— Многие люди обладают силой, но не это делает вождями.
Аттароа не слышала его. Она не слушала его. Ее минутное молчание было лишь передышкой, чтобы собраться с мыслями, вспомнить.
— Бругар был таким сильным вождем, что бил меня каждый день, чтобы доказать это. — Она усмехнулась. — Разве не позор, что грибы, которые он съел, были ядовитыми? — Ее улыбка стала зловещей. — Чтобы стать вождем, я победила сына его сестры в яростном бою. Она была слабачка и умерла. Но ты не слабак. Не хочешь ли побороться со мной? Ставка — твоя жизнь.
— У меня нет желания биться с тобой, но я защищу себя, если будет нужно.
— Ты не хочешь сражаться со мной, потому что знаешь, что проиграешь. Я — женщина, и на моей стороне сила Муны! Великая Мать особенно отметила женщин: именно они продвигают жизнь вперед. Они должны быть вождями.
— Нет, — сказал Джондалар. Стоящие рядом вздрогнули, потому что впервые слышали, чтобы мужчина так открыто возражал Аттароа. — Лидерство не обязательно принадлежит тем, кого благословила Великая Мать. В большей степени оно принадлежит физически сильным или знающим людям. Вожак собирателей ягод, например, — именно тот человек, который знает, где растут ягоды, когда созревают и как их собирать. Все зависит от доверия к нему, вожди должны знать, что они делают.
Аттароа нахмурилась. Его слова не подействовали на нее, она слушала только себя, но ей не нравилось возбуждение в его голосе, как если бы у него было право говорить так свободно.
— Не важно, какая ставится задача, — продолжал говорить Джондалар. — Руководитель охоты — именно тот человек, который знает, где будут животные и когда, он ведет охотников. Он наиболее искусный охотник. Мартона всегда говорила, что вожди должны заботиться о людях, которых ведут за собой. И какая разница, является вождь мужчиной или женщиной?
— Я не допущу, чтобы вождем был мужчина, — прервала его Аттароа. — Здесь мужчины знают: вожди — это женщины, молодежь воспитывается так, чтобы понять это. Охотники здесь женщины. Нам не нужны мужчины, чтобы выслеживать и руководить. Думаешь, женщины не могут охотиться?
— Конечно, женщины могут охотиться. Моя мать была охотником, прежде чем стала вождем, и женщина, с которой я путешествовал, — одна из лучших охотниц, каких я знаю. Она любит охоту и хорошо идет по следу. Я могу бросить копье дальше, зато она — точнее. Она одним камнем, пущенным из пращи, может сбить птицу в небе или кролика на бегу.
— Еще история! — хмыкнула Аттароа. — Легко ссылаться на женщину, которой не существует. У нас женщины не охотились, им это не разрешалось. Когда Бругар был вождем, ни одной женщине не позволялось даже дотронуться до оружия. Когда я стала вождем, вначале нам было трудно. Никто не знал, как охотиться, но я их научила. Видишь эти столбы? — Аттароа указала на ряд столбов, врытых в землю. Джондалар видел их, когда проходил мимо, но не знал, для чего они. Теперь он заметил скелет лошади, укрепленный на одном из столбов. — Все женщины должны практиковаться каждый день, и не просто вонзать копье, но и бросать его. Лучшие из них становятся моими охотницами. Но даже прежде, чем мы научились изготавливать и метать копья, мы могли охотиться. На севере есть скала возле того места, где я выросла. Люди там охотятся на лошадей. Они сбрасывают их с той скалы. Мы научились охотиться таким способом. Нетрудно заставить лошадей кинуться вниз, если их загнать туда.
Аттароа с гордостью посмотрела на Ипадоа.
— Ипадоа обнаружила, что лошади любят соль. Мои охотницы — мои Волчицы. — Она улыбнулась женщинам, окружившим их.
Им явно понравилась ее похвала. Они даже как-то стали выше ростом. Раньше Джондалар не обращал внимания на их одежду и лишь теперь заметил, что у каждой в одежде было что-то волчье. У многих капюшоны были оторочены волчьим мехом, на шее висели волчьи клыки. У некоторых парки тоже были оторочены волчьим мехом. Капюшон Ипадоа был полностью сделан из волчьего меха, сверху же была приделана волчья морда с оскаленными клыками. Обшлага тоже были обшиты волчьим мехом, с плеч свисали волчьи лапы.
— Их копья — их клыки. Они убивают стаей. И приносят добычу домой. Их ноги — лапы волка, они могут бежать целый день и преодолеть большое расстояние. Ипадоа — их вожак. Я не смогла бы перехитрить ее. Она очень умная.
— Уверен в этом. — Джондалар не мог притупить чувство восхищения тем, сколько было сделано, начавшись с малого. — Но вы многое теряете попусту, когда мужчины бездельничают. А ведь они могли бы участвовать в жизни. Помогать охотиться, собирать растения, делать инструменты. Тогда женщинам не пришлось бы столько трудиться. Я не говорю, что женщины не могут это делать, но почему они должны работать и за себя, и за мужчин?
Аттароа расхохоталась тем тяжелым жутким смехом, от которого по телу пробегали мурашки.
— Я тоже думала об этом, именно женщины — те, кто приносит новую жизнь. Зачем вообще нам нужны мужчины? Некоторые женщины все еще не могут отказаться от мужчин, но чем они хороши? Ради Наслаждения? Только мужчины получают Наслаждение. Здесь нас не волнует, что мы обязаны давать мужчинам Наслаждение. Вместо того чтобы делить кров с мужчиной, я объединила женщин. Они вместе трудятся, помогают друг другу в воспитании детей, понимают друг друга. Когда рядом не будет мужчин, Мать смешает дух женщин и будут рождаться только девочки.
«Да возможно ли это? Ш'Амодан говорил, что за последние несколько лет родилось мало детей». Джондалар вдруг вспомнил Эйлу, которая утверждала, что, разделяя Наслаждение, мужчина и женщина зачинают новую жизнь, которая растет внутри женщины. Аттароа разделила мужчин и женщин. Наверное, поэтому родилось мало детей?
— Сколько родилось детей? — спросил он.
— Не очень много. Несколько. Но там, где несколько, будет много.
— И все девочки?
— Мужчины все еще очень близки. Это мешает Великой Матери. Вскоре все мужчины умрут. Вот тогда мы увидим, сколько будет рождаться мальчиков.
— И родятся ли вообще дети! Великая Земная Мать создала женщин и мужчин, и, подобно Ей, женщины благословлены рождать как женщин, так и мужчин, но только Она решает, какой мужской дух должен быть смешан с женским. Дух мужчины всегда присутствует. Ты в самом деле можешь пойти против того, что она повелела?
— Не говори мне, что сделает Мать! Ты не женщина, — высокомерно сказала она. — Тебе не нравится, когда о вас говорят как о ничтожествах, а может быть, ты не хочешь отказываться от своих Наслаждений. Не так ли?
Внезапно Аттароа сменила тон и почти замурлыкала:
— Тебе хочется Наслаждения, Зеландонии? Если ты не будешь биться со мной, то как ты завоюешь свою свободу? А, я знаю! Наслаждение. Такому сильному, красивому мужчине Аттароа, может быть, готова дать Наслаждение. А ты можешь дать Наслаждение Аттароа?
Он вдруг понял, что завязавшийся разговор о женщинах, и не так о них, как о ней самой, переводился. И она говорила не только как вождь, но и как женщина. Ш'Армуна переводила слова, но не интимную суть высказывания. Теперь он слышал их обеих.
— Такой высокий, такой совершенный, он мог бы быть спутником Самой Великой Матери. Посмотрите, он даже выше Аттароа, а таких мужчин мало. Ты, наверное, многим женщинам дарил Наслаждение? Одна улыбка большого высокого красивого мужчины с синими глазами — и женщины сами лезут в его спальные меха. Ты им всем давал Наслаждение, Зеландонии?
Джондалар не отвечал. Да, когда-то он радовал Наслаждением многих женщин, но сейчас он хотел только Эйлу. Щемящая тоска охватила его. Как он будет жить без нее? И какая теперь разница — жить или умереть?
— Итак, Зеландонии, если ты дашь Наслаждение Аттароа, ты получишь свободу. Аттароа знает, что ты можешь сделать это. — Соблазнительно изгибаясь, красивая женщина шла к нему. — Понимаешь? Аттароа сама отдается тебе. Покажи всем, как сильный мужчина дает женщине Наслаждение. Раздели с ней Дар Муны, Великой Земной Матери, Джондалар из Зеландонии.
Аттароа обняла его и прижалась к нему. Джондалар не двигался. Она попыталась поцеловать его, но он был гораздо выше ее и даже не наклонился. Она не привыкла к мужчинам, которые были выше. Чаще всего ей приходилось наклоняться. Она почувствовала себя глупо, и гнев охватил ее.
— Зеландонии, я готова соединиться с тобой и дать тебе возможность получить свободу.
— Я не собираюсь делиться Материнским Даром Наслаждения в таких условиях.
Его спокойный, уверенный голос не соответствовал его внутреннему состоянию. Как она могла оскорблять Великую Мать таким образом?
— Дар священен и должен разделяться с готовностью и радостью. Соединение вот таким образом — это презрение к Великой Матери. Это оскорбляет Ее Дар и возбуждает в Ней гнев, как если бы насиловали женщину. Я сам выбираю женщину, с которой хочу соединиться, и у меня нет никакого желания делить Ее Дар с тобой, Аттароа.
Джондалар мог бы ответить на приглашение Аттароа, но знал, что это было бы неискренне. Его внешность возбуждала много женщин, и он владел искусством удовлетворять их, но при взаимном влечении. Несмотря на волнующее поведение Аттароа, в ней не было теплоты, и она не вызвала в нем ни капли желания. Он чувствовал, что, даже если бы захотел, он не смог бы удовлетворить ее.
Аттароа выглядела ошеломленной. Большинство мужчин ринулись бы, чтобы разделить Наслаждение с красивой женщиной ради свободы. Путников, которые шли по территории Аттароа и которых брали в плен ее охотницы, ожидало несчастье. Они обычно сразу же хватались за возможность так легко избавиться от Женщин-Волчиц из племени Шармунаи. Хотя некоторые сомневались, мешкали, но никто не отказался от ее предложения. Однако вскоре они начинали понимать, что колебались не зря.
— Ты отказываешься… — недоверчиво прошипела женщина-вождь. Интонация переводчицы была нейтральной, но реакция Аттароа была очевидна. — Ты отказываешь Аттароа. Как ты смеешь отказывать? — выкрикнула она и повернулась к своим Волчицам: — Схватите его и привяжите к столбу.
Это было ее конечной целью, но она не хотела, чтобы это случилось так быстро. Она хотела, чтобы Джондалар услаждал ее долгой тоскливой зимой. Ей нравилось издеваться над мужчинами, обещая им свободу в обмен на Наслаждение. Для нее это была высшая точка издевательства, отсюда она вела мужчин к дальнейшему унижению и деградации, и обычно она проделывала с ними все, что хотела, прежде чем сыграть последний акт драмы. Они даже сами себя связывали, надеясь, что после этого они будут свободными, как она обещала.
Но ни один мужчина не мог дать Аттароа Наслаждение. В детстве с ней плохо обращались, и она мечтала стать подругой могущественного вождя другой общины. Потом она обнаружила, что мужчина, который стал ее спутником, был еще более худшим явлением в ее жизни, чем все то, что она уже пережила. Его Наслаждение всегда сопровождалось избиением и унижением ее, пока она наконец не уготовила ему мучительный конец. Но она слишком хорошо запомнила тот урок. Извращенная жестокостью, она уже не могла испытать Наслаждение без боли. Ее мало волновало Наслаждение с мужчинами или даже с женщинами. Ей доставляло Наслаждение смотреть, как мужчины умирают долгой и мучительной смертью.
Когда между «гостями» случался большой перерыв, Аттароа вела свои игры даже с мужчинами-Шармунаи, но после того, как двое или трое поиграли в ее игры, остальные знали, что им не стоит заниматься этим. Они просто защищали свою жизнь. Обычно она выбирала тех мужчин, у которых были спутницы. Некоторые из женщин не понимали, что именно ради них она унижала и истребляла мужчин, но этими женщинами можно было управлять через мужчин, к которым они были привязаны, и поэтому эти мужчины оставались живыми.
Как правило, путешественники появлялись в теплое время года. Люди редко пускаются в дальний путь зимой, особенно те, кто находится в Путешествии. Несколько путников пришли сюда уже давно, а этим летом так никто и не появился. Немногим удалось спастись благодаря счастливому случаю. Убежали и несколько женщин. Они предупредили других. Большинство людей, слышавших про Аттароа, воспринимали это как пустые слухи или фантастические сказки, но слухи становились более упорными, и тогда люди стали держаться подальше от этих мест.
Аттароа обрадовалась, когда в стойбище доставили Джондалара, но он оказался еще хуже, чем прежние мужчины. Он не стал играть в ее игру, он даже не стал молить ее о чем-то, он не порадовал ее своим унижением. Сделай он это, он мог бы прожить подольше. Какое было бы удовольствие видеть его склоненным к ее ногам!
По ее команде Волчицы бросились на Джондалара. Он яростно сопротивлялся, отбрасывая в сторону копья и нанося тяжелые удары, и почти освободился, но их было так много! Он продолжал бороться и тогда, когда они срезали лямки его туники и штанов и приставили острые ножи к его горлу.
Волчицы разорвали его тунику и обнажили грудь, затем они связали ему руки, оставив свободным довольно длинный кусок веревки, на котором его и подвесили к перекладине на столбе. Он отбивался, когда стаскивали его сапоги и штаны, и нанес несколько сильных ударов, но его сопротивление только воодушевляло женщин.
Когда его, обнаженного, подвесили за руки на перекладине, женщины отошли, довольные собой. Пальцами ног Джондалар касался земли, что придавало ему некое ощущение безопасности, и он, беззвучно шевеля губами, обратился к Великой Земной Матери, чтобы она избавила его от такого неожиданного и опасного затруднительного положения.
Аттароа заинтересовалась огромным шрамом между пахом и бедром. Рана хорошо зарубцевалась. Он и не подал вида, что был так серьезно ранен, никаких просьб, чтобы пощадили эту ногу. Если уж он такой сильный, то протянет дольше остальных. Он все еще должен был доставить ей удовольствие. Она улыбнулась, подумав об этом.
Особый интерес Аттароа заставил его изменить течение мыслей. Он почувствовал, как от холодного ветра покрылся гусиной кожей, и начал дрожать, и не только от холода. Он увидел, как покраснела Аттароа и как участилось ее дыхание. Она выглядела удовлетворенной и странно чувственной. Ее удовольствие возрастало, если человек, от которого она получала Наслаждение, был красивым. Этот мужчина с его неосознанной харизмой привлекал ее, и ей не хотелось, чтобы все кончилось быстро.
Он посмотрел на загон, зная, что мужчины наблюдают за ним сквозь щели. Почему же они не предупредили его? Ясно, что такое здесь происходит не впервые. Но даже если бы они предупредили его, что из этого? Может быть, он был бы сейчас охвачен страхом? Возможно, они считали, что лучше не знать ничего заранее.
По правде говоря, некоторые намекали на это. Те, кому нравился Зеландонии и кто восхищался его мастерством. Получив острые ножи и другие приспособления, каждый надеялся вырваться из загона. Они всегда будут помнить его, но каждый из них знал, что перерыв между «гостями» слишком велик и потому Аттароа могла подвесить на перекладине любого из них. Двое уже были подвешены, и люди знали, что она на этом не остановится, а будет продолжать свою дьявольскую игру. В душе они одобряли его отказ, но боялись, что любой шум привлечет внимание к ним самим. Поэтому они молча смотрели сквозь щели на знакомую картину, в каждом из них уживались страх, сочувствие и слабые угрызения совести.
Не только Волчицы, но и все женщины стойбища должны были видеть наказание мужчины. Многим из них было противно смотреть на это, но они боялись Аттароа, боялись ее охотниц. Если бы они не пришли сюда, то любой мужчина, за которого они заступались когда-то, был бы следующей жертвой. Кое-кто пытался убежать, однако их тут же поймали и вернули. Если бы в загоне оказались их мужчины — друг, брат, сын, — то их ждало бы следующее наказание: им бы пришлось целыми днями наблюдать, как эти мужчины, сидя в клетке, страдают от отсутствия еды и воды. Иногда, правда редко, их самих сажали в эту клетку.
Женщины, у которых были сыновья, особенно боялись, поскольку не знали, что может произойти с ними, тем более после случаев с Одеваном и Ардобаном. Но таких было двое, да еще одна беременная женщина. Аттароа обрадовалась появлению мальчиков, ласково поприветствовала их и спросила о здоровье, но они знали цену этой ласке и боялись, что кончат жизнь на столбе.
Аттароа встала перед своими охотницами и подняла копье. Джондалар заметил, что оно довольно тяжелое и грубое, и, забыв о себе, подумал, что он мог бы сделать копье получше. Но грубо сработанный наконечник тем не менее был острым и эффективным. Он видел, что женщина прицелилась ниже. Она не собиралась убивать, она собиралась изувечить его. Он знал, что она может нанести удар в любое место на обнаженном теле, и сейчас боролся с желанием подтянуть ноги. Но тогда он поддастся ей, выказав свой страх.
Прищурясь, Аттароа смотрела на него, зная, что ему страшно, и радуясь этому. Обычно мужчины просили пощады. Этот, как она поняла, просить пощады не будет, по крайней мере сейчас. Она подняла руку, как если бы приготовилась бросить копье. Он закрыл глаза, думая, что Эйла, жива она или мертва, могла сильно покалечиться, упав со скалы. Острая боль пронзила его при мысли, что ее нет. Жизнь в таком случае не имела для него смысла.
Он услышал, как копье вонзилось в столб выше его головы, а не в пах или в ноги. Внезапно он очутился на земле, так как руки его оказались свободными. Он взглянул на них и увидел обрывок веревки, которой был привязан к перекладине. Но Аттароа все еще держала копье в руке. Значит, то копье, что просвистело мимо, бросила не она. Джондалар взглянул на столб и увидел изящное, чуть укороченное, с кремневым наконечником копье, вонзившееся в столб рядом с перекладиной. Перья на конце его до сих пор еще подрагивали. Тонкий, хорошо сделанный наконечник перерезал веревку. Он узнал это копье!
Он повернулся и посмотрел туда, откуда прилетело копье. Его взор затуманили слезы. Слезы облегчения. Он едва мог поверить этому. Неужели это она? Она жива? Он несколько раз моргнул, чтобы видеть яснее. И увидел темные, почти черные ноги лошади, затем ее рыжеватую спину, на которой сидела женщина.
— Эйла! — закричал он. — Ты жива!
Глава 29
Аттароа озиралась, пытаясь разглядеть, кто бросил копье. С края поля, расположенного за стойбищем, верхом на лошади ехала женщина. Капюшон ее парки был отброшен назад, и ее светлые волосы сливались с окраской золотистой лошади настолько, что все это, казалось, было одной плотью. Не могла ли бросить копье эта женщина-лошадь? Но как оно могло долететь досюда? Затем она увидела, что женщина держит в руке другое копье.
Холодная волна страха объяла Аттароа. Она почувствовала, что у нее даже волосы встали дыбом, но весь этот ужас был ничто по сравнению с таким материальным явлением, как копье. То, что это не женщина, она знала точно. В момент внезапного прояснения она осознала всю жестокость своих ужасных деяний, и еще в этом ей виделось нечто вроде Духа Великой Матери, который явился, чтобы свершилось возмездие. В душе Аттароа была почти рада. Для нее было бы большим облегчением кончить эту кошмарную жизнь.
Она была не единственной, кто перепугался при виде женщины-лошади. Джондалар пытался объяснить людям, но никто не верил. Никто никогда не думал, что человек может оседлать лошадь. В это трудно было поверить, даже увидев воочию. Внезапное появление Эйлы поставило всех в тупик. Для некоторых это было знаком могущества мира духов, некоторые просто испугались при виде женщины на лошади. Многие чувствовали то же, что и Аттароа: они думали о своих грехах. По собственной воле или воле Аттароа они совершали жестокости или разрешали им совершаться, по ночам они стыдились и боялись возмездия.
Даже Джондалар на мгновение усомнился, а не пришла ли Эйла из другого мира, чтобы спасти его жизнь? Он смотрел, впитывая каждую деталь, как она неспешно приближается к ним, полная любви и заботы. Джондалар наконец осознал, что видит то, что не надеялся увидеть никогда: женщину, которую он любил. Ее лицо раскраснелось от холода, и волосы развевались на ветру. Люди вокруг с каждым вздохом испускали клубы пара. Джондалар вдруг сообразил, что стоит голым и что у него зуб на зуб не попадает.
У Эйлы пояс для путешествий налегке охватывал меховую парку, в нем был кинжал из мамонтовой кости, подаренный Талутом. Там же был кремневый нож с костяной ручкой, сделанный Джондаларом, и топорик. Сбоку висела сумка из выдры с целительными травами. Легко и изящно управляя лошадью, Эйла казалась весьма уверенной, даже самоуверенной, но Джондалар видел, что она напряжена. В правой руке у нее была праща; он знал, как быстро она может метать камни. В левой руке, кроме камней, было копье с копьеметалкой. Из плетеной сумки торчали еще несколько копий, более похожих на дротики.
Приближаясь, Эйла наблюдала, как меняется выражение лица высокой женщины. В момент прояснения это был шок, страх и отчаяние, но по мере того, как женщина на лошади приближалась, мрак и тьма овладели разумом повелительницы Волчиц.
Сощурив глаза, чтобы ясно увидеть женщину, Аттароа улыбнулась, и постепенно эта улыбка наполнилась бесконечной злобой.
Эйла никогда не сталкивалась с безумием, но, видя лицо Аттароа и отмечая, как искажается его выражение, она поняла, что женщины, которая угрожала жизни Джондалара, надо опасаться: она — гиена.
Эйла убила много хищников и знала, как непредсказуемы они бывают, но только к гиенам она чувствовала отвращение и презрение. Это была своего рода метафора, обозначавшая самых плохих людей; Аттароа была гиеной, жестоким опасным воплощением зла, и доверять ей было нельзя.
Хотя Эйла в основном сосредоточилась на Аттароа, однако она не упускала из виду, что происходит вокруг, и это было нелишним, потому что, уже подъехав к Аттароа почти вплотную, она заметила в стороне какое-то движение. Молниеносно она вложила камень в пращу, раскрутила ее и послала камень в цель.
Ипадоа пронзительно закричала и, уронив копье на мерзлую землю, схватилась за руку. Эйла, если бы хотела, могла переломать ей кость, но она целилась в предплечье, чтобы поразить мышцы. Но и этого было достаточно, чтобы на некоторое время вывести из строя предводительницу Волчиц.
— Прикажи своим воительницам вести себя спокойно, Аттароа! — сказала Эйла.
Джондалар, уловив смысл сказанного, вдруг понял, что Эйла говорила на языке Шармунаи. Откуда она могла знать его? Ведь она никогда прежде не слышала этого языка.
Аттароа тоже была ошеломлена тем, что чужачка знала ее имя, особенно ее удивил акцент Эйлы, хотя это был не совсем акцент. Этот голос пробудил в Аттароа давно забытые чувства, целый комплекс эмоций, включая страх, что, в свою очередь, вызвало ощущение, что приближающаяся женщина — это просто всадница.
Прошли годы с тех пор, как она испытывала те же ощущения, и это ей совсем не понравилось. Это действовало ей на нервы, будоражило и возбуждало ярость. Она хотела отогнать прочь воспоминания. Необходимо было избавиться от них, превратить в ничто, чтобы они никогда больше не вернулись. Но как это сделать? Взглянув на Эйлу, она сразу же решила, что виновата эта белокурая женщина. Именно она вернула ей воспоминания и былые ощущения. Если уничтожить эту женщину, исчезнут и воспоминания и все опять будет хорошо. Изощренный ум Аттароа начал обдумывать, как избавиться от пришелицы. Лицемерная улыбка расплылась на ее лице.
— Кажется, Зеландонии говорил правду, — сказала она. — Ты явилась вовремя. Мы думали, что он пытался украсть наше мясо, а его нам самим едва хватает. Среди народа Шармунаи кража карается смертью. Он рассказывал нам, что кто-то ездит на лошади, но ты понимаешь, почему мы не поверили…
Аттароа заметила, что перевода не последовало.
— Ш'Армуна! Ты не передаешь мои слова, — резко сказала она.
Ш'Армуна же не отрываясь смотрела на Эйлу. Она вспомнила, что одна из охотниц, вернувшаяся с первой группой, рассказывала о женщине, скакавшей на лошади среди табуна, который они гнали к обрыву, и что женщина сумела остановить лошадь. Затем охотницы из другой группы говорили, что видели женщину на лошади.
Многое волновало Ту, Которая Служила Великой Матери, но когда принесли молодого человека, который, казалось, воскресил ее прошлое и который рассказал о женщине на лошади, у нее возникло предчувствие беды. Это был знак, но она пока не могла понять его смысл. Эта мысль завладела Ш'Армуной. Женщина, которая въехала в стойбище на лошади, была знамением огромной силы. Это было вещественное проявление видения, и Ш'Армуна растерялась. Однако, хотя она была поглощена своими мыслями, она слышала, что сказала Аттароа, и быстро перевела на язык Зеландонии.
— Осуждать охотника на смерть в наказание за охоту есть нарушение воли Великой Матери Всех, — ответила Эйла тоже на языке Зеландонии, хотя прекрасно поняла заявление Аттароа. — Мать обязывает Своих детей делиться пищей и кровом с путниками.
— Вот поэтому у нас и существует такое наказание, — подавив ярость, довольно спокойно сказала Аттароа. — Мы не поощряем воровства, чтобы было достаточно того, чем мы можем поделиться. Было время, когда женщинам запрещалось охотиться, и тогда было мало пищи, и мы страдали.
— Но Великая Земная Мать дает Своим детям не только мясо. И женщины знают: то, что растет, также годится в пищу и это можно собрать.
— Но я запретила это! Если бы я разрешила им тратить время на собирание, то было бы некогда учиться охоте.
— Тогда нищету создали вы сами — ты и те, кто пошел за тобой. Это не причина убивать людей, которые не знают ваших обычаев. Ты взяла на себя обязанности Великой Матери. Она призывает детей к Себе, когда Она готова сделать это. И не тебе присваивать Ее власть.
— У всех людей есть обычаи и традиции, которые важны для них, и если их разрушают, то виновные в этом должны подвергаться смерти.
Эйла знала об этом по собственному жизненному опыту.
— Но откуда у вас такой обычай — казнить за то, что человек хочет есть? Законы Великой Матери выше любых обычаев. Один из них гласит, что нужно делиться пищей и кровом с гостями. Ты грубая и негостеприимная, Аттароа.
Грубая и негостеприимная! Джондалар чуть не расхохотался. Убийца и человеконенавистница! Это вернее. Глядя и слушая, он восхищался поведением Эйлы и ее речью. Он вспомнил, что раньше она даже не понимала шуток, а тем более не могла нанести удар. Аттароа была явно раздражена. Ее сильно укололи «учтивые» слова Эйлы. Ее пожурили, словно ребенка, плохую девочку. Она предпочла бы силу, называемую злом. Сильную жестокую женщину уважают и боятся. Вежливые спокойные слова превратили ее в посмешище. Аттароа заметила улыбку Джондалара и зловеще посмотрела на него, убежденная в том, что и другие были бы не прочь смеяться вместе с ним. Она поклялась себе, что он еще пожалеет об этом, так же как и эта женщина!
Казалось, что Эйла поудобнее устраивается на лошади, но на самом деле она приноравливалась, чтобы легче и быстрее достать копьеметалку.
— Джондалар хочет вернуть свою одежду. — Эйла слегка приподняла копье, показывая при этом, что она не угрожает. — И не забудь отдать ему его парку, которую ты надела. А затем тебе, наверное, следует послать кого-нибудь в твое жилище, чтобы принесли его пояс, нож, инструменты и прочее, что у него было с собой.
Аттароа, стиснув зубы, улыбнулась, хотя это было похоже на гримасу. Она кивнула Ипадоа. Та одной рукой собрала разбросанную одежду и положила перед мужчиной, затем направилась в жилище.
Пока они ждали, Аттароа заговорила вновь, пытаясь придать голосу более дружественную тональность:
— Ты прошла большой путь и, должно быть, устала… Как, ты сказала, тебя зовут? Эйла?
Женщина кивнула. Аттароа мало заботилась о соблюдении формальностей, заметила Эйла.
— Если уж ты придаешь этому такое значение, разреши мне предоставить тебе кров в моем доме. Ты останешься со мной?
Прежде чем Эйла и Джондалар успели ответить, Ш'Армуна произнесла:
— Обычно кров предлагают Те, Которые Служат Матери. Добро пожаловать в мой дом.
Одеваясь и с трудом завязывая ремни онемевшими от холода руками и радуясь, что, несмотря на борьбу, туника осталась целой, он с удивлением услышал предложение Ш'Армуны. Натягивая тунику через голову, он заметил, как Аттароа что-то выговаривает Ш'Армуне. Он сел и быстро стал надевать обувь.
«Она еще услышит обо мне», — подумала Аттароа, но вслух произнесла:
— Тогда, может быть, ты разделишь со мной пищу, Эйла. Мы устроим пир в честь гостей. Мы недавно удачно поохотились, и я не могу позволить, чтобы вы покинули нас с недобрым чувством.
Джондалар видел, что ее улыбка фальшива, и у него не было никакого желания есть их пищу или оставаться здесь дольше. Но прежде чем он что-то произнес, Эйла ответила:
— Мы будем рады воспользоваться вашим гостеприимством. А когда вы собираетесь устроить этот пир? Мне бы хотелось кое-что приготовить, но сейчас уже поздно.
— Да, поздно, — сказала Аттароа. — Мне надо тоже кое-что приготовить. Пир будет завтра, но вечером вы, конечно, разделите с нами нашу скромную пищу?
— Я тоже должна как-то участвовать в приготовлениях к пиру. Мы вернемся завтра. Аттароа, Джондалару нужна его парка. Конечно, он вернет шкуру, которая на нем.
Та сняла парку и отдала мужчине. От парки пахло женщиной, но Джондалар обрадовался ее теплу. Аттароа злобно улыбалась, стоя на холоде в тонком нижнем одеянии.
— А остальные вещи? — напомнила Эйла.
Аттароа взглянула на вход в жилище и подала знак женщине, которая была рядом. Ипадоа быстро принесла вещи Джондалара; она была крайне раздосадована, так как Аттароа обещала кое-что отдать ей. Ей очень хотелось заполучить нож. Она никогда не видела столь искусно сделанного оружия.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |