— Ты не всегда был уверен в этом. Помню, как ты боялся, что они не захотят меня, потому что я выросла в Клане, а также из-за Дарка.
Джондалар покраснел от смущения.
— Они могли назвать моего сына мерзким выродком, полуживотным. Ты как-то сказал, что, узнав, что я родила его, они еще хуже будут думать обо мне.
— Эйла, прежде чем мы оставили Летний Сход, ты взяла с меня обещание говорить тебе правду и ничего не утаивать. Вначале я беспокоился по этому поводу. Я хотел, чтобы ты поехала со мной, но я не хотел, чтобы ты рассказывала моим соплеменникам о себе. Я хотел, чтобы ты утаила свое детство, чтобы солгала, хотя я ненавижу ложь. Я боялся, что они оттолкнут тебя. Я знаю, что это такое, и я не хотел, чтобы тебе причинили боль. Но я боялся, что они и меня не примут из-за того, что я привел тебя, а я не хотел бы пройти через это еще раз. Однако мысль о расставании с тобой была непереносима. Я не знал, что делать. Я чуть не потерял тебя. Сейчас я знаю, что нет для меня ничего более важного, чем ты, Эйла. Я хочу, чтобы ты оставалась сама собой, потому что именно за это я люблю тебя. Я верю, что большинство Зеландонии обрадуются тебе. Я уже видел такое. Кое-чему полезному я научился у народа Мамутои и в Львином стойбище. Не все люди думают одинаково. Мнения меняются. Те, от которых всего меньше ожидаешь этого, оказываются на твоей стороне, и эти люди отнесутся с любовью к ребенку, которого другие назвали бы ублюдком.
— Мне не понравилось, как отнеслись на Летнем Сходе к Ридагу, — сказала Эйла. — Некоторые даже отказывались устроить ему настоящие похороны.
Джондалар почувствовал гнев в голосе Эйлы, она была взволнована до слез.
— Мне это тоже не понравилось. Некоторых людей не изменить. Они не хотят открывать глаза и видеть суть происходящего. Не могу обещать, что Зеландонии примут тебя, Эйла, но если не примут, мы найдем другие места. Да, я хочу вернуться к своему народу, хочу увидеть свою семью, друзей, рассказать матери о Тонолане и попросить Зеландони позаботиться о его душе, если она еще не нашла путь в другой мир. Надеюсь, что все устроится. Если же нет, то для меня это более не важно. Вот что я понял. Вот почему я мог бы остаться, если бы ты захотела.
Он положил руки на плечи Эйлы и прямо посмотрел в ее глаза, желая увериться, что она поняла его.
— Если твой народ не примет нас, куда мы пойдем? Он улыбнулся:
— Если будет нужно — найдем другое место, но не думаю, что это понадобится. Зеландонии не очень отличаются от Мамутои. Они полюбят тебя, как полюбил я. Я даже не волнуюсь больше по этому поводу. Как-то даже непонятно, почему я вообще думал об этом.
Эйла улыбнулась, обрадовавшись его уверенности, что его народ примет ее. Ей хотелось тоже быть уверенной в этом. Может быть, Джондалар забыл или так и не понял, как больно ей было видеть его реакцию на ее рассказ о своем сыне и о своем прошлом. Он отпрыгнул в сторону и с таким отвращением посмотрел на нее, что ей никогда не забыть этого. Словно она была грязной отвратительной гиеной.
Когда они возобновили движение, Эйла задумалась о том, что ее ждет в конце Путешествия. Да, люди меняются. Джондалар сильно изменился. Она знала, что в нем не осталось ни малейшего следа отвращения к ней. Но если его реакция была столь мгновенной и столь сильной, значит, его народ привил это ему с детства. Почему же они должны реагировать иначе, чем он? Она очень хотела быть с ним, но не испытывала особой радости от предстоящей встречи с Зеландонии.
Глава 4
Они продолжали свой путь, держась поблизости от реки. Джондалар почти уверился, что река поворачивает на восток, но его беспокоило, что это был лишь изгиб большой излучины. Если на этом участке действительно менялось направление реки, то именно здесь следовало оставить русло и, забыв о безопасном, четко обозначенном пути, двигаться прямо на юг через всю страну, поэтому Джондалар хотел убедиться, что они достигли нужной точки. Им встречалось немало мест, пригодных для стоянки, но Джондалар, то и дело сверяясь с картой, искал то, которое указал Талут. Его можно было найти по особым приметам. Стоянка эта посещалась регулярно и судя по всему, была где-то рядом, но карта указывала лишь основные направления и приметы. План был наскоро нацарапан на куске бивня в дополнение к устному рассказу и только в общих чертах намечал их путь.
Берег становился все круче, и, когда они забрались на самый верх, им открылся широкий обзор. Там, внизу, у излучины, образовалась заводь. Река, прежде описывавшая петлю, прорыла другое русло. Петля превратилась в озеро, а поскольку вода больше не поступала, оно начало высыхать, зарастая камышом, болотной травой и клюквой. Со временем эта болотистая низина могла превратиться в богатые заливные луга.
Джондалар увидел, как из леска возле заводи показался лось, явно направлявшийся к воде. Охотник потянулся к копью, но расстояние было слишком велико, даже если бы он воспользовался копьеметалкой, да и трудно было бы вытащить убитое животное из трясины. Эйла смотрела на носатого, внешне неуклюжего лося с огромными ветвистыми рогами. Он неторопливо продвигался по болоту, высоко поднимая ноги с широкими копытами, пока вода не достигла крупа. Затем он опустил голову в воду, стараясь захватить зубами побольше камыша. Птицы, гнездившиеся на самой трясине, не обращали на него никакого внимания. Участки за болотом, прорезанные оврагами, представляли собой благодатную почву для гусиных лапок, крапивы и разнотравья с маленькими белыми цветами. Эйла отвязала пращу и приготовила на всякий случай круглых камней.
В дальнем конце Долины, где она жила прежде, было место, похожее на это, Эйла часто охотилась там на необыкновенно больших степных белок. Пересеченная местность рядом с полями, покрытыми травой, была их излюбленным местом обитания. Семена травы, запасаемые в кладовках на период спячки, помогали белкам произвести весной потомство и выкормить его как раз к тому времени, когда появлялись новые растения. Богатые протеином, они были существенным подспорьем до наступления новой зимы. Сейчас путникам вполне бы хватило одной-двух штук. Но белки так и не показались, а Волк не умел или просто не хотел найти их.
По мере продвижения на юг гранитная платформа под обширной равниной далеко на востоке переходила в округлые холмы. Когда-то давно земля, по которой они сейчас ехали, была покрыта горами, ныне стертыми ледником. Остатки их представляли собой мощный щит, выдержавший неимоверное давление, которое, в свою очередь, привело к образованию новых гор на менее устойчивых участках почвы. Новые горы формировались на древнем массиве, но остатки древних горных хребтов все еще возвышались на осевшей земной коре.
В те времена, когда мамонты бродили по степям, травяной покров отличался удивительным разнообразием и богатством, неожиданностью сочетаний различных растений. Тогда растения не столь зависели от температуры и климата и потому не распределялись по так называемым зонам. Степь покрывала необыкновенная мозаика из самых разнообразных растений, трав, цветов и кустарников. В хорошо увлажненной долине, на луговом плоскогорье, на вершине холма или в овраге — везде существовала своя жизнь, объединяющая совсем не родственные виды. На склоне холма, обращенном к югу, могли расти теплолюбивые растения, заметно отличающиеся от тех, что росли на северном склоне того же холма.
Местность, по которой ехали Эйла и Джондалар, была скудной, там росла лишь хилая короткая трава. Из-за выветривания почвы источники воды в горах иссякли, лишив растительность влаги. В образовавшихся песчаных дюнах жили лишь мыши-полевки. Не впадая в зимнюю спячку, они прорывали туннели и норы в снежных сугробах и питались запасенным сеном. Волк носился за мелкими грызунами, но Эйла даже не притронулась к праще. Мыши не могли насытить людей.
Арктические растения, которые хорошо себя чувствовали на более влажной северной почве топей и трясин, бурно развивались весной, когда таяли снега. Рядом, на холмах, росли альпийские кустарники. Ползучая лапчатка с ее маленькими золотистыми цветами находила защиту от ветра в тех же складках почвы, где прятались и полевки, а на открытых ветру пространствах виднелись пурпурные и розовые цветки моха лихниса. Кроме того, на холмах встречались горные гравилаты.
Их низкие вечнозеленые ветви с маленькими листочками и редкими желтыми цветками за многие годы образовали плотный зеленый ковер.
Эйла почувствовала аромат раскрывающихся бутонов розовой мухоловки. Подумав, что уже, должно быть, вечереет, она посмотрела на заходящее солнце, чтобы проверить себя. Липкие цветы распускались к ночи, давая приют мошкам и мухам в обмен на распространение пыльцы. Они не представляли интереса в качестве пищи или лекарства, но их приятный запах нравился Эйле, и ей хотелось сорвать несколько растений. Однако было уже слишком поздно, и она не могла останавливаться. До наступления темноты им еще предстояло разбить лагерь и приготовить пищу.
Она обратила внимание на голубовато-багряные цветы прострела, красиво вздымавшиеся над широкими, покрытыми ворсом листьями. В сушеном виде эти растения применялись от головной боли и женских недомоганий, однако сейчас она просто любовалась ими. Затем она увидела альпийские астры с их удлиненными желтыми и фиолетовыми лепестками на фоне шелковистых листьев. Она окончательно решила было набрать букет цветов, чтобы просто любоваться ими. Но куда же их пристроить? Впрочем, они все равно завянут, подумала она.
Джондалар же размышлял о том, миновали ли они отмеченную на карте стоянку или же, напротив, еще не добрались до нее. Без особой радости он пришел к заключению, что вскоре будет необходимо остановиться на ночлег, а поиски перенести на завтра. Если к тому же они займутся охотой, то, возможно, потеряют целый день, что никак не входило в его планы. Его все еще беспокоило, верным ли было его решение двигаться на юг и какие опасности могут подстерегать их на этом пути. Задумавшись, он не обратил особого внимания на холм справа, но все же заметил там стаю гиен.
Хотя гиены часто питались падалью и, голодные, набрасывались на почти разложившиеся туши, тем не менее мощные челюсти делали их хорошими охотниками. Вот и сейчас они загнали молоденького бизона, хотя и рослого, но еще не вполне заматеревшего. Его неопытность привела к печальному концу. Поодаль стояли его собратья; один из бизонов, с Жалобным мычанием втягивая запах свежей крови, наблюдал за гиенами.
Если среди мамонтов и степных лошадей особо крупные особи встречались нечасто, то эти бизоны казались просто гигантами. Тот, что мычал, был около семи футов в холке, с мощной грудью и плечами, хотя круп был тонковатым. Его маленькие копыта были приспособлены для быстрого бега по сухой твердой земле, поэтому он избегал болотистых мест. Большую голову украшали длинные черные витые рога, размахом около шести футов. Его темно-коричневая шкура была особенно густой на груди и плечах. Обычно бизоны разворачивались навстречу холодному ветру: передняя часть тела у них была защищена лучше, поскольку ворс там достигал тридцати дюймов в длину, но и короткий хвост животных тоже был покрыт шерстью. Жесткие стебли травы, которую поедали мамонты и лошади, никак не годились в пищу бизонам и другим жвачным животным. Они предпочитали есть листья и кору деревьев, а также невысокую богатую белками траву, растущую в более сухих районах. В эту местность бизоны наведывались только весной, когда появлялась свежая поросль. Как раз в это время у них происходил усиленный рост костей и рогов. Долгая зеленая и влажная весна на равнинах близ ледников позволяла бизонам и некоторым другим животным вырастать до гигантских размеров.
Оторвавшись от мучительных раздумий, Джондалар вдруг осознал, какие перспективы сулит то, что произошло на холме. Он потянулся за копьем и копьеметалкой, чтобы добыть одного из бизонов по примеру гиен. Эйла тоже оценила обстановку, но решила действовать иначе.
— Э-э-эй! Убирайтесь прочь! Прочь, грязные гиены! Убирайтесь! — закричала она и пустила Уинни в галоп, одновременно закладывая камни в пращу. Волк последовал за ней, по всей видимости довольный, что его рычание и погавкивание помогают отогнать гиен прочь.
Несколько воплей свидетельствовали о том, что камни, выпущенные Эйлой, достигли цели. Обычно она убивала гиен наповал, но сейчас явно не стремилась к этому.
— Эйла, что происходит? — подскакав к ней, спросил Джондалар.
— Отгоняю грязных вонючих гиен, — ответила она, возвращаясь к убитому бизону.
— Но почему?
— Потому что им придется поделиться с нами своей добычей.
— А я было прицелился в одного тут неподалеку.
— Но ведь нам не нужна целая туша, если мы не собираемся сушить мясо. А у этого молодого бизона мясо сочное и нежное. Стоящие рядом бизоны стары, — сказала она, слезая с лошади и отгоняя Волка от убитого животного.
Джондалар внимательно посмотрел на гигантских быков, медленно удалявшихся прочь, а затем взглянул на молодого бизона, лежащего на земле.
— Ты права. Это совсем молодой бычок, видимо, недавно переставший сосать мать и присоединившийся к взрослым самцам. Совсем еще неопытный.
— Его только что убили, — сказала Эйла, оглядев тушу. — Они перерезали ему горло и вырвали кусок мяса из бедра. Мы возьмем столько, сколько нам нужно, остальное оставим им. Им не придется убивать еще кого-то. Кстати, я заметила следы стоянки у реки. Возможно, это то, что мы ищем. Если это то самое место, то тогда я смогу сегодня приготовить что-нибудь вкусное из этого мяса и из растений, которые мы собрали.
Она уже разрезала шкуру, а Джондалар все пытался осмыслить услышанное. Все произошло так внезапно, что все его думы о потерянном дне, об охоте, о поиске знака-указателя вмиг рассеялись.
— Эйла, ты великолепна! — улыбаясь, заявил он и спешился. Он вытащил каменный нож с костяной рукояткой из мешка, привязанного к поясному ремню, и присоединился к Эйле. — Вот за что я люблю тебя: ты всегда полна неожиданностей, на поверку это оборачивается хорошими идеями. — Джондалар принялся помогать Эйле отделять нужные куски мяса. — Давай вырежем и язык. Жаль, что они сожрали печень. Но в конце концов, это их добыча.
— Меня как-то не волнует, что это их добыча, — ответила Эйла. — Важно, что это свежее мясо. Они слишком много отняли у меня. И я не прочь отобрать кое-что у мерзких животных. Я ненавижу гиен.
— Это уж факт! Я никогда не слышал, чтобы ты так отзывалась о других животных, даже о таких, как росомахи, а ведь и они иногда питаются падалью и более порочны, чем гиены, да и пахнут хуже.
Гиены опять вернулись и рыча выражали неудовольствие, что у них отняли ужин. Эйла кинула в них несколько камней. Одна из гиен взвизгнула, а другие разразились низким лающим смехом, что вызвало у Эйлы озноб. Но когда звери осмелились вновь подойти к туше, Эйла и Джондалар уже запаслись достаточным количеством мяса.
Они двинулись прочь, намереваясь, по предложению Эйлы, спуститься вдоль оврага к реке, и предоставили гиенам терзать остатки туши.
Следы, виденные Эйлой, не являлись собственно стоянкой. Это была просто пирамида из камней, указывающая путь. Внутри пирамиды были спрятаны неприкосновенный запас сушеной пищи, несколько ножей, трут и камень, чтобы добывать огонь трением, несколько сухих прутьев и довольно большой кусок меховой шкуры на случай холодов. На вершине пирамиды между двух камней был закреплен обломок мамонтового бивня, направленный на валун, видневшийся посреди реки. На его поверхности был дважды изображен красный V-образный знак, указывающий направление вниз по течению реки.
Аккуратно сложив все обратно, они двинулись вдоль реки, пока не увидели вторую пирамиду с бивнем, направленным в сторону поляны, окруженной березами, ольхой и соснами. Оттуда была видна третья пирамида. Рядом с ней они обнаружили родник с чистой ключевой водой. В пирамиде также были разные припасы и большая шкура, годная для палатки. За пирамидой, возле камней, уложенных вокруг небольшой ямы с древесным пеплом, лежала куча хвороста.
— Полезно знать о таком месте, — сказал Джондалар. — Рад, что не нужно расходовать эти припасы, но если бы пришлось здесь жить, то я был бы очень доволен, что здесь есть все.
— Да, все хорошо продумано, — сказала Эйла, восхищаясь теми, кто оборудовал эту стоянку.
Они быстро развьючили лошадей и пустили их пастись. Улыбаясь, они наблюдали, как Удалец сразу же опрокинулся на спину и стал кататься по траве, как будто испытывал сильный зуд.
— Мне жарко и тоже хочется почесаться, — сказала Эйла, развязывая ремешки на обуви. Она ослабила пояс, на котором висели ножны и мешочки, сняла бусы из слоновой кости, скинула одежду, а затем пошла к воде. — Ты идешь?
— Мне еще надо набрать дров для костра, — ответил Джондалар. — Я искупаюсь попозже, чтобы смыть грязь и пыль.
Вскоре Эйла вернулась, накинула на себя одежду, которую она обычно носила по вечерам, опоясалась ремнем и надела ожерелье. Джондалар распаковывал вещи, она присоединилась к нему, когда он начал устанавливать палатку. Они приучились работать вместе споро, обходясь без лишних слов. Вдвоем они установили шесты и натянули на них кусок кожи, сшитой из нескольких шкур. Палатка конусом сужалась кверху, где находилось отверстие для дыма, так что внутри можно было разжечь огонь, хотя они редко делали это. В случае непогоды отверстие закрывалось изнутри специально прикрепленным куском кожи. Внизу шкура растягивалась с помощью веревок, привязанных к вколоченным в землю колышкам. Во время сильного ветра низ палатки удерживался специальными бревнами, прижимающими края кожи, а вход плотно завешивался шкурой. Кроме того, про запас у них имелось полотнище кожи, которое еще не приходилось использовать, и при случае можно было соорудить двойной шатер.
Они расстелили спальные меха по всей длине овала, расставили пожитки. В плохую погоду Волк устраивался у них в ногах. Поначалу они спали порознь, но вскоре, соединив меха, стали спать вместе. Как только палатка была поставлена, Джондалар отправился за дровами, чтобы пополнить запас, а Эйла начала готовить ужин.
Хотя она умела добывать огонь с помощью трения, используя те инструменты, которые были в пирамиде, у нее были и свои орудия для этого. Живя одиноко в Долине, она сделала открытие. Случайно в куче камней на берегу она подобрала кусок железистого пирита и использовала его в качестве отбойника, делая орудия из камня. И быстро сообразила, что, ударяя пирит о камень, можно выбить искру, которая, кстати, как-то обожгла ей ногу.
Поначалу требовалось немало усилий, чтобы разжечь огонь, но затем она научилась делать это гораздо быстрее, чем с помощью трения. Когда Джондалар впервые увидел это, он не поверил своим глазам. Именно благодаря умению добывать огонь Эйлу приняли в Львином стойбище, когда ее решили удочерить. Они думали, что она это делает с помощью волшебства.
Эйла тоже верила, что здесь не обходится без волшебства, но оно заключалось не в ней, а в огненном камне. Перед тем как покинуть Долину, они с Джондаларом набрали как можно больше этих серовато-желтых камней, не надеясь найти их в других местах. Несколько штук они отдали в Львином стойбище и на стоянке у Мамутои, но осталось еще много. Джондалар хотел поделиться камнями со своим народом. Умение быстро разжечь огонь было чрезвычайно полезным по многим причинам.
Внутри окруженного камнями кострища молодая женщина положила сухую кору и пух сорняков и добавила к этому прутики и ветки для растопки. Рядом была еще куча сухостоя из леска. Затем она взяла пирит, направила под углом, который по опыту считала наилучшим, и ударила о камень. Большая, яркая, долго не гаснущая искра вылетела из камня и упала на маленькую кучку, та задымилась. Прикрывая дым ладошкой, Эйла стала осторожно дуть. Маленький уголек стал краснеть, и затем появились слабые золотистые язычки огня. Она стала дуть сильнее — и разгорелось небольшое пламя. Тут же она подложила ветки, а когда костер разгорелся, добавила и толстых сучьев.
К возвращению Джондалара в огне нагревались круглые камни, найденные Эйлой на берегу, а над самим костром, на вертеле, жарился сочный кусок бизоньего мяса. Вымыв руки, Эйла резала корешки разных растений и белые крахмалистые клубни с коричневой кожурой, чтобы положить их в особого плетения корзинку, наполовину наполненную водой, где уже лежал жирный язык. Кроме того, была приготовлена маленькая кучка моркови. Высокий мужчина опустил на землю принесенные дрова.
— Неплохо пахнет, — сказал он. — Что ты готовишь?
— Жарю бизонье мясо, чтобы есть его в пути. А на вечер и утро готовлю суп с языком, овощами и остатками припасов из Ковыльного стойбища.
Палкой она выкатила из костра разогретый камень и смела с него пепел веткой. Затем, используя две палки, словно щипцы, подняла камень и опустила его в сосуд с водой и языком. Вода зашипела, забурлила — камень отдавал свое тепло воде. Эйла быстро кинула в посудину еще несколько камней, добавила туда нарезанную зелень и закрыла крышкой.
— А что ты кладешь в суп?
Эйла улыбнулась. Его всегда интересовали малейшие кулинарные мелочи, даже те травы, которые она использовала для заварки чая. Это была еще одна черточка его характера, которая удивляла ее, потому что ни один мужчина в Клане, даже самый любопытный, никогда не проявлял интереса к тому, что было заложено в женской памяти и опыте.
— Кроме этих корней, я добавлю зеленые побеги медвежьих ушек, зеленый лук, кусочки очищенного чертополоха, горошек из стручков вики, несколько листочков шалфея и чабреца для запаха. Может быть, еще мать-и-мачехи — у них солоноватый вкус. Если мы достигнем моря Беран, возможно, мы найдем там настоящую соль. Когда я жила в Клане, мы пользовались ею постоянно, — припомнила вдруг Эйла. — А для жаркого надо натереть хрена, что я отыскала нынче утром. Этому я научилась на Летнем Сходе. Это очень остро, но его нужно чуть-чуть, он придает мясу своеобразный вкус. Тебе понравится…
— А эти листья для чего? — Он указал на собранный Эйлой букет. Ему всегда хотелось знать, что и как она использует при приготовлении пищи. Ему нравилось приготовленное ею, но еда эта была какой-то необычной, она обладала весьма специфическим вкусом и запахом и совсем не походила на то, что он привык есть с детства.
— Это листья гусиных лапок, в них я заверну жареное мясо, — ответила она. — Когда оно остынет, то будет очень приятным на вкус. — Эйла задумчиво посмотрела на растения. — Возможно, чуть-чуть посыплю мясо пеплом из костра. Это тоже слегка заменяет соль. И надо бы добавить немного жареного мяса в суп… Для цвета и вкуса. Из языка и жаркого получится прекрасный бульон, а завтра утром я приготовлю что-нибудь из собранного зерна. Остатки языка заверну в сухие листья и положу в сумку, где уже лежит сырое мясо для нас и кусок — для Волка. Там еще осталось место. Ночью холодно, так что некоторое время оно не испортится.
— Звучит соблазнительно. Жду не дождусь, когда все будет готово. Кстати, у тебя есть лишняя корзина?
— Есть, а зачем тебе?
— Скажу, когда вернусь. — Он таинственно улыбнулся. Эйла добавила в сосуд горячие камни. Пока готовилась еда, она рассортировала собранные растения, выбрав те, которые отпугивали бы Волка, остальные же отложила в сторону — для себя. Затем размяла хрен и добавила туда чуть бульона и другие растения с резким жгучим запахом, добиваясь отталкивающего сочетания.
«Хотя хрен и так пахнет достаточно резко, но не мешало бы добавить к нему и артемизию с ее камфарным запахом, — подумала она и взялась за растение, отложенное в сторону. — Рада, что я нашла его. Трав для утреннего чая не хватит на весь путь. Надо бы поискать еще, чтобы не забеременеть, так долго пребывая с Джондаларом наедине». Мысль об этом заставила ее улыбнуться.
«Я-то уж знаю, как появляются дети, что бы там люди ни болтали о духах. Вот почему мужчины вкладывают свой орган в то место, откуда появляются дети. И почему женщинам хочется этого. И Великая Мать дала людям Дар Наслаждения. Дар жизни тоже от нее, и Она хочет, чтобы Ее дети радовались, создавая новую жизнь, тем более что родить ребенка вовсе не легко. Женщины, возможно, перестали бы рожать, если бы не Дар Наслаждения. Дети прекрасны, но ты не знаешь об этом, пока не родишь». Эйла самостоятельно разрабатывала свои идеи по поводу жизни в ту зиму, когда она общалась с Мамутои, старым шаманом из Львиного стойбища, хотя мысли об истинной природе деторождения появлялись у нее и до этого.
«Но Бруд не доставил мне наслаждения, — вспомнила она. — Я ненавидела его, когда он насиловал меня. Но зато я знаю, как появился Дарк. Никто и не думал, что у меня могут быть дети. Думали, что мой тотем Пещерный Лев слишком могуч, чтобы мужской тотем мог одержать верх, и все удивлялись этому. Но Бруд взял меня силой, и я почувствовала, как внутри меня растет ребенок, и Бруд был одной из причин. Мой тотем знал, как я желала собственного ребенка, и, возможно, Великая Мать тоже желала этого. Наверное, это был единственный путь. Мамут говорил, что Наслаждение — Дар Матери и потому оно так сильно. Очень трудно устоять перед ним. И мужчинам даже труднее, чем женщинам.
Так произошло с рыжей самкой мамонта. Все самцы хотели ее, но она не хотела их. Она ждала своего огромного самца. Может быть, поэтому Бруд не мог оставить Меня в покое, хотя и ненавидел, но Дар Наслаждения был сильнее ненависти. Возможно, он поступил так не только ради Наслаждения. Он мог достичь его и сам по себе, и с любой из женщин, если бы захотел. Но, думаю, он знал, как я его ненавижу, и это лишь усиливало его Наслаждение. Бруд зачал моего ребенка, а возможно, мой тотем просто сдался, зная, как я желаю ребенка. Но Бруд мог дать мне только свой орган. Он не дал мне Дара Наслаждения. И только Джондалар сделал это.
Но Дар Матери был больше, чем просто Наслаждение. Если Она хотела дать Своим детям Дар Наслаждения, то почему вложила его в то место, откуда появляются дети? Места Наслаждений могли быть где угодно. Мои — не там, где у Джондалара. К нему Наслаждение приходит тогда, когда он внутри меня, а ко мне по-разному. Когда он дает мне Наслаждение, Наслаждением полна каждая частица моего тела — и внутри, и снаружи. Когда мне хочется, чтобы он вошел в меня, я не думаю, что место Наслаждения внутри. Когда я возбуждена, Джондалар должен быть нежным, или будет очень больно. Если бы место Наслаждения у женщины было только внутри, то рождение детей было бы еще более тяжким, чем на самом деле. Но как Джондалар узнает, что надо делать? Он знал, как я могу почувствовать Наслаждение, раньше, чем я поняла, что это такое. Наверное, большой мамонт тоже знал, как доставить Наслаждение той красивой рыжей самке. Ведь она издала тот глухой вопль, потому что почувствовала Наслаждение. Потому были счастливы все в ее семействе…»
Размышляя обо всем этом, Эйла ощущала растущее возбуждение и приятное тепло во всем теле. Она поглядывала в сторону леса, куда ушел Джондалар, желая, чтобы он поскорее вернулся.
«Но ведь ребенок не всегда зарождается вместе с Наслаждением. Может быть, духи тоже необходимы? Может быть, это духи тотема мужского Клана или суть духа мужчины, которую Мать берет у него и отдает женщине. В любом случае все начинается, когда мужчина вводит свой орган внутрь женщины и оставляет там свою суть. И духи здесь ни при чем. Великая Мать, используя Дар Наслаждения, решает: какая мужская суть зародит новую жизнь и когда она зародится. Но если все решает Она, то почему травы Изы помогают против беременности? Возможно, они не позволяют мужской сути, мужскому духу смешиваться с женским? Иза не знала, как это действует, но ведь в большинстве случаев это помогало!
Мне бы так хотелось, чтобы, когда мы с Джондаларом делим Наслаждение, зародилась новая жизнь, ребенок, который был бы частью его. Его сути и его духа. Но он прав. Нужно подождать.
Как трудно было с Дарком. Если бы не Иза, что было бы? Хотелось бы быть среди людей, которые смогли бы прийти на помощь… Я буду пить настой Изы каждое утро и ничего не скажу об этом. Она была права: не стоит слишком много говорить о том, что дети зарождаются при помощи мужского члена. Когда я об этом сказала, Джондалар очень взволновался. Он решил сразу же прекратить Наслаждения. Но если нельзя заиметь ребенка, то зачем нужно отказываться от Наслаждения?
Как те мамонты. Именно это и делал тот большой мамонт, зачиная плод внутри темно-рыжей самки. Так прекрасно, что они разделили свое Наслаждение со всем стадом. И я рада, что осталась посмотреть. Мне было интересно, почему она бегала от других самцов? Просто они ее не интересовали. Она ждала этого светловатого, и, когда он пришел, она поняла, что это то, что нужно. Она даже бросилась навстречу ему. Я знаю, что она чувствовала».
Примчался Волк, сжимая в зубах старую подгнившую кость. Он гордо положил ее у ног Эйлы и выжидающе взглянул на женщину.
— Фу! Какой ужасный запах! Где ты нашел это, Волк? Должно быть, среди кучи мусора. Знаю, что ты любишь гнилье. Вот как раз подходящий момент, чтобы проверить, как тебе понравится резкое и жгучее.
Она подняла кость и, смазав ее смесью хрена с другими травами, бросила на середину площадки.
Молодое животное с готовностью понеслось за костью. Прежде чем схватить ее, Волк принюхался. По-прежнему пахло обожаемой им тухлятиной, но вот другой запах его насторожил. Наконец он все же схватил кость. И тут же отбросил, чихая, фыркая и тряся головой. Эйла громко расхохоталась. Волк снова понюхал кость, отскочил, чихнул и понесся к роднику.
— Не нравится, Волк? Очень хорошо. Тебе и не должно нравиться… — Она продолжала смеяться, видя, что даже вода из родника не помогла Волку. Он чихал и фыркал, затем стал тереть морду передними лапами, как бы пытаясь стряхнуть этот жуткий запах. Но ничто не помогало, и он, отфыркиваясь, побежал к рощице.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |