Журавлёв Александр Владимирович

Журавлёв Александр Владимирович

Родился 25 января 1984 года в селе Вишневом Староюрьевского района Тамбовской области. Проживаю в Тамбове.

Пишу стихи с 2001 года, кроме них — музыку и песни. Посещаю Тамбовскую академию зауми, которую возглавляет С. Е. Бирюков.

Мои «музы» — жизнь, смерть и движение между ними. В стихах ценю свободу мыслей и форм, точность и самобытность слов, языковую игру. Любимые поэты — Велимир Хлебников, Игорь Северянин, Борис Пастернак, Борис Рыжий, Генрих Сапгир, Даниил Хармс, из поэтов Тамбовской области — Александр Макаров, Мария Знобищева.

Публиковался в альманахе «Золотая строфа» (Москва, 2009 г.) под псевдонимом Александр Кельт, сборниках «Поэтех» (Воронеж, 2011 г.) и «Излучение» (Тамбов, 2013 г.), журнале «Литературный Тамбов» (2014 г.), газетах «Тамбовская жизнь» (2014 г.) и «Староюрьевская звезда» (2015 г.), интернет-журнале «Пролог» (2013 г.). Принимал участие в рукописной книге АЗа (организатор — Наталья Кошелева) в 2011 году.

На мой взгляд, поэзия должна дать сил для продолжения жизни — и не такой, какой она была, а постепенно изменяющейся в сторону радости и красоты. И если современная поэзия не делает этого — значит, это просто набор букв, напечатанный на напрасно погубленных деревьях.

***

...Корпели над апрелями

Проталины, чернея,

Капелями по темени

Долбили печенеги.

Капеллами, аминями

В пылающих костёлах

Заря горела именем

Весны, будила сёла.

И гомонили жители

Во время равноденствий:

Им не дома — обители

Показывало сердце,

А птиц в садах заброшенных

Изображало раем...

Весна смеялась, в прошлое

Все двери открывая.

***

Кому нужна лирика,

Кому нужен Рильке

Из вашего мирика,

Безмозглые кильки?

А он жил и мучился,

И вспучивал мышцы,

Чтоб смог улетучиться

Дух вашей отрыжцы;

А вы, когда выбрались

Из пряни посола,

Уплыли от лидерства

Рыцаря слова.

Гореньем и мантрами —

Всей сутью поэта —

Ваш мир — диамантовый.

Молитесь на это.

Учёный 30-х годов.

Мандельштам,

Мендельсон…

Новый штамм,

Новый клон.

Старый клён,

Старый штамп:

Мендельсон,

Мандельштам.

Каторжан

Жизнь, как сон;

Перезвоны в ушах —

Мандельштам,

Кандалов перезвон —

Мендельсон…

А душа —

По снегам:

Мендельсоном я буду спасён,

А поможет бежать — Мандельштам.

***

Невольный соучастник Канта,

Я до сих пор не видел мира:

Не бормотал в Тибете мантры

И не курил кальян Каира.

Но и российской жаркой ночью,

Когда никто ни с кем не связан,

Когда фонтан в ушах грохочет,

Я сам — герой арабских сказок.

В тени под елью, не под пальмой,

В тени под липой, не под манго,

Мы улыбаемся печально

И плачем, ощущая радость.

Тому, кто стать счастливым хочет,

Достаточно любить и выпить...

Пирамидальный тополь ночью

Напоминает мне Египет.

***

…И во времена Сульпиция-галла

Солнце вставало.

Я нахожусь в тюрьме в ожидании казни.

Язык мой безгласен,

Порыв мой будет напрасен.

Как объяснить прямодушным в неверии римлянам,

Что все они вымрут, как и мы после них тоже вымрем?

Солнце мешает по чёрному кубу тюрьмы пылинки.

От принесённой еды отдаёт кислинкой.

Я читал на чужом языке стихи,

Меня взяли и упекли.

Интересно жить и умирать в другой эпохе,

Хоть дела мои плохи.

Но всё-таки пил вино, любил и прекрасных галлок.

Надеюсь, грядущий Господь не наставит за это галок

В личном деле по спасению грешной души;

А если наставит, то пусть, поскольку я рад, что грешил,

И пусть с вечносущим Отцом меня отправляют в ад:

Там есть уголок, где действуют чары пенат,

Где встречу любимых своих и стану мучиться с ними,

Со ставшим моим народом, живущим в то время в Риме.

***

Клавиатура компьютера.

Стало быть, я — клавиатор:

Будущий автор in utero,

Скриптор, оратор, нарратор.

Бейсики в прошлом, как пейсики.

Вносит латынь директивы.

Иерархичною лестницей

Грохаются нарративы,

Будто декреты заветные

Верного ленинца Гейтса.

Я обесточу дискретного,

Глиняного полтергейста.

***

Когда затекает конечность —

На малое, малое время —

Всем телом чувствуешь вечность,

Которая длится мгновенье.

Она повторится позже

И кожу твою распялит,

И мясо твоё иссушит,

Как этот факт ни печалит.

Открой же глаза живые,

Следи за ласточек стаей,

Следи за полётом пылинок,

Что в ласточек перетекают.

Закрой их, когда устанешь,

Когда налетит сна ветер.

Запомни, что ночь большая,

Что день бесконечно светел.

Небесный монах.

Я — солнечный луч. Я иду сквозь пустые пространства

К людям.

Мне стоит спешить: ведь при встрече внезапное счастье

Им будет.

Очищу их лица от пыли и грязи

Порока.

Надену улыбку, ограню огнями

Дорогу.

Заставлю забыть начинанья, стремленья и время.

Открою

Их детскую душу, пущу её в хаос и космос.

В живое.

Их путь смыслом жизни, мечтой, откровеньем

Украшу.

Надену доспехи, блесну на прощанье

И — дальше…

***

Серое, сирое небо.

Острые, скользкие скалы.

Ветер, сырой и холодный,

Пляшет по крышам домов.

Родина, ты свои вербы

Северным ветром ласкала,

Чтобы цветком благородным

Пали на камневый мох.

В изморозные туманы

Брошены лучшие люди.

Пальцы уже не играют,

Горло уже не поёт.

Пальцы отмёрзшие — в ранах,

Горло — в жестокой остуде,

Но всё равно прославляют

Сильное имя Твоё.

Если безвестным замёрзнуть,

Нас непременно заметят.

Родиной мы не забыты,

Даже напротив, любимы.

…Снова задвигался воздух.

Ветер поведал планете

Камня могильные плиты,

Окостененье рябины.

Горе.

Здравствуй, Россия! Тебе строки я посвящаю.

Голос сынов своих ты всегда слышишь, я знаю.

Счастье покинуло нас, беда приключилась лихая:

Колокол веча сменяет нагайка степная.

Напрочь разорваны узы большого союза.

Братским народам мы стали не братом — обузой.

Разными стали во всём: и культурой, и музой,

И на чужих языках — приговор: «Гоните урусов!»

Счастье ещё, коль сживают со света бескровно;

Горе — когда на ножах палачей запах крови.

Так в одночасье славяне остались без крова.

Гонят их, словно евреев, по мира дорогам.

Но и родные места упустили потомки.

Где мы могли быть царями — ходим с котомкой.

Крохи дают нам — живём, не дают — на лёд тонкий

Ступим и ходим, пока не обломится кромка.

Время пришло, когда враг не воюет руками.

В битве меж белым и чёрным мы — могикане.

Нет от сплочённости прежней камня на камне.

Веру, культуру, язык — мы всё потеряли.

Пусть никогда русский воин не знал чувства страха, —

Ныне отсутствие страха приводит на плаху.

Будет двуглавый имперский орёл — символ краха —

В небе летать, где звездой — полумесяц Аллаха.

***

Дурные люди

Спилили липку.

Убрали робкую

Улыбку,

Прервали сладкое

Цветенье,

Лишили землю

Сокодвиженья.

Что посадили,

Потом спилили.

Цветущий город

Предали пыли,

Запили пивом,

Заели сыром…

Уныло стало

И некрасиво.

Друзей хороших

Успел, проведал.

Я город брошу,

В поля уеду.

Там чуть получше,

Но мне приснится

Бездушный город,

Без дома птица…

***

Чайка, чайка,

Чай качай-ка

На Цейлоне,

В наций лоне,

Чтобы стебли

Вверх-вниз к небу

Поднимались,

Опускались,

Твоего крыла

Касались

Ароматом

Непонятным

И парили

С тобой вместе,

Как чаинки

В чайной взвеси;

Чтобы каждый,

Мучим жаждой,

Мог напиться;

Видя птицу,

Станом виться,

Становиться

Постепенно,

Несомненно

Мягким, мохом,

Чтобы мог он

Стать при этом

Счастьем, летом,

Бескорыстен,

Без коры стен.

Переводы.

Johann Wolfgang Goethe.

Erlkönig.

Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?

Es ist der Vater mit seinem Kind.

Er hat der Knaben, wohl in den Arm,

Er fasst ihn sicher, er hält ihn warm.

— Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht?

— Siehst, Vater, du den Erlkönig nicht?

Den Erlenkönig mit Kron und Schweif?

— Mein Sohn, es ist ein Nebelstreif.

“Du liebes Kind, komm, geh mit mir!

Gar schöne Spiele spiel ich mit dir,

Manch bunte Blumen sind an dem Strand,

Meine Mutter hat manch gülden Gewand.”

— Mein Vater, mein Vater, und hörest du nicht,

Was Erlenkönig mir leise verspricht?

— Sei ruhig, bleibe ruhig, mein Kind:

In dürren Blättern säuselt der Wind.

“Willst, feiner Knabe, du mit mir gehn?

Meine Töchter sollen dich warten schön:

Meine Töchter führen den nächtlichen Reihn

Und wiegen, und tanzen, und singen dich ein.”

— Mein Vater, mein Vater, und siehst du nicht dort

Erlkönigs Töchter am düstern Ort?

— Mein Sohn, mein Sohn, ich seh’ es genau:

Es scheinen die alten Weiden so grau.

“Ich liebe dich, mich reizt deine schöne Gestalt.

Und bist du nicht willig, so brauch ich Gewalt.”

— Mein Vater, mein Vater, jetzt fasst er mich an!

Erlkönig hat mir ein Leid’s getan!

Dem Vater grauset’s, er reitet geschwind,

Er hält in Armen das ächzende Kind,

Erreicht den Hof mit Mühe und Not;

In seinen Armen das Kind war tot.

Иоганн-Вольфганг Гёте.

Лесной царь.

Тёмною ночью в глухой стороне

Всадник с ребёнком скакал на коне.

Крепкой рукой отец сына держал;

Мальчик, однако, молчал и дрожал.

— Что молчишь, сын? Что пугает тебя?

— Папа, я вижу лесного царя,

Страшен и хвост мне и блеск его глаз.

— Сын, то всего лишь туман вокруг нас.

«Милый ребёнок, останься со мной!

Ждут тебя игры, любовь и покой,

Чудо-цветы на прибрежье морском,

Встречи, прогулки в плаще золотом».

— Папа, я слышу лесного царя,

Шепчет про игры он мне и покой!

— Сын, успокойся, боишься ты зря:

В листьях сухих шуршит ветер ночной.

«Милый ребёнок, иди же ко мне!

Дочки мои приглянутся тебе.

Будут они хороводы водить,

Пеньем и танцами верно служить».

— Папочка мой, посмотри: там вдали

Дочери царские манят меня!

— Вижу я только одно: впереди

Стройные ивы ждут светлого дня.

«Хватит с меня разговоров, юнец.

Ласкам, терпенью приходит конец!

Хочешь не хочешь — ты будешь со мной!»

— Папа, спаси! Помоги мне, родной!

Больше сынок не сказал ничего —

В ужасе вечном сердце его.

Ужасом сковано сердце отца.

Так разлучились родные сердца.

Friedrich Schiller.

Jägerliedchen.

Mit dem Pfeil, dem Bogen

Durch Gebirg und Tal

Kommt der Schütz’ gezogen

Früh am Morgenstrahl.

Wie im Reich der Lüfte

König ist der Weih,

Durch Gebirg und Klüfte

Herrscht der Schütze frei.

Ihm gehört das Weite,

Was sein Pfeil erreicht,

Das ist seine Beute,

Was da fleugt und kreucht.

Фридрих Шиллер.

Охотник.

По горам и долам

С утренним лучом

Странствует охотник

С луком за плечом.

Как в краю небесном

Повелитель-гриф,

Истину и бездну

Он давно постиг.

Истину и бездну

Меряет стрелой,

Чтобы стала тесной

Сумка за спиной.

Johann Wolfgang Goethe.

Gefunden.

Ich ging im Walde

So für mich hin,

Und nicht’s zu suchen,

Das war mein Sinn.

Im Schatten sah ich

Im Blümchen stehn,

Wie Sterne leuchtend,

Wie Äuglein schön.

Ich wollt es brechen,

Da sagt es fein:

Soll ich zum Welken

Gebrochen sein?

Ich grub’s mit allen

Den Würzlein aus.

Zum Garten frug ich’s

Am hübschen Haus.

Und pflanzt es wieder

Am stillen Ort;

Nun zweigt e simmer

Und blüht so fort.

Иоганн-Вольфганг Гёте.

Находка.

В лесу прохладном

Я отдыхал;

Искал там взглядом,

Что не терял.

В тени заметил —

Растёт цветок:

Как звёзды, светел

Его глазок.

Рука тянулась

Сорвать звезду,

Но глаза мудрость

Спасла в беду…

Был пересажен,

Не повреждён,

И дальше зажил,

Как прежде, он —

Цветок отважный

В моём саду, —

Родным пейзажам

Дать красоту.

Дата добавления: 2015-10-21