Женевьева не стала бы ставить на свою победу. По преданиям китайского вампира можно было остановить, приклеив ему на лоб молитву к Будде, начертанную на листке желтой бумаги. Или разбросать по дороге липкий рис, по которому древний не мог пройти, а затем задержать дыхание, став невидимой для н-емертвого, и разрезать упыря на куски обрывком священной, обмакнутой в кровь струны. Толку от всех этих суеверий было мало.
Раскинув длинные руки, словно журавль крылья, старейшина носком сандалии ударил Дьёдонне в подбородок. Она взлетела в воздух и рухнула на деревянную платформу, где, вывалянные в муке, на восковой бумаге лежали почки. Прилавок обрушился, и вампирша снова оказалась на булыжниках. Вокруг валялись куски пурпурного мяса. Уцелевшая лампа, увлекаемая тяжестью стеклянного шара, наполненного пурпурным парафиновым маслом, покатилась вниз по мостовой, пламя, коптя, вырывалось из бокового вентиля.
Китаец направился к Женевьеве. На лице, похожем на высохшую кожаную маску, горели зеленые глаза. Он двигался точно и целеустремленно, как танцор. Шелковые одежды шуршали при ходьбе, словно крылья насекомых. Для старца эта схватка казалось представлением, аттракционом. Как тореадор, убивая, он жаждал аплодисментов.
Позади существа кто-то появился, и китаец замер, изящно приподняв остроконечное ухо. К вампиру приближался Чарльз, сверкая серебряным клинком. Если бы он только мог вонзить его в тело старейшины и добраться до сердца…
Рука монстра выгнулась назад в трех местах, схватила Борегара за запястье и вывернула его, остановив выпад. Меч прочертил круг, словно стрелка часов, даже не дотронувшись до шелкового платья, и с лязгом упал на мостовую. Вампир повалил Чарльза наземь и отшвырнул прочь вместе с оружием. Толпа застонала от сочувствия.
Женевьева попыталась сесть. Почки лопались под ее весом, походя на больших мертвых слизней. Она уже вся перемазалась в их соке. Старейшина вновь обратил внимание на свою жертву и вытянул вперед костистую руку, ткань, свисавшая с нее, казалось, покачивалась от какого-то неощутимого ветра. Из-под одежды изверглось дрожащее облако, оно росло, выгибаясь невозможными волнами, словно какой-то волшебник махал шарфом. Трепеща и бросаясь в разные стороны, рой полетел к Дьёдонне. Миллион крохотных бабочек, разноцветных красавиц, чьи крылья ловили свет россыпью бриллиантов, сомкнулись вокруг нее. Они сгрудились на мясе и принялись пожирать его, потянулись к лицу Женевьевы, кусая уголки глаз, собираясь на кусках почек, приставших к коже.
Женевьева плотно сжала губы и яростно затрясла головой. Вытерла лицо ребром ладони. Стоило ей остановиться хотя бы на мгновение, бабочки собирались снова. Вампирша протянула руку к упавшей лампе и пригасила пальцами пламя. Вырвав еще дымящийся фитиль, она опорожнила светильник себе на голову. Насекомых смыло, и запах парафинового масла ударил в ноздри. Одна искра, и ее голова превратится в свечу. Дьёдонне вытащила мертвых бабочек из волос и отбросила их прочь, скомкав в грязной ладони.
Старейшина стоял над ней. Потом наклонился и поднял ее, схватив за плечи. Женевьева висела в его руках, словно обрывок ткани. Она расслабилась. Носки туфель скребли булыжники. В пыльных изумрудах древних глаз существа вроде бы показалось удивление. Обрамленная иглами пасть придвинулась прямо к ее лицу, и Женевьева почувствовала ароматное дыхание. Из окруженной зубами красной расщелины появился заостренный, полый язык, похожий на хоботок комара. Он мог высушить ее досуха, оставив только оболочку. После такого вампир мог даже выжить, но то было худшей из возможностей.
Ногами она оперлась о землю, смотря прямо на древнюю тварь. Женевьева откинула голову назад, открыла горло, подчиняясь воле преследователя. Жало змеей метнулось к ней, трепеща от предвкушения. Она дала китайцу несколько секунд посмаковать победу, а потом схватила под мышками, пронзив когтями ткань и оцарапав ребра. Раскрыв рот, Женевьева метнулась к лицу старейшины и укусила его, схватив за хобот и сомкнув челюсти вокруг извивающейся плоти. Рот наполнился едкой жидкостью, дыхание перехватило. Язык, сильный, словно питон, пытался вырваться из тисков. Она чувствовала, как пульсирует эта мерзкая тварь. Вампир заверещал от боли и гнева. Зубы Дьёдонне прорвались сквозь хрящи и мясо и сомкнулись с отчетливым щелчком. Кончик жала корчился у нее во рту, и она его выплюнула.
Китаец отпрыгнул прочь, поток масляной черноты вырывался из дыры на месте рта и заливал его одежду. Он все еще кричал, вопли исторгались из него вместе с пузырями крови. Теперь это существо ею не покормится. Женевьева утерла губы разорванным рукавом, кашляя и плюясь, стараясь избавиться от мерзкого вкуса. Язык онемел, горло горело. Старейшина, крутясь, снова ударил ее. От его натиска вампирша врезалась в стену, и китаец принялся избивать ее, как боксер, осыпая ударами живот и шею. Теперь он рассердился и был не так точен, как прежде. У него осталась только сила и никакого умения. Боль разлилась по телу Женевьевы. Вампир взял ее за голову, так же как схватил лошадь, и резко повернул в сторону. Шейные позвонки сместились, Женевьева завыла в агонии. Китаец бросил женщину на мостовую и пнул в бок. Потом вспрыгнул ей на грудь. Послышался хруст костей.
Дьёдонне открыла глаза. Вампир как будто издевался на ней, смотрел на нее, одновременно голося, словно раненый тюлень. Его рот превратился в дымящуюся массу плоти и зубов, пытающуюся залечиться. На Женевьеву капали слюна и кровь. А потом древняя тварь исчезла, и освободившееся место тут же заполонили другие лица.
— Пропустите меня, — сказал кто-то. — В сторону, ради бога…
Все тело ломило. Женевьева дышала, ребра заживали, режущая боль утихала с каждой волной. Но шею ей сломали. Глаза заволокло красным туманом, она устала до самых костей, чувствовала, что лежит в грязи, на лице запеклась кровь. И у нее больше нет ни одного приличного платья.
— Женевьева, — произнес голос, — посмотри на меня…
Рядом показался кто-то знакомый. Чарльз.
— Женевьева…
Глава 30
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ
Решив, что Женевьеву лучше не трогать, Борегар послал Клейтона в Тойнби-Холл за доктором Сьюардом, а сам тем временем сделал все, чтобы она чувствовала себя удобно. Ведро почти чистой воды наполнили из колонки; Чарльз обтер Женевьеве лицо, смывая маску из крови и грязи.
Что бы это ни было, оно ушло, отправившись восвояси своей странной подпрыгивающей походкой. Борегар хотел насадить тварь на свой меч-трость. Борегар уже начал по-другому смотреть на вампиров, но эту тварь хотел насадить на свой меч-трость, жизни та не заслуживала.
Чарльз промокнул лицо Женевьевы, и она сжала его руку. Застонала, когда сдвинулись сломанные кости, чем напомнила ему о Лиз Страйд. И о Памеле. Обе они умерли, смерть стала для них милосердием. Чарльз решил сражаться за Женевьеву. Если он не мог сохранить даже одну жизнь, то какой с него толк? Вампирша попыталась заговорить, но он успокоил ее и попросил сохранять молчание, потом вынул мертвую бабочку из ее волос и отбросил прочь. Голова Женевьевы сидела неестественно, шея выгнулась под углом, кость торчала под кожей. «Теплая» женщина уже умерла бы.
Толпа, глазевшая на схватку, все еще стояла здесь, люди приводили рынок в порядок. Несколько зевак слонялись поблизости, надеялись увидеть побольше крови. Борегару очень захотелось опробовать на них пару приемов кунфу, просто чтобы повеселить публику.
Клейтон вернулся с коренастой женщиной, миссис Эмуорт, вампирской медсестрой. С ними пришел еще один человек, Моррисон, несший медицинскую сумку.
— Доктора Сьюарда нет на месте, — объяснила миссис Эмуорт. — Придется вам обойтись мной.
Она вежливо отстранила Чарльза в сторону и опустилась на колени рядом с Женевьевой. Он сжимал ладонь вампирши и заметил, как поморщилась Женевьева, когда предплечье сместилось.
— Пожалуйста, отпустите ее, — сказала миссис Эмуорт.
Борегар исполнил просьбу, аккуратно положив руку Дьёдонне вдоль ее тела.
— Так-так-так, — пробормотала медсестра про себя, ощупывая ребра вампирши. — Кости зарастают нормально.
Женевьева приподнялась, кашляя, а потом вновь упала.
— Да, больно, больно — проворковала медсестра, — но все только для твоего блага.
Моррисон открыл сумку и поставил ее рядом с миссис Эмуорт. Та вытащила оттуда скальпель.
— Вы собираетесь резать? — спросил Чарльз.
— Только ее одежду.
Медсестра скользнула лезвием под вырез платья у плеча, распорола ткань и оторвала обрывки, оставшиеся от рукава Женевьевы. На плече виднелись пурпурные пятна. Миссис Эмуорт надавила на него обеими ладонями, послышался хруст, и сустав встал на место. Синевато-багровые отметины начали выцветать.
— А вот теперь самое сложное, — сказала миссис Эмуорт. — У нее сломана шея. Надо быстро поставить ее на место, иначе кости срастутся неправильно и нам придется ломать позвоночник снова, чтобы все привести в порядок.
— Я могу помочь? — спросил Борегар.
— Вы и Моррисон возьмите ее за плечи и держите изо всех сил. Кэбмен, сядьте ей на ноги.
Клейтон пришел в ужас.
— Не надо скромничать. Она вас за это поблагодарит. Может, даже поцелует.
Возница расположился на коленях Женевьевы. Борегар и Моррисон крепко взялись за ее плечи. Свободной осталась только голова. Чарльзу показалось, что Дьёдонне пытается улыбнуться. По крайней мере она обнажила свои устрашающие зубы.
— Будет больно, дорогая, — предупредила миссис Эмуорт.
Медсестра крепко ухватилась за нижнюю челюсть Женевьевы, подвигала ее голову из стороны в сторону, примеряясь, а потом резко потянула на себя. Старейшина крепко зажмурилась и зашипела, стиснула зубы так крепко, что они слились воедино, как половинки решетки.
— Не держи в себе, кричи, дорогая.
Пациентка послушалась и испустила продолжительный хриплый крик, миссис Эмуорт дернула и с хрустом поставила череп Женевьевы на позвоночный столб. Затем, расставив ноги над Дьёдонне, она удушающей хваткой вцепилась в ее горло и вправила суставы на место. Борегар видел, каких сил стоило медсестре закончить лечение. Ее безмятежное лицо покраснело, клыки вылезли изо рта. Даже после всех испытаний такие трансформации его потрясли.
Все четверо поднялись, оставив Женевьеву извиваться на мостовой. Ее крик теперь превратился в какой-то захлебывающийся лай. Она трясла головой, волосы хлестали по лицу. Чарльз решил, что она ругается на средневековом французском. Женевьева потерла шею и села.
— А теперь, дорогая, тебе нужно покормиться, — сказала миссис Эмуорт, оглянувшись на Борегара.
Тот ослабил галстук-шарф, расстегнул воротник. А потом замер. Почувствовал, как о костяшки пальцев бьется жилка на шее. Пуговица повисла между рубашкой и жилетом. Женевьева села, привалившись спиной к стене. Она успокоилась, демоническая пасть исчезла, но зубы все еще торчали вперед, выступая острыми камешками. Борегар представил, как этот рот впивается ему в шею.
Неожиданно рядом раздался знакомый голос:
— Чарльз?
Он повернулся. Неподалеку от капустных ящиков стояла Пенелопа. В пальто с меховым воротником и шляпой с вуалью она казалась на рынке столь же уместной, сколь краснокожий индеец — в палате общин.
— Что ты делаешь?
Он тут же захотел заново повязать шарф, но замешкался, и воротник распахнулся до глупого широко.
— Кто эти люди?
— Ей нужно покормиться, — настаивала миссис Эмуорт. — Или она потеряет сознание. Слишком много сил потратила, бедняжка.
Моррисон закатал рукав и поднес запястье с несколькими крохотными шрамами ко рту Женевьевы. Та смахнула с лица волосы и присосалась к руке.
Пенелопа отвернулась, нос ее задергался от отвращения:
— Чарльз, это ужасно!
Она оттолкнула заостренным носком ботинка кочан капусты. Зеваки, собравшиеся позади нее, обменивались негромкими шутками. Время от времени они принимались грубо хохотать, но она не обращали на них внимания.
— Пенелопа, — сказал Чарльз, — это мадемуазель Дьёдонне…
Женевьева, не отрываясь от кормления, подняла взгляд, рассматривая вновь прибывшую. Струйка крови побежала из уголка ее рта, потекла по запястью Моррисона и закапала на мостовую.
— Женевьева, это мисс Чёрчвард, моя невеста…
Пенелопа сделала все возможное, чтобы не фыркнуть от омерзения. Женевьева закончила и отпустила руку Моррисона. Тот обернул платок вокруг запястья и застегнул манжету. Вампирша встала, рот ее был окровавлен. Порванный рукав свисал с обнаженного плеча. Она прижала корсаж к груди и сделала реверанс, слегка поморщившись.
В толпе появились полицейские, и зеваки быстро исчезли. Каждый на рынке сразу нашел себе дело, убирая мусор между рядами, ворочая ящики или торгуясь.
Миссис Эмуорт положила руку на пояс Женевьевы, чтобы поддержать, но та мягко убрала ее и улыбнулась, радуясь возможности вновь стоять прямо. Выглядела Дьёдонне странно, явно не до конца оправившись от столь малого перерыва между серьезными ранениями и кормлением.
— Лорд Годалминг сказал, что я смогу тебя найти поблизости от «Кафе де Пари» в Уайтчепеле, — сказала Пенелопа. — Я надеялась, что его ввели в заблуждение.
Борегар понимал — если он начнет сейчас объяснятся, то тем самым признает свое поражение.
— Я приехала в кэбе, — продолжила его невеста. — Ты вернешься со мной в Челси?
— У меня здесь еще дела, Пенелопа.
Она криво улыбнулась, но глаза ее больше походили на стальные голубые пятна.
Женевьева вытерла рот обрывком платья и благоразумно отошла в сторону вместе с миссис Эмуорт и Моррисоном. Клейтон стоял, ошеломленный, кэбмен без кэба. Ему еще предстояло дождаться живодера, который должен был приехать за трупом лошади.
— Если ты захочешь нанести мне визит, — продолжила Пенелопа, предъявляя ультиматум, — я буду дома завтра днем.
Она повернулась и ушла. Носильщик свистнул, и мисс Чёрчвард посмотрела на него, пригвоздив взглядом к месту, отчего тот сразу замолк. Сгорбившись, мужчина исчез в тенях между говяжьими тушами. Пенелопа ушла, идя маленькими шажками, скрывая лицо вуалью.
Когда она исчезла из виду, Женевьева сказала:
— Значит, это Пенелопа.
Борегар кивнул.
— А у нее милая шляпка, — прокомментировала вампирша. Несколько людей, включая миссис Эмуорт и Клейтона, засмеялись, впрочем, не слишком весело. — Нет, действительно, — настаивала Женевьева, проведя рукой перед лицом. — Вуаль — очень милый штрих.
Борегар почувствовал жуткую усталость. Попытался улыбнуться, но его лицо, казалось, состарилось на тысячу лет.
— И пальто у нее хорошее. Такие блестящие пуговички.
Глава 31
ВОСТОРГИ И РОЗЫ ПОРОКА
— Тебе не кажется, что мы его прикончили, а? — спросила Нелл, присев на кровати и тыкая в обнаженного мужчину длинным пальцем. Тот лежал лицом вниз, уткнувшись в подушку, с запястьями и лодыжками, привязанными шарфами к медным стойкам. Красивые хлопковые простыни были все измазаны и покрыты пятнами.
Мэри Джейн одевалась, уделяя этому ритуалу все свое внимание. Без зеркала так трудно надеть шляпку!
— Мэри Джейн?
— Мари Жанетт, — поправила она, ей нравился звук этого имени, похожий на музыку. Девушка пыталась избавиться от своего провинциального акцента, пока не поняла, что мужчины находят его приятным. — Я тебе это говорю уже, наверное, год. Я — Мари Жанетт. Мари Жанетт Келли.
— Твое «Келли» как-то не подходит к «Мари Жанетт», герцогиня.
— Тьфу на тебя. И фи на тебя.
— А этот малый-то, что тебя в Париж возил, нам-то вообще ничегошеньки не дал.
— Ничего не дал.
— Прощенья просим, герцогиня. Можешь отсосать.
— И не смей так грубо говорить о моем «дядюшке Генри». Он был выдающимся человеком. Может, даже им и остался.
— Если только не сгнил вконец от сифилиса, которым ты его заразила, — ответила Нелл, не желая по-настоящему обидеть.
— Немедленно прекрати говорить гадости! Какая наглость!
Мэри Джейн наконец понравилось, как сидит шляпка. Она с большим вниманием относилась к своей внешности. Келли обратилась в вампира и была кокоткой, но опускаться не собиралась и уж тем более не хотела превращаться в лисий кошмар, каким стала Нелл Коулс.
Та сидела на кровати и ощупывала шею поэта, все еще липкую от его собственной крови.
— Мы прикончили его, Мэри Джейн. Он истечет насмерть и теперь точно обратится.
— Мари Жанетт.
— Ага, а я — графиня Элеонора Франческа Большая Шишка. Посылай за мясниками.
Мэри Джейн осмотрела тело Алджернона сверху донизу. Его усеивали крохотные укусы, старые и новые. Спину и зад рассекали пурпурные полосы. Он всегда приносил с собой собственные розги и пытался убедить девочек принять участие в играх.
— Ему не впервой, Нелл. Чтобы прикончить нашего дружка, понадобится что-нибудь посерьезнее, чем порка и парочка любовных укусов.
Коулс обмакнула палец в кровь, лужицей собравшуюся в ямке на пояснице Алджернона, и прикоснулась к своим обветренным губам. С каждой новой луной она все больше зарастала. Ей приходилось расчесывать щеки и лоб, убирая густые рыжие волосы в огненную гриву. Нелл выделялась из толпы, а в работе это помогало. У нее водились особенные клиенты. Она сморщила нос, попробовав алую жидкость. Нелл была из тех, кто воспринимал чувства из крови «теплых». Мэри Джейн радовалась, что с ней такого не произошло.
Коулс состроила гримаску.
— Горькая, — сказала она. — А кто наш парень-то?
— Его друг сказал, что он — поэт.
Большой джентльмен нашел их и заплатил за экипаж от Уайтчепела до Патни. Дом находился почти в сельской местности. Мэри Джейн решила, что Алджернон болен и ему нужно дышать свежим воздухом ради поддержания здоровья.
— У него много книг, а?
Нелл не умела ни читать, ни писать, но Келли азбуку знала. Стены маленькой спальни были заставлены книжными полками.
— Он их все написал?
Мэри Джейн сняла с полки красиво переплетенный том и открыла его наугад.
— «Твоя взяла, галилеянин бледный, накрыла мир весь серая волна, — прочитала она вслух, — дыханья твоего. И мы пьяны, из Леты хлебнувши смерть сполна».[22]
— Мило звучит. Думаешь, это о нас?
— Сомневаюсь. Думаю, это о Господе нашем, Иисусе Христе.
Нелл поморщилась. Она кривилась всякий раз при виде распятия и не выносила, когда при ней произносили имя Христа. Мэри Джейн ходила в церковь при всякой возможности. Ей говорили, что Бог прощает. В конце концов, Господь вернулся из могилы и призывал народ испить свою кровь. Прямо как мисс Люси.
Келли поставила книгу на место. Алджернон стал задыхаться, и она подняла его голову. Что-то застряло у поэта в горле. Он срыгнул, как младенец, и Мэри положила его щекой на подушку, где сразу натекло красноватое пятно.
— Сойди и избавь нас от добродетели, Повелительница Боли, — ясно сказал он, после чего вновь потерял сознание и захрапел.
— Не похож он на мертвого, а?
Нелл засмеялась:
— Иди ты, ирландская корова.
— От серебра или кола сердце мое взорвется, но прозвища меня не трогают.
Коулс застегнула рубашку на покрытых мехом грудях.
— А от этих волос кожа не чешется?
— Не жаловалась.
Поэт всего лишь жаждал порки. Когда его спина кровоточила, он позволял им укусить его. Затем все заканчивалось, и Алджернон становился беззащитным, как ребенок.
После обращения Мэри Джейн реже раздвигала ноги. Некоторые мужчины хотели по-старому, но многие предпочитали, чтобы их кусали и пили из них кровь. Она до сих пор помнила с замиранием непристойного удовольствия тот момент, когда мисс Люси приникла к ее горлу, как мелкие зубы прикасались к ее ране. А потом — вкус крови Люси и огонь, который пробежал по телу, превращая Келли в другое существо.
— Повелительницы Боли, значит? — сказала Нелл, запахивая одежду вокруг толстых рыжих боков.
Память о «теплой» жизни Мэри Джейн уже подернулась туманом. Она ездила в Париж с Генри Уилкоксом, это Келли знала доподлинно. Но девушка ничего не помнила об Ирландии, о своих братьях и сестрах. От людей, которые ее знали, она выяснила, что приехала в Лондон из Уэльса, что похоронила мужа и ее держали в каком-то вест-эндском доме. Иногда воспоминания возвращалась к ней краткими вспышками, когда она видела знакомое лицо или натыкалась на какой-то старый подарок, но вся прежняя жизнь походила на картину мелом, которая размывалась и расплывалась под дождем. А вот после обращения Мэри Джейн все изменилось, словно кто-то протер грязное окно. Иногда, когда ее переполняла чья-то чужая, хмельная кровь, прежняя личность выплывала наружу, и ее неожиданно для себя рвало в сточную канаву.
Нелл склонилась над Алджерноном, приникнув ртом к укусу на плече и тихо посасывая. Может, кровь поэта богаче, чем у обыкновенного человека, и теперь Коулс станет изъясняться рифмами и стихами? Это явно стоило услышать.
— Оставь его, — сказала Мэри Джейн. — Он точно получил на всю гинею.
Нелл выпрямилась, улыбаясь. Зубы ее желтели, а десны уже почернели. Скоро ей придется уехать в Африку и жить в джунглях.
— Не могу поверить, что он платит нам целую гинею. В мире нет столько олова.
— Это в нашем мире, Нелл. Но он-то — джентльмен.
— Я знаю джентльменов, Мэри Джейн. Как правило, они дешевые, как свиная кровь недельной давности. Настоящие прижимистые крысы.
Они вышли из комнаты, взявшись за руки, и спустились по лестнице. Теодор, приятель Алджернона, ожидал их. Наверное, он был хорошим другом, раз довез Мэри Джейн и Нелл до самого Патни и все это время стоял тут. Многие не удержались бы от отвращения. Правда, мужчина был «новорожденным» и, скорее всего, придерживался широких взглядов.
— Как Суинбёрн?
— Жить будет, — сказала Келли. Большинство девочек испытывали жуткое презрение к клиентам вроде Алджернона, хотя любили смотреть на одетого с иголочки джентльмена и думать о том, как он, обнаженный, корчится от боли, насмехаясь над тем, кто предпочитает порку сексу. Мэри Джейн считала иначе. Возможно, обращение изменило ее отношение к тому, что люди делали друг с другом. Иногда девушке снились сны, в которых она разрывала горло ангелам, пока те пели, и оседлывала их, наблюдая, как они умирают.
— Как он любит вас, женщины, — сказал Теодор. — Говорит о ваших «холодных бессмертных руках». Странно.
— Он знает то, что любит, — ответила Мэри Джейн. — Нет ничего постыдного в том, чтобы иметь склонность к вещам необычным.
— Да, — неуверенно согласился Теодор. — Совершенно ничего постыдного.
Они были в приемной. На стенах висели портреты знаменитых людей, на полках стояло еще больше книг. В своей комнате на Миллерс-корт Мэри Джейн приклеила к стене картинку Елисейских Полей, вырезанную из газеты с иллюстрациями. «Теплой» Келли копила на рамку для нее, но Джо Барнетт, мужчина, с которым она тогда жила, нашел монеты в кружке и пропил их. А потом еще подбил ей глаз за то, что утаивала деньги. Когда она обернулась, то вышвырнула Джо прочь, но сначала с процентами отплатила ему за все свои синяки.
Теодор дал каждой по гинее и проводил до экипажа. Мэри Джейн сразу спрятала свою в кошелек, а Нелл принялась вертеть ее, протянула вверх, ловя лунные лучи.
Келли вспомнила, что надо пожелать Теодору доброй ночи и сделать реверанс, как учил ее «дядя Генри». Некоторые джентльмены имели назойливых соседей, и нужно было вести себя вежливо, как порядочная девушка по вызову. Теодор не обратил на нее внимания и отвернулся, прежде чем она успела выпрямиться.
— Гинея, чтоб мне провалиться! — воскликнула Нелл. — Да я бы ему яйца откусила за гинею.
— Залезай в повозку, ты, гадкая шлюшка, — сказала Мэри Джейн. — Не знаю, о чем ты там думаешь.
— Уж поверь мне, есть у меня пара мыслишек, герцогиня, — ответила та и протиснулась в двери, покачивая задницей туда-сюда.
Келли последовала за ней.
— Эй, ты! — крикнула Нелл вознице. — Домой, и не жалей лошадей.
Экипаж рывком сорвался с места. Нелл все еще играла со своей золотой монетой, сперва попыталась укусить ее, а теперь полировала шалью.
— Я несколько месяцев не буду показываться на улицах, — заявила она, облизывая клыки. — Отправлюсь в Вест-Энд, найду себя охранника с шишкой, что твой пожарный шланг, и высосу урода досуха.
— Но ты вернешься, когда деньги кончатся, и снова ляжешь спиной в грязь, пока сверху будет копошиться какой-нибудь пьяница.
Нелл пожала плечами:
— Едва ли мне суждено породниться с королевской семьей. Да и тебе тоже, Мари Жанетт де Келли.
— Я больше не буду работать на улицах.
— Оттого что над кроватью, где ты кувыркаешься, есть крыша, она не превращается в церковь, дорогуша.
— Никаких незнакомцев, вот мое правило. Только проверенные джентльмены.
— Проверенные вдоль и поперек.
— Ты бы лучше меня послушала. Сейчас на улицах небезопасно. Пока там гуляет Потрошитель.
На Нелл этот факт впечатления не произвел:
— Ему придется убивать по шлюхе за ночь до второго пришествия, пока он доберется до меня. В Уайтчепеле нас тысячи и будет столько же, когда Джек сгорит в аду.
— Он по две зараз убивает.
— Скажешь тоже!
— Ты же знаешь, это правда, Нелл. Прошла неделя с тех пор, как он расправился с Кэти Эддоус и той другой женщиной, Страйд. Он снова выйдет на охоту.
— Попробовал бы он выкинуть такой трюк со мной, — заявила Нелл и оскалилась, блеснув полным ртом волчьих зубов. — Я ему сердце вырву и сожру ублюдка.
Келли хотелось рассмеяться, но она осталась серьезной:
— Самое безопасное — это общаться только со знакомыми джентльменами, Нелл. С клиентами, которых знаешь и в которых уверена. А лучше всего найти джентльмена, который будет тебя содержать. Особенно, если он захочет, чтобы ты жила за пределами Уайтчепела.
— Единственное место, где бы они хотели, чтоб я жила, — это зоопарк.
Когда-то Мэри Джейн состояла на содержании. В Париже. Его звали Генри Уилкокс. Он был банкиром, финансовым воротилой. Поехал за границу без жены, и она отправилась вместе с ним. Он всем говорил, что Келли — его племянница, но французы все прекрасно понимали. Когда Уилкокс уехал в Швейцарию, то оставил ее какой-то старой развратной жабе, с которой она не ужилась. Потом выяснилось, что «дядюшка Генри» проиграл ее в карты. Париж оказался милым городом, но Келли все равно вернулась в Лондон, где понимала, о чем говорят люди, и сама распоряжалась собственной жизнью.
Они приехали в Уайтчепел почти на рассвете. Поначалу Мэри Джейн не знала, что надо держаться подальше от солнца, и кожа ее обгорела до болезненной корки. Пришлось раздирать собак ради их крови. Понадобились месяцы, чтобы догнать остальных «новорожденных».
Келли дала указания «теплому» извозчику, с приятным волнением осознав, что мужчина окаменел от страха, боясь своих вампирских пассажирок. Она снимала комнату на Дорсет-стрит у лавочника Маккарти за четыре шиллинга и шесть пенсов в неделю. Часть гинеи пойдет на долги и жилье, а то домовладелец уже начал приставать. Но остальное достанется ей. Может, она найдет мастерового по рамкам?
Как только они выбрались из экипажа, тот укатил прочь, оставив их на тротуаре. Нелл непристойным жестом сопроводила бегство извозчика и завыла ему вслед, словно забавное животное. Шерсть росла даже вокруг ее глаз и за острыми ушами.
— Мари Жанетт, — прохрипел чей-то голос. В тени под аркой Миллерс-корта кто-то стоял. Судя по одеждам, джентльмен.
Она улыбнулась, узнав его. Из тьмы выступил доктор Сьюард.
— Я ждал тебя почти всю ночь, — сказал он. — Мне бы хотелось…
— Она знает, чего бы вам хотелось, — воскликнула Нелл, — и вы бы постыдились…
— Цыц, мохнолицая, — огрызнулась Келли. — Так с джентльменом не говорят.
Нелл задрала мордочку, оправила шаль и ушла прочь, фыркая, словно королева мюзик-холла. Мэри Джейн извинилась за нее.
— Вы хотите зайти, доктор Сьюард? — спросила она. — Солнце почти взошло. Мне надо поспать, чтобы сохранить свою красоту.
— Мне бы очень этого хотелось, — сказал он, проводя пальцами по шее. Келли видела, как клиенты делали подобное раньше. Однажды укушенные, они всегда хотели еще.
— Хорошо, следуйте за мной.
Она повела его в свою комнату и впустила внутрь. Раннее солнце проникло сквозь запыленное окно, его лучи упали на кровать, застеленную без единой складки. Келли опустила шторы, отсекая свет.
Глава 32
ГРОЗДЬЯ ГНЕВА
Тайный совет уменьшился еще больше. Мистер Уэверли исчез, но никто ничего не сказал о его уходе. Майкрофт вновь руководил собранием. Во время беседы сэр Мандевиль Мессерви сидел тихо и казался очень расстроенным. По какому бы следу ни шел Борегар в Уайтчепеле, он ничего не мог знать о секретных кампаниях, которые его хозяева вели в других сферах. В Лайм-хаусе профессор описывал преступный мир как теневое сообщество; Борегар знал, что существовал целый мир подпольных империй, и время от времени Чарльзу позволяли взглянуть за полог, скрывающий их.
Он рассказал обо всех своих действиях со времени дознания по Лулу Шон, не упуская ничего важного, однако не счел обязательным докладывать о том, что произошло между ним и Женевьевой в кэбе Клейтона незадолго до нападения вампирского старейшины. Борегар все еще не был уверен, чем поделился с Дьёдонне в то краткое мгновение близости, а потому сосредоточился на фактах, уточняя детали, известные по статьям в прессе, делясь собственными наблюдениями и замечаниями. Он рассказал о докторе Джекиле и докторе Моро, об инспекторе Лестрейде и инспекторе Эбберлайне, о Тойнби-Холле и «Десяти колоколах», о полицейском участке на Коммершиал-стрит и «Кафе де Пари», о серебре и серебряных ножах, о Женевьеве Дьёдонне и Кейт Рид. Во время его речи Майкрофт внимательно кивал, поджав пухлые губы и сплетя пальцы под мягкими подбородками, а когда Борегар закончил отчет, поблагодарил его и сказал, что удовлетворен тем, как идет дело.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |