– Иди ты к черту, Ники-бой.
– Ты вот что, девочка… Папе хамить-то завязывай, ты ведь теперь не официальная любовница нашего небожителя, а обычная шлюха, так что в зубы получишь на счет раз. Уразумела?
Поначалу я еще на что-то надеялась. Была уверена: ребенок Рахманову не нужен, лишняя обуза, он привык жить только для себя. Но в квартиру и контору меня не пускали, на телефонные звонки не отвечали, очень скоро Рахманов купил дом за городом и перебрался туда. Конечно, и я туда наведалась. Дом больше напоминал крепость: высоченный забор, охрана, видеокамеры. Калитку мне никто не открыл, но я приезжала вновь и вновь. Иногда, стоя возле забора и пытаясь что-то разглядеть сквозь зашторенные окна, я вроде бы слышала детский плач, хотя это скорее мои фантазии. Я бродила вдоль забора, пока не появлялся охранник и вежливо просил меня удалиться.
Говорят, если тебе тошно, найди того, кому еще хуже. И я устроилась на работу в дом престарелых, но легче не стало. По вечерам тоска гнала меня к Виссариону. Мы пили чай и философствовали.
Как-то в конце зимы, уже под утро, в моей квартире раздался звонок. Я сняла трубку и услышала:
– Привет, сладкая.
Не узнать этот голос я не могла.
– Это ты? – спросила с удивлением. Гадюка-Ден казался существом из другого мира, и его внезапное появление несказанно поразило.
– Конечно, я. Узнала?
– Узнала.
– Я не нарушил твой сладкий сон?
– Я плохо сплю по ночам.
– Это значит, что рядом пристроился какой-нибудь придурок?
– Это значит, что у меня бессонница.
– Сочувствую.
– Может, скажешь, с какой стати ты мне звонишь?
– Соскучился. А ты не скучаешь?
– Нет.
– Жаль. Не поверишь, но иногда я вижу тебя во сне. Не часто, но бывает. Вот как сегодня.
– И поэтому ты мне звонишь?
– Не поэтому. Я бы мог вызвать шлюху, как делал не раз. Есть разговор. Давай встретимся.
– Я не очень понимаю…
– Ты что, боишься? – усмехнулся он. – Боишься встретиться со мной?
– Нет. С какой стати?
– Тогда приезжай.
– Сейчас?
– Сейчас, раз ты все равно не спишь.
– Куда приезжать?
– Ко мне. Если не знаешь, где я живу, объясню.
– Но… Думаю, твой дом не оставляют без внимания, и мое появление там кое-кому может показаться странным.
– Логично. А может, все-таки боишься? Ты хоть раз вспоминала ту ночь? Даже если ты скажешь «нет», я все равно не поверю. Я помню, какой ты была тогда. Тебе ведь понравилось, детка?
– Если ты зовешь меня предаться воспоминаниям…
– Зачем, лучше все повторить… О’кей. Значит, случайная встреча. Казино подойдет?
– Вполне.
– Играешь?
– Иногда. По маленькой.
– Ну, вот и сыграем. По-крупному. Завтра в десять вечера, казино «Эльдорадо».
Он повесил трубку, а я задумалась. Разговор показался странным, особенно предложение сыграть по-крупному. Я размышляла, стоит ли рассказать о звонке Нику, и в конце концов решила, что это пока подождет. Послушаю, что скажет Ден, а там…
Ровно в десять я вошла в казино, немного замешкалась на входе и направилась в центральный зал. Здесь было довольно многолюдно, публика солидная, не из тех, что просаживают последнее. Охранник на входе задержал на мне взгляд. Впрочем, не только он, мужчины оглядывались, стараясь делать это незаметно. Неудивительно, раз я сегодня больше часа торчала перед зеркалом, а потом еще столько же выбирала платье. Бог знает, что на меня нашло, может, это из-за извечной женской боязни выглядеть покинутой, несчастной? Несчастной я точно не выгляжу. Вот и прекрасно.
Дена в зале не было. Мельком взглянув на часы и убедившись, что время терпит, я устроилась за столом, где было свободное место, но поставить не успела, ко мне подошел парень, судя по костюму, не из охраны заведения – вместо белой рубашки на нем был темный свитер. Наклонившись ко мне, тихо произнес:
– Идемте, пожалуйста, со мной.
Выходит, он один из личной гвардии Дена. Я приглядывалась к парню, пока мы шли через зал – ничего особо опасного в облике, приятное лицо, он открыл передо мной дверь, пропуская меня вперед подчеркнуто вежливо. Мы оказались в служебном помещении, откуда вело несколько дверей.
– Сюда, пожалуйста, – сказал парень, постучал в дверь и открыл ее.
Я вошла и увидела Дена. Он стоял возле окна в просторном кабинете. Жалюзи на окне были опущены, так что неизвестно, что он там видел. Услышав, как дверь закрылась, он медленно повернулся, а я сказала:
– Салют.
Он улыбнулся и раскинул руки, точно готовясь принять меня в объятия.
– Привет, сладкая. Волшебно выглядишь. Верно говорят, материнство женщине на пользу.
Я попыталась улыбнуться. Наверное, получилось не очень удачно, потому что Ден спросил:
– Не стоило говорить об этом?
– Почему же, – пожала я плечами.
Он приблизился, обнял меня и поцеловал, вполне дружески.
– Хочешь что-нибудь выпить?
– Нет, спасибо, – ответила я, устроилась в кресле, закинув ногу на ногу, но, поймав на себе его взгляд, сменила позу и теперь сидела, как гимназистка, поджав ноги.
Он засмеялся, запрокинув голову, и его лицо стало привычным: наглым, высокомерным и дерзким.
– Как твои дела? – спросил он.
– Мне бы не хотелось говорить о своих делах, – отводя взгляд, сказала я.
– Да? Жаль. Я, собственно, и пригласил тебя, чтобы поговорить о твоих делах.
– Вот как? – на мгновение я забылась и вновь закинула ногу на ногу.
Он протянул руку и погладил мое колено. Пальцы его были цепкими, очень сильными, а взгляд стал требовательным и властным, и голос теперь звучал иначе.
– Я думал о тебе.
– Ден, пожалуйста…
Он убрал руку и усмехнулся.
– Значит, ты родила Рахманову ребенка. А он у тебя его отобрал, – насмешливо начал он. – Тебе не нужен твой сын?
– Нужен, – ответила я, внимательно глядя на него и пытаясь отгадать, куда он клонит.
– Тогда почему ты его не вернешь?
Я покачала головой.
– У меня нет шансов выиграть дело. Ребенок носит его имя, и он легко докажет, что я никудышная мать… Зачем ты меня позвал?
– Чтобы помочь, естественно, – пожал он плечами.
– Помочь? Ты имеешь в виду, что суд…
– Детка, какой, к черту, суд? Рахманов окружил свой дом охраной, но для моих парней это ерунда.
– Ты предлагаешь мне выкрасть сына? – спросила я. Он кивнул. – И что потом?
Он пожал плечами.
– Ты уедешь подальше от этих мест и будешь жить со своим ребенком. Разве не этого ты хочешь?
– Сколько это будет стоить? – спросила я с усмешкой. – Ночь любви?
– Если захочешь, – развел он руками и продолжил деловито: – Ситуация простая: Рахманов не отдаст тебе сына, и если тебе даже удастся отсудить свое право… уверен, он пойдет на все. Значит, выход у тебя один: выкрасть ребенка. Я спрячу вас в надежном месте, о котором буду знать только я. Хотя ты можешь вернуться сюда, если захочешь, конечно, и жить в моем доме. В этом случае тебе будет нечего бояться.
– Ты хоть иногда появляешься на улице? – спросила я, разглядывая свои руки. – Я имею в виду, просто так, без охраны. Уверена, нет. Ты существуешь среди видеокамер и банковских дверей, окруженный парнями с «пушками». Не думаю, что такой жизни можно позавидовать.
– Это всего-навсего разумная предосторожность, – улыбнулся он, а я усмехнулась: поменять одну тюрьму на другую, добровольно отдать своего сына в заложники этому типу? Нет уж, пусть лучше остается с родным отцом.
– Спасибо, – кивнула я. – Но мне это не подходит.
– Ты не веришь мне? – спросил он.
– Верю. Ты не обманул в прошлый раз, возможно, и сейчас ты искренен. Спасибо. Если не возражаешь, я пойду.
Я поднялась и сделала шаг. Когда проходила мимо него, он взял меня за руку.
– Не спеши. Подумай.
– Ден, ребенок это не вражеское знамя, которое надо захватить в бою. Возможно, мы еще договоримся с его отцом.
– И ты опять пустишь Рахманова в свою постель?
– Надеюсь, это не понадобится.
– Тебе было хорошо с ним?
– Ден, пожалуйста…
– Наверное, хорошо. Такие женщины, как ты, не рожают от тех, кого презирают. Так? А от меня ты бы родила?
Он поднялся и теперь стоял слишком близко и смотрел мне в глаза.
– Можно попробовать по-другому, – тихо произнес он. – Можно заставить его отдать ребенка.
Теперь я смотрела на него очень внимательно. Он усмехнулся и отошел к окну, встал спиной ко мне.
– Как? – не выдержала я.
– Самый простой способ – шантаж.
Я покачала головой.
– Не мне его шантажировать, Ден. Я по уши в дерьме. За один наш вояж на Черноморское побережье…
– Конечно, – кивнул он. – Говорят, существуют некие документы, которые несколько лет назад у Долгих позаимствовал его начальник охраны. Разумеется, он не долго жил после этого, но ходят упорные слухи, что документов при нем не обнаружили, якобы он успел передать их какому-то типу. И они до сих пор у того парня, или ему известно, где они. Что скажешь?
Я попыталась скрыть волнение, сообразив, что он говорит о Пашке. Выходит, не так уж и хорошо Ден изучил мою историю, если не знает… Или знает?
– Ты употребляешь слова «болтают», «упорные слухи» и «якобы». К тому же мы понятия не имеем, где этот парень.
– А вот тут ты как раз не права, – повернулся он ко мне, лицо его было насмешливым. «Знает? Или нет?» – Найти его оказалось легким делом. У моих ребят ушла всего неделя.
«Где он?» – едва не спросила я, мне очень хотелось услышать ответ. Но я не стала задавать этот вопрос.
– Очень опасная игра, не так ли? – усмехнулась я.
– Я ведь и предлагал сыграть по-крупному.
– Вряд ли у того типа что-то есть. Если твои парни его нашли, то же самое мог бы сделать и Ник. И если он позволил ему где-то существовать…
– Жаль… – развел Ден руками. – А я был готов попробовать. Может, Рахманов не такой дурак, что отобрал у тебя сына? Может, ты им не дорожишь?
– Может быть, – ответила я и направилась к двери.
– Подожди, – остановил меня он, приблизился и, снова взяв за руку, подвел к двери напротив, распахнул ее… и я невольно ахнула.
В небольшой комнате без окон, но с тяжелыми драпировками по стенам пол был застелен коврами с раскиданными по ним разноцветными подушками. Повсюду горели свечи, большие, маленькие, и в пламени свечей парча и бархат искрились и переливались, как драгоценные камни.
Он положил мне руки на плечи и шепнул в ухо:
– Я ревновал тебя. Я тысячи раз представлял одно и то же. Знаешь, чего я хочу?
Я знала. Знала очень хорошо. Ему всегда хотелось только одного: причинить мне боль, чтобы я плакала и жалась к его руке, как собака к руке хозяина.
– Ты останешься у меня, – произнес он, а я усмехнулась:
– Ты сумасшедший. Убери руки. Пожалуйста.
– Ты ведь не рассчитывала, что я отпущу тебя просто так?
– Я ухожу, – ответила я и повернулась, собираясь сделать шаг.
По его лицу прошла судорога, глаза вспыхнули и потухли, как перед смертью.
– Это твой ответ?
– Да.
– Что ж, уходи.
Что-то удержало меня на мгновение, я посмотрела на него, пробормотав:
– Прости.
– Все нормально. Позвоню какой-нибудь шлюхе, не пропадать же добру.
– Хочешь, напьемся вместе? – предложила я.
– Успокойся, дорогая. Я не нуждаюсь в твоей опеке.
– Тогда прощай.
– До свидания, дорогая. В третий раз я предлагаю тебе дружбу, и ты в третий раз отказываешься, – покачал он головой.
– Надо полагать, в последний? – улыбнулась я.
– Я терпелив, – засмеялся он. – Подожду, когда ты сама придешь.
– Нет, – покачала я головой. – Нет, Ден.
– На коленях приползешь, – продолжил он и добавил со злостью: – Я об этом позабочусь.
На следующий день появившийся у меня Ник вовсю веселился.
– Говорят, Гадюка-Ден вчера был не в себе. Сильно буйствовал. У него и раньше припадки бывали, а тут он даже видавшую виды охрану напугал. Чего ждать от придурка, у которого в черепушке пластина. Дырка была, будь здоров, вот мозги-то и вытекли.
– Откуда сведения? – спросила я без любопытства. – У тебя что, и там свои шпионы?
– Как же без них, детка? – удивился Ник. – К сожалению, Гадюка очень осторожен, и нюх у него почище собачьего. Людишки мои подолгу не держатся, да и те не слишком близко подобраться могут, так, всякая шушера. Но слышат и они, о чем охрана шепчется. К примеру, о том, что ты, дрянь ненаглядная, была у него в гостях и до сих пор молчишь.
– Ты же мне рта не даешь открыть, – зевнула я. – Я ждала, когда ты наговоришься.
– И что? – поднял брови Ник, весело глядя на меня.
– Я была в гостях у Гадюки.
– Вот как. Он тебя пригласил или сама напросилась?
– Пригласил.
– С деловым предложением?
– Что-то вроде этого. Но мы не договорились.
– Ясное дело, если охране пришлось его вчетвером держать, ожидая конца припадка. Скажи мне, профессорская дочка, что же ты за дура такая? Другая бы на твоем месте каталась как сыр в масле, а ты только врагов наживаешь. Убыло бы от тебя, что ли, трахнись ты с ним разок? А он бы в нужное время…
– Пошел к черту! – отрезала я.
– Гнусный характер тебя погубит, – продолжил скалиться Ник. – И как я тебя терплю? Сам удивляюсь. Впору памятник воздвигать.
Не слушая его, я думала о своем.
– Может быть, мне ему написать письмо? – Я нахмурилась, поняв, что произнесла свою мысль вслух.
– Гадюке? – воодушевился Ник.
– Кончай дурака валять, Рахманову. Он не отвечает на звонки, а…
– Письмо – это очень романтично. «Я к вам пишу, чего же боле…» Детка, сиди и не рыпайся. Побесится, в себя придет, а ты рядышком. Простит, куда ему деться. Будешь папу слушать, вернешь себе сына, еще и замуж за сладкоречивого выйдешь. Не велика радость, но ничего, ради светлого будущего немного помучаешься. А лет в тридцать пять станешь вдовой с приличным капиталом.
– И с тобой в придачу? – усмехнулась я.
– Разумеется. И будем мы жить долго и счастливо и умрем в один день, где-нибудь на берегу теплого моря. Дорогуша, – позвал он, – скажи-ка папе: любишь ли ты меня?
– Еще бы! – фыркнула я.
– Как-то неубедительно ты это сказала, ну да ладно, я не привередливый.
Дни шли, а ничего в моей жизни не менялось. В доме Рахманова меня по-прежнему видеть не желали, на звонки он не отвечал, Тони пытался поговорить с ним, но тоже не преуспел. Так прошла зима. Весна все-таки порадовала: в апреле, тихо, без какого-либо шума в прессе Машку отпустили домой. В ее прежней квартире жили другие люди, и я надеялась, что мы поселимся вместе, но Машка переехала к Тони. Теперь они у меня были частыми гостями. Машка очень изменилась – тихая, молчаливая и улыбчивая, она сидела на моем диване, точно птичка, и влюбленными глазами смотрела на Антона. Он вроде был счастлив, по крайней мере, не раз говорил об этом, но в глубине его глаз таилась печаль. Причем видела ее не только я, но и Машка. И тогда ее улыбка становилась грустной. Мы все как будто чего-то ждали. Какой-то развязки. Странное это было время, зыбкое.
В конце мая неожиданно позвонил Рахманов.
– Привет, – сказал неуверенно. – Как дела?
– Ты ведь не за этим звонишь? – спросила я, с трудом справившись с волнением.
– Не за этим, – посуровел он, а потом заговорил неожиданно мягко: – Завтра суббота, у меня выходной. Если хочешь увидеть сына, приезжай.
Я едва дождалась утра. Косилась в страхе на телефон, а по дороге к дому Рахманова отключила мобильный, все боялась, что он вдруг передумает. Возле калитки меня встретил охранник, повел в сад. В тени под деревьями в плетеном кресле сидел Рахманов и пил кофе, на столе были разбросаны бумаги. Солнце пробивалось сквозь листву, на вымощенной плиткой тропинке стояли лужицы – клумбы недавно поливали. Заросли цветов, пение птиц… идиллическая картина. И лицо Олега в первое мгновение показалось мне иным, слишком спокойным, умиротворенным, что ли. Он поставил чашку на стол и поднялся мне навстречу.
– Рад тебя видеть, – сказал без насмешки и улыбнулся. Лицо его стало привычным, и слева в груди больно защемило, так больно, что я сбилась с шага и хрипло ответила:
– Салют.
Он едва заметно поморщился.
– Ты все такая же, – сказал с укором.
– Ты тоже не изменился.
– Как знать, – хмыкнул он. – Как знать… Садись. Хочешь кофе?
– Нет, спасибо.
Руки у меня дрожали, я боялась, что не справлюсь с собой.
– А вот и Николенька, – сказал он, глядя поверх моего плеча.
Очень медленно я повернулась. Няня шла по тропинке, держа на руках моего сына, светловолосого карапуза с глазами Рахманова. Он был такой большой, что я испугалась, забыв, как быстро растут дети в его возрасте. Он держал в пухлых ручонках мишку и смотрел на меня очень серьезно.
– Здравствуй, – сказала я, шагнув ему навстречу, не зная, что еще сказать и что сделать. И протянула руки. А мой ребенок отвернулся от меня и вдруг заплакал.
– Пришла чужая тетя… – запричитала няня. – Не бойся, дорогой, тетя ничего плохого не сделает…
– Иди к папе, – позвал Рахманов и взял сына на руки, тот повернулся к нему, вцепился пальчиками в его ладонь и сразу успокоился. – Ты сама виновата, – понаблюдав за мной, сказал Рахманов, а я ответила:
– Знаю.
– Ну, что, познакомишься с тетей? – обратился он к сыну. – Тетю зовут Юля, она приехала к нам в гости. Дай ей ручку. – Малыш настороженно посмотрел на меня и отвернулся. Мы сидели в молчании, кровь стучала в висках, и я боялась, что упаду в обморок. – Может быть, воды? – спросил Рахманов, и в голосе его было столько самодовольства, столько злобной радости, что я едва сдержалась, чтобы не вцепиться ему в горло. Если бы не сын на его руках… если бы…
Ребенок понемногу успокоился, и я смогла притронуться к нему, а потом неловко взяла на руки, замирая от боли и счастья. Руки не слушались, они успели забыть, что такое ребенок, я боялась оказаться неловкой и по-прежнему не знала, что сказать. Смотрела на него и улыбалась, а он коснулся пальчиками моих губ и вновь потянулся к отцу. Рахманов позвал няню, она пришла и забрала сына.
– Пройдемся? – предложил он мне.
И мы пошли в глубь сада. Успевшие высохнуть плиты дорожки напоминали мне надгробья, и от этого становилось не по себе.
– Не считай меня бесчувственным, – заговорил Рахманов. – Мне тоже было нелегко сейчас. Тоже нелегко, – повторил он. – Он к тебе привыкнет. Разумеется, ты не сможешь видеть его слишком часто, и он не должен знать, кто ты. Тетя Юля, и все. Договорились?
– Я думаю, «теть» тут и без меня достаточно, – с трудом расцепив челюсти, ответила я.
– Не питай иллюзий. Это мой сын. И я никогда не позволю своему сыну жить с тобой. Что его ждет, скажи на милость? Убогая жизнь и тычки от мамашиных любовников? У тебя кто-то есть? Наверняка есть, длительное воздержание тебе не свойственно.
– Зачем ты это говоришь? – не выдержала я.
– Просто интересуюсь твоей жизнью. Говорят, ты трудишься в доме престарелых? – Он усмехнулся. – Епитимью на себя наложила? Ну-ну… Кому ты пытаешься заморочить голову, дорогая?
– Если не возражаешь, я поеду, – сказала я.
– Тебе незачем валять дурака и ходить за стариками за копейки, – деловито продолжил Рахманов. – Еще в марте я открыл счет на твое имя. Две тысячи долларов в месяц, вполне достаточно, я думаю.
– Не трудись. В деньгах я не нуждаюсь.
– Значит, все-таки успела найти кого-то? – усмехнулся он. – Или снова спуталась с Ником? Вы с ним неплохая пара.
– Вы тоже, – отрезала я, повернулась и зашагала к калитке. Он догнал меня.
– Подожди, – взгляд его шарил по моему лицу. Олег все не решался что-то спросить, и я уже подумала, что так и не решится, но тут он произнес: – Скажи, ты… ты любила меня? – Я покачала головой, и он отступил на шаг, точно от удара, и голос теперь звучал иначе. – Ты просто притворялась, ты использовала меня…
Я кивнула, и теперь моя душа наполнилась злобной радостью при виде его боли.
– Дрянь! – сказал он. – Дрянь! Всегда ею была, ею и сдохнешь!
– Желаешь поучаствовать? – засмеялась я. – Становись в очередь.
Машина стояла возле калитки, я плюхнулась на сиденье, завела мотор. В висках стучало, я знала, что в таком состоянии ехать не могу, но оставаться здесь лишнюю минуту не хотела. Наверное, я была похожа на пьяную. На посту ГАИ меня остановили, и инспектор долго разглядывал документы, косясь на меня.
– Счастливого пути, – произнес он наконец, возвращая мне «корочки», а я едва не рассмеялась, уж очень издевательски, двусмысленно прозвучало его пожелание.
Каждую субботу Машка приглашала меня на обед. Бывая у них, я ощущала странную неловкость – слишком много запретных тем. Иногда я ловила на себе взгляд Антона, в нем была печаль и сочувствие, и это раздражало. Машка садилась рядом, держала меня за руку, и мы подолгу молчали.
Жизнь ее была размеренной, она редко выходила из дома, ждала Антона с работы, стряпала, наводила порядок в квартире, которая и так сияла чистотой, вечерами они подолгу гуляли в соседнем парке. В конце июня Машка, смущаясь, сказала мне:
– Мы решили пожениться, уже подали заявление.
– Хорошая новость, – кивнула я.
Она тоже кивнула и надолго замолчала, потом заговорила вновь:
– Знаешь, мне иногда кажется, что все не взаправду. Что вдруг подует ветер, и все исчезнет, как дым.
– К некоторым вещам надо привыкнуть.
– Да?
– Да. К нормальной жизни тоже.
– Я думаю, что скоро умру, – вздохнула она.
– Откуда такие мысли? – испугалась я. – Плохо себя чувствуешь?
– Нет. Просто… Не обращай внимания. Мне часто снятся странные сны. Что я снова маленькая, и рядом мама и брат. Совсем не такие, как в жизни. Счастливые, веселые… Мама сказала, что там хорошо.
– А здесь тебе чем плохо? – нахмурилась я.
– Хорошо, – улыбнулась она. – Только кажется, что это не взаправду. И я уже не знаю, когда сплю, а когда нет.
– Пройдет немного времени, и все наладится.
– Конечно, – согласилась она, но взгляд ее потухших глаз говорил об обратном. – Ты видишься с отцом?
– Нет.
– Почему?
– Ты же знаешь, он во мне не нуждается.
– А если ты не права? Вдруг он ждет? Позвони ему.
– Хорошо.
– Сделай это для меня, – добавила она.
Я, признаться, удивилась. Машке ведь хорошо известны наши отношения. Но отцу позвонила. Он мне не обрадовался, однако пригласил приехать, и я поехала, сама не знаю, зачем.
Мои дела его не интересовали, и о своих он говорил сухо, точно выполнял какие-то давным-давно данные кому-то обязательства. Его супруга смотрела на меня с недоверием, то и дело одергивала сына, который пытался выяснить у меня, почему я не живу с ними.
– Ты ведь папина дочь и моя сестра, – сказал он, болтая ногой, чем еще больше нервировал мать.
– Юля уже большая и поэтому живет отдельно, – объяснила она.
– Когда я вырасту, тоже буду жить один, – отреагировал ребенок. – А еще каждый день буду ходить в бассейн и не стану заниматься музыкой.
Через час я решила, что могу уйти, отца это откровенно обрадовало.
– Звони, – сказал он на прощание. Я кивнула.
По дороге домой у меня вдруг заглохла машина. В воскресенье вечером, когда народ еще на дачах или уже отдыхает возле телевизоров, на тихой улочке, куда меня занесло, было совсем пустынно. В машинах я не разбираюсь, и единственное, что могла, – попробовать завести ее еще раз. Безрезультатно.
– Вот черт! – выругалась я, вышла из машины и стала ждать сердобольного проезжего автомобилиста, который либо устранит неисправность, либо дотащит до ближайшего автосервиса. Телефона эвакуатора у меня не было, вот и приходилось рассчитывать на человеческую доброту.
Я ждала уже минут десять, когда наконец появилась первая машина. Роскошная тачка с тонированными стеклами плавно притормозила, я улыбнулась, но улыбка тут же сползла с моего лица, потому что дверь распахнулась, и я увидела господина Долгих. «Забавно, как сводит людей судьба», – подумала я с невеселой усмешкой.
– Здравствуйте, Юля, – сказал он. – Какая-нибудь проблема?
– Машина заглохла.
– Саша, – обратился он к водителю, – посмотри.
Рослый парень вылез из салона и направился ко мне. Улыбнулся, точно мы были знакомы и встрече со мной он очень рад, поднял капот, что-то там подергал и сказал:
– Работы минут на пятнадцать.
– Отлично. Помочь девушке наша святая обязанность. А вы садитесь, Юля, пока Саша трудится, мы с вами немного поболтаем.
В том, что Долгих сидит в своей машине, не было, конечно, ничего поразительного. Но я долгие годы думала о нем с ненавистью и мукой, и эта картинка показалась мне нелепой, слишком будничной, что ли, так что я невольно растерялась.
– Садитесь, – повторил он, и я оказалась рядом с ним.
Растерянность быстро прошла, и я сказала с усмешкой:
– Вы мой ангел-хранитель, всегда появляетесь вовремя.
– Приятно делать добро, – усмехнулся он в ответ. – Особенно когда это ничего не стоит. Вы нервничаете или мне показалось?
– Спешу на работу.
– Ах, ну да… Я слышал, вы работаете в кафе, развлекаете проституток игрой на рояле.
– Самое подходящее для меня место.
– Это вы так сказали.
– А вы подумали. Не стесняйтесь.
– Вы ошибаетесь. Кто вам внушил такие странные мысли? – засмеялся он. Я отвернулась, и на мгновение повисла неловкая пауза. – Ваша машина вам совсем не подходит. Вам нужна спортивная модель ярко-красного цвета.
– Мне и эта сойдет. А вы консервативны, – кивнула я на его машину.
– Это для работы. Для души тоже есть.
– Не сомневаюсь. Я пойду, вдруг вашему водителю понадобится помощь.
– Уверяю, он прекрасно справится. Все-таки вы нервничаете. Отчего?
– Я же сказала, опаздываю на работу.
– Вот как… – Он улыбнулся, и мы опять замолчали.
Улыбка у него была удивительная: нежная, грустная и чуть снисходительная, а глаза странные – взгляд жесткий и скорбный одновременно. Или мне так показалось из-за его улыбки.
– Любопытно, о чем вы думаете, так пристально разглядывая меня? – засмеялся Вадим Георгиевич.
– Вы, по-моему, тоже не страдаете чрезмерной застенчивостью, – ответила я.
– Мне очень нравится ваше лицо.
– Ваше лицо мне тоже нравится.
– А сам я вам не нравлюсь?
– Не очень.
Он рассмеялся весело и заразительно, а я с удивлением поняла, что не испытываю к нему привычной ненависти, скорее любопытство.
– Значит, я вам не нравлюсь? – перестав смеяться, спросил он. – Можно узнать, почему?
– Вы и так знаете. Разве нет?
– Пожалуй, да, – ответил он, и я не поняла, говорит он серьезно или насмешливо. – Надо полагать, вы считаете меня своим врагом, а ведь, в сущности, мы очень похожи.
– Любопытно. – Я снова внимательно всмотрелась в его лицо, силясь понять, зачем он затеял этот разговор. – Чем же?
– Главным. Силой, желанием жить, цепкостью, хорошей хваткой.
– Не знаю, как вы, а я пока, кроме дерьма, еще ничего не схватила.
– Грубость вам не идет.
– Прошу меня извинить.
– Красивым женщинам многое прощают.
Водитель Саша полез за какими-то инструментами в багажник, на ходу крикнув нам:
– Еще минут пять.
– Ох уж эти машины… Вчера полчаса торчали в пробке. Как мы еще выдерживаем в этом сумасшедшем городе? – вздохнул Долгих. – Чтобы проехать расстояние от дома до работы, трачу кучу времени.
– А вы заведите вертолет и сделайте посадочную площадку на крыше своего офиса.
– За кого вы меня принимаете? – насмешливо сказал он и продолжил уже серьезнее: – Если начать летать на вертолете, то, пожалуй, забудешь, как выглядит родной город.
– Сверху видно даже лучше, – ответила я.
– Вы меня дразните? Думаете, это поднимет вас в собственных глазах? Знаете, все ваши неудачи от постоянных компромиссов. Мне известно, что вы лишились ребенка. Но захоти вы этого по-настоящему, легко вернули бы его и женили на себе Олега, получив ту самую сытую и спокойную жизнь, о которой, должно быть, мечтаете. Однако в глубине души вы считаете, что это плохо, непорядочно и даже бесчестно. Разве не так? Отсюда все ваши неудачи: жизнь толкает вас к одному решению, но ваша духовная сущность, точнее, все то, что в вас успели напихать глупого и сентиментального, мешает вам. Но сила характера и цепкость в вас все-таки побеждают, именно поэтому вы в своем положении смогли многого добиться.
– Вы правы, я до сих пор жива и даже имею счет в банке, – ответила я со злостью.
– Этого мало?
– В моем положении, как вы выразились, много.
– Так зачем же вам его менять? – вдруг резко спросил он.
Я сделала вид, что наблюдаю за его шофером, чтобы выиграть время. Когда я повернулась, лицо Вадима Георгиевича вновь было насмешливым, а глаза смотрели странно-печально. Натолкнувшись на этот взгляд, я сказала неожиданно для самой себя:
– Мы видимся всего в третий раз, а у меня такое чувство, что вы давно, всю жизнь, стоите у меня за спиной и пялитесь в затылок. Ненавижу, когда стоят за спиной. Но сейчас я не испытываю к вам ненависти, и это меня пугает.
– Вы невозможная женщина, – засмеялся он. – Вы всегда говорите правду, что для мужчин является тяжелым испытанием, но это лишь подтверждает мои слова.
– Вы так хорошо меня знаете? А даром предвидения случайно не обладаете? – усмехнулась я. – Может быть, скажете, что я буду делать теперь?
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |