Люди выглядели спокойными и неторопливыми, словно просто гуляют. Велосипедов я не видел, но они должны на острове быть; трамвайные пути тянутся лишь на пятьдесят километров, меньше чем до середины лучей морской звезды.
Кувале сказал(а):
– Сара Найт – большая почитательница Вайолет Мосалы. Думаю, она сделала бы хорошую работу. Тщательную. Вдумчивую.
Я опешил.
– Вы знаете Сару?
– Мы разговаривали.
Я устало рассмеялся.
– И что? Сара Найт балдеет от Мосалы, я – нет. Что с того? Я не принадлежу к Культам невежества и не собираюсь никого разоблачать. Я буду снимать честно.
– Вопрос не в этом.
– Единственный вопрос, который я готов с вами обсуждать: с чего вы взяли, будто вас касается, как будет сделан фильм?
– Ни с чего. Фильм не имеет значения.
– Вот как? Спасибо.
– Не обижайтесь. Речь о другом.
Несколько метров мы прошли молча. Я решил не открывать рта и притвориться безразличным: вдруг это юное существо само все выложит. Не выложило.
Я сказал:
– Если так, что именно вы здесь делаете? Кто вы – журналист, физик, социолог?.. – Я чуть не добавил «последователь культа», но даже член соперничающей группировки вроде «Мистического возрождения» или «Приоритета культуры» не стал бы высмеивать мудрые речи Дженет Уолш.
– Заинтересованный наблюдатель.
– Н-да? Это все объясняет.
Наградой мне была одобрительная улыбка, словно я пошутил. Вдалеке показался изогнутый фасад отеля; я видел его на аудиовизуальных приглашениях, которые разослали устроители конференции.
Кувале посерьезнел(а).
– Эти две недели вы часто будете рядом с Вайолет Мосалой. Чаще, чем кто-либо другой. Мы пытались послать ей предупреждение, но вы знаете, что она не принимает нас всерьез. Итак… согласны вы, по крайней мере, приглядываться?
– К чему?
Брови Кувале сдвинулись, глаза забегали по сторонам.
– Мне по буквам произнести? Я из АК. Ортодоксальных АК. Мы не хотим, чтобы с ней что-нибудь случилось. Я не знаю, насколько вы нам сочувствуете, насколько готовы помочь, но от вас всего и требуется…
Я поднял руку.
– Погодите. О чем вы? Вы не хотите, чтобы с ней что-нибудь случилось?
Кувале помрачнел(а), потом насторожился(лась).
Я переспросил:
– Ортодоксальные АК? Мне это должно что-нибудь говорить?
Он(а) не ответил(а).
– А если Вайолет Мосала не принимает вас всерьез, почему должны принимать остальные?
Кувале явно вскипел(а), а я еще не успел ничего толком выспросить. Он(а) сказал(а) с вызовом:
– Сара Найт не дала определенного согласия, но она, по крайней мере, знает, что происходит. Что вы за журналист? Вы хоть иногда ищете информацию? Или просто хватаетесь за электронную титьку и ждете, что оттуда польется?
И, развернувшись, пошел/пошла прочь.
Я крикнул:
– Я не умею читать мысли! Почему не объяснить мне, что происходит?
Я стоял и ждал, но он(а) уже пропал(а) в толпе. Можно было побежать следом, потребовать ответа, но я, кажется, догадался сам. Кувале – из числа фанатов Мосалы и бесится, что целые самолеты мракобесов летят посмеяться над их идолом. И хотя самый чокнутый сторонник «Мистического возрождения» или «Смирись, наука!» не захочет причинить Вайолет Мосале вред, видимо, именно это и мерещится Кувале.
Утром я позвоню Саре Найт; вероятно, она получила десяток жутких посланий от Кувале и в конце концов отделалась сообщением: «Теперь это даже не моя работа. Встречай скотину, которая увела у меня фильм, Эндрю Уорта. Вот его последняя фотография». Я даже не могу винить ее за такую мелкую месть.
Я по-прежнему шел к гостинице. Ноги ели несли меня, глаза закрывались на ходу.
Я спросил Сизифа:
– Как расшифровывается АК?
– В каком контексте?
– В любом.
Последовала долгая пауза. Я поднял глаза. На фоне звезд ползла к востоку ровная цепочка огоньков, связывающих меня со знакомым миром.
– Существует пять тысяч семнадцать значений, включая профессиональные жаргоны, субкультурные сленги, названия коммерческих, благотворительных и политических организаций.
– Тогда – все, что можно как-то связать со словами Акили Кувале, – (У моего ноутпада аудиопамятъ на двадцать четыре часа.) – Акили, вероятно, асексуал.
Сизифпросмотрел разговор, прочесал свой список и сказал:
– Тридцать возможных значений таковы: «Абсолютный контроль», фиджийское охранное агентство, работающее в южной части Тихого океана, «Асексуалы-католики», группа со штаб-квартирой в Париже, требующая, чтобы Римско-католическая церковь пересмотрела отношение к гендерной миграции, «Актуальная картография», южноафриканская фирма, занятая обработкой спутниковых данных…
Я выслушал все тридцать, потом еще тридцать, но связи были такие же смехотворные.
– Что же это за значение, которое имеет смысл, но не упомянуто ни в одной солидной базе данных? Что это за ответ, который я не могу получить от любимой электронной титьки?
Сизифне пожелал откликнуться.
Я чуть не попросил извинений, но вовремя одумался.
Я проснулся в шесть тридцать, за несколько секунд до будильника. Помню обрывки сна: волны бьются о рушащийся коралловый известняк. Однако подавленность скоро прошла. Солнце заливало комнату, сияло на отполированных серебристо-зеленых каменных стенах. Внизу на улице переговаривались; я не разбирал слов, но голоса звучали спокойно, дружелюбно, цивилизованно. Если это анархия, то она много лучше, чем пробуждение под звуки сирен в Шанхае или Нью-Йорке. Впервые за долгое время я чувствовал себя бодрым и отдохнувшим.
И мне наконец-то предстояло встретиться с героиней.
Вчера вечером я получил сообщение от помощницы Мосалы, Карин де Гроот. В восемь Мосала дает пресс-конференцию, потом она будет занята почти весь день, начиная с девяти, когда Генри Буццо из Калтеха представит доклад, в котором обещает поставить под сомнение целый класс ВТМ. Зато между пресс-конференцией и докладом Буццо я наконец получу возможность обсудить с ней фильм. Хотя в Безгосударстве ничего не закончится – если надо, можно будет сколько угодно интервьюировать ее в Кейптауне, – я уже гадал, не придется ли снимать на тех же условиях, что и прочей журналистской братии.
Я подумал о завтраке, но после перелета из Дили аппетит так и не вернулся. Так что я остался лежать в постели, перечитывая биографию Мосалы и вспоминая предварительный план съемок на ближайшие две недели. Комната была функциональной, почти аскетической в сравнении с большей частью гостиниц, где я останавливался прежде, однако чистой, современной, светлой и дешевой. Мне доводилось спать в куда менее удобных постелях, в номерах, обставленных пышнее, но более мрачно, и за двойную цену.
Пока все идет отлично. Мирное окружение, спокойная тема – чем я это заслужил? Я так и не спросил, кого Лидия бросила на амбразуру, снимать «Отчаяние». Кто будет проводить дни в психиатрических лечебницах Майами или Берна, пока из упакованного в смирительную рубашку пациента выводят транквилизаторы, чтобы испробовать действие неседативного препарата или сделать нейропатологические сканы, не замутненные действиями лекарств.
Все, надо немедленно выкинуть это из головы. Отчаяние – не моя вина, не я его создал. И я никого силком не тащил на мое место.
Прежде чем пойти на пресс-конференцию, я неохотно позвонил Саре Найт. Мой интерес к Кувале почти угас – без сомнения, история самая печальная; да и мало радости говорить с Сарой после того, как увел у нее фильм.
Однако говорить не пришлось. В Сиднее было только десять минут шестого, я попал на автоответчик. Оставил короткое сообщение и спустился по лестнице.
Главная аудитория была полна, народ нетерпеливо гудел. Я ждал, что сотни сторонников «Смирись, наука!» будут пикетировать вход в гостиницу или ругаться с охраной и физиками в коридорах, но демонстрантов было не видать. Из дверей я не сразу приметил Дженет Уолш, но, едва приметив, легко засек Коннолли; тот сидел в переднем ряду так, чтобы не свернуть шею, переводя взгляд с Мосалы на Уолш.
Я сел в конце зала и активизировал Очевидца.Электронные камеры на сцене снимут публику; если мне что-нибудь понадобится, можно будет купить сырой метраж у организаторов конференции.
На сцену вышла Марианна Фокс, президент Международного совета физиков-теоретиков, и представила Мосалу. Она произнесла все положенные в таких случаях слова: «уважаемая», «вдохновенная», «преданная», «исключительная». Я не сомневался в ее искренности, однако, на мой слух, такие выражения всегда отдают пародией. Сколько людей на планете могут быть «исключительными» или «уникальными»? Я не о том, чтобы равнять Вайолет Мосалу с посредственнейшими из ее коллег, но громкие штампы ровно ничего в себе не несут. Они так затерты, что утратили всякий смысл.
Мосала поднялась на сцену, стараясь показать, что благодарна за преувеличенные восхваления; часть аудитории громко захлопала, несколько человек встали. Я мысленно пометил себе спросить у Индрани Ли, когда, по ее мнению, эта подхалимская практика, принятая в отношении актеров и музыкантов, была перенесена на видных ученых. Полагаю, виною тут Культы невежества: они так горячо пропагандируют свои взгляды, что, естественно, породили столь же жаркую реакцию. Во многих слоях общества, где эти культы распространились, нет большей дерзости, чем поклоняться физику.
Мосала подождала, пока уляжется шум.
– Спасибо, Марианна. И спасибо вам всем, что пришли на пресс-конференцию. Я коротко объясню, почему решила выступить. Я буду на многих секциях, где мне можно задать научные вопросы. И, разумеется, я охотно отвечу на все соображения, какие возникнут по поводу моего доклада. Однако время, как всегда, ограниченно, и мы будем просить, чтобы вопросы задавались строго по существу выступлений. Я знаю, это часто огорчает журналистов, которые предпочитают затрагивать более общие темы.
Поэтому организационный комитет убедил часть докладчиков дать пресс-конференции, на которые подобные ограничения не распространяются. Так что, если вы хотите спросить меня о чем-то, что, по вашему мнению, не включено в расписание секций, у вас есть такая возможность.
Мосала говорила свободно и уверенно; на прежних документальных кадрах, особенно на вручении Нобелевской премии, она держалась куда скованней. Теперь же она смотрелась если не обстрелянным ветераном, то и не новичком. Голос низкий, звучный – такой голос электризовал бы аудиторию, вздумай она произносить речи, однако тон был не ораторский, а самый обычный, разговорный. Все это прекрасно подходило для «Вайолет Мосалы». Печально, но факт: некоторые люди не вытягивают пятидесяти минут на домашнем мониторе. Они «не влезают» и потому выходят искаженными, словно слишком громкий или слишком тихий для записи звук. Мосала, как я теперь видел, выдержит ограниченность экранного времени. Если я не напортачу.
Первыми задавали вопросы научные корреспонденты ненаучных информационных агентств, которые старательно перебрали всю навязшую в зубах чепуху. Означает ли ТВ конец науки? Станет ли будущее полностью предсказуемым? Разрешит ли ТВ оставшиеся загадки физики и химии, медицины и биологии, этики и религии?
Мосала отвечала терпеливо.
– Теория всего – лишь простейшая математическая формулировка, в которую мы способны облечь мировой порядок. Со временем, если одна из ТВ выдержит пристальное теоретическое рассмотрение и экспериментальную проверку, мы постепенно уверимся, что она – своего рода ядро знания, из которого – в принципе, в наиболее идеализированном смысле – можно вывести объяснения всего окружающего мира.
Однако ничто не станет «полностью предсказуемым». Во Вселенной есть множество систем, которые целиком нам понятны, простых систем вроде звезды с двумя планетами, для которых невозможно написать точные математические формулы или рассчитать долговременный прогноз.
Не означает она и «конца науки». Наука – много больше, чем поиски ТВ; это установление связей, существующих во Вселенной на каждом уровне. Добраться до фундамента не значит упереться в потолок. Существуют тысячи проблем в газовой динамике, не говоря уже о нейробиологии, которые требуют новых подходов, лучших аппроксимаций, а не окончательного, точного описания материи в субатомном масштабе.
Я представил себе Джину на работе. Потом – в новом доме, как она делится с любовником своими трудностями и маленькими победами. Я стиснул зубы, но скоро меня отпустило.
– Лоуэлл Паркер, «Атлантика». Профессор Мосала, вы сказали, что ТВ – простейшая математическая формулировка, в которую мы способны облечь мировой порядок. Однако разве эти понятия существуют вне культурного контекста? «Простота»? «Порядок»? Даже доступный современным ученым диапазон математических формулировок?
Паркер был напористый молодой человек с бостонским выговором. «Атлантика» – высоколобый сетевой журнал, который делают по совместительству ученые из университетов Восточного побережья.
Мосала ответила:
– Конечно. Уравнения, которые мы назовем ТВ, не будут уникальными. Это как с уравнениями Максвелла для электромагнетизма. Существует несколько равноправных способов записать уравнения Максвелла – можно тасовать константы, использовать другие переменные, можно записать их для трех и четырех измерений. Инженеры и физики до сих пор не договорились, какая из формулировок самая простая. В действительности это зависит от решаемой задачи: разрабатываете вы радарную антенну, рассчитываете поведение солнечного ветра или описываете историю объединения электростатики и магнетизма. Но в любом конкретном расчете они дадут один и тот же результат, поскольку описывают одно явление: сам электромагнетизм.
Паркер сказал:
– То же самое часто говорили о мировых религиях. Все они выражают некую основную, фундаментальную истину – только в разных формах, для разных времени и места. Согласны ли вы, что ваше занятие во многом – часть той же традиции?
– Нет. Я не считаю, что это так.
– Но вы подтвердили, что на выбор определенной ТВ влияют культурные факторы. На каком же основании можно утверждать, что ваша деятельность «объективней» религиозной?
Мосала замялась, потом заговорила, тщательно подбирая слова:
– Предположим, завтра все человечество исчезнет с лица земли, и пройдет несколько миллионов лет, пока новые виды создадут свои религиозные и научные культуры. Что, no-вашему будет общего между новыми религиями и старыми – современными нам? Полагаю, лишь некие этические принципы, возводимые к общему биологическому наследству: половому размножению, воспитанию детей, преимуществам альтруизма, ожиданию смерти. А если биология будет отличаться очень сильно, перекрытий может не быть вообще.
Однако, если мы подождем, пока новая научная культура придет к идее ТВ, тогда, я верю, насколько отличной ни выглядела бы та «на бумаге», она будет в конечном счете математически сводимой к нашей ТВ – как любой первокурсник способен доказать, что все формулировки уравнений Максвелла описывают в точности одно и то же.
В этом и разница. Ученые начинают со споров, но приходят к согласию, независимо от культуры, к которой принадлежат. На этой конференции присутствуют физики из сотни различных стран. Тысячу лет их предки объясняли любые мыслимые природные явления двадцатью – тридцатью взаимоисключающими способами. И все же сегодня здесь представлены лишь три конкурирующие ТВ. А лет через двадцать, если не раньше, могу ручаться, останется одна.
Паркер, кажется, не удовлетворился ответом, но все же сел.
– Лисбет Уэллер, «Грюн Вайсхайт». Мне кажется, весь ваш подход отражает мужской, западный, упрощенческий, левополушарный образ мыслей, – Уэллер была высокая, строгого вида женщина, в голосе ее звучали искренние огорчение и тревога, – Как вы совмещаете это со своей борьбой африканки против культурного империализма?
Мосала ответила спокойно:
– Я не желаю отказываться от мощнейшего интеллектуального оружия потому лишь, что кто-то приписывает его определенной группе людей: мужчинам, Западу или наоборот. Как я сказала, история науки – это конвергенция к общему пониманию Вселенной; я не хочу быть исключенной из этой конвергенции. Что до «левополушарного» образа мыслей, боюсь, это довольная старая – и упрощенческая – концепция. Лично я пользуюсь всем мозгом.
Послышались громкие аплодисменты сторонников, но они скоро затихли. Атмосфера в зале изменилась, стала более напряженной, поляризованной. Я знал, что Уэллер – активистка «Мистического возрождения», и, хотя большая часть журналистов не сочувствует культам, антинаучное меньшинство еще себя покажет.
– Уильям Савимби, «Протей-информейшн». Вы одобряете конвергенцию идей вне зависимости от исходных культур. Правда ли, что Панафриканский фронт культурного спасения угрожал вам смертью, после того как вы публично объявили, что не считаете себя африканкой?
«Протей» – южноафриканский филиал крупной канадской семейной фирмы; Савимби – плечистый седовласый мужчина – говорил тоном легкого панибратства, словно снимает Мосалу давным-давно.
Мосала явно с трудом поборола гнев. Она вынула из кармана ноутпад, пробежала пальцами по кнопкам.
Не останавливаясь, она сказала:
– Мистер Савимби, если вас так пугает технология вашей профессии, может, вы подберете себе работу полегче? Вот цитата из сообщения «Рейтер»: Стокгольм, десятое декабря две тысячи пятьдесят третьего года. Чтобы найти ее, мне потребовалось пятнадцать секунд.
Она подняла ноутпад и включила запись своего голоса:
– У меня нет обыкновения говорить себе каждое утро: «Я африканка, как это отразится на моей работе?» Я вообще об этом не думаю. Интересно, спрашивал ли кто-нибудь доктора Возняка, как европейское происхождение повлияло на его подход к синтезу полимеров?
На этот раз захлопало большинство собравшихся, но я чувствовал растущее хищное ожидание. Мосала заметно на взводе, и, хотя журналисты в принципе ей сочувствуют, все ждут не дождутся, чтобы она вышла из себя.
– Дженет Уолш, «Новости планеты». Госпожа Мосала, не могли бы вы мне кое-что объяснить. Теория всего, о которой вы столько говорите и которая должна вывести конечное знание о Вселенной… Для меня это звучит изумительно, но мне хотелось бы знать, на чем именно она строится.
Мосала не могла не знать, кто такая Дженет Уолш, однако ответила без всякой враждебности:
– Всякая ТВ есть попытка отыскать более глубокое объяснение тому, что называется общей объединенной теорией поля. Она была закончена в двадцатых и пока выдерживает все экспериментальные проверки. Строго говоря, ООТПи есть ТВ: она дает общее объяснение всем четырем природным силам. Однако теория эта сложна и противоречива – она предусматривает десятимерную Вселенную со множеством труднонаблюдаемых странных свойств. Большинство из нас верит, что за всем этим кроется более простое объяснение, надо лишь его найти.
Уолш сказала:
– Но эта ООТП, которую вы пытаетесь улучшить, – на чем строится она?
– На нескольких более ранних теориях, которые по отдельности объясняли один-два вида взаимодействий. Но, если вы хотите узнать, откуда идут древние теории, мне придется пересказать историю науки за пять тысяч лет. Короткий ответ таков: ТВ будет построена на наблюдениях мира и поиске закономерного в этих наблюдениях.
– Вот как?! – Уолш изобразила счастливое недоверие, – Если так, то мы все – ученые. Мы все пользуемся чувствами, все делаем наблюдения. И все видим закономерности. Всякий раз, выходя в сад и поднимая голову, я вижу закономерность в рисунке облаков, – Она улыбнулась скромной, самоуничижительной улыбкой.
Мосала ответила:
– Это начало. Однако, чтобы перейти от таких наблюдений к науке, надо сделать два серьезных шага. Сознательно ставить опыты, а не просто наблюдать за природой. И проводить количественные наблюдения: измерять и искать закономерность в цифрах.
– Вроде нумерологии?
Мосала спокойно покачала головой:
– Не любую закономерность, не закономерность ради закономерности. Для начала у вас должна быть четкая гипотеза и знание, как ее проверить.
– Вы хотите сказать, используя правильные статистические методы и так далее…
– В точности.
– Положим, мы знаем правильные статистические методы. Считаете ли вы, что вся истина о Вселенной заключена в закономерностях, которые можно вывести, вглядываясь в бесконечные ряды цифр?
Мосала замялась, не зная, что лучше: мучительно объяснять или просто согласиться с таким определением дела своей жизни.
– Более или менее так.
– Все в цифрах? Цифры не лгут?
Мосала потеряла терпение:
– Не лгут.
Уолш сказала:
– Это очень интересно, потому что несколько месяцев назад в одной из праворадикальных европейских сетей проскользнула дерзкая, оскорбительная идея. Я решила, что ее надо как следует – научно! – опровергнуть. Поэтому я купила маленький статистический пакет и попросила его проверить гипотезу, что с две тысячи десятого года некая часть – некая квота – Нобелевских премий по политическим мотивам резервируется для граждан африканского происхождения, – Наступила завороженная тишина, потом по залу прокатилась волна гнева. Уолш подняла ноутпад и продолжала, перекрикивая шум: – Ответ был: с вероятностью девяносто пять процентов… – Человек пять фанатов вскочили и принялись на нее кричать; по обеим сторонам от меня засвистели. Уолш продолжала с изумленным видом, словно не понимала, почему все шумят: – Ответ: с вероятностью девяносто пять процентов так оно и есть.
Еще человек десять заорали. Четверо журналистов рысью выбежали из зала. Уолш продолжала стоять, невинно улыбаясь, и ждала ответа. Марианна Фокс неуверенно двинулась к сцене; Мосала махнула ей рукой – сиди, дескать.
Мосала что-то набирала на своем ноутпаде. Шум и свист постепенно смолкли, все, кроме Уолш, сели.
Тишина не могла длиться более десяти секунд, однако я успел услышать, как колотится мое сердце. Мне хотелось стукнуть кое-кого по башке. Уолш – не расистка, а опытный провокатор. Она разворошила муравейник; будь в зале двести ее орущих, размахивающих плакатами сторонников, они бы не вызвали такого всплеска чувств.
Мосала подняла глаза и ласково улыбнулась.
– Африканский научный ренессанс подробно рассмотрен более чем в тридцати монографиях за последние десять лет. Я охотно сообщу вам названия, если вы не сумели отыскать их сами. Там вы найдете несколько более правдоподобных гипотез, объясняющих рост числа статей, написанных африканскими учеными, индекс цитируемости этих статей, количество выданных патентов… и число нобелевских лауреатов по физике и химии.
Однако в том, что касается вашей области, боюсь, вы совершенно правы. Я не нашла ни одной работы, предлагающей иное объяснение девяностодевятипроцентной вероятности, что с момента учреждения Букеровской премии некоторая квота зарезервирована для вполне определенного, умственного отсталого меньшинства: писак, которым следовало бы оставаться в рекламе.
Зал взорвался смехом. Уолш стояла еще несколько секунд, потом с достоинством села, нераскаянная и непристыженная. Очень может быть, она этого и добивалась: вызвать Мосалу на личный выпад. Безусловно, «Новости планеты» сумеют подать перепалку как победу Уолш: «УЧЕНЫЙ ПЕРЕД ЛИЦОМ ФАКТОВ ОСКОРБЛЯЕТ ИЗВЕСТНУЮ ПИСАТЕЛЬНИЦУ». Однако большинство средств массовой информации сообщит, что Мосала отвечала достаточно сдержанно и не поддалась на провокацию.
Прозвучало еще несколько вопросов – все сплошь безобидные, сугубо научные, и пресс-конференцию объявили законченной. Я прошел на сцену, где меня ждала Карин де Гроот.
В де Гроот безошибочно узнавалась и-женщина – тип не «полуандрогинности», а гораздо более четкий. В то время как у-мужчины и у-женщины сознательно выпячивают известные вторичные признаки, асексуалы же их истребляют, первые и-мужчины и и-женщины исследовали особенности зрительного восприятия и нашли совершенно новые группы параметров, которые позволяют с первого взгляда отличать их от представителей других полов, при том, что они не все на одно лицо.
Карин пожала мне руку и повела в один из гостиничных конференц-залов. Она сказала тихо:
– Побережней с ней, а? Ей сейчас пришлось несладко.
– По-моему, никто бы лучше не справился.
– С Вайолет лучше не ссориться: она бьет редко, но метко. Однако это не значит, что она каменная.
В зале стояли стол и двенадцать стульев, но, кроме Мосалы, никого не было. Я почти ждал увидеть телохранителей, однако при всех своих восторженных обожателях Мосала – не рок-звезда и, что бы ни говорил(а) Кувале, вряд ли нуждается в охране.
Она тепло поздоровалась.
– Извините, что не встретилась с вами раньше, но, боюсь, я не планировала на это времени. После стольких встреч с Сарой Найт я полагала, что с предварительным этапом покончено.
После стольких встреч с Сарой Найт? Не следовало заходить так далеко без одобрения ЗРИнет.
Я сказал:
– Простите, что снова отрываю вас от дел. Когда за проект берется другой режиссер, он неизбежно дублирует предшественника.
Мосала рассеянно кивнула. Мы сели и прошлись по всей пресс-конференции, сверяя заметки. Мосала попросила не снимать ее больше чем на половине секций.
– Я рехнусь, если вы будете постоянно наблюдать за мной, снимать всякий раз, как я скорчу недовольную рожу.
Я пообещал, но нам пришлось поторговаться, на каких именно секциях снимать: мне хотелось запечатлеть ее реакцию на все обсуждения ее работы.
Мы договорились, что она даст три двухчасовых интервью, первое – в среду.
Мосала сказала:
– Я все равно не понимаю цели вашего фильма. Если вы хотите рассказать о ТВ, почему не осветить всю конференцию? Зачем выпячивать меня?
– Зритель легче воспринимает теорию, если она привязана к конкретному человеку, – Я пожал плечами,– Или правление сети убедило в этом себя – а возможно, уже и зрителя.
ЗРИнет расшифровывается как «Знание, развитие, игры», однако «3» часто воспринимается как досадная помеха, не способная никого заинтересовать и требующая, чтоб ее изрядно подсластили. Я продолжил:
– Снимая фильм о человеке, мы можем коснуться более широкого круга вопросов, затрагивающих его повседневную жизнь. К примеру, упомянуть Культы невежества.
Мосала заметила сухо:
– Вы считаете, вокруг них без этого мало шумихи?
– Много. Но, как правило, они затевают ее сами. В фильме мы можем показать их глазами ученого.
Она рассмеялась:
– Вы хотите, чтобы я высказала зрителям свое мнение о культах? Если я начну, у вас не останется времени ни на что другое.
– Можете ограничиться тремя главными.
Мосала замялась. Де Гроот взглянула предостерегающе, но я как будто не заметил.
– «Приоритет культуры»?
– Самый трогательный и жалкий. Последнее прибежище тех, кто хочет считать себя интеллектуалами, ни шиша не смысля в науке. Главным образом, это ностальгия по тем временам, когда третьей частью суши распоряжались люди, чье образование состояло из латыни, английской военной истории и дурных стишат, написанных переросшими английскими школьниками.
Я ухмыльнулся:
– «Мистическое возрождение»?
Мосала иронически улыбнулась.
– Они ведь хотят только хорошего, правда? Они говорят, люди слепы к окружающему миру, полжизни зарабатывают на хлеб, полжизни предаются отупляющим развлечениям. Согласна на сто процентов. Они хотят, чтобы все обитатели планеты «настроились» на Вселенную, в которой мы живем, разделили их священный трепет перед ее загадками: ошеломляющими временными и пространственными масштабами космологии, бесконечным многообразием биосферы, поразительными парадоксами квантовой механики.
Что ж, порой эти вещи приводят в трепет и меня. Однако «Мистическое возрождение» считает такую реакцию окончательной. Они хотят, чтобы наука отступилась от исследования всего, что повергает их в это дивное, необъяснимое состояние – на случай, если, лучше поняв явление, они перестанут приходить от него в экстаз. В конечном счете их вовсе не интересует Вселенная – как тех, кто романтизирует животныймир в мультфильмах, где не льется кровь, как тех, кто не признает ущерб для окружающей среды, потому что не хочет менять образ жизни. Последователи «Мистического возрождения» хотят такой истины, которая бы их устраивала, которая вызывает нужные чувства. Будь они честнее, они вживилибы в мозги электроды и получили ощущение постоянного космического озарения – потому что в конечном счете стремятся именно к этому.
Я ликовал. Ни разу, выступая на публике, Мосала не высказывалась о культах.
– «Смирись, наука!»?
Мосала гневно сверкнула глазами.
– Они много хуже остальных. Самые циничные, самые заносчивые. Дженет Уолш просто держится на виду, она – тактик; настоящие лидеры куда образованней. В своей коллективной мудрости они решили, что хрупкий цветок человеческой культуры не переживет новых откровений о сущности человека или устройстве Вселенной.
Если бы они обличали издержки биотехнологии, я была бы двумя руками «за». Если бы они протестовали против военных разработок – тоже. Если бы они предложили разумную систему ценностей, которая сделает самые безжалостные научные открытия более приемлемыми для людей – не отрицая самой истины, – я бы не спорила.
Однако, когда они объявляют, что всякое знание – за рамками, которые они сами установили, – губительно для душевного здоровья и цивилизации, и что некая самозваная культурная элита вправе заменить его доморощенными мифами, чтобы наполнить человеческую жизнь облагораживающим – и политически удобным – смыслом… они превращаются в худшего разбора цензоров и социальных инженеров.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |