«Музыкальный приворот. Книга 1» 26 страница

– Мы пришли к классному руководителю сестры моей девушки, – вновь произнес лидер известной группы, не отпуская меня.

Прекрасно, гад, понимал, что смущает девушку, меня то есть. И ему это доставляло удовольствие.

– А-а-а, – протянула завуч младшей школы. Кажется, на нее этот парень тоже смог произвести впечатление, – может быть, вас проводить в таком случае? Школа у нас большая…

Мы не успели ответить, вернее, мой музыкант не успел этого сделать, потому что вдруг откуда-то слева раздался визг, наполненный таким восхищением, будто только что кто-то узнал о миллионном выигрыше в лотерею! Мы с Родионовной чуть не присели.

– Кей! Кей! Здесь Кей! – проорала какая-то девушка-старшеклассница, вышедшая откуда-то из-за угла. Она пару секунд нас разглядывала, а потом бросилась к нам.

– Это что… – хотела, было, я задать вопрос своему спутнику, как он резко развернул меня к себе, и теперь я была вынуждена ощущать его тепло не спиной, а грудью. К тактильным ощущениям добавилось еще и дистантное: запах. От куртки этого придурка явно несло приятным и дорогим одеколоном: что-то вроде тонкого, едва заметного запаха кедра с горьковатыми нотами то ли бергамота, то ли сандала. Хотя точно сказать не могу – сколько надо мной ни билась всезнающая Нинка, запахи я не сильно понимаю.

– Тут солист «На краю»! – заорали еще в нескольких местах сразу. Гул все нарастал и нарастал. Пчелы летели на мед.

– Эй! Что там? – хотела повернуться я, но Кей не дал мне этого сделать – если все нормальные парни обнимают девушек за талию или там плечи, он решил, что мне будет очень приятно, если он прижмет руки к моей голове. И не даст ей повернуться.

– Доставай мобильник!!! Снимай! – проорал совсем рядом с нами какой-то парень неформальной внешности – я чуть скосила глаза и имела честь узреть его дреды. – Кей с девушкой!!!

– Круто-о-о! – раздалось в ответ с разных сторон.

– Что это творится? – недовольно принялась оглядываться удивленная Ирина Родионовна.

Что здесь творится? Я скажу, что здесь такое. Просто поклонники некой прекрасной альтернативной группы, которая претендует в будущем на мировую популярность, увидели своего кумира живьем. И не где-нибудь, а в собственной школе. На переменке.

Кей почему-то сильнее прижал меня к себе.

Его не радовали собственные фанаты. Вот если бы у меня были поклонники, которые кричали мне, махали руками и снимали на камеру, я была бы очень даже счастлива. Ну по крайней мере я не застыла бы каменным изваянием самому себе, и не прижимала бы к себе совершенно постороннего человека. А вот фронтмену группы «На краю», кажется, такое излишнее внимание, перерастающее в истерию, не пришлось по душе.

– Вашу мать… – выдохнул он. – Какого… я сюда… это все ты виновата!

Действительно, кто еще может быть в этом виноват?

– С какого перепугу? – прошептала я, слыша, что криков все больше и больше.

Завуч младших классов пыталась разгонять учеников, и к ней присоединилась проходящая мимо учительница, но у работниц среднего учебного заведения ничего не выходило.

– Кей! Кей! – доносилось отовсюду. Девичьи голоса сплетались с криками парней и совсем мальчишек. – Кей!!! Дай автограф!

– Ведите себя потише! – в один голос рявкнули преподавательницы и принялись разгонять толпу, которая очень сильно хотела подобраться к своему кумиру. – Что вы за цирк устроили?

– К нам крутой чувак пришел! А вы… – крикнул парень с дредами очень весело, ни на миг не опуская камеру, а потом заорал кому-то, оборачиваясь в сторону лестницы. – Мужики! Сюда! Бегом!

– Отпусти меня, – в это время попыталась я освободиться, чувствуя себя неловко. Пожалуй, сейчас у кого-то начнется незапланированная раздача автографов, а я буду совершенно лишней.

– Не рыпайся, – и не собирался слушать меня солист популярной группы, – старайся не поднимать головы, – иначе твое лицо увидят.

Вот как? Действительно. Но… у меня что, действительно такое ужасное лицо, что этому наглому дураку так стыдно будет, что рядом с ним не фотомодель, а всего лишь простая я? Нет, это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Нельзя быть настолько испорченным мерзавцем.

– Не смей поворачиваться, – прошипел Кей, плавно отходя вместе со мной ближе к стенке. – Они снимут твою мордашку, и уже через пару часов ты будешь веселить весь Рунет.

– Правда, что ли?

– Нет, я вру, – огрызнулся Кей.

Откуда я знаю? Может быть, ты мной, как живым щитом, сейчас будешь прикрываться?

– Кей! Дай автограф!!! – разорялся кто-то. – Поговори с нами!

– Ребята! Успокойтесь! – появилась еще какая-то преподавательница. – Ирина Родионовна, Ольга Павловна, что тут у вас творится?

– Кей! Кто это с тобой?! – не унимались какие-то девушки. – Покажи нам лицо этой стервы!!! Кей, кто это?!

Господи, по-моему, светловолосый намного умнее, чем я думала, – меня эти девицы растерзать хотят, кажется! Неужели они меня считают девушкой Кея? Это престижно, быть второй половинкой звезды? Или это немного опасно?

Ирина Родионовна замерла, пораженная наплывом учеников, которые выставляли вперед сотовые телефоны, словно хотели ими заколоть нашего популярного парня и меня вместе с ним заодно. Женщина явно понимала, что теряет контроль над ситуацией.

– Что тут такое? Что тут такое? – повторяла она, и только ее грозное присутствие отпугивало школьников, не давая им еще плотнее обступить Кея. – Прекратите! Ребята, с кем я разговариваю?!

– Вы чевой это творите? А ну брысь отседова! – выбежала охранница-бабушка из своей будочки, наконец проснувшись. Она мигом оценила обстановку.

– Вы что-нибудь понимаете? – жалобно обратилась к нам Ирина Родионовна. – Дети из-за вас так кричат?

– Этот парень – знаменитость, а это все его фанаты, – умудрилась я немного повернуть голову в ее сторону. А все-таки приятно стоять почти что в объятиях этого красавца с жутким характером. И одеколон у него со вкусом подобран. Интересно, если я немного поудобнее голову положу, Кей разозлится?

– Правда? – всплеснула пухлыми руками женщина. – Я и смотрю, мальчик как с картинки! Миленький такой, как белоснежный котеночек!

И это говорит взрослая состоявшаяся преподавательница? «Котеночек» тяжело вздохнул.

– Знаменитость, говоришь? – пожевала губами и охранница, видя, как коварные школьнички все ближе и ближе подбираются к солисту «На краю». – А ну, идите быстрее ко мне, не то вас эти слоны затопчут! А то потом оттирай всяких там знаменитостей с пола…

И она широким жестом указала на собственную конуру, что примостилась справа от нас. В ней трое уместились бы с трудом, зато она была огорожена от внешнего мира.

– Кей! – никак не могли успокоиться фанаты, продолжая напирать.

Надо же, а я и не подозревала, что их так много. Келла и его друг действительно очень известны.

– Мой любимый тут! – вдруг раздался истошный девичий крик. Для музыканта это стало последней каплей. – С какой-то шалавой!

Это я-то шалава??? Вот уж чего только о себе не услышишь. И все из-за этого напыщенного популярного малого. Сам он шалава.

– Нам направо, – скомандовала пожилая женщина и добавила: – хорошо, хоть не через всю толпу переть! Вот ученички, вот оглоеды ненормальные…

Светловолосый, одной рукой придерживая меня, второй резким движением снял свою куртку, умудрился накинуть ее мне на голову и сумел пройти вслед за воинственной преподавательницей и бабушкой-охранницей, расчистившей ему путь в толпе собственным телом и метлой, невесть как оказавшейся в ее жилистых руках.

– Я потрогала Кеечку! – возопила какая-то идиотка.

Хо-хо, вот оно – счастье. А наш звездный блондинчик хорошо устроился. По-моему, вздумай он заняться работорговлей, то у него не было бы проблем с «товаром» – кое-кто сам бы ему бесплатно отдался за одно только прикосновение или какой-нибудь там поцелуй.

Парень несколько грубо впихнул меня в услужливо открытую дверцу, ведущую в крохотное прямоугольное помещение, где хранились многочисленные ключи от кабинетов. Нам очень повезло, что мы остановились именно в этом месте. Боюсь, что бешеные ученики и ученицы не дали бы нам спокойно пройти сквозь свои стройные ряды, скажем, к лестнице.

Бабка под руководством несколько пришедшей в себя Ирины Родионовны захлопнула за нами дверь. А я тут же заперлась на защелку. Злые выкрики малолетних фанатов насчет меня совсем не нравились.

– Уф… – прошептала я. Несмотря на тонкие стены и наличие не слишком прозрачного стекла, в этой каморке было намного тише, чем снаружи, и радостные и восторженные вопли превратились в один большой, долгий, неразборчивый звук. Да уж, нелегкая жизнь у звезд шоу-бизнеса. Я всего лишь один раз столкнулась, и мне стало не по себе, а им, несчастным, едва ли не каждый день приходится терпеть такое. Вот она, обратная сторона известности!

Эта ситуация напоминала мне осаду крепости, в которой засели я и светловолосый.

Учительницы и охранница, а также подоспевший к ним физрук, в руках которого торчала сосиска в тесте, обороняли сторожку-крепость снаружи. Безрассудные люди… Правду говорят, что преподаватели способны на самопожертвование.

Нападавшие, точнее, ученицы и ученики, были явно недовольны таким раскладом. Они продолжали орать и звать Кея.

– Ну что, рада? – снизу вверх посмотрел на меня Кей, сразу же усевшись на единственный стул, стоящий перед миниатюрным столиком, на котором возлежал потрепанный журнал, куда бабушка аккуратно записывала всех тех, кто брал ключи, заставляя при этом расписываться. Ответственная старушка.

– Чему рада? – не смела повернуться я лицом к стеклу, за которым бушевали раздосадованные поклонники тяжелой музыки. Хотя это стекло было зеленоватым и слегка мутным, к тому же увешанным бумажками, и рассмотреть меня было бы крайне проблематично. Но береженого Бог бережет. Кей заметил, что я боялась даже голову повернуть, и произнес довольно:

– Правильно, правильно, детка, не поворачивайся к ним лицом. Я не для того укрывал тебя. Кстати, верни куртку. Она мне дорога.

Я тут же протянула предмет одежды парню, но он не взял его, а сказал, чтобы я положила ее на стол. Пришлось выполнить его указание.

Барин чертов. И как я к училке Нелькиной попаду?

– Ты рада тому, – ничуть не смущаясь, проговорил фронтмен группы, поигрывая своим кулоном, как всегда висевшим на груди, – что из-за тебя мы тут оказались и попали в идиотское положение? Признайся, счастлива?

– Из-за меня? – я просто переполнялась праведным гневом. – Да ты сам за мной увязался!

– Я договорился встретиться с тобой. А тебя понесло в школу неизвестно зачем, – совершенно не чувствовал себя виноватым он.

Такие, как он, даже в следующей реинкарнации не смогут узнать, что такое угрызения совести.

Я ответила чуть нервно.

– Зачем понесло? Я же русским языком сказала – к классной своей сестры! Нелли попросила меня об этом вчера вечером.

Парень слегка откинул голову и в упор посмотрел на меня.

– Значит, – задумчиво сказал он, – ты сначала пообещала встретиться со мной, а потом передумала? Как невежливо, куколка. Ай-ай-ай.

Может быть, это и невежливо, но как я должна была поступить? Я вообще не верила, что он ко мне приедет. Надо же, наш мистер Крутой-Певец-В-Крутых-Штанах-С-Рокерскими-Побрякушками решил осчастливить своим драгоценным вниманием некую Катю Радову. И я ненавижу, когда ко мне так фривольно обращаются. Какая я куколка? Какая я детка?

– Отстань, – не смогла я придумать аргументов в свою защиту. – И не обращайся ко мне так.

– Я могу звать тебя «эй», – пожал плечами Кей, убирая упавшую на глаз светлую прядку волос.

Кстати, что-то я сегодня не заметила в его прическе разноцветных прядей, как на концерте.

– Кей! Кей! Выходи! – стройным хором проорали за стеклом.

Людей в коридоре становилось все больше и больше. Прибыли и любопытствующие, которым было интересно, почему куча их одношкольников собрались едва ли не у входа и вопят, как потерпевшая бабулька?

– Выйди лучше к своим поклонникам! Видишь, как они тебя требуют, – попыталась вложить я в свой голос как можно больше язвительности, только у меня этого не получилось.

– Я не люблю, когда на меня обращают много внимания, – его ответ показался мне странным. Как такой, как он, считающий себя мегазвездой, не любит фанатского внимания? Это же так лестно.

Кей продолжал, задумчиво глядя в стекло на размытые фигуры страждущих увидеть его:

– Скажи, детка… а, да-да, я забыл, что ты отзываешься на «эй». Эй, скажи, почему они все хотят со мной встретиться? Почему радуются, видя Кея?

Ого, о себе мы уже в третьем лице говорим? С меня пример берем?

– Почему Кей так популярен, эй, детка?

Я недовольно посмотрела на него. Знаю-знаю, хочешь услышать хвалебные слова о том, что он прекрасен и все эти детишки желают лицезреть своего кумира. Эта его уловка из серии: «Ой, мне, кажется, пора садиться на диету!», когда эту фразу произносит вполне себе стройная или даже излишне худая девушка, желая, чтобы окружающие тут же принялись уверять ее, что никакой диеты ей совсем не нужно, она ведь и так тоненькая аки тростинка. Так и Кей хочет услышать о том, какой он знаменитый и крутой.

– Эй, я серьезно, – вдруг совершенно неожиданным для меня серьезным тоном проговорил Кей, потирая подбородок. – Они ведь меня не знают. И все равно хотят от меня чего-то. Вот скажи, ты ведь в курсе насчет меня и моего характера. Стала бы выкрикивать слова любви, как те девушки?

– Нет, – честно сказала я, но добавлять о том, что его характер ужасен, не стала.

– Вот видишь. А они не знают настоящего меня и хотят.

– А почему бы тебе все-таки с ними не встретиться? Ну, там, допустим, не со всей толпой сразу, а то это, конечно, опасно, а просто хотя бы автографы раздать.

– Прямо в школе? – зевнул Кей. – На уроке музыки, да? Глядите, к нам пришло наглядное музыкальное пособие. Сейчас оно нам споет, и вы узнаете, например, что такое гроулинг или скрим, ребята. Оно покажет вам технику, а мы все вместе повторим на оценку.

– Нуу… – уклончиво отвечала я. – Они требуют, чтобы ты спел. Слышишь?

– Не жалуюсь на слух. Петь не буду. Только на концертах.

– Почему?

– Ты хочешь это знать? – с какими-то задними мыслями спросил парень.

– А что?

– Признайся, что я тебе нравлюсь, тогда и я открою тебе свою маленькую тайну.

Я тут же отказалась. Буду я позориться, в таком признаваться. Видно же, что этот экстравагантный дурак надо мной измывается.

Я опустилась на корточки. И долго нам тут сидеть? Надо же, любая из тех девчонок, которые там сейчас едва ли не скандируют, чтобы солист любимой группы дал им автограф, была бы счастлива, если бы оказалась на моем месте. А мне вот тут торчать не очень нравится. Нет, конечно, наличие Кея – это, с одной стороны, очень даже мило. И смотреть на него эстетически приятно. Но, с другой же стороны, он вызывает у меня бурю эмоций, очень даже негативных. Я теперь во всем виновата.

Ну, Нинка, заварила кашу, спасибо тебе огромное! Сама-то дома сидишь, а я мучайся.

– Эй, тебе было приятно, когда я тебя обнимал? – с коварной полуулыбочкой спросил Кей, наклоняясь ко мне. Выкрики фанатов его никак не трогали, как и их просьбы дать им автограф.

– Что? – повернулась я к нему, сглотнув. Понравилось. Ты же знаешь, что понравилось.

– Если признаешься, я обниму тебя вновь. А может быть, даже… – Беловолосый не договорил, таинственно замолчал, протянул руку ко мне и чуть коснулся моего плеча, на которое падали волосы. Провел пальцами вдоль предплечья. Улыбнулся, глядя мне в глаза.

Я осторожно следила за его движением. Ну что за человек! Даже простое его прикосновение переполнено самодовольством! Не парень, а целая фабрика по производству комплектующих для мании величия.

Заманчивая фабрика.

– Слушай, отстань, пожалуйста, от меня.

– Признайся, тебе нравились мои прикосновения, – уже не вопросительно, а скорее утвердительно произнес он, напоследок касаясь моей ладони.

Ну вообще-то, да, только не думаю, что вы, Кей Батькович, услышите мое признание. Тогда ведь вы опять начнете упиваться собственным «я». А такого Екатерина Томасовна, пожалуй, не выдержит и самоуничтожится.

– А что твои прикосновения? Обычные. Наглые. Противные даже, – вспомнила я нечаянно его теплую удобную грудную, хе-хе, клетку.

Кей явно был разочарован этими словами.

– И все?

– А что? У тебя что, руки особые? Из них волшебство появляется?

– Да. Я тебе все-таки нравлюсь, – вынес алогичный вердикт музыкант. – Может быть, сядешь ко мне на колени?

А на шею тебе не забраться?

– Слушай, там целая толпа твоих фанатов грозит школу разворотить на камешки, а ты тут засел и спокоен, как удав? Всякой фигней страдаешь! – не выдержала все же я.

– А мне что, плакать? Эй, ну признайся мне – я тебе нравлюсь? Хочешь быть со мной?

– С ума сошел? – вздрогнула я. – С чего это вдруг? Ты вообще… э-э-э… не в моем вкусе. Прости.

– Неужели? – такое чувство, что он сам себя по затылку сейчас гладить начнет. – А кто тебе нравится? Кто в твоем вкусе?

Я не успела и рот раскрыть, а он продолжал, в упор глядя на меня:

– Помнится, у тебя молодой человек есть?

– А тебе-то что?

Какой еще молодой человек? Ах да, дернуло же меня в лифте соврать…

– Хочу знать. Какой он? Хуже меня? Лучше? Не может быть. Кей почти что идеален.

Естественно хуже. Он же не существует. А идеалов вообще не бывает.

– Вы просто разные. И отстань от меня с глупостями, – вновь не нашла я что ответить.

Подумав, я решила добавить что-нибудь плохое, чтобы этот тип отвязался от меня:

– Ты не в моем вкусе. И у тебя этот… одеколон противный, – решилась я, наконец, на гадость, однако Кея это совсем не смутило.

– А у тебя нет вкуса, к примеру, – ничуть не расстроившись, произнес он. – Но я же молчу.

– Нормальный у меня вкус. Ты просто злишься, потому что не нравишься мне, – распалилась я. К тому же вдруг вспомнилось, почему я вообще пришла в школу. Интересно, сестра ждет меня или бесится где-то среди фанатов? – Повторяю, мне нравятся не такие, как ты, а импозантные и вежливые мужчины вроде твоего менеджера Андрея. Вот.

– Да я вообще-то одежду имел в виду, – смерил меня недобрым взглядом парень. – Значит, тебе нравится наш старик? Тебе ничего не светит, детка… а, прости, эй. Тебе ничего не светит с ним. Он любит блондинок с пышными формами. – И он оценивающе оглядел меня, словно бы говоря, что я на такое высокое звание никак не потяну.

– Какой он тебе старик? – уже не рада была я, что сказала такое. Пристанет же теперь и высмеет.

Кей хотел мне пояснить какой, но тут…

И тут фанаты решили выманить Кея следующим образом: они не нашли ничего лучше, как большим, нестройным, но очень старательным хором запеть одну из самых первых песен. Честно сказать – пели с чувством.

– Ну ничего себе, слышишь? – с восторгом повернулась я к своему соседу по каморке, забыв о красавчике менеджере.

Он слышал. И не просто слышал, а слушал. И лицо его неуловимым, загадочным образом изменилось. Нет, он не оброс неожиданно шерстью, и не стал обладателем хобота, рожек и капающей с синюшного языка ядовитой слюны. Выражение лица Кея приобрело мягкость, а в глазах появился странный блеск. Нет, не такой, когда человек употребляет энное количество алкоголя, совсем другой.

Кей внимательно слушал то, что поют его последователи, и постепенно его губы озаряла тонкая улыбка. Обычная, человеческая, не самодовольная, а приятная и, кажется, немного счастливая. Ого, что это творится с нашим принцем рока? Расчувствовался, что ли?

А такое выражение лица ему, простите, за тавтологию, очень к лицу. Кей кажется действительно таким милым и… нормальным, что ли? Костяшками пальцев, явно не замечая этого, отбивает ритм.

Я с удивлением поняла, что пора отказываться от стереотипов – этот парень не всегда такой противный, каким он мне казался. Тот факт, что эти подростки поют его песню, исполняя слова, придуманные им самим, делал его… лучше? Добрее? Мягче?

Выражение, появившееся на красивом и ухоженном лице солиста «На краю», вдруг напомнило мне одну старую полузабытую картину из детства: я впервые попала на выставку Томаса, одну из первых его больших выставок, где журналисты брали у него интервью, а более опытные коллеги поздравляли с удачным дебютом. Туда, в большой белый зал, увешанный папиными картинами, я пришла в сопровождении Леши. Дядя вертелся, выискивая глазами каких-то знаменитых людей, восхищался и очень ждал фуршета. Тогда он был юным и вечно голодным, и, как следствие, жадным до еды. А я и Эдгар, который еще не знал о том, что есть такая потрясающая штука, как компьютеры, разглядывали картины и глазели на большое количество людей. До папы мы добраться не могли – слишком много важных персон его окружало и поздравляло.

Он стоял посередине выставочного зала, смотрел вперед и улыбался.

– Почему ты так улыбаешься, па? – спросил Эдгар, дергая Томаса за рукав в кои-то веки выглаженной и белоснежной рубашки.

– Потому что я подарил людям улыбки.

– Ты что, клоун, папа?

– Нет, Катенька. Я художник.

– Но твои картины не смешные, а странные, – заметила я при молчаливой поддержке Эдгара.

Томас пропустил эти детские слова мимо ушей.

– Каждый раз, когда я смотрю на то, как люди рассматривают мои картины, я понимаю, что не зря старался и рисовал эти вещи. Я подарил миру свои эмоции. И, самое главное… знаете, что самое главное?

Мы дружно помотали головами.

– Самое главное – я подарил, а мир принял мои умения. И признал, – пояснил Томас. – Понимаете?

Мы вновь помотали головами. Томас вздохнул, обдумывая, как бы еще раз объяснить своим малолетним дочери и сыну сущность искусства.

– Дети, я осознаю, что добился своей мечты, когда вижу, как все эти люди смотрят на мои творения. Они покупают и хвалят мои картины, но главное не это. Главное – они чувствуют меня и мои эмоции, которые переполняли меня на тот момент, когда я творил.

Честно сказать, тогда нам было абсолютно все равно. Мы просто хотели домой. Или покушать – Алексей наобещал нам стащить много вкусностей с фуршета.

А папа улыбался, вновь оглядывая галерею, и выражение его лица чем-то как раз и напоминало мне сейчас то, что я могла прочесть во взгляде и улыбке Кея.

В детстве я не понимала громких слов, просто видела, как Томас счастлив от того, что то, что он делает, кому-то нужно.

– Эдгар, Катя, тот миг, когда творец понимает, что не просто создает картинку, песенку или статую, а радует ими других, становится волшебным мигом. Творец осознает себя частью чего-то божественного. Мои картины – искры моей души.

– Кушать хочу, – поделился со мной шепотом братик, не слушая зануду-папу.

Меня тоже слова о каких-то там искрах не задели.

Тут принесло дядю Борю, в то время злостно употреблявшего все, что имело градусы, и, конечно же, он все испортил. Мужчина, слегка покачиваясь в такт весело звучащей музыке, заявил:

– Ну, ниче ты тут тусу замутил! Ну, ваще прямо! <запрещено цензурой>!

А появившийся рядом с ним еще один папин друг, тот самый, носящий гордую кличку Краб, заявил:

– Вот и твои каляки-маляки стали знаменитыми, дружище… Ик!

– Поздравляем, друже ты наше лохматое! – похлопал Томаса дядя Боря по плечу, а Краб, которого мы тогда наивно тоже называли дядей Крабом, стал жать ему руку с такой энергией, словно пытался оторвать.

Волшебство творчества тут же пропало, растворяясь в алкогольных парах, исходивших от друзей Томаса. Зато я навсегда запомнила глаза человека, который понимает, что может дарить радость своим творчеством. Ох как же патетично звучит, но это правда: те, кто творят, в первую очередь желают доставить удовольствие другим, заставить этих других прочувстовать определенного рода эмоции, в общем, поделиться своими душевными искрами – той самой частью божественного. Когда же от этих искр разжигаются костры чужих душ, творцы чувствуют это и осознают себя полноценными личностями.

Наверное, все творческие люди так реагируют на признание. Художник Томас осознал важность своих работ на первой своей крупной выставке, певец Кей понял, как его песни много значат в тот момент, когда много-много голосов стали напевать его «искру».

Это круче, чем кокаин,

Это ярче последней дозы.

Это чистый адреналин.

От смертельной твоей угрозы.

Это явленный тобой лик,

Улыбнувшийся визуал,

И услышу я чей-то крик —

Стон того, кого я предал…

Нет, рядом с ним я точно сойду с ума. Ну и потянуло же меня на такие раздумья об искусстве…

Кей, ты такой дурак, и если ты начнешь мне нравиться, я… я очень расстроюсь.

В это время в переполненный и шумный холл из-за угла вывернула целая преподавательская делегация. Возглавлял ее директор, низенький и щупленький мужчина в очках, которого все в этой школе, включая и некоторых учителей, звали Помидоркой. Когда я спросила у Нелли, почему они так странно называют руководителя школы, она заявила: «А как звать по-другому человека, имеющего фамилию Помидоркин? И даже брутальное имя Лев Семеныч его не спасает от такого крутого прозвища».

Вслед за важным директором, облаченным в свой самый торжественный костюм, вышагивали несколько завучей, какие-то важные дядьки из комиссии гороно и пятеро американских преподавателей, чья школа сотрудничала с Нелькиной в международной программе обмена учениками. Нелька, как только услышала об этой программе, закатила дома едва ли не целую истерику: мол, она просто мечтает побывать в другой стране по обмену целых полгода. Правда, через пару дней ее пыл поостыл – когда она узнала, что в программе будут участвовать только хорошисты и отличники, а ей, закоренелой троечнице, туда путь заказан до тех самых пор, пока она, Нелли, не исправит свои оценки.

– Сейчас мы с вами пройдем в наш спортивный зал, – вещал громко Помидорка, надеясь произвести на зарубежных коллег впечатление, – оборудованный по последнему слову техники, господа.

Учительница английского все сказанное тут же перевела. Американские преподаватели обрадованно закивали. Улыбка вообще не сходила с их лиц, то и дело обнажая неестественные белые зубы. Вообще эти люди были настроены очень положительно. Директора и учителей это радовало – они очень хотели показать, что российские школы тоже не лыком шиты, а школьники, да и они, сами преподаватели, не лаптем щи хлебают, а прекрасно знают свои предметы и учат подрастающее российское поколение в отличных условиях.

– Сейчас мы пройдем в холл, – продолжал Помидорка, который совершенно не представлял себе, что творится в этом самом холле, – иначе бы он никогда не повел туда своих иностранных коллег и представителей комиссии.

– А потом мы, дорогие гости, прибу… Это еще что такое?! – замолчал на полуслове директор.

Галдящие гости тоже притихли. Если преподаватели Нелькиной школы хотели удивить гостей – у них это получилось.

Перед интернациональной группой учителей открывалась замечательная картина: весь широкий школьный холл был забит орущими учениками, которые особенно плотной кучей обступили небольшое помещеньице, где баба Клава, взявшая на себя роль временной охранницы, заведовала ключами и выдавала их преподавательскому составу. Учащиеся что-то усиленно снимали на камеры сотовых телефонов, кричали, вопили, махали руками… В общем, шумели так, как будто бы в сторожке престарелой охранницы был спрятан бесхозный чемодан с миллиардом долларов.

– Кто позволил?! – рявкнул Помидорка. – Что случилось?! Почему здесь весь преподавательский состав столпился?

– Лев Семенович! – завопила завуч младших классов, неведомо каким образом узрев начальство, – у нас ЧП!

– К-к-какое ЧП? – ошалел директор. «Неужели кому-то плохо стало или преступника поймали? Или подрался кто? А может, маньяк объявился?» – пронеслось у него в голове.

Комиссия из гороно заметно оживилась, а американские гости, бросая заинтересованные взгляды на толпу возбужденной молодежи, в которой нет-нет да и мелькали ученики младших классов, спрашивали у англичанки, стараясь перекричать учеников:

– Что это у вас здесь такое? Так надо? Чем заняты дети?

– Э-э-э… – сама пребывала в легком замешательстве девушка.

– Это какое-то местное развлечение, мисс Орлова? – поинтересовался у молоденькой переводчицы один из самых разумных американцев на своем родном языке.

– Не знаю… – зачарованно проговорила девушка. – Но сейчас выясню, мистер Блэк.

– Тут этот… как его… звезда! Заперлась! – простерла руки по направлению к пленникам сторожки Ирина Родионовна. – Пришла к нам! И девушке на голову куртку надела! И дети орут!

– Что вы несете? – строго взглянул на нее Помидорка, – немедленно разберитесь с этим балаганом! Какая звезда? Из планетария, что ли, ее умыкнули? – имея в виду школьный небольшой планетарий, поинтересовался директор.

– Какой планетарий, Лев Семеныч? – подоспел запыхавшийся физрук. – К нам в школу пришел парень один, певец популярный! А эти все, – кивнул мужчина на поклонников группы творчества «На краю», – его фанаты. Автограф хотят.

– Так пусть он даст и из школы на всех парах вымет… покинет наше среднее учебное заведение!

– Они же его на частички разорвут, если он выйдет, – виновато пожал могучими плечами физрук, словно это он был виноват в школьных беспорядках, – как увидели этого Кея, аж с ума посходили! Полперемены уже орут, а мы их отогнать не можем.

Дата добавления: 2015-10-21