- Я, как всегда, пропускаю все интересное, – язвительно объявил колдун, обратив на себя внимание всех присутствующих. – Кажется, я позволил тебе взять одного из своих рабов для увеселения, но не разрешал бить его до полусмерти.
- Он проявил неуважение, отказавшись лечь со мной! – выпалил разгневанный принц. – Мало того, побои не заставили его умерить свой пыл, и он смеет дерзить и лягаться!
- Но здесь полным-полно желающих согреть твою постель, – пожал плечами колдун. – Неужели он стоит твоего внимания?
- Он должен научиться послушанию! – взревел принц.
Вильгельм взглянул на шумно переводящего дыхание юношу – из его носа текла кровь и, вильнув над верхней губой, присоединялась к той, что текла изо рта по подбородку и капала на грудь.
- Забота о воспитании моих рабов лежит на мне. И только я могу избирать для них наказания, – колдун отчеканил каждое слово. Вильгельм знал, что Ашур – важный союзник для их острова, но гнев, бушующий в нем, черной волной выплеснулся в потемневшие глаза и заставил гостя несколько охладить свой пыл.
- Я требую строгого наказания! – все же упрямо воскликнул он.
- Ты недостаточно избил его? – ноздри колдуна, изогнувшего бровь, раздувались от неспокойного, раздраженного дыхания.
Он подошел к Тому, и ремни, сдерживающие руки юноши, тут же с треском лопнули.
- Вставай, – скомандовал Вильгельм, но в ответ был награжден лишь мутным, полным ненависти взглядом.
Том ничего не соображал, и только злость и гордость не давали ему потерять сознание, потому как боль во всем тебе была такой, что казалось, он не сможет даже пошевелиться, не то что подняться. Закусив губу, он сделал над собой невероятное усилие, пытаясь хотя бы сесть.
Неожиданно для себя он почувствовал, как рука колдуна, собрав заплетенные в косички волосы в кулак, сильно потянула его вверх, а затем стены комнаты стали размываться – это было последнее, что он увидел, прежде чем потерять сознание.
Том очнулся лишь в своей кровати, с наслаждением потянувшись следом за теплой влажной тряпицей, которой кто-то протирал ему лицо.
- Я же просил тебя не покидать свою комнату, – заворчал колдун, едва он открыл глаза.
- Чтобы твои гости приходили прямо сюда, не тратя время на мои поиски? – Том раздраженно отвернулся, с удивлением понимая, что у него, кажется, ничего не болит.
- Идиот! – не выдержал мужчина. – Никто не может войти в покои на воде, если я не позволю! Кто бы тебя здесь нашел? Сидел бы ты тихо – не попался на глаза Ашуру! А ты, как глупый цыпленок, делаешь все наоборот!
Том подскочил было, чтобы ответить, но осекся и так и замер с открытым ртом.
- Так ты не разрешал ему…
В голове юноши пронесся целый ворох воспоминай: ведь, и правда, никто, кроме них двоих, не мог свободно передвигаться по водным покоям колдуна, даже слуги всегда дожидались его приглашения, прежде чем войти.
- У них принято делиться с гостями всем, что имеешь. Но я не был готов делиться тобой, – Вильгельм покачал головой и скользнул большим пальцем правой руки по носу Тома, спускаясь ниже на разбитые губы, и юноше сразу стало легче дышать.
- Не надо, – зная, как тяжело колдуну дается лечение, Том отвернулся. – Это само заживет, – он взял руку Вильгельма и поцеловал в самый центр ладони, шепча. – Спасибо.
Их взгляды встретились, и впервые в них не было настороженности и недоверия, только глаза колдуна были темно-шоколадного цвета, как бывало всякий раз, когда тот смертельно уставал. Том легко коснулся его губ и обнял, укладывая головой себе на грудь.
- Спи, – прошептал юноша колдуну куда-то в волосы. – Ты очень устал…
И тот засыпал, улыбаясь, чувствуя, как любовник гладит его по спине теплой ладонью. Том устроился поудобнее – внутри стало легко, когда он ясно осознал, что не безразличен этому странному, непонятному и одинокому мужчине. Ведь будь иначе, он не стал бы искать непонятно куда девшегося раба, а потом спорить с собственным гостем, которому дал слово, и лечить заслуженно наказанного, тратя последние силы. Том улыбнулся – рука колдуна скользнула поперек его талии, притягивая ближе, и это было неожиданно приятно и сладко.
Утро для обоих выдалось ранним – они так крепко переплелись руками и ногами, что, отлежав бока, проснулись, когда солнце еще раздумывало, пришла ли пора подниматься над горизонтом.
Вильгельм поднял голову и зашипел: шея затекла, а голова ужасно болела – слишком много сил он вчера потратил на то, чтобы срастить Тому кожу на спине и залечить побои и ссадины.
- Доброе утро, – хрипло прошелестел тот все еще немного опухшими губами.
- Хочешь искупаться со мной? – погладив юношу по колючей щеке, предложил колдун, на что получил кивок и улыбку.
Вильгельм наклонился и легко коснулся разбитых губ своими. Том с рвением ответил на поцелуй и не заметил, как колдун перенес их – и чуть не захлебнулся, когда, более несдерживаемый объятиями, со всего размаха плюхнулся в ледяную воду.
Он вынырнул, отплевываясь и ругаясь. Не обращая внимания ни на что вокруг, он ринулся к хохочущему колдуну, но тот нырнул и тут же исчез из поля зрения. Отчаявшись его найти в водных глубинах, все еще скованных темнотой, юноша вынырнул на поверхность и оглянулся, пораженный открывшейся ему картиной: он плавал в небольшом природном бассейне, видимо, вымытом водой, с грохочущим шуршанием спускавшейся с высокой, темной горы, верхушка которой уже начинала сиять под молодыми лучами едва проснувшегося солнца. Поток, стремительно падающий вниз, встречал на своем пути множество преград и, разбиваясь о них, казался белым, как молоко коровы. Внизу же он успокаивался, становился кристально чистым и обволакивал Тома шелковыми, чуть голубоватыми волнами.
Юноша уже давно не купался в таком освежающем и бодрящем источнике. Он окунулся с головой и повис на поверхности, позволяя воде качать его, когда заметил большую тень на дне: огромная рыба неслась к поверхности из самой глубины, и вскоре Том разглядел, что Вильгельм держится за ее наспинный плавник. Колдун всплыл рядом с юношей, громко отфыркиваясь и любовно поглаживая гигантскую рыбину, щурящуюся от удовольствия.
- Это Ками, – представил ее Вильгельм. – Мы частенько купаемся вместе. Он живет здесь – ему нравится шум падающей воды.
Юноша с опаской посмотрел на Ками и поспешил выбраться из воды, на что колдун лишь рассмеялся и последовал за ним. Он провел рукой над травой, и она тут же стряхнула с себя утреннюю росу, превращаясь в мягкий, зеленый ковер, на который оба и уселись.
Колдун, подняв голову, издал долгий высокий звук, и тут же деревья вокруг будто ожили: ветви зашевелились, листва зашелестела – это обезьяны спешили принести Вильгельму фрукты и, остановившись возле него, немного застенчиво протягивали плоды, склоняя головы и терпеливо ожидая, когда он их возьмет.
Колдун передавал фрукты Тому, и вскоре те обезьяны, что были поменьше, стали приносить еду и ему. Юноша с удовольствием ел спелые манго, пачкаясь их соком, и бананы, тут же смывая липкий нектар прохладной водой. Он впервые внимательно рассмотрел своего любовника: тот уже не казался юноше слишком худым, но бледность его кожи все еще была несколько болезненной. Мужчина поднял голову к вершине горы сказал:
- Я прихожу сюда всякий раз, когда мои силы на исходе. Вода дарит мне новые, – колдун откинулся назад, опираясь на руки.
- Что это? – спросил Том, увидев, что его левый бок испещрен письменами.
- Печать, – просто ответил мужчина. – Она не дает демонам вырваться на свободу.
Том протянул руку и провел пальцами по странным знакам, а затем поднял голову и еще раз внимательно взглянул на колдуна. Он показался ему совсем молодым, почти мальчишкой, сейчас его глаза сделались похожими на медовый янтарь, через который шаловливыми бликами сияло солнце и затмевало все вокруг: позолоченные восходом остроконечные листья буйно разросшихся деревьев, серебристые переливы гордо возносящихся к небу скал и даже шумное падение искрящейся воды.
Оба склонились друг к другу, целуясь мягко, невесомо касаясь руками и оглаживая. Вильгельм чуть отстранился, как будто прося разрешения, и Том медленно откинулся на спину, увлекая его за собой. Они словно пробовали друг друга на вкус, жадно скользя губами, вылизывая, засасывая кожу, прикусывая, чувствуя, как жар этих ласк постепенно охватывает обоих и толкает все дальше по дороге страсти.
Оба вернулись с гор обновленными, абсолютно счастливыми, Том перевернул свою комнату вверх дном, обустраивая все так, как ему нравится, а Вильгельм отправился получать первый в своей жизни нагоняй от отца. Разговор вышел во всех отношениях неприятный, ибо тот не привык критиковать действия своего младшего сына, да и спорить с ним было опасно. Вильгельм, все же отстояв свое право самостоятельно наказывать принадлежащих ему рабов, удалился, оставив родителя переживать, что семена свободомыслия и самодурства уже успели взойти и в душе его прежде такого разумного и практичного сына.
Но он ошибался: Вильгельм по-прежнему оставался самим собой, просто у него появилось то, чем он дорожил больше собственного спокойствия – теперь у него был Том. И с ним в жизнь колдуна пришла не только жгучая страсть, но и доселе неведомая нежность, осветившая всю его душу. Еще никогда он так легко не управлялся со своими демонами, не чувствовал себя таким счастливым, спокойным и наполненным.
Не было ни одного человека, кто бы, встретив его сейчас, не понял, как сильно он изменился, не увидел бы, что он будто светится изнутри. Но Вильгельму не было дело до досужих размышлений – он выполнял свои обязанности и спешил к Тому. Когда же ему приходилось задерживаться на несколько дней у братьев, он скучал и, засыпая, желал лишь, чтобы ему приснился его юный любовник.
Если бы только мужчина знал, что в такие ночи тот не может заснуть из-за разъедающей его душу ревности, не дававшей ему покоя: ужасные мысли, что колдун променяет его на кого-то другого, кружились в его голове с пугающей частотой. И когда Том видел, что за столом кто-то из рабов необыкновенно весел и радостен, его сердце сжималось от мысли, не Вильгельм ли стал причиной такого приподнятого настроения.
Раньше Том никогда не задумывался, что с ним будет, если он надоест колдуну, да и теперь эти мысли не слишком заботили его – он мог думать только о том, что Вильгельма касаются чужие руки, гладят его необыкновенную бархатную кожу, и тот дарит свои ласки и поцелуи кому-то другому. Вот от этого становилось по-настоящему плохо. Они жили вместе уже много месяцев, и, если бы не эти постоянные отлучки колдуна, Том мог бы сказать, что они бесконечно счастливы.
Однако ничто не длится вечно, и в один из дней терпению юноши пришел конец. Он набросился на только что прибывшего Вильгельма, яростно требуя отчета о том, где тот был, а получив вполне вразумительные ответы, неожиданно сильно обнял колдуна, умоляя:
- Прошу тебя, пообещай мне, что у тебя не будет никого, кроме меня, пока мы делим постель. Я не переживу твоей измены, – Том почти задыхался, эта просьба далась ему с огромным трудом – он наплевал на свое самолюбие и с замиранием сердца ждал ответа.
Он был немного обескуражен, когда глаза Вильгельма приобрели серый оттенок, и он отстранился, выбираясь из его цепких объятий.
Его голос прозвучал совсем холодно:
- Ты знаешь, что я не могу дать тебе такого обещания, оно равносильно брачной клятве и навсегда привяжет меня к тебе.
Том лишь недоуменно хлопал ресницами, не понимая, почему глаза мужчины становятся все темнее и темнее, на что тот злится. Вильгельма же привела в бешенство мысль, что Том все это время нарочно усыплял его бдительность, использовал его чувства, чтобы получить нужное ему обещание.
- Ты захотел стать равным мне? – чуть повысил голос он, и Тома будто окатили грязной водой.
Он только что переступил через себя, признавшись, что нуждается в колдуне больше, чем в ком-либо, и получил полный презрения ответ.
- Да куда уж мне! – вмиг разозлился он. – Где мне сравниться с тобой?! – юноша вскочил на ноги, он совсем не ожидал, что колдун считает его человеком второго сорта, это было ударом для него. – На кой черт мне это равенство? – Том сорвался на крик. – Я лишь хочу знать, как долго ты еще будешь держать меня здесь, и когда же я, наконец, вернусь домой!
- Да отправляйся хоть сейчас! – прежде, чем успел подумать, выпалил Вильгельм и тут же осекся, с ужасом глядя на опешившего Тома.
Однако отступать было поздно, и они еще какое-то время молча смотрели друг на друга, будто надеясь, что кто-то заберет свои слова назад, но оба были слишком горды. Поэтому, пересилив себя, Том тихо произнес:
- Я хотел бы уехать завтра, – и, по этой же причине, в ответ получил утвердительный кивок.
Глава 10
Возвращение
Как глупы и жестоки бывают ссоры, когда никто не хочет отступать, и приходится, скрепя сердце, держать свое слово. Том уже вовсе не хотел уезжать, а Вильгельм – отправлять его восвояси, но оба, как упрямые бараны, поджали губы и разошлись по комнатам, полные гнева.
На утро они уже успокоились и поняли, что наговорили друг другу лишнего, но Том не мог отказаться от возможности оказаться дома и опять стать свободным. Как бы хорошо ему ни было в объятьях колдуна, на этом острове он навсегда остался бы рабом, развлечением, и кто знает, что ожидало его, когда он надоест Вильгельму. Колдун дал ему слово, и это значило, что теперь он не отступится. Мысли о будущем расставании бередили душу Тома, зато у него появилась надежда вернуться домой – пусть побежденным и жалким, но вернуться и постараться показать близким, что он уже не тот заносчивый и глупый мальчишка, каким был.
Вильгельм мог бы поклясться, что знает, о чем думает юноша, и хорошо понимал его. Он сам уже раскаялся в том, что вспылил вчера – вряд ли Том мог знать, что обещание быть верным ему одному равносильно брачной клятве и его невозможно взять назад, а значит, Том переживал из-за его отлучек и что-то чувствовал к нему. От этого собственное вчерашнее поведение казалось Вильгельму еще более глупым и импульсивным. Однако эта ссора назревала уже давно: их неравенство стояло между ними непроходимой стеной, в конце концов, невозможно любить того, кого считаешь ниже себя, а то, что он влюблен, Вильгельм понял уже давно. Поэтому на рассвете, не желая оттягивать и так тяжелое расставание, он разбудил Тома и перенес их в горы.
- Я не смогу отправить тебя прямо в Саад, но тебя выбросит где-то рядом, - спокойно, скрывая чувства, произнес он.
Том лишь кивнул – он озирался по сторонам, не желая смотреть в лицо колдуну. Они стояли на снежном склоне горы, и юноше казалось, что он находится на самой вершине мира и может увидеть все: куда текут реки, в каких местах лес редеет и уступает место песчаным пляжам с их одинокими пальмами, где прибрежное море становится глубоким, загадочным и бескрайним… Где-то среди этих берегов, манящих неизведанными тайнами и дальними берегами, лежал его родной Саад. Том почувствовал холодящее внутренности волнение и расправил плечи, готовый оказаться где угодно.
- Подожди, – вдруг окликнул его колдун, и он обернулся, неожиданно осознав, как близки они друг другу. – Мне надо сказать тебе, ведь у меня не будет другой возможности, – Вильгельм замолчал на мгновенье, как будто собираясь с силами, а потом, подняв глаза, твердо сказал. – Я люблю тебя.
Том ошарашено смотрел прямо на него и не находил слов, а потом шагнул вперед и сжал его в объятиях. Они стояли так довольно долго, пока юноша не прошептал:
- Мне надо увидеть родителей и свой город… Пожалуйста!
- Я знаю, – согласился колдун. Он снял со своего пальца массивное кольцо с темным камнем. – Вот, держи. Пообещай, что никогда не снимешь его, что бы ни случилось.
- Обещаю, – кивнул Том.
Они последний раз обнялись, и юношу закружило в уже знакомом ему круговороте, только в этот раз он все равно потерял сознание, сколько ни крепился, а очнулся уже в другом месте.
Влажность и жара окутывали его, лежащего на одеялах. Его ложе трясло, как будто он ехал по неровной дороге. Глаза Тома скоро привыкли к темноте, и он оглянулся – по всей видимости, он находился в движущейся повозке. Раздвинув полог, сквозь щель в котором пробивался свет, Том выбрался наружу и обнаружил, что его повозка лишь одна из многих, составляющих большой караван. Цепочка навьюченных верблюдов, изредка перемежающаяся большими повозками, накрытыми блеклыми тентами, медленно двигалась по бескрайним пескам пустыни.
- Я вижу, вы проснулись, господин, – с явным почтением обратился к нему седовласый человек, закутанный во множество слоев ткани, призванных спасти его от сухого пустынного ветра, сидящий на открытом месте повозки и курящий трубку. – Мы все ждем ваших распоряжений. По всей видимости, надвигается буря и нам необходимо укрыть караван.
Том растерялся, он оглядывался по сторонам, все отчетливее понимая, что его кибитка центральная и хорошо охраняемая – так обычно охраняют хозяина каравана или распорядителя. Юноша ничего не понимал, но вдруг почувствовал, как что-то мешает ему за пазухой. Пошарив там, он обнаружил письмо и, усевшись на подушки рядом с незнакомым ему седовласым человеком, принялся читать:
«Я не мог отправить тебя домой с пустыми руками, зная, как ты переживаешь, что не принес родителям ничего, кроме горя.
Этот караван направляется в Саад и принадлежит тебе. Я не знаю точно, сколько времени тебе предстоит добираться до родного города, ведь это, как и сохранность всего вверенного тебе имущества, зависит только от тебя.
Но я верю, что ты справишься. Не подведи меня».
Письмо не было подписано, но Том и так знал, кто его автор. Он сложил письмо несколько раз и прижал к своей груди, в которой все рвалось на части. Он пытался сдержать свои чувства, но они захлестывали его, как захватывала пустыню приближающаяся буря.
Перед рассветом над морем собирался туман, такой же легкий, как покрывало невесты, сотканное из сотен паутинок, он несмело клубился над водой и, кажется, убегал от волн, а потом опять боязливо расправлял свои легкие крылья. Вильгельм любовался им с террасы, иногда задумчиво отпивая из висящей рядом кружки свой любимый чай, он чувствовал себя одиноким и потерянным – Том покинул его, не оставив даже надежды, ничего не ответив на его признание.
Едва колдун покинул террасу, как на острове пошел сильный дождь, его тяжелые капли уничтожили робкий туман над морем и заставили животных и людей укрыться. Жизнь будто замерла, и наступило затишье, нарушаемое лишь шумом дождя.
Этот дождь длился целую вечность. Он не ослабевал и не заканчивался: все дороги затопило, горожане и сельские жители лишний раз старались не выходить из дома, боясь быть смытыми неиссякающими потоками.
Люди искали избавления, и многие стучались в покои колдуна, но не находили ответа. А в его дом посреди морских вод мало кто отваживался заглянуть, ибо поднявшиеся морские воды бушевали, грозя смыть любого, кто рискнет пройтись по галерее с колоннами. Наконец, к Вильгельму пожаловал отец – ему тот не мог отказать в приеме.
- Сын мой, что ты делаешь? – без предисловий начал правитель, обращаясь к сидящему у окна и тоскливо всматривающегося в потоки дождя колдуну. – Ты решил утопить всех в своем горе?
- Что вам до моего горя? – досадливо поморщился Вильгельм.
- Я сразу, как только ты решил забрать себе изменника, понял, что не к добру все это!
- Так почему же ни слова не сказал, не запретил мне? – насмешливо, с язвительной издевкой поинтересовался тот, оборачиваясь к отцу.
- Ты же знаешь, я не могу и не хочу запрещать тебе поступать по-своему. Ты не раз доказывал, что тебе можно довериться.
Колдун тяжело сглотнул:
- Я отпустил его, – почти прошептал он, вновь отворачиваясь.
Правитель тут же шагнул к нему и обнял за плечи – он целую вечность не обнимал своего сына, ровно с тех пор, когда тот получил свою силу, и Вильгельм, вопреки его ожиданиям, оказался теплым, родным, и точно таким же хрупким, как тот мальчишка, что много лет назад цеплялся за него и плакал из-за разбитой коленки.
- Я знаю. Но вряд ли кто-то поступил бы иначе на твоем месте, ведь когда любишь, больше всего хочешь, чтобы любимый был счастлив.
- Нет, отец, – его сын покачал черноволосой головой, – больше всего я хочу, чтобы Том был рядом.
- Тогда он обязательно вернется, – уверенно проговорил правитель, – надо только подождать.
Когда отец оставил Вильгельма одного, тот уже пил горячий чай из своей любимой кружки, наблюдая, как за окном через тучи начинает просвечивать солнце – в его душе зародилась надежда, возможно, она была никчемной, но необходимой, чтобы жить.
Не прошло и четырех месяцев, как Том въехал в Саад. Ему удалось сохранить больше половины своего каравана, что ему самому не казалось большим достижением, но для человека, никогда не управлявшегося с таким количеством людей и ценностей, это было несомненным успехом. Кроме того, ему, несмотря на молодость, удалось снискать расположение и уважение бывалых путешественников.
Возвращение в Саад было триумфальным: по городу быстро поползли слухи о его таланте руководителя и феноменальной интуиции, которая помогла выжить многим людям, сопровождающим караван. Путешественники болтали на каждом углу, заставляя горожан усомниться в том, что вернувшийся в их город юноша действительно тот самый вздорный мальчишка из знатного семейства городских купцов.
Его семья отнеслась к воскресшему из глубин океана сыну настороженно, но приняла его, хоть и с опаской.
Отец и братья Тома были несказанно удивлены, что тот смог привести богатый караван из земель кочевников через пустыню Мор в Саад – обычно путешественники, затеявшие такую аферу, гибли, не принеся никому никакой прибыли. Юношу признали своим, но никак не могли понять, как безрассудному и легкомысленному мальчишке удалось стать мужчиной, на которого можно положиться.
Возможно, причиной всего была любовь Тома, которая не давала ему ни на минутку расслабиться, ведь как только у него возникали малодушные мысли бросить все и бежать, куда глаза глядят, он доставал заветное письмо и перечитывал его. И сознание того, что где-то далеко есть человек, который верит ему, надеется на него, не давали ему сдаться, и он упрямо вел свой караван вперед.
Родные улицы встретили юношу знакомым гомоном и пестрыми одеяниями. Ему оставалось только удивляться, что в городе не произошло практически никаких изменений, ведь сам за это время он изменился так сильно. В Сааде было все по-прежнему: ночные гуляния и пляски до упаду, песни, смех, прибывшие и уже торопящиеся уехать торговцы и моряки.
Тома везде встречали с распростертыми объятьями, он был знаменит и богат. На приемах в домах знатных семей девушки увивались за ним, и споры, с которой он будет танцевать, порой доходили до драк, а девицы легкого поведения были бы рады отдаться ему и даром, но Тома мало интересовали их услуги. Как мало интересовали и сожаления Лауры, брошенной бравым капитаном уже через месяц после того, как Том отбыл в свое длительное путешествие.
Все его мысли были о колдуне.
Проводя время в кабаках, он с интересом слушал истории о проклятом острове, улыбаясь откровенным выдумкам и вракам. Юноша крутил массивное кольцо на своем пальце и вглядывался в камень, который своей темной, манящей глубиной напоминал ему о глазах Вильгельма в те мгновения, когда тот злился.
Том не жалел, что покинул остров, но сейчас ему казалось, что он закончил все дела, которые бы могли удержать его в Сааде. Или просто то, что раньше казалось очень важным и необходимым, вдруг стало незначительным и жалким. Он доказал своей семье и Лауре, что стоит чего-то, но их мнение теперь было удивительно ничтожным, и Том не испытывал никакого удовлетворения, видя восхищение в их глазах, ведь он хотел увидеть совсем другие глаза – цвета расплавленного солнцем янтаря.
И в одну из полнолунных ночей, глядя в небо, он всем сердцем пожелал вернуться к Вильгельму. Луна вдруг обернулась и подмигнула ему, как давнишнему приятелю. Испугавшись, юноша шарахнулся в сторону от окна и отчетливо услышал:
- Мое кольцо укажет тебе дорогу, я буду ждать тебя.
На утро голова Тома раскалывалась от боли, ему казалось, что он совсем не спал, но странный сон никак не оставлял его, а знакомый голос преследовал и наяву. Юноша в который раз внимательно рассмотрел кольцо на своем пальце и, по наитию взявшись за камень, на удивление легко его провернул. Темнота внутри камня тут же рассеялась, и Том, забыв о головной боли, стал поспешно натягивать одежду, торопясь в порт, надеясь, что какой-нибудь из отходящих кораблей держит путь в нужном ему направлении. Он поспешно попрощался с родителями, а привезенные богатства распределил между братьями, заявив, что вряд ли вернется.
Он возвращался на проклятый остров, к Вильгельму, к тому, кому отдал свое сердце, кому принадлежала его душа и все его помыслы. Ему и в голову не приходило, что тот уже не ждет его, и, оказавшись на берегу проклятого острова, он может попасть к другому хозяину. Колдун обещал ждать, а значит, обязательно дождется… Том верил ему, ведь черноволосый красавец снился ему каждую ночь, дразня и соблазняя.
Образ Вильгельма не давал Тому покоя, он мог думать только о нем, его искрящихся глазах, нежных губах, тонких руках, теплых объятиях и его постели, где он непременно хотел просыпаться по утрам. Юноша на автомате выполнял свои обязанности на корабле, постоянно витая в облаках и даже не удивляясь хмурым взглядам бывалых моряков.
И как только заветный остров появился на горизонте, ему выдали лодку, весла, небольшой запас воды и отправили в путь. Ведь ни один капитан не повел бы свой корабль в это гиблое место.
Том греб, прикладывая максимум усилий, его невыносимое стремление, скребущее и беспокойное, придавало ему сил.
Он подплывал к той самой бухте, которой так любил любоваться из окон дворца, все чаще оборачиваясь, в надежде увидеть колдуна на берегу, но в свете заходящего солнца видел лишь тени пальм, колышущиеся на ветру. Подплыв совсем близко к берегу, Том спрыгнул в воду и направился к пустынному берегу, сердце его колотилось в груди со страшной силой. Он уже стал сомневаться и подумал, что его фантазия и болезненное желание увидеть колдуна сыграли с ним злую шутку, когда заметил темную фигуру, направляющуюся прямо к прибою.
Вильгельм был прекрасен, как бывает прекрасен бриллиант, освещенный полуденным солнцем, он, спускаясь все ближе к пляжу, с улыбкой смотрел на вспотевшего Тома, замершего по колено в воде.
- Чужеземец. Ты попал на наш остров по воде и будешь принадлежать тому, кто тебя найдет! – произнес он, остановившись у самой кромки прибоя.
Том бросился к нему в объятья, и, обхватывая тонкий стан, прошептал:
- Тогда я самый счастливый человек на свете, раз меня нашел ты.
- Ты вернулся ко мне, – совсем тихо сказал колдун, немного отстраняясь и вглядываясь юноше в лицо, ощупывая его руками, будто не веря, что это действительно тот, кого он любил больше жизни.
- Да, и теперь я твой, если, конечно, мою комнату еще никто не занял, – прошептал Том, немного задыхаясь, прежде чем властно впиться в губы Вильгельма.
Его комната, так же как и сердце мужчины, которого он так смело сжимал в своих объятиях, все еще принадлежали ему, и он имел возможность убедиться в этом в тот же вечер, растворяясь во взаимной страсти, забывая свою прошлую жизнь и отдаваясь новой без остатка.
Эпилог
И зачем он только на это согласился? С самого начала затея со свадьбой казалась Тому просто безумной, но Вильгельм настоял. Он сказал, что если уж ему требуется клятва, то она должна быть публичной и обоюдной.
Поэтому сейчас Том потел под взглядом сотен глаз людей, которые пришли полюбоваться на невиданное зрелище: их ужасный колдун, тот самый, что крадет души и пьет человеческую кровь, решил связать себя брачными узами с собственным рабом.
Люди не знали жалеть несчастного или позлорадствовать, что именно эту участь он заслужил своей непокорностью и свободолюбием, но пришли на празднество, надеясь на пышное торжество и обилие еды.
Свадьбы правящей семьи отмечались с большим размахом, и место для празднования обустраивали прямо на центральной площади: знать веселилась наверху, на парадной террасе, а простой народ – внизу, на площади, посреди которой на большом помосте располагалась огромная кровать, накрытая многослойным воздушным пологом.
Том никогда прежде не присутствовал на свадьбах и с опаской смотрел на размещенное внизу ложе. Он попытался узнать о назначении оного у Вильгельма, но тот лишь отмахивался и хитро щурился, а юноша, слишком хорошо зная колдуна, понимал, что все это не к добру, и волновался еще больше.
Но пока ничего ужасного, кроме процедуры обмена клятвами, когда пришлось при всех встать перед колдуном на колени и, взяв его за руку, пообещать любить вечно и принадлежать ему одному и душой, и телом, не произошло.
Да, и если уж быть совсем честным, его смущение окупилось сполна, когда Вильгельм точно так же преклонил перед ним колени и, глядя снизу вверх, пообещал всю жизнь любить лишь его одного и быть верным ему.
Для Тома это значило намного больше, чем он даже мог предположить. Ему бы хватило и простого обещания, но произнесенное в торжественной обстановке, под взглядами сотен людей, оно обрело какое-то иное звучание и ценность, наполнив душу признательностью и уверенностью.
Вильгельм практически не подходил к нему весь вечер, и юноше волей-неволей приходилось общаться с гостями, и тут он со всей очевидностью понял, как изменился его статус – к нему стали относиться с той же опаской и преувеличенным уважением, что и к колдуну. Это открытие не могло не насмешить Тома, волею судьбы отнесенного в разряд неуправляемых стихийных бедствий.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |