— Эйла из стойбища Льва племени Мамутои приветствует Толи из племени Шарамудои.
— Именем Мут или Мадо я приветствую тебя, Эйла из племени Мамутои.
— Именем Матери Всего Сущего благодарю тебя, Толи из племени Шарамудои, счастлива познакомиться с тобой. Я столько слышала о тебе. Ты не в родстве со стойбищем Льва? — Эйла чувствовала, что женщина изучает ее. Толи еще не поняла, но вот-вот сообразит, что Эйла не родилась среди Мамутои.
— Да, мы родственники, но дальние. Я из южного стойбища. Стойбище Льва далеко на севере, но я знакома с его обитателями. Каждый знает Талута. Его невозможно не знать, как и его сестру Тулию.
Тут до Толи дошло, что произношение у Эйлы совсем иное, да и имя ее не встречается у Мамутои. Надо бы побольше узнать о ней. Она посмотрела на Джондалара:
— Тонолан остался среди Мамутои?
— Тонолан мертв.
— Прошу простить меня. Маркено тоже будет огорчен. Все же не могу сказать, что я этого не ожидала. Его желание жить умерло вместе с Джетамио. Кто-то может пережить смерть близких, кто-то — нет.
Эйле понравилась речь женщины. Она говорила прямо и открыто. Она все еще сохраняла верность обычаям Мамутои. Остальные приветствовали Эйлу довольно сдержанно, Джондалара они считали своим и поэтому здоровались с ним куда теплее.
Дарвало все еще держал шляпу с ягодами, ожидая, когда закончится церемония. Он протянул ягоды Доландо:
— Это черная смородина для Рошарио.
Доландо обратил внимание на то, куда были насыпаны ягоды. У них не плели таких корзин.
— Мне их дала Эйла, — сказал Дарвало. — Они собирали ягоды, когда я их встретил.
Глядя на юношу, Джондалар вдруг подумал о его матери. Он никак не ожидал, что Серенио покинет племя, и был этим разочарован. Он по-своему любил ее. Ему хотелось ее увидеть. Действительно ли она ждала ребенка? Был ли это ребенок его духа? Может быть, спросить Рошарио? Она, наверное, знает.
— Давай отнесем ей ягоды, — сказал Доландо. — Уверен, что они понравятся ей. Джондалар, если хочешь пойти с нами, она будет рада видеть тебя. Возьми с собой Эйлу. Она захочет увидеть и ее. Рошарио сейчас тяжело. Ведь ты знаешь, что раньше она везде была первой.
Джондалар перевел, и Эйла согласно кивнула. Они оставили лошадей пастись, но Волка Эйла взяла с собой, чтобы не возникло какого-либо конфликта с хищником.
— Джондалар! Волк пойдет с нами. Спроси Доландо, разрешит ли он? Скажи, что зверь привык к жилищу.
Они вошли под каменный навес и через дом для собраний прошли к деревянному строению.
Доландо отдернул кусок желтоватой кожи у входа и, придержав его, пропустил всех внутрь. Кое-где сквозь щели между деревянными планками проникал свет, но в основном стены были завешаны кожами от сквозняков, хотя ветер и так не проникал в каменную нишу. Возле входа был небольшой очаг. Наверху над ним было проделано дымовое отверстие, нависавшая сверху каменная плита защищала жилище от дождя и снега. Ложе в глубине у стены представляло собой широкую деревянную полку, прикрепленную к стене, с другой стороны ее поддерживали деревянные ножки. Кровать была устлана мехами. На ней лежала женщина.
Дарвало склонился к ней и протянул ягоды:
— Вот черная смородина, которую я обещал. Но я не сам собирал ее, а Эйла.
Женщина открыла глаза.
— Кто собрал? — спросила она слабым голосом. Дарвало положил руку на ее лоб:
— Рошарио, посмотри, кто здесь! Джондалар вернулся.
— Джондалар? — Она посмотрела на мужчину рядом с Дарвало. — Это и в самом деле ты? Иногда в мыслях или во сне я вижу моего сына или Джетамио, а потом обнаруживаю, что это неправда. Это правда ты, Джондалар, или мне снится?
— Это не сон, Рош, — сказал Доландо. — Это он. Он кое-кого привел с собой. Женщину из племени Мамутои. Ее зовут Эйла.
Эйла приказала Волку оставаться на месте. Подойдя к женщине, она увидела, что та неимоверно страдает от боли. Глаза ее блестели, лицо раскраснелось от лихорадки. Рука между плечом и локтем образовывала угол.
— Эйла из племени Мамутои! Это Рошарио из племени Шарамудои, — сказал Джондалар. Дарвало уступил место Эйле.
— Именем Матери я приветствую тебя. Прости, что не могу сделать это как следует.
— Благодарю тебя, — сказала Эйла. — Не надо вставать. Джондалар, ей очень больно. Боюсь, что дальше будет еще хуже. Я хочу осмотреть ее руку.
— Рошарио, Эйла — целительница, дочь Дома Мамонта. Она хочет осмотреть твою руку.
— Целительница? Колдунья?
— Да. Разреши ей посмотреть.
— Конечно, но боюсь, что уже поздно.
Эйла как можно мягче ощупала руку и увидела, что была сделана какая-то попытка выпрямить кости, да и рана была чистой. Женщина лишь сморщилась, когда Эйла чуть приподняла руку, но не застонала. Эйла знала, что осмотр причиняет боль, но ей надо было определить положение костей под кожей.
— Рана уже заживает, но кости составлены неправильно. Постепенно она выздоровеет, но рука все же останется беспомощной и всегда будет болеть.
— Ты можешь что-нибудь сделать? — спросил Джондалар.
— Надеюсь. Может быть, слишком поздно, но руку придется еще раз ломать в том месте, где она срастается, и поставить кости правильно. Беда в том, что там, где кость срастается, она прочнее, чем где-либо. Есть возможность ошибки. Тогда у нее будет два перелома и много боли — и все зря.
Джондалар перевел. Наступила тишина. Наконец Рошарио проговорила:
— Если сломать в другом месте, хуже от этого все равно не будет.
— Но будет жуткая боль. И ради чего?
— А ради чего сейчас? Если ты соединишь кости правильно, я смогу пользоваться рукой?
— Ну, как прежде — нет, но кое-что ты делать сможешь. Трудно быть уверенным в чем-то.
Не сомневаясь ни секунды, Рошарио сказала:
— Если есть хоть какая-то возможность, что я буду владеть рукой, я хочу, чтобы ты сделала это. Я не боюсь боли. Боль — ерунда. Шарамудои должны иметь две руки, чтобы спуститься вниз к реке. Что толку в женщине — Шамудои, если она не может даже спуститься к пристани Рамудои?
Эйла прослушала перевод. Затем, прямо глядя женщине в глаза, сказала:
— Джондалар, скажи ей, что я попытаюсь помочь, объясни также, что иметь две руки — это не самое главное. Я знала человека с одной рукой и одним глазом, который жил с пользой и был любим и уважаем своим народом. Не сомневаюсь, что Рошарио сделала бы не меньше. Она не из тех, кто легко сдается. Что бы ни случилось, эта женщина будет жить по-прежнему и с пользой для других. Ее всегда будут уважать и любить.
Джондалар перевел. Рошарио поджала губы и кивнула. Глубоко вздохнув, она закрыла глаза.
Эйла встала, обдумывая, что надо делать.
— Джондалар, принеси мою сумку, ту, которая справа. И скажи Доландо, чтобы зачистил несколько небольших палок. Пусть разведет костер и приготовит сосуд, который ему не жалко, потому что варить в нем больше не придется. В нем я приготовлю сильное снадобье.
«Теперь надо найти снотворное. Иза обычно использовала дурман. Это сильная трава, она поможет перенести боль и к тому же действует как снотворное. У меня есть высушенный дурман, но лучше взять свежий… да-да, он же растет где-то рядом».
— Джондалар, пока ты ищешь мою сумку, я нарву колючих яблок, которые нам попались на пути сюда. Волк, ко мне.
Стоя у входа в жилище, Доландо смотрел на мужчину, женщину и волка. Он многое подметил в поведении зверя. И то, как он оставался рядом с женщиной, подчинялся ее жестам и как при каждом слове или движении женщины поднимал уши.
Когда люди и волк исчезли за поворотом отвесной стены, он обернулся к женщине на кровати. Впервые с тех пор, как Рошарио поскользнулась и упала, у него появился проблеск надежды.
* * *
Когда Эйла принесла корзину с растениями, она увидела приготовленные деревянные сосуды — один из них был наполнен водой, — ярко пылающий костер с камнями для разогрева и несколько лучин. Она благодарно кивнула Доландо. Затем в своей корзине она отыскала несколько чашек и сумку из выдры.
С помощью маленькой чашки она налила воды в сосуд, добавила несколько стеблей дурмана вместе с корнями. Выжидая, пока камни раскалятся, она выложила травы из своей сумки и выбрала несколько мешочков. Когда она складывала ненужное обратно в сумку, вошел Джондалар.
— Эйла, лошади чувствуют себя прекрасно, но я сказал людям, чтобы пока они держались подальше от них. — Он повернулся к Доландо: — Они иногда брыкаются и могут нечаянно задеть кого-нибудь. Со временем они привыкнут к людям, а те — к ним.
Вождь согласно кивнул, а Джондалар продолжал:
— Волк истомился без нас, к тому же кое-кто обеспокоен его появлением. Надо бы пустить его сюда.
— Конечно, я бы так и сделала, но боюсь, что Доландо и Рошарио будут против.
— Дайте вначале мне поговорить с Рошарио, — не слушая перевода, сказал Доландо.
Джондалар удивленно взглянул на него, но тут заговорила Эйла:
— Мне нужно измерить эти палочки, а затем ты, Доландо, сделаешь их гладкими, чтобы не было никаких заноз. — Она показала шероховатый камень. — Обточи их песчаником. У тебя есть мягкая кожа, чтобы я могла ее разрезать?
Доландо улыбнулся, отвлекаясь от невеселых мыслей.
— Этим мы и славимся, Эйла. Из шкуры серны мы выделываем самую мягкую кожу.
Джондалар удивился тому, что они говорят между собой, абсолютно не нуждаясь в переводе. Эйле было известно, что Доландо знаком с языком Мамутои, и сама уже использовала слова здешнего языка — «палочка» и «песчаник».
Они объяснили больной женщине, что у Эйлы есть друг, волк, и что она хочет, чтобы тот был в доме.
— Он полностью подчиняется Эйле, — сказал Доландо. — Он никому не причинит вреда.
Джондалар вновь подивился взаимопониманию между Доландо и Эйлой.
Рошарио сразу же согласилась. Не было ничего удивительного в том, что эта незнакомка могла управлять и волком. Это лишь уменьшило ее страх. Очевидно, что Джондалар привел с собой могущественного Шамуда, который знает, как ей нужна помощь. Она не понимала, откуда Те, Кто Служит Великой Матери, знают, что делать, но она доверяла им.
Эйла впустила Волка в дом и представила Рошарио:
— Его зовут Волк.
Больная увидела в глазах дикого животного сочувствие к ее страданиям и беспомощности. Волк, положив лапу на кровать, дотянулся до ее лица и лизнул его. Эйла вдруг вспомнила о Ридаге, об отношениях между больным ребенком и волчонком. Неужели тот случай научил его понимать человеческую боль?
Все были удивлены нежным поведением волка, а Рошарио была просто ошеломлена. Она думала, что совершилось чудо. Протянув руку, она дотронулась до зверя и произнесла:
— Спасибо тебе, Волк!
Эйла приложила палочки к руке Рошарио и сказала Доландо, какого размера они должны быть. Когда тот ушел, она проверила камни в костре и решила, что они достаточно раскалены.
Она начала вытаскивать камни из костра двумя палками, но подошедший Джондалар принес специальное приспособление и показал, как им пользоваться. Эйла бросила камни в деревянный сосуд, чтобы заварить дурман, — взгляд ее упал на стоявший рядом сосуд.
Она никогда не видела ничего похожего: квадратная чаша, вырезанная из куска дерева, с искусно обработанным верхом и специальной ручкой.
Да, надо же, сколько у этого народа необыкновенных вещей, сделанных из дерева. Эйле стало интересно, как же они делаются. Но в это время вошел Доландо со свернутой желтоватой кожей и спросил у Эйлы:
— Этого хватит?
— Да, но она слишком хорошая. Мне нужна мягкая обработанная кожа, но не обязательно самая лучшая…
Джондалар и Доландо улыбнулись.
— Это не самая лучшая. Такую кожу мы никогда не выставили бы на продажу. Есть много видов кожи. Эту мы используем в быту.
Эйла кое-что понимала в обработке кожи, но эта была необычайно нежной. Надо будет расспросить об этом позже, подумала она, острым каменным ножом, который сделал для нее Джондалар, разрезая кусок кожи на полосы.
Затем она развязала один из мешочков и насыпала в чашку измельченный корень растения, чьи листья были похожи на листья наперстянки. Добавила туда горячей воды и немного настоя дурмана и тысячелистника.
Решив, что смесь получилась достаточно крепкой, она охладила ее и поднесла Рошарио, попросив Джондалара перевести слово в слово то, что она скажет, чтобы не было и тени недопонимания.
— Это снадобье обезболивает и дает сон. Но оно очень сильное и даже опасное. Некоторые не переносят такую дозу. Оно расслабит тебя, и я смогу прощупать твои кости, но в это время ты можешь обмочиться, поскольку твои мышцы будут расслаблены. У некоторых даже останавливается дыхание. Если это случится с тобой, Рошарио, ты умрешь.
Эйла слушала перевод Джондалара, внимательно присматриваясь к больной, чтобы убедиться, что та все поняла. Доландо был в растерянности.
— Это обязательно применять? Разве ты не можешь сломать руку без снадобья?
— Нет. Это очень больно, и к тому же ее мышцы сильно напряжены. Будет трудно сломать руку в нужном месте. Без снадобья я не могу. Ты должен знать, что это рискованно, Доландо. Я могу не делать ничего, и она будет жить.
— Но я буду беспомощной и все время буду испытывать боль, — сказала Рошарио. — Это не жизнь.
— Да, боль неизбежна, но ее можно смягчить. Есть средства против боли, но они иногда действуют на память.
— Итак, я буду беспомощной и беспамятной. А если мне суждено умереть, это произойдет без боли?
— Ты просто уснешь и не проснешься, но кто знает, что будет во сне. Ты можешь ощутить страх, или боль, или… Боль может последовать за тобой в другой мир.
— Ты веришь, что такое бывает? — спросила Рошарио. Эйла покачала головой:
— Нет, не верю, но и не знаю наверное.
— Ты думаешь, я умру, если выпью это?
— Я не стала бы предлагать это средство, если бы считала, что смерть неизбежна. Но у тебя будут необыкновенные сновидения. Если приготовить настой чуть по-другому, можно совершить путешествие в другой мир, в мир духов.
Хотя Джондалар и переводил, но женщины понимали друг друга и так, и потому перевод лишь подчеркивал значение того или иного слова.
— Рошарио, может быть, не стоит рисковать? — спросил Доландо. — Я не хочу терять тебя.
Она посмотрела на него с глубокой нежностью:
— Мать может призвать к себе любого из нас. Ты можешь потерять меня, а я тебя. И здесь мы бессильны… Но если Она разрешит побыть с тобой еще, я не хочу жить, терпя боль и будучи беспомощной. Лучше уж умереть сейчас. Если даже ничего не получится, мне будет спокойнее на сердце оттого, что я все же попыталась что-то сделать.
Глядя на женщину, с которой так много было пережито, Доландо в порыве чувств сжал ее здоровую руку. В ее глазах он увидел решимость. Он согласно кивнул и посмотрел на Эйлу.
— Ты честно высказала то, что считаешь необходимым. И я должен быть честным. Обещаю не таить зла против тебя, если Рошарио умрет, но ты должна будешь тут же собраться и уйти отсюда. Я не уверен, что смогу удержать людей… Подумай об этом, прежде чем начинать.
Джондалар знал, как много пережил Доландо. Погиб сын Рошарио, сын его духа, погиб в самом расцвете сил. И Джетамио… Рошарио любила ее как дочь, и он также любил ее. Она потеряла ребенка вскоре после смерти матери. А как она боролась с параличом, как стремилась научиться опять ходить. Ее характер, закалившийся в испытаниях, привлекал всех, включая Тонолана. И ее смерть при родах все восприняли как трагическую несправедливость. Джондалар понял бы чувства Доландо и его гнев против Эйлы, если бы Рошарио умерла, но он убил бы его прежде, чем тот дотронулся до Эйлы. И все же риск был слишком велик.
— Эйла, может быть, ты передумаешь? — спросил он на языке Зеландонии.
— Рошарио тяжело. Мой долг помочь ей, если она согласна. Если она готова рискнуть, я постараюсь сделать все от меня зависящее. Всегда есть риск, но я знаю толк в снадобьях и лечении. — Она посмотрела на больную. — Можно начинать, если ты готова, Рошарио.
Глава 16
Эйла склонилась над женщиной, держа чашку с остывающим снадобьем. Она окунула палец в жидкость, проверяя, не слишком ли горячо, поставила чашку и села, скрестив ноги.
Мысли Эйлы унеслись к жизни в Клане, к женщине, которая научила ее лечить, которая воспитала ее. Иза лечила обычные болезни и небольшие раны, но в случае серьезных ранений, особенно полученных на охоте, она приглашала Креба, чтобы Мог-ур призвал на помощь высшие силы. Иза была целительницей, но Креб был колдуном, святым человеком, имевшим доступ в мир духов.
У Мамутои и у народа Джондалара не было различия между знахарем и мог-уром. Эти функции выполнял один человек. Мамут из Львиного стойбища был очень похож на Креба. Его больше волновали проблемы души и разума. Хотя он знал снадобья и умел лечить, но его возможности как целителя были ограниченны. Лечением ран и болезней в основном занималась Неззи, подруга Талута. Однако на Летнем Сходе Эйла познакомилась со многими искусными целителями народа Мамутои и обменялась с ними опытом.
По сути, Эйла была целительницей-практиком. Так же, как Иза. Она не знала мира духов, и порой ей хотелось призвать на помощь такого человека, как Креб. Она нуждалась в участии более мощных сил. Хотя Мамут начал ее учить пониманию мира духов, духовной реальности Великой Матери, убеждения Эйлы во многом оставались прежними, она до сих пор верила в свой тотем, Дух Великого Пещерного Льва. Хотя он был связан с Кланом, Эйла была уверена в его могуществе. Мамут говорил, что духи животных являются частью Великой Земной Матери. Он даже включил ее тотем в церемонию удочерения, и сейчас Эйла собиралась просить тотем о помощи. Несмотря на то что Клан изгнал ее, Эйла надеялась, что Дух Пещерного Льва поможет Рошарио.
Эйла закрыла глаза и начала мысленно воспроизводить Древний священный язык Клана, который был известен и в Других сообществах и использовался при общении с миром духов.
«Великий Пещерный Лев, эта женщина находится под защитой могущественного тотема, и она благодарна, что он выбрал ее. Эта женщина благодарна за данный ей Дар. За уроки и полученные знания.
Великий Могущественный покровитель обычно помогает мужчинам, но он также выбрал женщину и отметил ее своим тотемом. Она благодарна ему. Эта женщина не знает, почему Дух Великого Пещерного Льва выбрал ее еще девочкой, одну из многих, но она счастлива, что ее сочли достойной, и благодарит за покровительство.
Великий Дух Тотема, эта женщина просила руководить ею, а сейчас просит о помощи. Великий Пещерный Лев учил ее врачеванию. Она овладела этим. Эта женщина знает болезни и лекарства, настои, снадобья, травы, эта женщина умеет лечить. Она благодарна за знания, которые дал Дух Тотема. Но этой женщине неведом мир духов.
Великий Дух Пещерного Льва, который общается со звездами и с миром духов. Женщина, которая лежит здесь, не принадлежит Клану. Она из другого народа, но ей необходима помощь. Женщина страдает, но самая большая боль у нее внутри. Женщина может перенести внешнюю боль, но она боится, что без руки станет беспомощной. Женщине необходимо приносить пользу… А эта целительница должна помочь ей, но ее возможности невелики. Целительница просит Великого Пещерного Льва, Великий Тотем оказать ей всяческую помощь».
Рошарио, Доландо и Джондалар хранили молчание, пока Эйла медитировала. Только Джондалар знал, что она делает. Хотя языком Клана он владел на самом низком уровне, но все же сумел понять, что она просит помощи у мира духов.
Конечно, Джондалар не мог уловить мельчайших нюансов общения на языке, который в корне отличался от звукового. В этой речи было нечто непереводимое, слова же упрощали смысл. Джондалар любовался грациозностью движений Эйлы. Он улыбнулся, вспомнив, что когда-то был даже напуган ее жестами. Ему было любопытно, как Доландо и Рошарио истолкуют поведение Эйлы. Доландо был слегка растерян и смущен, поскольку жесты Эйлы были ему абсолютно незнакомы. Его мысли были сосредоточены на Рошарио, и любая странность, даже во имя блага, таила в себе угрозу.
Когда Эйла закончила свою молитву, Доландо взглянул на Джондалара — тот улыбался.
Рошарио же неотрывно следила за незнакомой женщиной и была тронута ее поведением, хотя не имела ни малейшего понятия, что оно означало. Она также оценила грациозность движений. Было такое впечатление, как будто руки женщины совершали некий танец. И не только руки. Плечи, тело были как бы продолжением рук, и все вместе откликалось на некий внутренний ритм. Не понимая смысла этих движений, Рошарио ощутила, что это очень важно и связано с ней. Эта женщина, несомненно, была целительницей, и это успокаивало. Она обладала познаниями, недоступными обычным людям, и все таинственное лишь добавляло ей значительности.
Эйла взяла чашку и встала на колени рядом с кроватью. Вновь попробовала снадобье мизинцем и улыбнулась Рошарио.
— Пусть Великая Мать Всего Сущего хранит тебя, Рошарио. — Эйла, приподняв голову женщины, поднесла чашку к губам больной.
Это было горькое, странно пахнущее зелье, Рошарио скорчила гримасу, но Эйла подбодрила ее и заставила выпить до конца, затем уложила больную, дожидаясь, когда выпитое окажет свое воздействие.
— Сообщи, когда начнет клонить в сон, — сказала Эйла, хотя уже видела, как сузились зрачки больной и участилось дыхание.
Конечно, Эйла не могла сознавать, что лекарство уже подействовало на парасимпатическую нервную систему и парализовало нервные окончания, но она четко могла определить, действует ли оно и насколько эффективно. Когда Эйла увидела, что глаза Рошарио слипаются, она ощупала грудь и живот больной, проверяя расслабление мышц, прислушалась к дыханию женщины. Убедившись, что та спокойно спит и ей ничто не угрожает, Эйла встала.
— Доландо, тебе лучше уйти. Джондалар же останется и поможет мне, — проговорила она спокойным твердым голосом. Ее уверенность внушала уважение. Вождь хотел было возразить, но вспомнил, что покойный Шамуд, да и другие колдуны никогда не позволяли близким находиться рядом, иначе отказывались помогать. Бросив долгий взгляд на спящую, Доландо вышел.
Джондалар видел и раньше, как Эйла действует в подобных ситуациях. Она, казалось, отрешилась от себя и полностью сконцентрировалась на больной женщине, автоматически отдавая приказания другим, что надо было делать. Ей и в голову не приходило сомневаться в своем праве распоряжаться.
— Хоть она и спит, видеть, как ломают руку, нелегко. Особенно тем, кто привязан к больному.
Джондалар кивнул и подумал, что, наверное, поэтому знахарь отослал его прочь, когда врачевал истекавшего кровью Тонолана. У того была страшная рана, при виде которой Джондалар почувствовал, как подступает тошнота. Ему тогда было тяжело покидать брата, но, вероятно, еще тяжелее было бы смотреть на действия знахаря. И сейчас он не знал, стоит ли ему остаться и помочь Эйле, но, кроме него, было некому. Он глубоко вздохнул:
— Что мне нужно делать?
Эйла осмотрела руку Рошарио, определив, где именно необходимо выпрямлять кости, проверила реакцию больной. Та что-то бормотала, пыталась повернуть голову, но, похоже, то был разговор во сне, а никак не реакция на боль. Эйла прощупала расслабленные мышцы, стараясь определить положение кости. Удовлетворенная осмотром, она подозвала Джондалара, отметив, что Волк напряженно следит за ее действиями.
— Ты держи ее руку у локтя, а я попытаюсь сломать руку там, где она неправильно срослась. Потом я постараюсь развести части кости и соединить их правильно. Мышцы настолько расслаблены, что это будет нетрудно. Держи как можно крепче. Возможно, тебе придется оттянуть локоть.
— Понятно. — По крайней мере ему так казалось.
— Встань поудобнее, распрями ее руку и держи локоть пониже. Скажи, когда будешь готов.
— Я готов.
Взявшись обеими руками за предплечье Рошарио, Эйла нащупала перелом. Если кости хорошо срослись, то просто так ей их не сломать. Надо будет применять другие средства. Встав над лежанкой и глубоко вздохнув, она сделала резкое и сильное движение руками.
Эйла почувствовала, что рука сломалась, а Джондалар даже услышал похрустывание. Рошарио дернулась, но затем снова успокоилась. Эйла ощупала новый перелом. Кости не успели еще как следует срастись. Возможно, из-за неверного положения. Перелом был хорошим, без осколков. Эйла облегченно вздохнула и вытерла пот со лба.
Джондалар удивленно смотрел на нее. Хотя кости и не окрепли как следует, нужно было немалое усилие, чтобы сломать их. Еще в Долине он заметил, что Эйла обладает исключительной физической силой, он понял, что только так можно было выжить одной, но до сих пор он не знал, насколько она сильна.
Эйла стала сильной не только потому, что жила в Долине одна. Она была еще маленькой, когда ее удочерила Иза. Повседневные дела требовали значительных усилий. Выполнение самых обычных для женщины Клана обязанностей сделало ее необычно сильной по сравнению с женщинами других народов.
— Пока все идет хорошо, Джондалар. Сейчас ты должен держать ее руку возле плеча, чтобы она не двигалась. Но если почувствуешь движение, сразу скажи. — Эйла понимала, что кость срасталась медленно из-за неправильного соединения, но мышцы окрепли лучше. — Когда я выпрямлю руку, могут порваться некоторые мышцы, — так было и в тот раз. Жилы растянутся. Это тяжело, и ей будет больно, но это нужно сделать. Ты готов?
— Откуда ты все знаешь?
— Иза научила.
— Мне известно, что она тебя учила, но откуда ты знаешь, как нужно ломать кость, когда она срастается?
— Однажды Бран отправился на охоту довольно далеко от пещеры. Охотники отсутствовали долго. Один из них сломал руку, но отказался возвращаться. Он закрепил ее у пояса и охотился, используя другую руку. Когда он вернулся, Иза занялась переломом.
— Но как же он охотился со сломанной рукой? Разве ему не было больно?
— Конечно, было, но это никак не сказывалось на его поведении. Мужчины Клана скорее умрут, чем покажут, что им больно. Они так воспитаны. Ты уже готов?
Ему хотелось задать еще несколько вопросов, но сейчас было не до этого.
— Готов.
Эйла крепко ухватилась за руку Рошарио повыше локтя, а Джондалар держал ее у плеча. Медленно, но с силой Эйла потянула руку, слегка закручивая ее, чтобы избежать трения обломков кости и обрыва связок. Нужно было найти точку, в которой кости заняли бы нормальное положение.
Джондалар не знал, какие усилия прикладывала Эйла, но сам он едва удерживал руку Рошарио. Эйла вспотела от напряжения, и пот струйками стекал по лицу, но остановиться было невозможно. Кость можно было спрямить лишь точным и мягким непрерывным движением. Немного оттянув руку, она наконец нашла нужную точку и почувствовала, как кости встали на место. Она осторожно опустила руку на кровать.
Взглянув, Джондалар увидел, что она вся дрожит, ее глаза закрыты, дыхание тяжелое. Сейчас она пыталась взять под контроль свои собственные мышцы.
— Похоже, ты сделала это.
Она несколько раз глубоко вздохнула и, посмотрев на него, улыбнулась широко и победно.
— Да, сделала. Сейчас надо наложить палочки. — Она пощупала прямую, свободно лежащую руку. — Она заживет, — продолжала Эйла, — если я все сделала правильно, то женщина будет владеть ею. Но сейчас рука посинеет и распухнет.
Эйла окунула полоски кожи в горячую воду, смазала их нардом и настоем тысячелистника, легко обвязала руку и велела принести палочки для шины.
Выйдя из помещения, Джондалар увидел толпу людей. Кроме Доландо, там собрались чуть ли не все Шамудои и Рамудои.
— Доландо, Эйле нужны палочки.
— Как дела? — подавая гладкие деревяшки, спросил Доландо.
Джондалар хотел, чтобы Эйла сама сказала об этом, но, не утерпев, радостно улыбнулся. Доландо закрыл глаза, глубоко вздохнул и расслабился.
Наложив палочки, Эйла закрепила их лентами из кожи. Рука могла опухнуть, поэтому повязку надо будет менять. Шина должна была уберечь кости от смещения, когда Рошарио будет двигать рукой. Позднее, когда опухоль спадет, к месту перелома следовало привязывать березовые прутья, смоченные в воде.
Эйла проверила пульс, вслушиваясь в дыхание женщины. Приподняв веки, посмотрела в зрачки и затем подошла к двери.
— Доландо, ты можешь войти.
— С ней все хорошо?
— Убедись сам.
Доландо, усевшись рядом со спящей женщиной, проверил, дышит ли она, затем посмотрел на ее руку. Под повязкой она выглядела прямой, как прежде.
— На вид неплохо. Она будет ею владеть?
— Я сделала все, что возможно. С помощью духов и Великой Матери она сможет пользоваться ею. Конечно, рука не будет действовать как прежде. Но будет рабочей. А сейчас она должна спать.
— Я хочу остаться. Я останусь с ней, — сказал Доландо, пытаясь воздействовать на Эйлу своим авторитетом, хотя он понимал, что, если бы она захотела, ему пришлось бы уйти.
— Думаю, что ты имеешь право. Дело сделано, теперь мне хотелось бы…
— Проси! Я сделаю все, что ты пожелаешь, — откликнулся живо он. Все же ему было интересно, что она попросит.
— Я хочу вымыться. Ваш пруд годится для этого? Доландо на мгновение растерялся, такого он не ожидал. Но тут он заметил, что лицо Эйлы перепачкано черной смородиной, руки в царапинах от колючих яблок, одежда испачкана, а волосы слиплись. Скупо улыбнувшись, он сказал с досадой:
— Рошарио никогда не простила бы меня за плохое гостеприимство. Ты, должно быть, устала после долгого пути. Сейчас позову Толи, и тебе дадут все, что нужно.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |