой, перекинутой на левое плечо. Она усердно с кем-то разговаривала по телефону, периодически смеясь, совершенно не обращая внимания на людей, которые находились в фойе, что уже конкретно начинало раздражать и выводить из себя. Ну, извините, кого нанимают в подобные заведения? Правильно, одних пустоголовых девиц.
– Девушка! – не могу сказать, в какой раз я уже её звала. Та недовольно на меня покосилась и, цокнув языком, положила трубку на базу.
– Что вам нужно? – тонким голоском проговорила она.
– Антон Прокопов, восемнадцать лет. В какой палате он находится? – я облокотилась на ту самую стойку, пристально глядя ей в глаза.
Девушка шумно сглотнула и начала листать какой-то журнал, иногда прищуриваясь и по несколько секунд рассматривая одну и ту же строчку.
– Двадцать седьмая палата, левое крыло, на третьем этаже, – ответила та и захлопнула журнал, борясь с желанием снова схватить телефон и начать бессмысленную болтовню на рабочем месте. – Он в тяжёлом состоянии. К нему мало кого пускают, поэтому…
Я прервала её на полуслове.
– Хватит болтать. Я сама всё узнаю у лечащего его врача, – едко бросила я и быстрыми шагами направилась к лифту. – Благодарю, – я прекрасно расслышала, что она мне сказала вслед, но постаралась не обращать на подобную ерунду внимания. – Занимайтесь своей работой, а не мелите попусту языком, – кинула я уже через плечо, прежде чем дверцы лифта захлопнулись.
Коридор, ведущий в нужную палату, показался мне слишком длинным и слишком белым. Яркий свет ламп неприятно резал глаза, отчего те ещё больше начинали слезиться. Я уже практически не различала дороги, когда меня кто-то окликнул со спины:
– Лика, сюда, – я повернулась и увидела в проёме дверей Романа, машущего мне рукой.
Его лицо не выражало не единой эмоции. Сейчас оно напоминало мне чисто-белый лист бумаги: именно такого цвета была его кожа. Я преодолела это метровое расстояние до помещения и через секунду оказалась в самой палате.
– О, Боже… – если бы не Рома, подхвативший меня под руки, я бы точно рухнула на пол от увиденного «зрелища»: Антон лежал в кровати с перебинтованной головой и гипсом на правой ноге, который располагался вплоть до колена. Руки тоже были не в лучшем состоянии: на одной также был гипс, а от другой отходил тоненький шланг, по которому стекала желтоватая жидкость. Грудь тоже была перебинтована, и тут мне вспомнился недавний сон, и меня аж передёрнуло. – Как? – больше слов не находилось.
– Не справился с управлением, – шумно выдохнув, ответил Стрельцов, при этом нервно потирая переносицу. Он отпустил меня, и я медленно опустилась на стул рядом с кроватью.
– Это я виновата, – тихо произнесла я, пристально глядя на спящего Антона. – Я сильно поссорилась с ним накануне, а теперь он лежит здесь, весь переломанный и без сознания! – я уже переходила на крик. Слёзы снова потекли по щекам, а всхлипы постепенно перерастали в истерику.
– Тише, успокойся, – брюнет сел рядом со мной и легко обнял за плечи, подбадривающе постукивая ладонью по спине. – Ты не виновата. Это был несчастный случай.
– Он был пьян, Рома. Я знаю это, – мои серо-голубые глаза встретились с его ярко-зелёными глазами. Парень посмотрел на меня как на умалишённую.
– В его крови не нашли алкоголь, Лика. Ты о чём? – теперь пришла моя очередь недоумевать. Не могло же мне просто показаться. Или… могло? – Как только Антона привезли в клинику, ему сразу же сделали анализ крови, никаких запрещённых веществ, а тем более спиртного найдено не было. Возможно, он превысил скорость, а ночью действительно сильно подморозило. Нам ещё пока ничего не сказали по этому поводу, всего лишь есть догадки.
– Ты хочешь сказать, что он был абсолютно трезв? Но я же… – теперь я чувствовала себя вдвойне, нет, втройне виноватой. Получается, мы поругались из-за пустяка? Какая же я дура. Самая круглая дура в мире. Теперь он ещё и в аварию попал, и неизвестно, что будет с ним дальше, а мне просто приспичило на него поорать, и всё из-за моих глупых амбиций. Прокопов был прав. Во всём прав. – От него пахло алкоголем, – закончила я, нервно глотая скатившиеся по губам слезинки.
– Я кофе принесла, Ром, – я медленно повернулась на знакомый мне голос и обомлела. В палату зашла Юлия Чехова собственной персоной, но что-то в ней явно изменилось: её темные волосы, обычно всегда идеально прямые, были кудрявыми и распущенными, делая девушку довольно-таки милой, также на ней совершенно не было тонны тонального крема и туши. Одета она была в узкие джинсы и просторную толстовку фиолетового цвета, а на ногах были кроссовки. – Ой…
– Что ты здесь делаешь? – слишком громко спросила я, наблюдая за действиями одноклассницы. Она медленно подошла к Стрельцову и села к нему на колени, отдавая пластиковый стаканчик с кофе. Он слегка улыбнулся ей, принимая кофе, что поставило меня в ступор.
– А что тут непонятного? – деликатно поинтересовалась Юля, кинув на меня отрешённый взгляд. Судя по выражению её лица, ей было без разницы, только на Рому она смотрела с благоговением.
– Всё, не надо тут разводить, тем более в больнице, – прервал нас парень, поднимаясь со стула вместе с Чеховой. – Мы пойдём, Лика, я думаю, тебе стоит посидеть с ним наедине. – Он обнял девушку за талию, и они вместе вышли из помещения. Что вообще здесь происходит? Но сейчас меня это не особо волновало…
Я обернулась и, когда поняла, что осталась одна, стянула с себя куртку и присела на край кровати, наблюдая за Антоном, который мирно спал. Если бы не аппарат, который издавал пикающие звуки и показывал кардиограмму, я бы могла подумать, что он совершенно не дышит. От этой мысли я вздрогнула и легко провела ладонью по его руке. В этот момент блондин пошевелил пальцами, что заставило меня резко выдохнуть, но глаза, к сожалению, он не открыл.
– Прости меня. Это я во всем виновата… – слишком тихо пробормотала я, пытаясь подавить эти треклятые всхлипы, но у меня ничего не получалось. Я снова начала плакать, и не просто плакать: я ревела, громко ревела. – Я такая дура, прости меня, прости… – меня оглушали собственные слова. Я чувствовала себя настолько ужасно, что не могла словами передать. Наверное, лучше бы меня избили, чем терпеть такую режущую душевную боль, которая нарастала с каждой новой минутой, проведённой рядом с покалеченным Антоном.
Я уже не помнила, сколько раз произнесла слово «прости», но это всё равно уже ничего не изменит. А если бы можно было повернуть время вспять, я бы сделала всё, чтобы этого не произошло. Всё, что могла бы сделать.
Говорят, что только когда потеряешь, начинаешь поистине ценить. Я раньше не понимала смысл этого выражения, а теперь понимаю. Слишком понимаю. Я не ценила этого человека, который делал для меня всё, что мог. Возможно, мне казалось, что я ценила, но это было не так. Я такая эгоистка. А сейчас я смотрела на Антона и просто выплакивала всю ту боль, которая во мне скопилась. Это не помогало. Совершенно не помогало…
========== Глава 25. Раскрывая карты прошлого. ==========
<right><i>Дорогие мои читатели, поздравляю Вас всех с Новым 2014 годом!
Желаю счастья, здоровья, новых начинаний и успешных окончаний ваших ранее задуманных дел! Тем, кто пишет, вдохновения побольше и преданной музы!
Не знаю, что бы делала без Вашей поддержки, отзывов и нужных, во время, пинков к написанию продолжения.
Спасибо Вам за всё!
Я всех Вас очень-очень люблю!♡
С уважением, ваш автор, Ariana Lee.</i></right>
_____________________________________________________________________________
<right><i>Ошибки – это знаки препинания жизни, без которых, как и в тексте, не будет смысла.</i></right>
Я и не заметила, как меня накрыло пеленой беспокойного сна. Вернее, это можно назвать легкой дремой, когда сразу же просыпаешься от малейшего шороха или неожиданного присутствия неизвестных тебе лиц. Ну или почти неизвестных, так я думала до определенного момента.
В палате все так же пахло каким-то специфическим, чуть горьковатым лекарством, а аппарат, стоящий возле кровати Антона, издавал громкие, пикающие звуки, означавшие то, что с ним все в порядке. И это обнадеживало. Немного. Он, главное, жив, а остальное я считала неважным. В данный момент.
Дверь, ведущая в палату, неожиданно скрипнула, тем самым впуская в помещение каких-то людей, а я продолжала, скрючившись, сидеть в кресле и делать вид, будто сплю.
Ноги, находясь в одном и том же положении несколько часов, сейчас практически ничего не чувствовали, отдаваясь в районе икр и ступней легким покалыванием, но мне было абсолютно все равно на этот дискомфорт.
– Почему ты мне не позвонила, Ирина? Почему я узнал об аварии из других источников? – ровный, без единого колебания, голос, явно принадлежавший мужчине, разнесся по палате.
Неужели, этого человека не предупредили, что здесь так громко разговаривать нельзя?
Мне так хотелось вскочить и отчитать нарушителя за это, тем самым защищая должный покой Антона, но я воздержалась. И не напрасно, как оказалось позже:
– Кстати, спешу заметить одну вещь, что это? – вероятно, незнакомец указал пальцем или, на крайний случай, ладонью в мою сторону. Пусть я и не видела этого, но определённо знала.
– Я не обязана тебе докладывать, Михаил. И это не вещь, а девушка, как ты видишь, – с нотками возмущения начала женщина, которой как раз-таки являлась Ирина Геннадьевна. Без каких-либо сомнений и объяснений.
– Еще как обязана, – прошипел мужчина. – Антон – мой сын. И я имею полное право знать о его судьбе, равно как ты не имеешь даже и трети всего, что я сказал ранее. Ты всего лишь сестра моей бывшей жены и носитель моей же фамилии, – в этот момент я оказалась в невероятном ступоре. Что, простите? Мой желудок ухнул куда-то вниз, отчего я едва поборола приступ подкатившей к горлу тошноты от свалившегося на мою голову такого преизбытка информации. Как такое вообще возможно?
С того момента как Офелия Алексеевна рассказала мне про то, что Ирина Геннадьевна вовсе не является настоящей матерью Антона, а всего-навсего родной тётей и законным опекуном, я думала, что она приходится сестрой его отцу (так как фамилия говорила сама за себя), но уж такого я ожидать не планировала. Честно. Теперь мне было совершенно не понятно: зачем весь этот фарс, это во-первых, а во-вторых, известно ли Прокопову обо всём этом?
По крайней мере, он мне никогда не рассказывал про свою семью. Только то, что Машка приходится ему сводной сестрой. И то я это узнала от неё же самой.
И даже сейчас вся эта необычная ситуация говорила о том, что мне совершенно ничего не известно о человеке, к которому я поистине питаю искренние, теплые чувства.
– Что ты несешь? – голос директрисы предательски дрогнул, и она всхлипнула от внезапно нахлынувших слез. – Я воспитывала Антона с четырех лет. Именно я, черт возьми! А ты просто взял и ушел к любовнице, от которой у тебя на тот момент уже был ребенок. Ты даже не скорбел по Полине, как следовало бы это сделать её мужу! А я лишь попросила тебя, Михаил, об одолжении. Ты же не захотел видеть своего сына с девичьей фамилией жены. Ведь так? Другого выбора у меня, к сожалению, не было, а оформить подобные документы тебе раз плюнуть с такими то связями. Так что, я, получается, твоя «младшая сестрёнка», да? – она истерически усмехнулась, что как раз-таки и напугало меня. – Я с превеликим удовольствием расскажу ему правду. Пусть Антон возненавидит меня, но я буду знать, что моя совесть наконец-то станет чиста.
– Ты не посмеешь, поняла меня? Не посмеешь! – внутри будто всё похолодело. Я не имела никакого права слушать этот разговор. Но треклятое любопытство победило. Мне уже наконец-таки хотелось раскрыть все тёмные карты прошлого Антона. Неведение постепенно убивало меня. А его оно убьёт вдвойне.
– Еще как посмею, Михаил, – жестко отчеканила директриса, стараясь как можно скорее смахнуть внезапно-нахлынувшее наваждение. Видимо, эта ситуация стала для женщины последней каплей в этом бескрайнем море лжи. Я, конечно, не до конца понимала всю суть, но мне, определенно, было её очень жаль. Безумно жаль. – Любой игре когда-нибудь наступает конец, и вот он уже на пороге. Ожидает.
– Он отвернется от тебя, Ирина, – с его стороны это был очень жестокий выпад, но женщина никак не отреагировала. Она до последнего держала планку, а мне уже хотелось просто убежать отсюда. – Антон точная копия меня в юности. Такой же вспыльчивый и импульсивный…
– Он поймет, – бесцеремонно прерывая его, пробормотала Ирина Геннадьевна, резко опустившись в соседнее кресло, стоящее около окна. – Ведь ты мне выставил условие, а я хотела лучшей жизни для твоего сына, поэтому и согласилась на эту нелепую авантюру. Но я до сих пор не могу понять одного. Зачем? – послышался тяжёлый вздох. – Зачем тебе нужно было делать из всего этого огромную проблему?
– Узнаешь в скором времени, – чуть слышно ответил мужчина. На одно мгновение мне показалось, что вся его высокомерная стена равнодушия дала трещину, но я ошиблась. – Я оплатил всё лечение и лекарства, которые были нужны Антону, а также перечислил некоторую сумму денег на твою личную банковскую карту.
– Мне не нужны твои подачки, – брезгливо бросила она, отчего голос стал в разы жестче.
– Не говори ерунды, Ира. Я прекрасно осведомлен о том, что тебя временно отстранили от работы. Но причины я, к сожалению, не знаю. Хотел спросить тебя, – мне думалось, что за сегодня уже хватит потрясений, но то, что сказал мужчина, было вполне ожидаемо от жабы Клары Васильевны. Не получилось у меня помочь «матери» Антона. Если бы не авария и внезапно навалившиеся проблемы. И, тем не менее, я заставила себя об этом не думать. Слишком больно было.
– Благодарить не буду, говорить причину также не собираюсь. Если у тебя все, прошу, уходи.
– У меня рейс на десять утра, так что да, мне пора, – голос этого мужчины начинал выводить меня из себя, также как и его чудовищное отношение к собственному сыну. – Передавай Антону, как очнется, что я к нему заходил.
Как только дверь за ним захлопнулась, я открыла глаза, пристально уставившись в одну точку на стене палаты.
– Ты ведь всё слышала, верно? – осторожно обратилась уже ко мне женщина и, поднявшись и того самого кресла, коснулась тёплой ладонью моего плеча. Я вздрогнула и перевела затуманенный взгляд на неё. В данный момент она казалась старше своих лет, что было не удивительно.
– Да, – всё, что смогла ответить я, совершенно не двигаясь и не моргая. Для меня это было действительно потрясением.
– С тобой мой мальчик другой. Это я уже давно заметила, – будто не слушая меня и находясь в своем собственном мире, Ирина Геннадьевна кивнула головой в сторону единственной в помещении кровати и натянуто улыбнулась. – Слушай, Лика, я думаю, тебе стоит поехать домой и хорошенько отдохнуть. Рома сказал, что ты давно здесь находишься. Рядом с Антоном… – она снова тяжело вздохнула.
– Нет! – слишком резко выкрикнула я, но извиняться не стала. – Я буду сидеть здесь и ждать, когда он придёт в сознание.
– Так дело не пойдет, – её карие глаза выражали беспокойство и некоторую толику сожаления. – Сделай так, как я тебе сказала, пожалуйста, а как только появятся изменения в его состоянии, я тебе обязательно сообщу, договорились?
– Но, я не могу так…
– Лика, так нужно для тебя и для него, понимаешь это? – голос женщины увядал с каждой секундой, и я всё-таки решила с ней согласиться, так как в глубине души считала её слова абсолютно правильными.
– Вы обещаете? – наивно поинтересовалась я, утирая со щёк мокрые дорожки.
– Обещаю, – Ирина Геннадьевна наклонилась и легко поцеловала меня в лоб, словно утешая маленького ребёнка, и это было то, что действительно мне сейчас нужно.
<center>***</center>
Последние пару дней я ходила, словно зомби. Я практически ничего не ела, лишь усердно продолжала сидеть на больших дозах кофеина, отчего под глазами залегли тёмные круги, и я заметно убавила в весе, что совершенно меня не красило.
Одноклассники так и продолжали обходить меня стороной за километр, чему я была бесконечно благодарна. Сейчас мне совсем не хотелось с кем-либо разговаривать; даже Маша, которая названивала мне по сотне раз на дню, получала в ответ сплошное игнорирование в свой адрес. Но я знала, что она поймет меня, а вернее, моё нынешнее состояние.
В данный момент я, в буквальном смысле, не жила, а существовала в этом мире, находилась за высокой непробиваемой стеной воспоминаний, совершенно одна. Без какой-либо моральной поддержки и оптимистичных слов.
Обычно с такими проблемами большинство детей ищут поддержки у родителей, но это явно было не про меня: мать, которая ушла от нас с папой совсем недавно, даже не вспоминает о том, что оставила своего ребёнка, тем самым променяв его на молодого любовника. С того времени от неё был лишь один-единственный звонок и то отцу, когда они разводились, и то никудышное письмо, с нелепыми оправданиями. Она даже мне толком не объяснила, почему ушла, а главное – из-за чего или кого. Отец до такой степени заработался, что бывает дома раза три в месяц, а остальное всё – командировки и конференции в других городах. И только сейчас я понимала, как же мне всё-таки одиноко. Я одна, и никого нет рядом.
Изменений в состоянии Антона так и не произошло – он продолжал находиться без сознания, но врачи давали оптимистичные прогнозы. Говорят, что с ним будет всё в порядке, что он полностью поправится, так как его нынешнее самочувствие является последствием травмы головы и многочисленных ушибов, а также переломов, но меня вся эта информация едва ли утешала.
<center>***</center>
После шестого урока я быстро взяла из раздевалки куртку и как можно незаметнее вышла из гимназии на улицу, вдыхая морозный декабрьский воздух всем объёмом лёгких, что слегка приводило меня в чувства и «отрезвляло» разум.
Я впервые прогуливала урок, а вернее, факультатив по математике, который проводился с целью подготовки к предстоящему ЕГЭ. И мне было абсолютно без разницы, что Клара Васильевна, которая в данный момент временно исполняла обязанности директора, всё доложит моему отцу, а также предварительно отчитает меня «по всей строгости», да ещё и наказание придумает. Мерзкая жаба, добившаяся того, чего так сильно желала – высокой должности в этой чёртовой гимназии.
– Лика! – кто-то достаточно громко окликнул меня со спины, отчего я резко обернулась и увидела приближающегося ко мне Романа. И почему-то я особо не удивилась.
– Привет, – всё, что смогла ответить я, закутываясь как можно плотнее в вязаный шарф. – Почему в школе не был?
– Я с Юлей был, точнее, провожал её на поезд, – чуть стушевавшись, ответил парень, пряча в карманах куртки ладони и выдыхая маленькое облачко пара изо рта.
– Ты же вроде бы с ней собирался ехать. Уже передумал? – как мне стало известно ранее, Юлия и Роман начали встречаться, и он решился сопровождать за границу, на лечение, о чем знали только три человека: я, Антон и Рома.
Подробностей данного решения я, к сожалению, не знала, но факт оставался фактом. Стрельцов говорил, что она изменилась, стала менее агрессивной, но мне что-то в это верилось с особым трудом, но это уже были мои личные амбиции. Лезть в их отношения мне не хотелось, да и не было особого желания.
– Нет, – пробормотал брюнет, заметно помрачнев. – Я не передумал, просто есть один человек, который меня здесь пока держит, поэтому я не могу уехать, не узнав лично, что с ним всё в порядке…
– Антон… – имя сорвалось с моих губ прежде, чем я осмыслила всё то, что он сказал.
– Верно, – Стрельцов взял меня под руку и повел прочь с территории гимназии. – Ты ведь к нему идёшь? В больницу?
– Да, к нему, – тихо прошептала я, вскинув голову вверх и наблюдая за тем, как с серого свинцового неба медленно падают крупные снежинки, оседая на всевозможных поверхностях. – Я очень боюсь, Ром. Боюсь потерять его…
– Не говори ерунды, – парень смерил меня серьёзным, но в то же время сочувственным взглядом. – Всё будет хорошо…
– Не будет! – резко прервала его я, отходя на пару шагов назад, тем самым вырывая свою руку из его руки. – Уже не будет. А что, если он возненавидит меня? Я не вынесу этого.
– За что? – удивившись, брюнет широко развёл руками в стороны, явно недоумевая от моей реплики. – Я не понимаю тебя. Совершенно не понимаю.
– Ведь это я во всём виновата. Я! – из глаз самопроизвольно брызнули слёзы, и я отвернулась. – Если бы я не начала эту глупую ссору, то сейчас с Антоном было бы всё в порядке!
– Ты не виновата, Лика. Это был несчастный случай. Не кори себя, – мне на плечи легли тёплые ладони Стрельцова, вселяя малую толику надежды. Надежды на лучшее. Но легче мне всё равно не становилось.
В этот момент в моём кармане завибрировал телефон, и я, слегка успокоившись, ответила на звонок, полностью игнорируя вездесущие реплики Романа.
– Да, я слушаю, – чуть охрипшим голосом пробормотала я, потирая пальцами переносицу в ожидании дальнейшего развития диалога. – Что? Повторите, пожалуйста, ещё раз.
– Эй, что происходит? – взволнованно спросил Стрельцов.
Впервые за эти несколько дней, я действительно искренне улыбнулась, быстро запихнув телефон обратно в карман:
– Антон пришёл в сознание. Его разрешено посетить, – всё, что смогла ответить я, резко срываясь с места.
========== Глава 26. Забытые краски. ==========
Не знаю, как я умудрилась добраться до больницы без каких-либо происшествий и осечек, так как абсолютно ничего не различала от нахлынувших слёз чрезмерного счастья и от осознания того, что я скоро увижу Антона, смогу поговорить с ним, возможно, обнять, поцеловать и попросить… прощения. Именно прощения, потому что я до сих пор винила себя в произошедшем и не могла смириться с данными обстоятельствами. Сердце, в буквальном смысле, разрывалось от тяжёлых, словно свинец, чувств, а душа требовала излиться. Но не любому человеку, а именно ему. Ему, и никому больше…
Не могу сказать, бежал ли следом за мной Роман, так как я попросту этого не замечала, а когда перед глазами точно материализовалась знакомая дверь палаты, за которой находился Антон, я остановилась. Резко. Но не из-за того, что мне этого захотелось – на моём пути находилась Ирина Геннадьевна, не пуская вовнутрь помещения. Моё лицо в один момент исказилось от всепоглощающего гнева.
– Что происходит? – громко воскликнула я, пытаясь обогнуть её с разных сторон, но она снова делала шаг, следом за мной, с точностью повторяя мои движения и оставляя меня в невыгодном положении. – Вы мне объясните, наконец, почему мне нельзя войти?
– Лика, – шумно выдохнула женщина, кидая в мою сторону сочувственный взгляд ореховых глаз, что уже начинало мне не нравиться. Без каких-либо сомнений. – Тебе лучше уйти. Сейчас.
– Какого чёрта? – ещё громче завопила я, уже практически набрасываясь на ни в чём не повинную женщину, с кулаками. – Вы обещали мне. Обещали, Ирина Геннадьевна!
– Во-первых, не кричи, – безапелляционно заявила она, в один миг становясь серьёзной и непроницаемой, как это обычно бывало в школе на массовых мероприятиях и за пределами директорского кабинета. – А, во-вторых, это была ошибка. С моей стороны. Я не должна была тебе звонить.
– Что? – кровь отлила от моего лица, а в глазах зарябили тёмные пятна. Я пошатнулась, облокачиваясь на стену, прилежащую к той самой палате, куда меня не пускали. Я должна что-то предпринять. Обязательно. – Вы не можете так со мной поступить. Не можете…
– Прости, – её голос дрогнул, в тот самый момент, когда я со всей силы оттолкнула женщину и ворвалась в помещение. – Лика, Стой. Не смей!
Но я уже её не слушала, огромными шагами направляясь в сторону кровати, где лежал Прокопов, глядя на меня огромными светло-карими, пусть болезненными, глазами. Он действительно был в сознании, и от этого становилось теплее на сердце.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |