Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Шерил Анатольевна Андерсон 10 страница



— Значит, ты намерена отступить.

Пауза наступила прежде, чем я успела сообразить, чем ее заполнить. По правде говоря, я не была готова дать немедленный ответ. Хотя неизвестному удалось меня напугать, сам звонок означал, что я на верном пути.

— Молли, — только и сумел выговорить Кайл, отходя от меня. Но в моей квартирке, не выходя за дверь, он мог уйти не дальше дивана. Однако Кайл взял с него свой пиджак и теперь держал его в руке. Неужели он уходит? — Ты должна отнестись к этому серьезно.

— Знаю. — Я нервно потрогала шрам на плече.

— Так же серьезно, как я. Иначе как мне участвовать во всем этом.

Подождите-ка. Что значит «во всем этом»? Речь идет только об угрозе на моем автоответчике или мы без предупреждения перестроились в левый скоростной ряд? Имеет ли это отношение к нашей воскресной стычке? И тут я сообразила, что и к расследованию, и к нашим отношениям он относится очень серьезно.

Он снова положил пиджак на диван и обернулся ко мне. От адреналина, а может, от паники у меня перехватило горло.

— Это по многим причинам плохая идея.

Я медленно подошла и остановилась в миллиметре от него.

— Огласи список.

Обвив рукой мои бедра, он ликвидировал это расстояние.

— Я не могу сосредоточиться, когда ты рядом.

— Это первый пункт списка или жалоба общего характера?

— И то и другое, — ответил он, крепко меня целуя. Голод и жар заняли место нежности и сдержанности наших последних поцелуев, и мне это нравилось. Я больше не хотела думать о Веронике, Дэвиде или Лисбет, я хотела думать только о нас с Кайлом и как мы всегда будем вместе, потому что это восхитительно и правильно и мы вдвоем преодолеем все трудности…

Если только не зазвонит его телефон.

Как бы лестно ни было то, что он ответил не сразу, я чувствовала, что поступаю дурно, и как любовница и как гражданка своей страны, не позволяя ему ответить на звонок.

— Телефон, — прошептала я.

— Я знаю.

— Твой.

— Угу. — Глубоко вздохнув, он отодвинулся от меня и взял свой телефон. — Угу, — повторил он в телефон, притягивая меня к себе свободной рукой. Я обвилась вокруг него, мечтая о том, чтобы этот рабочий вопрос оказался каким-нибудь пустяковым делом на пару минут, чтобы ночь впереди была нашей, когда я смогла бы забыть обо всем, кроме него. Но взамен я почувствовала, как напрягаются мышцы его руки.

— Где?.. Ладно… Угу.

Поцеловав его в щеку, я выскользнула из его объятий и взяла его пиджак, решив быть паинькой и не обижаться на вторжение реального мира в ночь, потенциальные возможности которой уже вскружили мне голову. Он захлопнул крышку своего телефона и снова вздохнул.



— Липскомб передает тебе привет.

Я подала ему пиджак, и он надел его — ловким движением, которое меня странно взбудоражило.

— И ему привет.

— Двойное убийство.

— Жаль.

— Собирайся.

— Что? — Как бы мне ни хотелось отпускать его, еще больше мне не хотелось сопровождать его на место преступления. Я и без него постоянно натыкалась на трупы.

— Я с тобой не поеду.

— Нет, ты поедешь к Кэссиди. Давай быстрее, я спешу.

— Ладно, но зачем?

Кайл подошел к пристенному столику и быстрым движением кисти выдернул автоответчик из розетки.

— Потому что я не хочу, чтобы ты оставалась одна. Может, ты предпочла бы провести ночь где-нибудь в другом месте?

— Да, но это явно не вариант, — ответила я, надеясь, что он оценит комплимент.

— Спасибо. Идем.

К счастью, я толком не успела распаковать сумку после уик-энда, и мне не потребовалось много времени, чтобы швырнуть вещи обратно. Он так торопился, что тут же схватил меня и потащил к двери.

— Значит, ты хотел остаться у меня на ночь только потому, что думал, что я в опасности? — спросила я, запирая замок.

— А ты как думаешь?

— Потому я и спросила, что не знаю, что и думать.

Он шлепнул по кнопке вызова лифта, но поцеловал меня с большой убедительностью.

— А ты еще подумай, — сказал он, заводя меня в кабину.

Есть что-то удивительно романтичное и совершенно нью-йоркское в том, чтобы целоваться на заднем сиденье такси. Даже в такси, где рваная обивка заклеена скотчем, в салоне воняет бензином, а молодой жилистый камбоджиец за рулем чуть ли не хихикает вслух. Почему-то боишься, что тебя бросит вперед, хотя вы крепко держитесь друг за друга. Этот страх — я уверена — был внушен мне каким-то фильмом, когда я была молода и впечатлительна, ну, то есть еще более молода и впечатлительна. Конечно, я из тех, кто, первый раз приехав в город, обязательно должен купить пирожок с вишнями и съесть его перед универмагом «Тиффани». И все равно, это потрясающее впечатление.

Как выражение на лице Кэссиди, когда она открыла нам дверь. Это была не столько торжествующая улыбка, сколько признание того, что они с Кайлом вышли на новый уровень сотрудничества, если не понимания. Я чувствовала себя Макгафином из фильма Хичкока, которым хитро и настойчиво манипулируют.

— Если она будет хорошо себя вести, можно ей посмотреть телевизор, прежде чем я уложу ее в кроватку? — спросила Кэссиди, давая нам понять, что можно войти.

Я переступила порог, но Кайл остался в коридоре.

— Можно. Только не подпускай ее к телефону.

— Мне утром нужно на работу, — сказала я.

— Держись скромнее и не распространяйся о своих следственных теориях, — напомнил Кайл, поднимая в руке автоответчик, дабы подчеркнуть смысл своих слов. Он с благодарностью взглянул на Кэссиди. Она кивнула, а он повернулся и пошел по коридору.

Кэссиди живет в большом доме в районе Западных семидесятых. У нее очень приятная квартира, где приглушенные тона объединяют строгую, но удобную коллекцию современной скандинавской мебели с огромными подушками и огромными книжными шкафами от пола до потолка, создающими баланс для больших окон. В таком месте хочется пристроиться в уголке дивана и обсуждать новости и, может быть, есть фондю. Стыдно признаться, сколько раз я, плюхнувшись на кожаный диван цвета орехового дерева, изливала здесь свою душу. Но сегодня у меня на душе было слишком тяжело, тяжело было даже снять куртку.

— Это была его идея, верно? — Кэссиди помогла мне раздеться. Я кивнула. — Выходит, он и впрямь о тебе беспокоится.

На этот раз я покачала головой.

— И как только Вероника догадалась? Мы были очень осторожны.

Кэссиди взяла у меня дорожную сумку и поставила ее на пол.

— Верно, — сказала она, ведя меня на кухню. — Но один из симптомов паранойи заключается в том, что больному повсюду мерещатся преследователи. Думаю, убийцы в этом схожи с параноиками.

На кухне, на безупречно чистом кухонном столе цвета вереска, как нельзя лучше подчеркивающего нержавеющую сталь, царило настоящее буйство красок. Кэссиди извлекла из бара полдюжины бутылок всех цветов радуги.

— Очень кстати. Я хоть и не убийца, но точно схожу с ума, — обрадовалась я.

— Но ты уже была жертвой преследования, Молли. Так что у тебя не паранойя, а обостренное чутье. Но если не перестанешь думать об этом, тебя ждет бессонная ночь. А пока нам есть чем заняться. — Она указала на бутылки. — Pousse-cafe [27].

Мне самой не хватает терпения аккуратно наливать ликеры так, чтобы они не смешивались, а образовывали красивые полоски, зато теперь я увидела, как вознаграждается столь кропотливый труд. А когда все готово, стаканчик выпивается одним залпом. Кэссиди опрокинула первую порцию и подвинула ко мне бутылку гренадина.

— Но, пытаясь меня запугать, Вероника выдает себя с головой.

— Не рассуждай, а наливай. Более сложные задачи тебе сегодня противопоказаны. Приказ детектива.

— С каких пор вы с Кайлом заодно?

— С тех самых, когда я поняла, что он обожает тебя почти так, как ты того заслуживаешь. — Не глядя на меня, она переставила поближе ко мне бутылку желтого шартреза, и все-таки я заметила, как она улыбается. И полюбила ее еще больше. Ничто не заставляет нас оценить друзей так, как враги. С этой мыслью я собралась провести весь вечер, отдыхая и наслаждаясь обществом Кэссиди и своего pousse-cafe. И хотя бы до утра забыть о том, что завтра я пойду в цветочный магазин.

 

— Скорее я сама тебя убью.

Такими фразами не бросаются, особенно в разговоре с друзьями. Тем более с друзьями, которые ради тебя расследуют убийство. Но Трисия говорила не просто так. Она была в ярости. А еще испуганной, усталой и измотанной, но главное — разъяренной. Меня беспокоило одно: чтобы наша беседа не превратилась в шоу для моих коллег по «Цайтгайсту».

Я много работаю дома, и в редакции у меня нет своего кабинета. Есть только стол в вольере — большой открытой центральной части нашего офиса на Лексингтон-авеню, где ютятся ассистенты и младшие сотрудники. Начальство в своих кабинетах любуется панорамой города, а мы сидим за дешевыми столами и видим начальство через приоткрытые двери. Так проявляется кастовая система в американском бизнесе.

Вообще-то я совсем не против работы в вольере, поближе к еде и сплетням, вот только на моем столе вечно валяются чужие вещи. Понимаю, в переполненном учреждении всегда велик соблазн заполнить любое свободное пространство, так что жалуюсь, только если натыкаюсь на что-нибудь вонючее, непристойное или мерзкое. Тогда я требую, чтобы это убрали. Впрочем, когда я нахожу что-то съедобное, особенно шоколад, то рассматриваю его как справедливое вознаграждение.

Кэссиди настояла на том, чтобы проводить меня до работы — благородный жест, слегка подмоченный тем обстоятельством, что у нее была назначена встреча двумя домами дальше. Она усадила меня за стол, точно мать, которая привела ребенка в детский садик, хотя я уверяла ее, что вряд ли Вероника вздумает убивать меня в густонаселенном вольере. Сочтя мои доводы неубедительными, она почти швырнула меня на стул, пообещала позвонить через несколько часов, чтобы обсудить «безопасный пункт» для ланча, и отбыла, буквально сияя от сознания собственной значимости.

А всего через несколько секунд передо мной возникла Трисия, бледная и хрупкая. И разгневанная. Мобильный я отключила, опасаясь новых угроз. Увы, когда Кайл забирал мой автоответчик, мне и в голову не пришло, что позвонить может и друг. Не добившись ответа, он бог знает что подумает. Что и произошло с Трисией.

А я еще подлила масла в огонь. Это мне очень хорошо удается.

— Я не подумала, что ты станешь волноваться, ведь я не говорила тебе, что меня угрожают убить.

— Угрожают убить? — повторила она так громко и взволнованно, что мои коллеги все как один привстали и обернулись, словно тушканчики, учуявшие принесенный ветром запах хищника.

Я постаралась убедительно рассмеяться, будто Трисия рассказала мне уморительный анекдот.

— Этого я еще не слышала, — сказала я нарочито громко, одной рукой отмахиваясь от коллег, а другой подталкивая Трисию к стулу. Когда мы сели друг против друга, я продолжала улыбаться, но уже не смеялась. — Сообщение у меня на автоответчике. Не хочу говорить об этом при сотрудниках.

Трисия напряглась:

— Думаешь, это кто-то из них?

Я нерешительно помотала головой:

— Нет. Но здесь пока никто ничего не знает, и я бы предпочла, чтобы и не узнал.

— Тогда тебе лучше пойти со мной, потому что нам надо поговорить. — Трисия поднялась с безупречно вежливой улыбкой, предназначенной тем, кто до сих пор тянул шею, пытаясь понять, чем мы там занимаемся.

— Я только заскочу к редактору — и идем, — сказала я.

— Только не увлекайся обсуждением проблем одиноких сердец. Наш разговор важнее.

— Это моя работа.

Трисия прошептала мне на ухо:

— Кто-то хочет убить тебя за то, что ты советуешь читателям быть честными и откровенными в сердечных делах?

— Нет. Не думаю.

— Тогда наш разговор важнее.

— Поняла. — Миновав три ряда своих коллег, поспешивших сделать вид, будто они поглощены работой, я предстала перед Женевьевой Холберт, привратницей у логова зверя. То есть личным ассистентом главного редактора. Женевьева — невероятно дерзкая молодая особа, которая, похоже, принимает по утрам сильнодействующие препараты, если не что-нибудь похуже. Она — миловидная натуральная блондинка, носит застегнутые на все пуговицы жакеты от Энн Тейлор и Талбота, но у нее не улыбка, а звериный оскал и монотонный писклявый голос.

— Доброе утро, Жен. Она у себя? — спросила я громко, чтобы удовлетворить всеобщее любопытство.

— Угу. — Женевьева сняла руки с клавиатуры и положила их на стол, показывая, что она вся внимание.

— К ней можно?

— Не-а. — Женевьева ткнула ногтем с французским маникюром в огонек на телефоне, означающий, что Эйлин с кем-то разговаривает.

Отлично.

— Ладно. Передай ей, что я приходила, но отправилась за информацией.

— Угу.

Выполнив свой долг, я вернулась к своему столу.

— За информацией? — шепотом переспросила Трисия. — Она на это клюнет?

Я кивнула, не желая вдаваться в подробности. Мы с Трисией подхватили сумки и двинулись к лифтам.

Но слишком поздно.

— Молли Форрестер, что происходит? — раздался пронзительный голос, но на этот раз тушканчики попрятали головы. Узнав рык хищника, они предпочли убраться с его пути.

Ко мне подошла Эйлин с пачкой бумаг в руке. Говоря «подошла», я имею в виду направление ее шагов, а не их длину: Эйлин — миниатюрная женщина и ходит так, как я семеню. Я хотела было удариться в бега, но, вспомнив, что раньше сядешь — раньше выйдешь, осталась на месте.

Я лихорадочно припоминала последние письма в своей колонке, пытаясь сообразить, чем навлекла на себя гнев Эйлин. Письмо от женщины, подарившей своему бойфренду на день рождения набор клюшек для гольфа, которая просила совета, как намекнуть ему, что это подарок еще и на Рождество? Или от той, что хочет заказать мужской стриптиз, чтобы отпраздновать развод подруги?

На Эйлин было зеленовато-желтое платье в обтяжку от Лилли Пулитцер с розовыми завязками и прочими прибамбасами. Открытые кожаные туфли в тон на трехдюймовых шпильках помогали ей дотянуть до пяти футов. Она встала передо мной, нахмурившись и уперев руки в боки, — точь-в-точь суперкрошка Цветик из мультиков.

— Доброе утро. — Она не поправила меня, и я осмелилась продолжить: — Я понимаю, что у вас замечания к моей колонке, но мне надо выйти, так что, может, поговорим, когда я вернусь? Спасибо.

— Прежде всего я хочу знать, как продвигается статья, — прорычала она, отбросив свою колючую челку пачкой бумаг.

— Я заходила, но вы разговаривали по телефону, — оправдывалась я, с ужасом понимая, куда ведет этот разговор, и не зная, как уклониться от него в присутствии Трисии. — Как раз поэтому я и выхожу. Быстро соберу кое-какую информацию, а потом отчитаюсь.

Эйлин обратила свой хмурый взгляд на Трисию и спросила, словно перед ней была стопка книг:

— Она и есть твоя информация?

— Я скоро, — повторила я, стараясь сохранять спокойствие и подталкивая Трисию к лифту.

Воспитание никогда не подводит Трисию, да и рефлексы у нее получше моих. Я не успела вмешаться, а она уже протянула Эйлин руку:

— Трисия Винсент. А вы, должно быть, Эйлин.

Эйлин небрежно ответила на рукопожатие.

— Значит, и впрямь информация. Как поживает ваш брат?

Лицо Трисии не дрогнуло, лишь короткий взгляд в мою сторону позволил мне понять, что она в бешенстве.

— Недурно.

— А что, если тебе написать статью с точки зрения Трисии, Молли? — предложила Эйлин. — Уникальная возможность. Мы признательны вам за сотрудничество, — промурлыкала она Трисии, которая терзала свои ногти с еще большим усердием, чем обычно.

— Спасибо, Эйлин, — сказала я подчеркнуто бодро, что обычно означает «вали отсюда».

Эйлин отлично меня поняла и именно поэтому никуда не торопилась.

— Так что там с твоей колонкой?

— Ничего. А почему вы спрашиваете?

— С чего ты взяла, что у меня претензии к твоей колонке?

— Я веду колонку, а вы меня искали и выглядели озабоченной. Вывод напрашивается сам собой.

— Надеюсь, с расследованием ты справишься лучше. — Насладившись своей жестокостью, Эйлин удалилась.

Я стояла, излучая в ее спину заряд ненависти и удивляясь, отчего ее волосы до сих пор не вспыхнули. Когда я обернулась к Трисии, то поняла, что мои собственные волосы вот-вот загорятся.

— Вы только представьте, ее угрожают убить, — прошипела Трисия. — Да я сама тебя убью.

Друзьям гораздо легче тебя обидеть, чем любовникам. Ведь от любовника ожидаешь подвоха всегда, ну, хотя бы первые полгода. А вот от друга не ждешь удара в спину, так что получается куда больнее.

Гнев Трисии меня ошеломил. В результате у меня перехватило дыхание и все мысли в голове перепутались. Я почувствовала себя загнанной в угол и попыталась защищаться. Хотелось закричать: «Ты же сама все это затеяла!» — но я просто вполголоса произнесла, надеясь ее утихомирить:

— А я и не соглашалась писать статью.

— Только твой редактор об этом не знает.

— Скоро узнает.

— Почему же ты ей не скажешь?

— Она ведь думает, что я пишу статью, и страшно разозлится.

— Как мило. — Трисия сжала в руках сумочку с серебряным бантом от Феррагамо, будто защищалась доской от приемов карате. А может, она сама собиралась врезать мне этой доской. — Я собиралась поговорить с тобой о том, что произошло ночью, но похоже, мне лучше уйти, если я не хочу угодить в этот или другой журнал.

— Давай поговорим.

— Спасибо, нет. — Трисия направилась к лифту, а я шла следом, склонив голову, чтобы ни с кем не встречаться взглядом, но все же не так низко, как если бы меня отругали. Хотя меня отругали.

Я нагнала ее у лифта:

— Задание написать статью нужно мне как прикрытие для расследования.

Теперь в глазах у Трисии блестели слезы.

— А кого еще ты используешь, Молли?

Новый удар, но уже не такой болезненный. К нему я успела подготовиться и вместо боли ощутила злость. Так что мне захотелось ответить ударом на удар.

— Ты же сама просила меня помочь. Все это я делаю ради тебя и Дэвида.

— А как же твоя статья?

— При чем тут моя статья?

— Почему ты вмешиваешься в дела моей семьи?

— Если твоего брата арестуют, тебе будет не до таких тонкостей. Я как раз и пытаюсь предотвратить подобный исход.

— А если это поможет твоей карьере, тоже неплохо.

— Трисия, прекрати!

Двери лифта открылись, Трисия зашла в кабину, не оглядываясь:

— Я прекратила. А ты?

Двери закрылись, прежде чем я успела закричать или пнуть в них ногой. Пришлось рассмотреть другие варианты. Может, мне стоит вернуться к своему столу? Или лучше пойти домой? А что, если вернуться в колледж и выбрать специальность полегче, скажем квантовую механику?

Я напряженно размышляла, чем обернется эта стычка. Трисия в отчаянии, поэтому вымещает злость на мне, зная, что ей все сойдет с рук. Потому что я — это я. Я ее прощу. К тому же она считает, что я это заслужила. Вот что бесило меня больше всего.

Я взялась за расследование по просьбе Трисии. О статье я и не думала, пока об этом не заговорила Эйлин, и даже тогда я колебалась. Но теперь останавливаться поздно. Раз мне угрожают, значит, я на верном пути. Напишу я статью или нет, убийство мне придется раскрыть, хотя бы чтобы узнать, кому я перешла дорогу.

Я машинально вышла на улицу и стала ловить такси. Что вчера произошло в семье Винсент, я и понятия не имела. Думала только об угрозе и о том, что она подтверждает мою версию, а о том, как тяжело приходится Трисии, совсем забыла. Неудивительно, что она вышла из себя.

И неудивительно, что мой телефон зазвонил в тот самый миг, когда я садилась в такси.

— Умолчу о том, что ты вышла из офиса одна, и сразу перейду к Трисии, — произнесла Кэссиди отрывисто и четко.

— Она в порядке?

— Нет.

— И все-таки мне нужно это сделать, — сказала я. — Если цветочник подтвердит, что Вероника угрожала Лисбет перед уик-эндом, это подкрепит мои подозрения. Пусть Трисия считает меня предательницей, но я только хочу помочь Дэвиду.

— Умолчим о том, что ты говоришь дело, — сказала Кэссиди, немного смягчившись. — И все же ты бегаешь по городу без охраны. Кайл мне голову оторвет, если с тобой что-то случится.

— Клянусь, я буду очень осторожна.

— Давай встретимся в цветочном магазине.

— Нет. Я пойду одна. Меня труднее запомнить. А вот тебя забыть невозможно.

— Не пытайся меня улестить. Это чисто мужской трюк.

— Потом я сразу тебе позвоню. А пока попробуй убедить Трисию приехать к тебе.

— Она уже в пути.

— Мне нравится ход твоих мыслей.

— Значит, после визита в цветочный магазин ты расскажешь обо всем Кайлу и умоешь руки?

— По-твоему, мне следует это сделать?

— Угу. Тебя устроит такой вариант?

— Ой, слушай, я приехала. Перезвоню попозже. — Я закрыла телефон.

У таксиста, долговязого эфиопа с глубокими морщинами возле рта, вытянулось и без того длинное лицо, когда он поймал мое отражение в зеркале заднего вида.

— Мы еще не приехали, — нерешительно и вежливо заметил он.

— Знаю. Просто хотела закончить разговор.

Он нахмурился, и складки у рта стали еще глубже.

— Не обманывайте друзей. Их нельзя обмануть.

Я было обиделась на его слова, но поняла, что так задеть может только правда. И пусть даже правда, которую я ищу, всех только огорчает, мне все же придется ее говорить.

Конечно, если она не мешает расследованию. Поэтому, входя в цветочный магазин, я до слез прикусила себе губу.

— Я была личной помощницей актрисы Лис-бет Маккэндлис.

Длинный и узкий магазин утопал в цветах. Я словно попала в фильм «Таинственный сад» с музыкой Гарри Конника-младшего [28]. Цветочница походила на цаплю в камышах — высокая, с удивительно острыми локтями и коленями, которые Кейтлин из нашего отдела мод стерла бы с лица земли. Судя по бейджику на груди, звали ее Дороти. На ней был джинсовый сарафан-варенка, вероятно купленный по дешевке у костюмера группы «Грейтфул Дэд», а на костлявых ступнях болтались пеньковые сандалии. Этот контраст между Джерри Гарсиа [29]и Гарри Конником заинтриговал меня, но нельзя забывать, зачем я сюда пришла.

— Значит, теперь вы безработная, — ответила она. Если честно, я рассчитывала на более теплый прием. — Я не нанимаю сотрудников.

— Мне не нужна работа, — сказала я, шарахаясь от ее острых, как шило, локтей, когда она прошла мимо меня, чтобы достать из витрины ростки эвкалипта. — По просьбе родителей Лисбет я разбираю ее вещи и хотела бы вас кое о чем спросить.

— Спросить меня? — Она вытянула длинную тощую шею и уставилась на меня — ну вылитая цапля.

Я протянула ей открытку в конверте:

— Это прислали из вашего магазина, верно?

Дороти близоруко поднесла конверт к самому носу.

— Да, из нашего. — Она указала на дату в углу. — Мы доставили цветы в четверг.

— Не знаете, от кого они?

Она подозрительно прищурилась:

— Зачем вам это?

— Семья Лисбет очень заботится о приличиях, — сочинила я на ходу не моргнув глазом. — Лисбет всегда посылала записки с благодарностью тем, кто дарил ей цветы, до того как… ну, вы понимаете. Я нашла открытку в ее шкатулке, но она не соответствует ни одной из написанных ею записок. И подписи здесь нет. Так что я не знаю, кому адресовать записку. — В подтверждение я сделала скорбную мину.

Повисло напряженное молчание. Я уже было решила, что Дороти не поверила, но тут ее узкое лицо сморщилось от умиления.

— Ах, как прекрасно… Таких людей уже не осталось.

— Да, Лисбет была особенной, — согласилась я.

Дороти протиснулась мимо меня за стол и извлекла оттуда папку-гармошку. Еще раз проверив дату на конверте, она достала из папки стопку квитанций. Пока она их перебирала, я размышляла, какие еще доказательства своей ненависти к сопернице оставила Вероника.

Вдруг лицо Дороти засияло, и она вытащила одну квитанцию.

— Теперь я вспомнила. Такой симпатичный мужчина!

— Мужчина? — Быть того не может. — А я почему-то считала, что цветы от женщины.

— Почему вы так решили? С букетом что-то было не так? — Дороти была уязвлена как художница.

— Нет. Кажется, так сказала Лисбет. А еще кто-нибудь в тот день заказывал для нее цветы?

— Только не у меня. Других не было. Мне еще показалось странным, что он посылает ей цветы до премьеры.

Я рассеянно кивнула. Может, Вероника кого-то попросила заказать цветы вместо нее? Например, того актера, нового приятеля Кэссиди, или еще кого-нибудь из их труппы.

— О да, только он заказывал цветы для Лисбет. — Положив квитанции на стол, Дороти снова вынула открытку из конверта. С радостной улыбкой она повернула открытку так, чтобы и я могла прочитать надпись «УЙДИ И ЖИВИ», будто я ее еще не видела. — Он мне тогда сказал, что ждет ее решения, а цветы посылает, чтобы напомнить.

Я пыталась сохранить спокойствие, пока моя версия рассыпалась у меня на глазах.

— Вы знаете, как его зовут?

— Нет. — Дороти прижала открытку к сердцу. — Он настоящий романтик. Сказал, что она его знает, но другие знать не должны.

Ну еще бы.

— Он не объяснил почему? На мой взгляд, послание не слишком романтичное.

— Напротив. Понимаете, она была увлечена другим, а он просил ее уйти от этого человека, но, если бы она не захотела, никто бы не пострадал.

Интересно, а убийство Лисбет укладывалось в понятие «никто бы не пострадал»? Наверное, он убил ее, потому что она сделала неправильный выбор. Возможно, Вероника ее все-таки не убивала?

— Значит, у вас нет ни имени, ни номера телефона?

Дороти нахохлилась:

— А сами вы не догадываетесь, кто это?

— Нет, — терпеливо отвечала я, — иначе бы я к вам не пришла.

— Значит, у них действительно была тайная связь, если даже вы ничего не знали.

Я медленно кивнула, судорожно соображая, что мне толку от этой истории, — разве что жирный вопросительный знак напротив имени Вероники в моем списке подозреваемых. К сожалению, единственным мужчиной в этом списке был Дэвид. Стоп. А что, если это просто уловка с его стороны?

— Постарайтесь вспомнить, он так и сказал — «связь»? — спросила я. Вряд ли жених бы так выразился.

Дороти задумалась:

— Вообще-то нет.

Мне за шиворот словно бросили кусочек льда. Значит, исключать Дэвида пока рано.

— Он сказал, что умоляет ее отказаться от одной любви ради другой и жить полной жизнью. Как поэтично! Даже романтично. Вы не согласны?

Кусочек льда растаял.

— Еще бы. — Выходит, кто-то умолял ее бросить Дэвида. Дэвид был нужен Веронике, а вот кому понадобилась Лисбет? — Вы бы могли его описать?

— Высокий, симпатичный, с темными волнистыми волосами и красивыми глазами. — «Высокий, симпатичный, темноволосый». Прямо скажем, не густо. Половина мужчин, присутствовавших на вечеринке у тети Синтии, подходили под это описание.

— А еще?

Дороти поразмыслила и покачала головой. Я протянула руку, и она неохотно вернула мне открытку.

— Большое спасибо за помощь. Думаю, вы сами понимаете — ее семья предпочла бы сохранить все в тайне. Обстоятельства смерти Лисбет и без того трагичны, не стоит травмировать ее жениха подобными откровениями.

Дороти вытаращила глаза при мысли о назревающем скандале. А может, оттого, что оказалась в нем замешанной.

— Ни одна живая душа ничего не узнает, — заверила она меня.

— Спасибо, — снова поблагодарила я и повернулась, чтобы по зеленому коридору пробраться к выходу.

— Что ни говори, он оказался прав. От слов одни неприятности.

Я застыла на месте, но постаралась держать себя в руках, чтобы не испугать Дороти:

— Он так и сказал?

Дороти кивнула:

— Сказал, что кино и цветы могут обо всем сказать без слов.

— Любая форма словесного общения ущербна.

— Да! — воскликнула Дороти. — Вы его знаете!

Еще бы.

— Кажется, знаю.

— Давно вы догадались?

— Нет. До самого последнего момента я не подозревала его.

Дороти широко развела руками, как будто хотела обнять свой магазин.

— Здесь люди говорят то, чего не сказали бы в другом месте. Как жаль, что он потерял ее, так и не успев обрести.

Только если потерял не по своей вине.

 

Дорогая Молли, пусть даже каждый мужчина чего-то стоит, значит, нечего удивляться тому, что каждая женщина тоже имеет цену. Но почему многие женщины предлагают себя по демпинговым ценам, рискуя обрушить рынок? Разве кто-то отменял правило — ждать, пока не получишь требуемую цену? Тем из нас, кто честно поставляет качественный товар, трудно конкурировать с соперницами, наводняющими рынок дешевым, но недолговечным продуктом. С уважением

Возмущенная Студентка-экономист.

— Где мой подарок?

Лара распахнула дверь, но не приглашала меня войти. Она смотрела на меня, затягиваясь очередным косяком, и ждала. На этот раз она хотя бы была относительно одета — в цветастую мини-юбку и узкую жатую майку «Дженерра». Но и этот намек на одежду позволял смотреть ей в глаза, пусть даже внимание отвлекали розовые босоножки от Джузеппе Занотти с хрустальными цветочками и четырехдюймовыми шпильками.

Выскочив из магазина, я решила не откладывая поговорить с Джейком. Вероника в который уже раз переместилась на роль дублерши, и я почти не сомневалась, что роль убийцы Лис-бет в этой пьесе исполнил Джейк. Он чего-то от нее требовал, а она ему отказала. Джейк разозлился и убил ее. По словам Дороти, он умолял ее отказаться от одной любви ради другой. Что, если желание Джейка заполучить Лисбет или, по крайней мере, отнять ее у Дэвида заставило его предъявить ей ультиматум? Она предпочла Дэвида, и тогда Джейк ее убил. Тогда Вероника ни при чем, если только она не пошла на убийство, потому что, даже соблазнив Дэвида, ничего не добилась. Сообщение на автоответчике мог оставить и Джейк. Голос так изменен, что определить, мужской он или женский, невозможно. Мне показалось, скорее женский. Но с помощью своей аппаратуры Джейк мог бы заговорить голосом двенадцатилетней девочки.


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.048 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>