Все военные произведения Виктора Астафьева – это размышления о том, как может (смог) выжить отдельный человек на войне.
Бескомпромиссность Астафьева, определенность и яркость в выражении своей позиции, позволила С. Залыгину назвать его “одним из тех, чье творчество представляет русскую литературную школу в ее чистом виде, представляет во всех проявлениях и формы, и содержания” [60].
Избранная точка зрения определяет и органичное вхождение, к примеру, той же повести “Веселый солдат” в основное русло русской классической литературы - точнее, в ее философско-апокалипсическую традицию осмысления мира. Недаром, казалось бы, “заземленному” повествованию о “серых военных буднях” и послевоенном нелегком быте “веселого солдата” предпослан эпиграф. Знаменательно и то, что начало и завершение “Веселого солдата” выдержано в духе старинных летописей: “...Четырнадцатого сентября одна тысяча девятьсот сорок четвертого года я убил человека” [61]. Эта онтологическая точка отсчета и определяет трагический смысл истории солдата-победителя и ее последующее авторское осмысление с высоты вечных ценностей бытия.
Тему войны Астафьев в своих произведениях исследует в бытийно-онтологическом плане, размышляя о вечных ценностях жизни, о неодолимом стремлении человека жить по-людски.
Произведение «Весёлый солдат» как раз об этом. Кстати, это вовсе не "баллада о солдате", как кто-то окрестил повесть. Здесь нет никакой романтики. Это - история солдата, солдатом же и рассказанная. А ведь солдат - самая значимая фигура второй половины нашего литературного века. Правда, в этой повести и войны, и боевых действий почти нет. Здесь война без войны, не война - а то, что ее окружает: госпитали, вагоны, возвращения в строй, убытия из строя, то есть вся та тягость, грязь и кровь, которая обычно остается вне рамок художественных произведений.
И повесть эту Виктор Петрович не сочинил, а вспомнил. Астафьев порою писал в день по пятьдесят страниц и более, как бы освобождался от тяжкого сердечного гнёта, от бремени, годами переплавлял словесный хаос, просеивал от шелухи.
Повесть состоит из 2 частей: война и после войны. Начинается и заканчивается кратким эпизодом, рассказывающим о том, как рядовой в Польше, на картофельном поле убил какого-то фрица. И на протяжении повести мы чувствуем, как меняется отношение солдата к совершенному им убийству. Ведь сначала он говорит, что «ни зла, ни ненависти, ни презрения… не было к поверженному врагу»[62]. А потом он уже вспоминает его как убитого им человека, а не фашиста, врага. При этом именно такое восприятие убийства было рождено не размышлением, а чуткой душой, измученной ночными кошмарами: "Я долго лежал в холодной осенней земле и не мог уснуть, телом ощущая, как неглубоко мною зарытый в покинутом окопчике обустраивается навечно в земле, чтобы со временем стать землею, убитый мною человек... Бедный, видать человек был, может, крестьянин из дальних, неродовитых земель, может, рабочий с морского порта, Мне почему-то все немецкие рабочие представлялись из портов и горячих железоделательных заводов. Тянет, обнимает земля человека, в муках и для мук рожденного, мимоходом с земли смахнутого, человеком же убитого, истребленного... Немец, убитый мною, походил на кого-то из моих близких, и я долго не мог вспомнить – на кого..."[63].
Подробнее расскажем сюжет этого произведения, потому что, это одна из самых автобиографичных работ автора. Конечно, встречаются преувеличения, искажения, но как без этого в художественном произведении.
Раненного в руку солдата Астафьева в санитарном поезде везут на Кубань, в госпиталь. Из этого госпиталя-бардака, хуже которого вряд ли кто придумает и, в котором происходят ценные знакомства с бойкими раненными, с беспутными бабенками, с ленивым и грязным медперсоналом, с раскормленными замполитами и дышащими на ладан генералами; солдат-рассказчик вновь попадает в строй, оказываясь в благословенном украинском городке. Там он женится. И уже с молодой женой через неприветливую Москву и торгашеско-огородный Загорск добирается на Урал, на речку Чусовую, к родителям жены, где и оседает тяжко, как ком глины, на дно. Вот нехитрая канва повествования.
В повести «Весёлый солдат». Астафьев войну показал во всей своей жестокости. Как сказал сам писатель: "Противно не только переживать это, но и описывать" [64]. Пьянство, разврат, матерщина, предательство, унижение человека, обман… Писатель прослеживает судьбы разных людей и показывает, как в них действует закон расплаты за грехи или награды за сохранение совести. Судьбы абсолютно разные, но через них составляется образ всего народа, разного, но со схожими проблемами и единого в своих страданиях.
Мы не видим резкой критики войны, событий… Всё читается как констатация фактов, как деление опыта конкретного рядового, который всё это пережил. Автор понял: трагедии войны трагедиями уже не ощущаются. Надо дать что-то смешное, грубое, свойское, такое, чтобы, лишь потеряв его, мы смогли понять, как неописуемо тяжела, но местами и тяжко насмешлива война. Поэтому и язык повести неочищенный, необработанный, но смачный, сбивающий с ног не хуже кулака. «Плывём мы устало от беды до беды, объединённые жаждой добра»[65].
Вся Родина «была превращена в могильник» и не только во время войны, – и это самая жестокая правда, которую мы узнаем из повести "Веселый солдат" – но и после войны человеческая жизнь ничего не стоила. «Мирная жизнь брала за горло и заставляла действовать, иначе пропадёшь»[66].
На первый взгляд повествование Астафьева может показаться беспросветным, но свет в нем, несомненно, присутствует. И в описании борьбы героя за целомудрие, и в описании солдатской дружбы, в описании общелазаретного спасения умирающего раненого, который медиками был брошен на произвол судьбы, в воспоминании о честном солдате, с которым ел из одного котелка, и в упоминании безногого солдата который просил у всех прощения: "Простите, если что не так, что поперед вас выпросился... Невмочь мне. С Богом! – С Богом! – прервут винящегося перед всеми на смертном одре, совестящегося человека сострадательные бойцы"[67], и главное – в образе Анкундина Анкундинова и его верующей жены Феклы. Память об Акундинове будет греть всю жизнь. "Но я помнил и помню его всегда, и когда мне стало плохо одиноко я думал: "Может... поискать Анкундина Анкундинова – она покажет, он утешит, и ободрит..."[68]. …
В описании войны и послевоенной жизни более всего потрясает колоссальная воля людей к жизни, люди хотели жить, ценили жизнь, как величайший дар, рожали детей, не смотря на страшную бытовую неустроенность, не думали, что "плодят нищету".
Вывод, который напрашивается сам собою: темная жизнь, страдания, унижения не сделали русского человека бессовестной бестией, но и заставили задуматься о смысле жизни, вникнуть в ее божественную глубину. Размышления о глубине, смысле жизни, даже о смысле страданий пронизывают всю повесть. «Какими чуткими, какими блаженство дарящими минутами одаривает вечер человека! Как печально и торжественно все вокруг. Как разрывает грудь чувство любви ко всем и всему. Как хочется благодарить Бога и силы небесные за те минуты слияния с вечным и прекрасным даром любить и плакать»[69].
Неожиданно откроется подлинно христианский смысл этой повести, а значит и того, что происходило с людьми на войне. Грех описывается с мерзкими подробностями (пьянство, разврат, матерщина, предательство, унижение человека, обман). Или, как сказано в повести о танцах в военном публичном доме: "... их надо бы снять на пленку и показывать всему миру, тогда, я думаю, понятней бы стало, что такое война, и люди бы меньше тырились друг на друга"[70].
В книге нет прекраснодушия, ничего от советских "мыльных опер" в литературе, на телевидении, на эстраде и в живописи. В сравнении же с хорошими книгами о войне астафьевская поражает обостренной исповедальностью – самого себя автор бичует, не менее, чем других – и библейским масштабом описания человеческих страстей и борьбы с ними. И делает он это без патетики, порой даже забывая о приличиях литературного языка, а по-мужицки кондово, грубовато, но зато и правдиво.
"Война с точки зрения сексуальной" – так определил бы содержание повести "Веселый солдат" фрейдист или просто современный "продвинутый" критик. И, действительно, описание "отношений полов" занимает в повествовании много места. И думается, что это произошло не от того только, что сам писатель в годы войны был очень молод и "плоть воевала на него", а потому что на самом деле все так и было, как он описал.
Эти описания Астафьева заставляют сравнивать его с Достоевским, которого называли "жестоким талантом". Но, так же, как и Достоевский, при описании одной из самых мощных страстей человеческих в повести Астафьева и среди грязи сияет свет и чистота. Так главный герой, невзирая на всеобщее глумление и насмешки, очень долго не поддается на искушение потерять целомудрие. В "домашнем публичном доме для лазарета" герой обнаруживает в его хозяйке скрытое страдание, природное благородство и красоту. "Мне вдруг захотелось упасть перед хозяйкой на колени, обцеловать ее руки, плакать и кричать: "Прости, прости!"[71]. А в той, которую ему определили в "подружки" видит вечную женственность, слитую с Божьим творением. "- До свидания, Анечка! – подал я ухажерке руку. – Спасибо за вечер и за ночь. – За яку ночь? – Вот за эту! – показал я на темное, усыпанное осенними, зрелыми звездами небо и поцеловал руку, жесткую даже с тыльной стороны от воды, от земляной работы, пахнущую грушей и сухой травой. - И это усе? – разочарованно произнесла Аня. – Все, Анечка, до свиданья! – бросил я на ходу, поспешая к черному ходу госпиталя"[72].
В этом отрывке присутствует прием, который проходит через все повествование, и, опять-таки роднящий Астафьева с великими русскими классиками: человека спасает, а иногда противостоит человеку (в моменты его греховных падений) Божественная природа. Природные описания разбросаны по всей повести.
Божие присутствие, Божий промысел чувствуется даже в самые по-человечески темные и беспросветные моменты военной жизни. Эта война – послана, как суд над человеком, послана для того, чтобы, пройдя "через огненное испытание" обрести любовь, человечность или стать скотом, человеком с пустой душой. Прямо Астафьев не говорит об этом, но такой вывод неизбежно следует из тех страниц повести, где описывается послевоенная жизнь. Писатель прослеживает судьбы разных людей и показывает, как в них действует закон расплаты за грехи или награды за сохранение совести.
"Сила, нам неведомая, именно нас выбрала из огромной толпы людей, понуждала к интимной близости, не случайной, кем-то и где-то нам предназначенной, предначертанной пышно говоря, и она же, эта сила, охранила наши души от осквернения. Как прекрасно, что в жизни человека так много еще непредугаданного, запредельного его сознанию не подчиненного. Даровано судьбой и той самой силой, наверное, небесной, прикоснуться человеку к своей единственной "тайне", хранить ее в душе, нести ее по жизни, как награду, и, пройдя сквозь все скверны бытия, побывав в толпах юродивых и прокаженных, не оскверниться паршой цинизма и срама, сохранить до исходного света, до последнего дня то, что там, в глубине души, на самом ее донышке, хранится..." [73].
В этом отрывке о Боге говорится прикрыто, а во второй части книги сказано уже определенно: "Всемилостивый Господь всегда был моим заступником и спасителем, не оставляет Он меня без догляда до сих пор"[74]. Так же ненарочито Астафьев показывает действие Божьего промысла в жизни других людей.
Война в книге Астафьева лишена всякого геройства, о геройстве говорится даже с горечью. Потому что "весело вольготно на Руси" и до войны, и во время войны, и после войны жилось не героям, не медсестричкам, спасавшим их жизнь, а таким людям (целую галерею их изображает Астафьев), которые во все времена "жируют" за чужой счет. В повести есть сцена, в которой ужас, мерзостный реализм описания перерастает в символ. Астафьев описывает, как солдат заживо сжирали черви, скапливающиеся на ранах под гипсом. Так вот этим червям – подобны те "особисты", "начмеды", "политруки", организаторы публичных домов, и устроители ГУЛАГа, не жалевшие простых солдат полководцы (как сказал один генерал: мы немцев просто засыпали русскими трупами), которые пожирали народное тело. Они – во все времена существующие нелюди, которые убивают народную душу, всячески пытаются заглушить человечность в человеке. Это те, кто сеет предательство своих своими же, сеет разврат, пьянство и смерть, превращая всю страну в большую зону.
Надо сказать, что еще при жизни писателя философия, которая пронизывает всю книгу, не по вкусу показалась никому – ни "патриотам", ни демократам, ни некоторым православным.
Линия фронта у Астафьева проходит не по государственным границам, не по национальному признаку, а по линии противостояния добра и зла. И этому фронту, этой войне не видно конца.
И как итог размышлений о произведениях Астафьева 1990-2000-х годов:
«От “Проклятых и убитых” до “Веселого солдата” все чаще на первый план выходит скверна народной жизни. Нельзя не заметить нечто созвучное и в военной прозе Астафьева 90-х годов — первоочередное внимание писателя к судьбе российских мужиков, “наученных терпеть, страдать, пресмыкаться, выживать, и даже родине, их отвергшей и растоптавшей, служить”. В книгах Астафьева о войне все чаще выходит на первый план образ народа, привыкшего к многолетнему унижению и покорности, теряющего нравственное достоинство и духовное самостояние»[75].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Творчество Виктора Астафьева, одного из наиболее крупных русских писателей второй половины XX века, постоянно было в центре внимания не только читателей и критики, но и вызывало широкий общественный резонанс. А в последнее десятилетие его творчества по-новому раскрытая тема войны в его произведениях стала предметом ожесточённых споров, зачастую выходящих за пределы собственно литературных дискуссий. Ряд исследователей (Н. Иванова, И. Золотусский) ставит вопрос о преобладании художественного или публицистического начала в произведениях В. Астафьева.
А. Большакова отмечает разделение на «своё» и «чужое» в военной прозе В. Астафьева. Астафьев обращается к вопросу о цене войны и русской победы, внося изменения в стереотипный образ внешнего врага, перенося центр идейной тяжести на расслоение внутри сталинского общества на «врагов» и «своих».
Описывая художественную систему В. Астафьева, исследователи отмечают её контрастность и поляризацию.
Отличительной особенностью В.П.Астафьева, вошедшего в литературу в конце 50-х годов, становится принцип правды: во-первых, как идеологический принцип, то есть честность оценки реальности; во-вторых, как художественный принцип непересочиненной реальности, введение реальности в художественный текст, анализ "сырой" реальности. Хотя эстетика вымысла была в его творчестве ("Пастух и пастушка"), было сюжетное, отделенное от прямого авторского комментирования, повествование: "Звездопад" и др. Все же большинство его произведений опирается на прямое обращение к достоверности, к лично пережитым фактам реальности. Астафьевское творчество опирается на художественное претворение реальности, неотделимое от живого авторского осмысления, прямую авторскую рефлексию.
Нам представляется, что в прозе о войне В.П.Астафьева можно выделить три главных произведения, определяющих эволюцию жанровой системы автора: это «Пастух и пастушка», «Прокляты и убиты» и «Веселый солдат». Происходит углубление антивоенной темы в “военной прозе”. Конечно, эти произведения различны по жанровой природе, но близость этих произведений в их обращенности к историко-философскому аспекту воспроизведения национального бытия.
Прокляты и убиты", безусловно, отличается от других книг и меньшей фрагментарностью и скрытым автобиографизмом (не лирический герой).
Жанр характеризует содержательность формы: "…жанр, как и всякая художественная форма, есть отвердевшее, превратившееся в определенную литературную конструкцию содержание"[76]. Смысл жанровой структуры состоит в создании некоей образной "модели" мира, «мирообъемлющая» семантика структурного ядра жанра и есть то, что обозначают метафорой "память жанра". "Память жанра" - это тот художественный закон, который обязывает писателя при создании произведения вводить свой опыт, свой замысел, свою идею в связь с "целой жизнью" и структурно закреплять эту связь в своем, новом жанре"[77].
Астафьев даёт определение "повесть", "рассказ", "роман" своим прозаическим произведениям, например, "Звездопад", «Пастух и пастушка», "Ясным ли днем", «Прокляты и убиты». Но и сам писатель ощущает отличие законов организации художественного мира в жанровой форме от традиционных.
Отчасти приход Астафьева к жанрам повести и рассказа объясняется влиянием литературного процесса: в конце 50-х годов (по мнению Н.Л. Лейдермана и др.) доминирующим жанром становится рассказ. Жанр произведения «Прокляты и убиты» литературоведы и критики определяют по-разному. Астафьев, по его мнению, отказался от жанра романа потому, что нет романной концепции мира и человека, а значит, нет завершенного художественного мира. В романе присутствует сплав автобиографического и эпопейного начал.
В романе "Прокляты и убиты" соединение двух ситуаций национальной жизни, данных как события жизни вымышленных персонажей, так же далеко от романа, как и от лирической повести в новеллах.
Роман «Прокляты и убиты» занимает особое место в астафьевском творчестве.
Это давно вынашиваемый роман о войне. Автор ставит своей целью открыть, рассказать последнюю, самую истинную правду о войне. Начат "военный роман - трилогия" в 1987 году, причем Астафьев начал с написания чернового варианта 3-й книги, и лишь спустя несколько лет написал 1-ю и 2-ю книги. Первая книга под названием "Чертова яма" написана в 1990-92 годах (издана в "Новом мире 1992.№10-12). Вторая книга "Плацдарм" написана в 1992-94 годах (Новый мир. 1994. №1012). Роман нашел свое продолжение в цикле из 3-х повестей: "Так хочется жить" (1995); "Обертон" (1996); "Веселый солдат" (1997).
Помимо статей И. Дедкова, Вс. Сурганова и И. Есаулова жанр произведения удостоился лишь отдельных замечаний критиков и литературоведов, из которых назовем лишь суждение Н.Л. Лейдермана об отсутствии романной концепции.
"В 1987 году, я начал военный роман - трилогию и, как часто случается у "стихийного" автора, начал с причуд - почему-то настрочил черновик третьей книги и лишь спустя немалые годы, приступил вплотную к написанию пугавшей меня сложностью и многими неодолимостями трилогии. Хватило меня лишь на две книги: "Чертова яма" и "Плацдарм". Я не стал писать третью книгу романа, - может быть, со временем, если силы и время позволят, набросаю отдельные, наиболее выношенные куски, завершающие судьбы некоторых, мне симпатичных персонажей. Рукопись же я "пустил в дело", - на основании ее или на заведенном тесте, испек две повести: "Так хочется жить" и "Обертон". "Веселый солдат"[78].
Основные положения: 1) «Прокляты и убиты» - роман, объединенный чертами жанровой поэтики «повествования», летописного рассказа о распаде национальной жизни (история народа на войне) демонстрируют эволюцию Астафьева, утраты гармоничного сосуществования человека с миром.
2) Астафьев отвергает эпико-позитивистское изображение войны, даёт онтологическую картину войны как некоего иномирия и надругательства над основами бытия, как экзистенциальный тупик. В романе – «его война», его личный опыт, горечь и ненависть, любовь и сострадание. Для Астафьева важен точный факт и конкретный человек.
В двух книгах романа «Прокляты и убиты» и повести «Весёлый солдат», выросшей из набросков к третьей, так и не написанной книге романа, соединились автобиографическая достоверность Астафьева-солдата и осмысление Астафьевым-писателем узловых отрезков Отечественной войны. Бессмысленная муштра сбитых в безликое скопище новобранцев в учебно-каторжных лагерях. Адские муки кровавых боёв за Днепр. Обездоленность демобилизованных солдат, подкошенных войной и равнодушием спасённого ими государства.
В каждой из этих книг — мотив античеловечности и антинародности всякой войны, кем бы она ни велась; народный мир в переплетении его нравственного здоровья и нравственной порчи; глубокий разрыв между народом и большевистской властью. «Прокляты и убиты» стал первым подлинно солдатским эпическим романом о Великой Отечественной войне, о том, как святое дело защиты родины объединило разобщённых людей в народ, о глубоком надломе сил народа-победителя и его самосохранении вопреки безбожному и бесчеловечному сталинскому режиму.
Роман «Прокляты и убиты» — произведение автобиографическое. В этом романе нет ничего от батальной беллетристики. Это самый сложный роман писателя, его поэтика достаточно трудна для теоретико-литературного осмысления. Астафьев создает принципиально новую повествовательную структуру, частично намеченную в «Печальном детективе». Её можно определить как особую форму романа с мощно выраженным публицистическим началом. Феномен художественности возникает на пересечении романных и публицистических жанров, – в соответствии с выбранными писателем организующими центрами. В жанровой динамике романа «Прокляты и убиты» таких центров несколько. Это военно-документальная хроника: вторая книга романа выстроена на основании событий каждого из десяти дней форсирования реки. После глав «Накануне переправы» и «Переправа» следуют главы: «День первый», «День второй», «День третий», – четвертый, пятый, шестой, седьмой и последняя глава – «Все остальные дни».
3) Религиозная, экологическая проблематика в произведениях Астафьева является лишь основой для большего выражения конфликта «своего мира» автора с «чужим миром». Лейтмотивом произведений Астафьева последних лет становится богооставленность. Многие его герои в трудную минуту обращаются к Богу и не получают ответа, упрекая себя в том, что до этой трудной минуты не верили в него. Бог не слышал их или забывал про них. Теперь же Бог оставляет весь мир - Астафьев приговаривает этот чужой, жестокий мир к высшей мере наказания - богооставленности.
4) Авторский идеал, при неизменности ориентации на основы традиционной крестьянской культуры, эволюционирует от гуманистического наполнения к наполнению религиозному.
5) По горькому признанию В.Астафьева, после завершения повести «Весёлый солдат» он решил не возвращаться более к военной теме, “потому что это и тяжело, и без толку. Молодые уже не понимают, мало кто понимает, а старшие не хотят, чтобы им напоминали, а если и писали войну, то ту, которая выдумана, чтобы они выглядели героически, чтобы не немцы их били, а они немцев…”[79]. В поздней прозе В.П. Астафьева с особенной силой выразились характерные для всего его творчества черты: органическое слияние лично-автобиографического с общенародным, лирико-философского с публицистическим. При этом максимально усилился публицистический накал авторских отступлений, резкость характеристик отдельных персонажей и ситуаций, – Астафьев пишет о войне и послевоенной жизни с бесстрашной откровенностью, яростно и ярко.
6) В последних произведениях Астафьева происходит нарастание публицистичности. Автор хочет высказаться лично, а это невозможно уместить в какой-то определенный жанр, тем более традиционный. Поэтому читателям и не была представлена третья часть романа «Прокляты и убиты», а лишь отдельные повести. Второй причиной того, что третья часть так и не появилась, была болезнь автора и истощение сил, которых он много потратил на первые две части романа.
Изучение эволюции жанра и проблематики произведений о войне позволило увидеть, как происходила эта эволюция: от произведений, которые можно уместить в традиционные определения жанра (например, рассказ «Ясным ли днем») до многожанровых произведений, жанр которых невозможно определить одной формулой («Прокляты и убиты»).
Роман «Прокляты и убиты» продолжает линию повествования о ходе исторической жизни народа, о разрушении традиционного народного уклада, о месте и предназначении человека в социальном и природном мире. Мир изображен в состоянии антимира, вселенского разделения, братоубийственной войны. Пространственное деление и противопоставление сфер в социальном пространстве наполнено в романе сложным, противоречивым смыслом: противопоставление и отождествление организации, идеологии и средств насилия в Германии и СССР, противопоставление Украины и Сибири в качестве «чужое-родное», и одновременно - «родное-чужое»; мир предстает как богооставленный и наполненный присутствием Бога. Очевидно движение писателя к усилению трагического, стремление к обнажению «последней» правды, истины о днях человечества, которые могли стать последними, о переходе, переправе человека из жизни в смерть, от гуманности к братоубийству, от веры к богооставленности, безбожию, а также о переправе как попытке движения от разделения мира к соединению, единству.
Таким образом, рассмотрение жанровой природы произведений позволяет проследить их эволюцию. От романтики в ранних рассказах к катастрофической ситуации в романе «Прокляты и убиты». Очевидно движение Астафьева от романтического изображения войны, к открытию противоречия между войной и человеческими ценностями в 70-е годы («Пастух и пастушка»), к эсхатологическому сознанию 90-х годов, когда воссозданная война означает уничтожение человека и человечности в мире. Пребывание в проклятом мире делает жизнь человека «проклятой». Тем не менее, Астафьев делает ставку на индивидуальное сознание человека, способного открыть вневременные, онтологические принципы своего существования.
Проза В.П. Астафьева – глубоко содержательное и художественно значимое явление. Писатель выразил одну из ведущих тенденций развития русской прозы конца ХХ века – поиски новых форм открытого авторского участия в произведении, новых форм и функций публицистики как способа прямой оценки самых сложных сторон народной жизни.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:
1. Авчинникова Н. Проза Виктора Астафьева – М., 1986. – 267 c.
2. Астафьев В.П. Веселый солдат: Повесть // Новый мир. – 1998. – №5. – С. 3-59; №6. – С. 3-92.
3. Астафьев В. Ода русскому огороду. Рассказы. Том 2. Собрание в шести томах. – М., 1991. - 684 с.
4. Астафьев В.П. Звездопад. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 291 – 365.
5. Астафьев В.П. Индия. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 534 – 544.
6. Астафьев В.П. Тревожный сон. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. – с. 449 – 466.
7. Астафьев В.П. Ясным ли днем. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - с. 415 – 449.
8. Астафьев В.П. Где-то гремит война. // Астафьев В.П. Ясным ли днем: Повести. Рассказы. – М., 1989. - C. 221 - 291.
9. Астафьев В.П. Пастух и пастушка. Современная пастораль. // Астафьев В.П. Пастух и пастушка. – М., 1989. – C. 3-135.
10. Астафьев В.П. Полуправда нас измучила… // Вопросы истории. 1988. №6. C. 33-35.
11. Астафьев В.П. Прокляты и убиты: Роман. – М., 2002. – 800 с.
12. Астафьев В.П. Так хочется жить. - М., 1996. – 396 с.
13. Белоусенко А. Разговор на фоне новой книги (Из диалога Ирины Ришиной и Виктора Астафьева). // "Литературная газета" – 1995 - 8 февраля - № 6.
14. Беляков С. Проклятие Виктора Астафьева: Виктор Астафьев. Прокляты и убиты. Роман // Урал. – 2005. – № 5. – С. 294–295.
15. Бодрова Н. А. Заветная книга: В. Астафьев «Пастух и пастушка». XI класс // Литература в школе. – 2000. – № 3. – С. 98–101.
16. Большакова А.Ю. «Что жизнь и смерть? А жаль того огня…» К 80-летию Виктора Астафьева. // Астафьевские чтения выпуск третий (19-21 мая 2005 г): Современный мир и Крестьянская Россия. - Пермь, 2005. – C. 35 – 44.
17. Виктор Петрович Астафьев. Жизнь и творчество. Библиографический указатель. Составитель и редактор Т. Я. Бриксман – М., 1999. – 611 c.
18. Година Н.И. Язык Астафьева. // Астафьевские чтения выпуск третий (19-21 мая 2005 г): Современный мир и Крестьянская Россия. - Пермь, 2005. – C. 44 – 47.
19. Гончаров П. А. О периодизации творчества В. Астафьева // Филологические науки. 2003. №6 - С. 16 - 29.
20. Гончаров П. А. Творчество В.П. Астафьева в контексте русской прозы 1950-1990-х годов: Монография.- М, 2003. 189 с.
21. Давыдов Б. О книге «Прокляты и убиты» // Нева. - 1995. - №5. - С. 168-215.
22. Дедков И. Объявление войны и назначение казни // Дружба народов. - 1993. - №10. - С.185-202.
23. Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru
24. Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://russ.ru
25. Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru
26. Евсеенко И. Время воспоминаний // Роман-газета. – 2005. - №1. - C. 3.
27. Ершов Л.Ф. Современная социально-философская проза (1970-1980-е годы). – Ленинград,1989. – 32 с.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |