Позднеклассическая тирания в Сицилии как историческая

Позднеклассическая тирания в Сицилии как историческая

проблема.

История западных эллинов представляет важный

раздел в истории Древней Греции. Многочисленные греческие поселения

на побережье и островах Западного Средиземноморья

составили как бы особый мир, где развитие, совершаясь в общем в

том же направлении, что и в городах собственно Греции, обнаружило

ряд особенностей, обусловленных своеобразным положением

этих периферийных центров. В частности, для истории греческой

государственности и, еще конкретнее, греческой тирании, каковая

и является предметом наших специальных изысканий, прошлое западных

эллинов дает замечательный параллельный, в некотором роде

даже образцовый материал, который позволяет полнее представить

процесс социально-политического развития греческих городов-го-

сударств — полисов и роль в этом процессе тирании.

Как уже отмечалось, тирания была устойчивым спутником

политической жизни древних греков. По крайней мере дважды, в

бурные переломные периоды, она сыграла большую роль в развитии

греческой государственности. Первый раз это было в архаическое

время (с середины VII до начала V в. до н. э.), когда тирания,

родившись в борьбе демоса с родовой знатью, сокрушила

господство аристократии и этим содействовала окончательному

торжеству полисного — государственного и республиканского —

начала. Второй — в позднеклассическое время (с конца V в.), когда,

явившись вновь к жизни в условиях уже начавшегося кризиса полиса,

тирания способствовала подрыву полисных устоев жизни,

принципов свободного и независимого существования гражданской

городской общины, чем и расчистила путь к поглощению полиса

территориальной державой.

В оба эти периода мы обнаруживаем тиранию не только в греческих

городах — метрополиях, но и в периферийных районах греческой

колонизации, причем в некоторых местах — в Сицилии и на

южном побережье Понта — она достигает такой развитости, такой

интенсивной формы самовыражения и соответственно столь полного

отражения в исторической традиции, что служит образцом для

реконструкции других не столь отчетливо выраженных режимов.

В чем причина этого явления? Одним из условий, облегчавших

рождение и утверждение тираний на периферии греческого мира,

была относительная нестабильность здесь политического положения:

меньшая, по сравнению с метрополиями, развитость и крепость

полисных устоев жизни, большая обнаженность и острота социальных

и этнических конфликтов и обусловленная все этим большая

подвижность и сменяемость социальных порядков и политических

форм. Другим условием была непрерывная внешняя

опасность, угроза греческим поселенцам со стороны соседних варварских

племен и государств. От этой угрозы не были застрахованы

и греки метрополии, но здесь, на периферии, где греческие колонии

выглядели небольшими чужеродными вкраплениями на фоне

огромных варварских массивов, давление было во сто крат больше

и чаще оборачивалось прямой военной угрозой, которая, нередко

вкупе с внутренними неурядицами, содействовала форсированному

переходу к военной диктатуре, а там и к тирании.

Значение этих факторов применительно к Сицилии сознавалось

уже древними. Так, Фукидид, афинский историк V в., подчеркивал

особенную неоднородность населения и, очевидно, обусловленную

этим частую смену политических порядков в сицилийских городах

(Thuc., VI, 17, 2). Нестабильность политического положения

в Сицилии накануне второго вторжения туда афинян (в 415”

413 гг.) уточняется у Фукидида, далее, указаниями на внутренние

смуты в греческих городах и на угрозу — это уже специально

для Сиракуз — со стороны не до конца еще замиренных соседних

варваров-сикулов. Платон, живший уже в IV в., особое

внимание обращал на непомерный рост богатства и роскоши в сицилийских

городах (Plat. Ер., VII, р. 326 Ь), на неслыханные претензии

могущественных лиц и обусловленную этим непрерывную

смену форм правления, среди которых он упоминает и тиранию

(р. 326 d). С другой стороны, тот же Платон утверждение тирании

Дионисия в Сиракузах в конце V в. прямо ставил в связь с

неимоверно возросшей варварской, именно карфагенской опасностью

(Ер., VIII, р. 353 а—с). Наконец, Диодор, который жил на рубеже

эллинистического и римского периодов (I в. до н. э.) и потому

мог оценить общий ход политической истории греков, не решаясь

вдаваться в причины, все-таки отметил самый факт того, что нигде

попытки захвата единоличной власти не повторялись так часто, как

в Сицилии (Diod., X IX, 1, 1 сл.)1.

Как бы там ни было, пышное развитие тирании на периферии

греческого мира и в первую очередь в Сицилии — факт очевидный.

Блестящие тому подтверждения — тирания сицилийских

Дейноменидов Гелона, Гиерона I и Фрасибула в архаическую эпоху,

тирания обоих Дионисиев — отца и сына — в позднеклассическую,

тирания Агафокла и Гиерона II — в эллинистическую. Для

нас сейчас особый интерес представляет история Дионисия Старшего,

поскольку она дает возможность заново проследить и во многих

пунктах уточнить тот процесс возрождения тирании в позднеклас1

Особая предрасположенность греческих периферийных и в первую

очередь сицилийских полисов к тирании отмечается и в новейшей историографии.

Ср., в частности, в связи с историей второй сиракузской тирании:

Plass H. C. Die Tyrannis in ihren beiden Perioden bei den alten Griechen,

Tl. II*, Bremen, 1852, S. 198; Holm A. Geschichte Siziliens im Altertum,

Bd. II, Leipzig, 1874, S. 96; Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen,

Bd. I—II, Munchen, 1967 (I, S. 220 f.; II, S. 637).

сическую эпоху, который ранее мы попытались показать на материале

полисов Балканской Греции2.

Явившаяся к жизни в ходе острого политического кризиса в

конце V в. до н. э., вторая сиракузская тирания оказалась весьма

прочной и продолжительной. Ее основатель Дионисий I (4 0 5—

367) сумел удержать власть, несмотря на огромные трудности, с

которыми ему пришлось столкнуться в начале своего правления. Ни

неудачный исход первой войны с карфагенянами (началась еще до

прихода Дионисия к власти, закончилась в 405 г.), ни два подряд

восстания сиракузян (мятеж всадников в 405 и общее восстание в

404 г.) не сокрушили новый режим. Наоборот, из этих испытаний

тирания вышла окрепшей настолько, что очень скоро, обретя внутреннюю

устойчивость, сумела развить также и внешнеполитическую

инициативу, крайне важную для существования режимов

такого типа.

Важно, однако, яснее представить, с какого нуля пришлось

начинать Дионисию. Мир, завершивший первую войну с карфагенянами,

перечеркнул все державные завоевания, достигнутые Сиракузами

при старшей тирании и при последующей демократии.

Греческие города северо-восточной части Сицилии Леонтины и

Мессана, а также, очевидно, Катана и Наксос, равно как и все

общины сикулов, стали свободными и независимыми. Размеры

сиракузского государства были ограничены городом Сиракузами и

ближайшей примыкающей к нему территорией. З ато резко возросло

могущество карфагенян, которые расширили и консолидировали

свои владения на западе острова (с этих пор можно говорить о

существовании правильно организованной карфагенской провинции

в Сицилии) и поставили под свой контроль все греческие города

южного и северного побережья — Селинунт, Гимеру (Фермы),

Акрагант, Гелу, Камарину. Военный разгром и последующее политическое

унижение этих городов означали резкое ослабление

позиций греков в Сицилии. Последним оплотом эллинства остались

Сиракузы, и было ясно, что исход возобновившегося противоборства

карфагенян с греками будет зависеть от способности к

сопротивлению именно этого полиса.

Для Дионисия подготовка к новой войне с карфагенянами стала

первоочередной задачей. Ведь он прекрасно понимал, что только

в такой войне может найти оправдание существование основан2

См. выше, часть II.

ного им режима. Уже в 401 г., пользуясь внутренними трудностями

Карфагена, он начал наступление на независимые сикульские

общины и, таким образом, денонсировал соглашение с карфагенянами,

на которое он вынужден был пойти в 405 г. Восстание си-

ракузян прервало начатую кампанию, но лишь на короткое время.

Подавив оппозицию, Дионисий немедленно возобновил наступление

на сикульские и греческие города Восточной Сицилии и вел

его столь успешно, что к 399 г. установил свой контроль над всей

этой частью острова.

Восстановление сиракузской супрематии в Восточной Сицилии

означало создание необходимой политической предпосылки для

последующей открытой борьбы с Карфагеном. Одновременно в

широких масштабах Дионисием осуществлялась и собственно военная

и техническая подготовка к этой борьбе: Сиракузы были

обнесены новым кольцом укреплений, было заготовлено большое

количество оружия и новых тогда метательных орудий — катапульт,

созданы сильный флот (свыше 300 единиц) и многочисленная сухопутная

армия. Завершив подготовку, Дионисий в 398 г. начал

новую войну с Карфагеном, открыто провозгласив своей целью

полное изгнание карфагенян из Сицилии.

Эта 2-я Карфагенская война продолжалась до 392 г. Своей цели

в полном объеме Дионисий достичь не смог: совершенно изгнать

карфагенян с острова ему не удалось. Однако успехи были значительны

и приобретения обширны; его держава простиралась теперь

далеко на запад, включительно по Селинунт на южном побережье и

Гимеру (Фермы) на северном. Одновременно шло расширение этой

державы и за пределами Сицилии, в первую очередь за счет южноиталийских

земель. Ведя борьбу с Регием, давнишним врагом сиракузской

державы, и с федерацией греков-италиотов, поддерживавших

Регий, Дионисий сумел в союзе с Локрами и варварами-луканами

добиться исключительных успехов. В 388 г. сиракузский тиран нанес

италиотам сокрушительное поражение при р. Эллепоре, его власть

распространилась теперь на юге Италии вплоть до Скиллетийского

перешейка, а в 386 г. был взят, наконец, и Регий.

Таким образом, к середине 80-х гг. IV в. на западе Средиземноморья

сложилась мощная территориальная держава, раскинувшаяся

по обе стороны Мессанского пролива. Создавший эту державу

сиракузский тиран не снижал своей политической активности и в

последующие годы. Правда, в Сицилии, где он еще дважды воевал

против карфагенян, ему не удалось добиться новых успехов.

В итоге 3-й Карфагенской войны он даже должен был уступить

неприятелю часть своих владений на западе (до линии Фермы —

Гераклея Минойская включительно), и последняя, 4-я война, которую

он вел с карфагенянами в год своей смерти (3 6 7 /6 г.), ничего

не изменила в этом отношении. Зато на других направлениях он

добился многого. В северных водах его преобладание было безраздельным,

о чем свидетельствуют и вывод колоний на побережья и

острова Адриатического моря, и глубокое вторжение в Тирренское

море, совершенное ради устрашения этрусков. В Южной Италии

он расширил свои владения за пределы Скиллетийского перешейка,

овладев очень важным Кротоном. Наконец, он осуществлял

систематическое вмешательство в дела Балканской Греции, действуя

здесь на пользу своей союзницы Спарты, но одновременно имея в

виду и свои собственные державные интересы.

Созданная усилиями сиракузского тирана держава была тогда,

по справедливой оценке древних, самой мощной в Европе (Diod.,

X V I, 5, 4; 9, 1; X X, 78, 3 — μ εγίσ τη των κατά τήν Εύρώττην

δυναστεία). На протяжении нескольких десятилетий это новое государство

играло важную роль в политической жизни античного

Средиземноморья, оказывая сильное воздействие на развитие дел

на Западе и достаточно ощутимое — на Востоке. Длительность

существования этой державы (она пережила и своего творца) и

непрерывность и эффективность оказывавшегося ею политического

воздействия должны рассматриваться как признаки силы и прочности

созданного Дионисием государства, в первую очередь его

главного ядра — сиракузской тирании.

Сам Дионисий, по свидетельству древних авторов, с гордостью

заявлял, что оставляет своим наследникам власть, скованную

стальными узами (Diod., X V I, 5, 4; Plut. Dion, 7, 6; ср.: Diod.,

X V I, 70, 2; Plut. Dion, 10, 4; Aelian. V. h., VI, 12). Как бы ни

обстояло дело с источником, к которому следует возвести это переданное

поздними авторами высказывание Дионисия Старшего3,

надо признать, что у сиракузского тирана были достаточные основания,

чтобы так говорить. Очевидно, что организация и характер

созданного Дионисием государства заслуживают самого основательного

изучения, ибо только таким путем может быть найдено объяс3

Вопрос остается открытым. Ср.: Stroheker К. F. Dionysios I. Gestalt

und Geschichte des Tyrannen von Syrakus. Wiesbaden, 1958, S. 147 и 238

(прим.).

нение удивительному феномену — длительному существованию

обширной империи, в основании которой лежала, как это казалось

древним, сугубая тирания.

2. Античная историческая традиция о Дионисии. Изучение

истории второй сиракузской тирании может оказаться тем более

плодотворным, что мы располагаем в данном случае сравнительно

неплохой источниковедческой базой4. Материалов о Дионисии и

созданном им государстве гораздо больше, и они несравненно надежнее,

чем все те сведения, достаточно случайные и отрывочные,

которыми мы вынуждены пользоваться при изучении истории других

позднеклассических тираний. Во-первых, от государства Дионисия

сохранились, так сказать, непосредственные, вещественные

следы. Памятники археологические представлены остатками грандиозных

оборонительных сооружений, возведенных Дионисием

вокруг Сиракуз5, нумизматические — некоторым количеством сиракузских

монет, позволяющих судить о состоянии экономики и

финансов в государстве Дионисия6, эпиграфические — рядом афинских

надписей, *важных для понимания отношений между сиракузским

правителем и полисами Балканской Греции7.

4 Более или менее подробный обзор источников по истории Дионисия

дают: Holm A. Geschichte Siziliens, Bd. II, S. 367—374; Freeman E. A.

The History of Sicily from the Earliest Times, vol. IV, Oxford, 1894, p. 4 9 3—

498; Beloch K. J. Griechische Geschichte, 2. Aufl., Bd. II, Abt. 2, Strassburg,

1916, S. 25—27; Bd. III, Abt. 2, Berlin; Leipzig, 1923, S. 42—49. Но особенно

полезен своею обстоятельностью и надежностью выводов соответствующий

раздел в книге К. Ф. Штроекера: Stroheker К. F. Dionysios I,

S. 11—31 (гл. I — ≪Zu den Quellen und ihren Problemen≫).

5 См., в частности: Mauceri L. II castello Eurialo. Roma, 1928; F abricius

K. Das antike Syrakus (Klio-Beiheft 28). Leipzig, 1932; Drogemuller

H. P. Syrakus (Gymnasium-Beiheft 6). Heidelberg, 1969, S. 97 ff.

6 Holm A. Geschichte Siziliens, Bd. II, S. 146 и 173, 4 4 6—447 и

4 5 7—459 (прим.); Evans A. J. The finance and coinage of the Elder Dionysios

/ / Freeman E. A. The History of Sicily, vol. IV, p. 234 f.; Head В. V.

Historia Numorum, 2nd ed., Oxford, 1911, p. 175 f.; Tudeer L. Die Tetradrachmenpragung

von Syrakus / / ZN, Bd. X X X, 1913, S. 63 f.; Stroheker

К. F. Dionysios I, S. 8, 165, 1 8 6 -1 8 7, 2 4 6 - 2 4 8 (прим. с более

подробными библиографическими указаниями).

7 IG2, II/III, 1, N 18, 101, 103, 105 или соответственно — Ditt. Syll.3,

I, N 128, 154, 159, 163.

Во-вторых, существует обширная литературная традиция о

Дионисии. Ее начало относится ко времени жизни знаменитого

тирана, отчасти к нему самому непосредственно. Известно, что

сиракузский правитель принимал деятельное участие в литературной

жизни своего времени, стараясь словом обосновать правоту

своего дела. Он занимался нсториописанием (Suid., s. ν. Διονύσιος

m Bekker — еурафе <...> και ιστορικά), т. е., как предполагают

современные ученые, работал над составлением исторических мемуаров8,

и написал несколько трагедий на обычные у греков мифологические

темы. От его мемуаров до нас не дошло ни строчки, но

из трагедий сохранилось несколько небольших фрагментов, позволяющих

догадываться о самоосмыслении тираном собственного

положения и участи9.

Вообще же личность и свершения сицилийского властителя

вызывали большой интерес у современников, а характер созданного

им государства порождал непрерывную литературную полемику.

Из Афин, бывших центром политической и культурной жизни

полисной Греции, к тому же долгое время находившихся в противном

Дионисию лагере, вышли первые критики и судьи новой сиракузской

тирании. Уже в начале 80-х гг. IV в. в Афинах была поставлена

комическая пьеса ≪Киклоп, или Галатея≫ Филоксена из

Киферы, известного мастера дифирамбической поэзии, ранее близкого

к Дионисию, а теперь, после ссоры с ним, осмеявшего его в

образе глупого увальня Киклопа (Athen., I, 11, р. 6 е —7 a; Schol.

in Aristoph. Plut., 2 9 0)10. З а Филоксеном обратила против Дионисия

жало своей сатиры вся аттическая комедия in corpore — Аристофан (Plut., 290 сл.; ср.: 550), Страттид (fr. 6 и 65), Эв-

бул (fr. 25), Эфипп (fr. 16 Kock).

От поэтов не отставали и писатели-публицисты. Оратор Лисий

выступил в 388 г. с Олимпийской речью (X X X I I I), в которой

зачислял сицилийского тирана вместе с персидским царем в

один разряд врагов эллинской свободы и независимости. Другой

выдающийся афинский публицист, Исократ, также отдал дань общему

критическому отношению к Дионисию: в опубликованном в

380 г. ≪Панегирике≫ он обвинял сиракузского правителя в порабощении

Сицилии и опустошении Италии (IV, 126, 169). Впрочем,

позиция Исократа не осталась неизменной, и десятью годами

позже он уже считал возможным обращаться к Дионисию с призывами

стать защитником общеэллинского дела (в письме I, датируемом

3 6 9 /8 г.).

Большой интерес вызывали личность и деятельность Дионисия

и у афинских философов. Платон в 388 г. совершил свое первое

путешествие в Сицилию, несомненно имея в виду наряду с

прочими целями также и лучшее ознакомление с новым государством,

созданным Дионисием. Свои впечатления от личности и

действий сиракузского правителя —по преимуществу отрицательные

—философ отразил отчасти в общем портрете тирана, представленном

в VIII и IX книгах ≪Государства≫ (около 375 г.), отчасти

же и более конкретным образом в позднейших своих письмах

близким и друзьям погибшего Диона (письма VII и VIII). Аристотель,

в свою очередь, не раз ссылался на пример Дионисия, когда

приходилось трактовать о тирании, о способах прихода тиранов

к власти и возможностях удержания ими власти (главным

образом, в ≪Политике≫).

Не обошла стороною Дионисия и аттическая историография.

У Ксенофонта в ≪Греческой истории≫ есть ряд замечаний, главным

образом по поводу военных и дипломатических демаршей Дионисия

в Балканской Греции, где он выступал в качестве союзника

Спарты. У проспартански и монархически настроенного Ксенофонта

эти упоминания о Дионисии, естественно, лишены обычного для

афинских писателей антитиранического пафоса.

Если дело Дионисия вызывало суровую критику со стороны

приверженцев полисного уклада, то не было совершенно недостатка

и в защитниках, разумеется, в первую очередь из окружения

самого тирана. Известно, например, что сиракузский поэт Ксенарх

по заказу Дионисия написал стихотворный памфлет против враждебных

Дионисию регийцев, где изобразил их, вопреки всякой

исторической правде, трусами (Suid., s. ν. ‘Ρηγινους. Другой сира-

кузянин, оратор Аристотель, также, по-видимому, по побуждению

Дионисия составил возражение на ≪Панегирик≫ Исократа, возвеличивавший

Афины и осуждавший Спарту за сотрудничество с сиракузским

тираном (Diog. L., V, 35). Но гораздо большее значение,

чем композиции такого рода, составлявшиеся придворными писателями

по заданию тирана, имел труд Филиста, одного из самых выдающихся

сподвижников Дионисия, принципиального сторонника

сильной монархической власти, человека, которого Корнелий Непот

называл другом не столько тирана, сколько тирании (Nepos. Dion,

3, 2 —hominem amicum non magis tyranno quam tyrannidi)11.

В высказывании Непота содержится намек на судьбу Филиста,

который был ближайшим сотрудником Дионисия в первую половину

его правления, но затем, будучи вовлечен в дворцовую интригу, впал

в немилость и должен был удалиться из Сиракуз (около 3 8 6 /5 г.),

куда смог вернуться лишь после смерти Дионисия Старшего, в правление

его сына Дионисия Младшего. Впрочем, изгнание Филиста,

если и не сразу, то очень скоро, превратилось в вид почетной ссылки:

есть основания предполагать, что по поручению Дионисия он

занялся освоением Северо-западной Адриатики. Так или иначе его

личная ссора с сиракузским правителем не повлияла на его принципиальную

политическую позицию, и позднее, при Дионисии Младшем,

он был одним из самых упорных защитников дела тирании.

Равным образом и его большое историческое сочинение, составленное,

по-видимому, в основном в изгнании, в годы сравнительного

досуга, отличалось последовательной протиранической

направленностью. Сочинение это состояло первоначально из 2 частей

При этом, как считают, первая половина правления Дионисия

Старшего до взятия Регия в 386 г. рассматривалась в труде Фи-

листа очень подробно, между тем как для второй, очевидно, ввиду

удаления своего из центра политической жизни и недостаточной

осведомленности, он ограничился лишь самым общим обзором (соответственно

первой половине уделено три книги, а второй лишь

одна)12. Впоследствии Филист обратился к составлению и третьей

части, посвященной времени Дионисия Младшего, но успел написать

лишь первые две книги, в которых довел изложение до 363 г.

(Diod., X V, 89, 3).

Изложение Филиста, хотя и проникнутое сильнейшей проти-

ранической тенденцией, отличалось большой обстоятельностью и

благодаря этому легло в основу последующей исторической традиции

о второй сиракузской тирании. Уже у Эфора и Феопомпа, двух

крупнейших историков второй половины IV в., создавших, так

сказать, вульгату общегреческой истории, в соответствующих разделах

их трудов, где рассказывалось о тирании Дионисия, можно

предположить наличие в качестве основного источника Филиста.

Эфор в своей ≪Истории≫ рассказывал о правлении Дионисия Старшего

в двух книгах: о первой половине (до 392 г.) — в XV I, а о

второй — в X X V III; Феопомп в ≪Истории Филиппа≫ посвятил

правлению обоих Дионисиев целый раздел из трех книг, с X X X IX

по X L I 13. Изложение первого, насколько можно судить по сохранившимся

фрагментам, отличалось сравнительной объективностью,

рассказ второго был подчинен задачам морализирующей критики.

Для Эфора использование Филиста подтверждается прямою ссылкою

(FgrHist 70 F 220), для Феопомпа таких прямых подтверждений

нет, однако на основании общих соображений можно предполагать

то же самое14.

Сильнейшим косвенным подтверждением того, что вся позднейшая

традиция, начиная уже с Эфора и Феопомпа, при изложении истории

Дионисия опиралась в конечном счете на Филиста, служит, как указал

К. Ф. Штроекер, самая неравномерность сохраненного у Диодора

предания, очевидно, именно такая, какой она была у Филиста. В 13-й и

14-й книгах своей ≪Исторической библиотеки≫ Диодор подробно расска-

Но особенно широко воспользовался трудом Филиста сицилийский

историк Тимей из Тавромения. Подробно излагая в своей

≪Истории≫ дела западных эллинов, Тимей в части, касающейся

Дионисия, основную массу фактического материала заимствовал у

Филиста, однако радикально переработал его версию в духе собственных

политических симпатий и антипатий13.

Тимей был сыном Андромаха, который в конце правления Дионисия

Младшего заново основал Тавромений (Diod., X V I, 7, 1, под

3 5 8 /7 г.), а затем одним из первых присоединился к Тимолеонту

(Diod., X V I, 68, 8, под 3 4 5 /4 г.; Plut. Timol., 10, 6 - 8). Унаследовав

от отца враждебное отношение к тирании, Тимей после захвата

власти в Сиракузах Агафоклом (3 1 7 /6 г.) должен был покинуть

Сицилию. Он поселился в Афинах, где и провел безвыездно почти

пятьдесят лет. Будучи непримиримым противником тирании, Тимей

свел с нею счеты в своих составленных в основном в Афинах исторических

сочинениях. Среди них важнейшее — ≪История≫, где давался

подробный обзор истории западных и восточных эллинов с

древнейших времен до начала 1-й Пунической войны (264 г.).

Рассказывая здесь, в частности, и о правлении Дионисия Старшего

и опираясь, естественно, на Филиста, Тимей постарался придать

своему изложению, насколько было возможно, сильнейший

антитиранический оттенок, используя для этого обычные в таких

случаях приемы: тенденциозное перетолкование намерений и поступков

сиракузского правителя, соответствующие умолчания или, наоборот,

вставки, долженствующие иллюстрировать тираническую

направленность действий Дионисия. К Тимею восходят, в частности,

такие фигурирующие в позднейшей традиции о Дионисии дезывает

о первой половине правления Дионисия, до 386 г., а после этого в

15-й книге ограничивается лишь краткими и отрывочными замечаниями.

Соответственно в новейших печатных изданиях Диодора первая половина

рассказа занимает до 90 страниц, а вторая не многим более 10. По-види-

мому, эта неравномерность была свойственна всей предшествовавшей

Диодору традиции, вплоть до хорошо известных ему Эфора и Феопомпа,

что и должно доказывать зависимость всей этой традиции от того первоисточника,

в котором впервые рассказ был построен так неравномерно,

т. е. от Филиста (см.: Stroheker К. F. Dionysios I, S. 30 f.).

15 Собрание фрагментов из сочинения Тимея — Jacoby F. FgrHist 566

вместе с комментарием. См. также: Laqueur R. Timaios (3) / / RE, 2. Reihe,

Bd. VI, Hbbd. 11, 1936, Sp. 1 0 7 6 -1 2 0 3; Stroheker K. F. Dionysios I,

S. 16—24; Brown T. S. Timaeus of Tauromenium. Berkeley; Los Angeles, 1958.

тали, как пророческое сновидение некой гимерянки, возвестившее

гибельный для свободы западных эллинов приход к власти Дионисия

(FgrHist 566 F 29), синхронистическое сопоставление смерти

Эврипида, мастерски воспроизводившего трагические страсти, и

выступления Дионисия, ставшего живым воплощением этих страстей

(FgrHist 566 F 105).

Из Тимея почерпнуты также сохраненные Диодором характерные

подробности борьбы Дионисия за власть в 4 0 6 /5 г., подавления

им мятежа всадников в 405 и общего восстания сиракузских

граждан в 404 г. и, наконец, антитиранического выступления в

Сиракузах во время осады города карфагенянами в 3 9 7 /6 г. с центральным

эпизодом — большой обличительной речью сиракузского

всадника Феодора. Изложение Тимея, в общем почти столь же

обстоятельное, как и у Филиста, в глазах античной публики выгодно

отличалось своею близостью к шаблонному образу тирании, а

потому и вытеснило из широкого обращения шокировавший своей

откровенно протиранической направленностью труд Филиста.

Тимей создал, таким образом, вульгату истории Дионисия, унаследованную

последующей античной историографией. Однако в своем

стремлении во что бы то ни стало развенчать сиракузскую тиранию

он уснастил собственно историческое изложение многочисленными,

характерно подобранными анекдотами, отчасти взятыми из

устного предания, отчасти же почерпнутыми из той антитиранической

литературы, которая имела широкое хождение в Афинах. Что такой

литературный материал был уже в наличии в Афинах ко времени

Тимея, доказывается, например, составленной около 300 г. Псевдо-

Аристотелевой ≪Экономикой≫, где во второй книге имеется большая

подборка анекдотов о финансовых махинациях Дионисия.

Подхватив эту особенную традицию, Тимей дал толчок к развитию

в дальнейшем в предании о Дионисии наряду с главной, собственно

историографической линией, еще и побочной, анекдотической.

Первая линия представлена главным образом у Диодора и Помпея

Трога (в переложении Юстина), отчасти также у Плутарха (в биографии

Диона) и Корнелия Непота (тоже в биографии Диона и в

небольшой заметке ≪О царях≫). При этом особое значение имеет

≪Историческая библиотека≫ Диодора, где правлению Дионисия посвящено

в 13, 14 и 15-й книгах в общей сложности более 100 страниц

и где сквозь воспринятую от Тимея риторическую переработку

хорошо еще чувствуется прагматическая основа рассказа Филиста.

Вторая линия —линия исторических или псевдоисторических анекдотов

—представлена из греческих писателей у того же Плутарха

(не только в биографии Диона, но и в различных этических трактатах,

вошедших в корпус ≪Моралий≫), а кроме того, у Полиэна,

Афинея, Клавдия Элиана и, наконец, у лексикографов (Свида), из

латинских —у Цицерона, Валерия Максима, Фронтина.

Ни труд Филиста, ни сочинения опиравшихся на него (в части,

касавшейся второй сиракузской тирании) Эфора, Феопомпа и

Тимея до нас не дошли. Однако античная литературная традиция

римского времени донесла главное содержание сложившегося еще

в IV в. до н. э. предания о Дионисии, и это создает возможность

для адекватного понимания и реконструкции истории Дионисия

современными учеными.

Конечно, нельзя забывать, что литературная основа предания

о Дионисии известна нам, так сказать, во втором приближении — через посредство Эфора, Феопомпа и Тимея, во-первых, и позднейших

писателей римского времени, во-вторых. Понятно, что отсюда

вытекают две трудные задачи: при использовании собственно историографической

традиции —на основе сохранившегося текста

Диодора за позднейшей риторической переработкой и привнесениями

Тимея выявить прагматическое существо рассказа Филиста, а

при использовании анекдотической традиции —помнить об условноисторическом

характере этого источника и соблюдать необходимую

осторожность.

Однако фактом остается то, что историческая традиция о Дионисии

достаточно богата и —подчеркиваем это особо —в главной

своей ветви восходит через ряд непрерывных посредствующих

звеньев к хорошему исходному началу. Все это несомненно должно

стимулировать обращение ученых нового времени к теме Дионисия,

тем более, что древняя наука практически почти совершенно

не использовала имевшиеся в ее распоряжении материалы в плане

оценочном, в плане аналитическом, для исследования существа

созданной Дионисием политической системы

В самом деле, древность не задавалась вопросом об особенностях

власти Дионисия Старшего; постановка такого вопроса составляет

заслугу историографии нового и даже, скорее, новейшего времени.

Отношение к Дионисию Старшему в древности было по

преимуществу отрицательным. Правда, в оценке личности и внешних

достижений сиракузского правителя еще наблюдались расхождения.

Наряду с преобладающим безусловно отрицательным мнением,

нашедшим выражение, например, у Лисия, Спевсиппа, Тимея,

Цицерона, Плутарха, можно встретить и отдельные положительные

суждения. Так, Исократ и Платон признавали заслуги Дионисия

в защите западных эллинов от угрозы порабощения карфагенянами

(Isocr., III, 23; Plat. Ер., VIII, р. 353 а—с). Тот же

Исократ и Полибий восхищались энергией Дионисия, сумевшего

при незначительных исходных средствах не только добиться власти

в Сиракузах, но и создать обширную державу в Сицилии и Италии

(Isocr., V, 65; Polyb., X V, 35, со ссылкой на мнение Сципиона

Африканского). Это восхищение масштабами достигнутого

нередко чувствуется и у Диодора, несмотря на общую, воспринятую

от Тимея антитираническую окраску рассказа. Предупреждая

читателя, что к теме Дионисия придется возвращаться неоднократно,

историк замечает: ≪Ибо он, как кажется, создал себе тиранию

из всех засвидетельствованных историей самую великую и самую

продолжительную (δοκεΐγαρ ουτοςμεγίσ την των ιστορούμενων

τυραννίδα ττεριπεττοιήσθαι δ ι' έαυτου καί πολυχρονιωτάτην)≫

(Diod., XIII, 96, 5). Наконец, Корнелий Непот счел возможным

отметить целый ряд привлекательных черт в характере сиракузского

тирана: храбрость, опытность в военных делах, воздержанность

и пр. (Nepos. De regibus, 2, 2).

Однако в отношении к созданному Дионисием режиму расхождений

не было. В глазах древних власть Дионисия была несомненной

тиранией, более того, ярчайшим, типическим примером этой

сугубо негативной формы правления. Тот же Платон, отдавая должное

заслугам Дионисия в защите сицилийских греков от карфагенян,

сурово порицал вырождение власти Дионисия в тиранию (Plat.

Ер., VIII, р. 353 с.). Позднее Аристотель ссылался на правление

Дионисия как на типический пример тирании (Aristot. Magna

Moralia, И, 6, 33, p. 1203 а 2 2 - 2 3; Pol., Ill, 10, 10, p. 1286 b

3 9—40; V, 4, 5, p. 1305 a 2 6—28 и др.)・ А под пером заклятого

врага сиракузской тирании Тимея этот тезис о сугубо тиранической

сущности правления и власти Дионисия Старшего приобрел убедительность

исторического факта.

Это негативное отношение к власти Дионисия, выработанное

еще в позднеклассическое время, было воспринято всей последующей

античной традицией. Уже на исходе старой эры оно еще раз

прекрасно было суммировано Цицероном. В ≪Тускуланских беседах

≫, следуя примеру своих греческих предшественников, автор

живописал трагичность положения сиракузского тирана (Cic. Tusc.

disp., V, 20, 57 — 22, 63), а в трактате ≪О государстве≫ вынес

суровый приговор самой его власти: ≪Итак, кто назвал бы это “достоянием

народа” (rem populi), т. е. государством (id est rem publicam),

когда все были угнетены жестокостью одного и не было ни

общей связи в виде права, ни согласия, ни союза людей, собравшихся

вместе, что и есть народ? Это же было и в Сиракузах. Этот знаменитый

город, по свидетельству Тимея, величайший из греческих

городов и самый красивый из городов мира, его крепость, достойная

изумления, гавани, воды которых омывают самое сердце города и

его плотины, его широкие улицы, портики, храмы, стены —все это

в правление Дионисия никак не заслуживало того, чтобы называться

государством; ведь народу не принадлежало ничего, а сам народ

принадлежал одному человеку. Итак, где существует тиран, там не

просто дурное государство, <...> а <...> вообще не существует

никакого государства (ergo ubi tyrannus est, ibi non vitiosam, <...>

sed <...> dicendum est plane nullam esse rem publicam)≫ (Cic. De re

publ., Ill, 31, 43, пер. В. О. Горенштейна). Ясно, что при таком,

ставшем нормой негативном отношении путь к объективному аналитическому

изучению созданной Дионисием системы был закрыт.__

Дата добавления: 2015-10-21