Алина Брамс Наедине с булимией. Обретая себя. 4 страница

Эта женщина понравилась мне с первого взгляда. Мы стали перекидываться короткими фразами, словно старые знакомые, и через десять минут наш диалог расцвел с небывалой для впервые встретившихся людей интенсивностью.

Мы говорили обо всем, постепенно подходя к проблеме, которая столкнула нас друг с другом в огромном виртуальном мире. Мария осторожно пробовала почву под моими ногами, и, в конце концов, начала расспрашивать про мое заболевание.

Я заметила, как Она, сидевшая до этого рядом, раскачивая ногой и наблюдая за прохожими сквозь окно, напряглась и подалась вперед. Я пыталась отвечать теми же стандартными фразами, которые использовала при переписке, все еще недоверчиво оглядывая эту молодую изящную женщину с головы до ног.

Мне показалось, что Мария говорила слишком громко, что все посетители кафе могли слышать, о чем мы говорили, и оборачивались, чтобы посмотреть на меня.

Я испуганно огляделась и притянула к себе чашку с горячим зеленым чаем.

– Боже мой, ну что ты дергаешься? – прошептала Она. – Какая разница, увидят тебя в компании со мной или нет? Эти люди зашли в твою жизнь ровно на время твоего пребывания за столиком в кафе. Больше ты их никогда не увидишь.

– Мне неприятно, что Мария так громко говорит о тебе. Я чувствую себя неловко, словно без одежды.

– Как ты мне надоела со своей скрытностью. Неужели ты не можешь быть смелой и открытой? Хватит скрывать мое существование! Хотя бы от нее. – Она ткнула пальцем в ничего не подозревающую Марию. – Она специально с тобой встретилась и, уж поверь мне, знает все твои хитрые ходы наперед. Не надо пытаться приуменьшить то, что с тобой происходит. Хватит кокетничать со своими проблемами!

– Перестань тыкать пальцем в моего психотерапевта. – Меня начали раздражать Ее неуемные жестикуляции.

– С каких это пор она стала «Твоим Психотерапевтом»?

– Ты что, ревнуешь?

– Нет!! Я не ревную! Но она никогда не будет знать о тебе больше, чем знаю я.

– Мила, Вы меня слушаете? – Мария разом прекратила творившееся в моей голове безумие. – Мне показалось, что Вы о чем-то задумались.

– Да, есть немного, - я смущенно улыбнулась, поправила волосы и подвинула стул ближе к столику. – Дело в том, что меня смущает, что окружающие люди могут услышать тему разговора, а мне бы не хотелось.

– А-а, Вы об этом волнуетесь! – Маша – как-то незаметно я стала называть ее уменьшительным вариантом имени – улыбнулась своей очаровывающей улыбкой и пожала плечами. – Не переживайте так. Им ничего не слышно, да и потом, в кафе никогда никого не интересуют разговоры за соседними столиками. Но, чтобы Вы не переживали, я буду говорить потише.

Маша была так обходительна и предупредительна, что я тут же растаяла. И Она тоже расслабилась и замолчала, позволив мне общаться со своим врачом один на один.

Из нашей беседы я узнала много интересного и нового о том, что больных булимией огромное количество, и особенно это заболевание распространено среди женщин, но случается и у мужчин; что львиная доля заболевших скрывает это не только от близких людей, но и от врачей, которые пытаются лечить только выявленные симптомы, полагая за ними совершенно другие заболевания.

Я узнала, что в сравнении с эффектом групповой терапии, самое бесполезное и вредное, что может быть, - это общаться с другими больными булимией без присутствия терапевта, просто так «за жизнь». Это стало для меня неожиданным и шокирующим открытием. Все дело в том, объяснила мне Маша, что общение с другими булимиками без присутствия третьей стороны – квалифицированного доктора – постепенно превращается в семинар по обмену опытом под названием «А как это делаешь ты?», тем самым еще больше усугубляя положение.

Она посоветовала мне прекратить всевозможную переписку с другими такими же девушками и посвятить высвободившееся время и энергию на знакомство с самой собой.

Маша покорила меня своим простым, свойским отношением к этому ужасному заболеванию. Не было никакого привычного для меня всеведущего докторского взгляда, нотаций о правильном образе жизни и нескрываемого превосходства. Напротив, я чувствовала себя центром Вселенной, героем сказки, который случайно попал в неприятности и просит доброго джинна о помощи. Аура доброты, понимания, душевности заполнили собой все пространство вокруг нас – вокруг проходили какие-то люди, проносились шумные звуки, смешанные запахи кофе, чая и сигарет – я ничего не замечала, полностью погруженная в разговор с этой женщиной.

Как странно – таить в себе секрет, скрывать страшную тайну, и вдруг увидеть, что он раскрыт, не произведя при этом никакого резонанса.

Последние несколько лет мне казалось, что я была не такая, как все, что моя болезнь – мой порок. Я была уверена, что при всех моих достоинствах, булимия будет проигрышем перед всем.

Жизнь внутренняя и внешняя были разделены тяжелым закулисным занавесом, не давая ни на секунду забыть, что есть что-то ненастоящее, нереальное в происходящем на сцене – моей будничной жизни, общении, деятельности. Подобное состояние причиняло нестерпимую боль: мне приходилось усилиями воли постоянно напоминать себе о том, что я тоже достойна чего-то, что я могу жить, как все, что у каждого есть свои недостатки и, возможно, тайны. Но Она давила на меня, опуская в дебри сознания, придавливая тяжелой смесью чувств вины, страха и сожаления.

Общение в форумах на тему болезни, переписка с такими же девушками, как я, не приносило облегчения. И дело было в том, что все мы были на одной ступени, в другом, параллельном от других – не больных булимией людей – мире, в который жаждали однажды вернуться.

Общение друг с другом лишь подтверждало факт неизлечимости, презрения к подобному существованию и необходимости свыкнуться и перестать бороться, но я хотела снова жить в мире красок, полноценной реальности, открытости и искренности с самой собой.

– Вы снова о чем-то задумались, – голос Марии вынырнул откуда-то из-под моих мыслей, щелкнув посреди пустого пространства безвременья. – Мы говорили о моих семинарах.

– Да-да, извините меня. Я слушала, просто немного отвлеклась.

– Да ничего, что Вы. Это в порядке вещей. – Она не выглядела ни рассерженной, ни утомленной. Я сконцентрировалась на нашей беседе, пытаясь не сорваться снова с орбиты разговора.

– Но мне кажется, Вы хотели мне что-то сказать? – Маша смотрела на меня так внимательно, словно прямо в сердце. В двух предложениях я рассказала ей свои последние мысли. – Вы знаете, действительно это первая проблема, с которой сталкиваются терапевты! Вы зрите прямо в корень! Все пациенты, имеющие проблемы с зависимостью, считают себя единичными случаями, а потому скрывают все до последнего момента.

– Видимо, подобные люди, - подхватила я, поспешно сглатывая чай, - считают себя чем-то уникальным, не имеющим аналогов. Они слишком увязли внутри себя, занимаясь интроспекцией и самоедством. Им кажется, что только они способны совершить нечто ужасное, то, о чем не говорят вслух. Всем остальным эти чувства и поступки чужды и непонятны. Такие люди боятся быть отвергнутыми, боятся увидеть ужас, презрение и отвращение в глазах близких и любимых людей – вот почему все это таится внутри, скрывается и осторожно несется сквозь жизнь под завесой тайны. – Я говорила и говорила, не останавливаясь, лишь прерываясь на глоток воздуха. Маша слушала меня, не отрывая от меня взгляда и сочувственно кивая. Впервые в жизни я говорила вслух о проблеме, мучившей меня долгие годы.

– И знаете – Вы правы. У каждого есть своя зависимость. Лишь по-настоящему зрелые, мудрые, полноценные, счастливые люди живут так, как им это нравится, не мучаясь ежедневным выбором поступков. И у меня, и у этих людей в кафе, и у Ваших друзей – у всех есть своя маленькая или большая тайна, о которой они вряд ли когда-то расскажут. Но это жизнь, природа всех людей одинакова. И с этим нужно считаться.

Меня удивило, что Она сидела молча почти час, не вставляя своих замечаний и лишь задумчиво качая головой и помахивая красной перчаткой. Она смотрела не на меня, а на психотерапевта, изучая движения ее губ, нос, глаза – и я могла определить по движениям Ее зрачков внутреннее одобрение всего происходящего.

«Ей это нравится», - подумала я. – «Ей нравится то, что я в течение столь долго времени говорю про Нее, а не некое абстрактное явление. Она купается в лучах нашего с Машей внимания и требует его еще больше и больше. Она так привыкла к моим убеждениям в Ее отсутствии, что мое собственное признание в Ее существовании ошеломили Ее. Может, теперь, наконец, Она уйдет?»

– И не надейся. – Она посмотрела ледяным взглядом мне в душу. От неожиданности у меня сжался желудок, и тысячи бабочек начали рваться наружу. – Я останусь с тобой, пока ты не вспомнишь.

– Вспомнишь что? – Я с отчаянием начала царапать ногтем большого пальца кожу на указательном пальце. Я всегда так делала, когда нервничала, от этого на указательном пальце уже появились незаживающие ссадины. – Что я должна вспомнить? Я ничего не хочу вспоминать. Просто уйди.

– Я не уйду, пока ты не вспомнишь. – Она повторила еще раз и замолчала.

Наша беседа с Машей уже подошла к концу, мы вышли из кафе на залитую вечерним светом улицу. Гул проезжающих мимо автомобилей заглушал наши голоса, и Маша стала говорить громче. Я постоянно оглядывалась, опасаясь что кто-то мог услышать тему нашего разговора, но тем не мене, чувствовала себя уже гораздо комфортнее, чем за час до этого.

Мой психотерапевт – мне нравилось смаковать эту фразу – продолжала давать мне наставления и проводить краткий экскурс в историю моего заболевания, а я тем временем благодарила небо за эту встречу, которая, я была уверена, поможет мне открыть двери в закрытый мир счастья.

– И еще, - Маша остановилась, чтобы застегнуть свою спортивную куртку. – Попробуйте все-таки рассказать об этом мужу. Вот увидите, он Вас поддержит. А если не получится, то поставьте себе рамки – допустим, год – когда Вы должны будете рассказать. Возможно, к тому времени, уже и не придется ничего рассказывать. Мне было приятно встретиться с Вами!

– Спасибо! Взаимно, - Мы попрощались и разошлись в разные стороны. Вечерний морозец щипал за щеки, но я ничего не замечала, полностью погруженная в радужные мысли о том, что, возможно, через год все мои проблемы станут лишь достоянием прошлого.

* * *

«Сорок три», - я смотрю на весы. Да, при моем росте метр шестьдесят шесть и постоянной тренировке мышц - это немного, даже мало. Мне все равно. Я хотела бы совсем ничего не весить, сойти на нет. Видимо, это одна из граней желания самоубийства. Убить себя, убить свое я, сделаться незаметным для мира, для окружающих – и, что парадоксально – обратить тем самым на себя внимание.

Обратить на себя внимание после своей смерти? Я часто думаю об этой бессмыслице. Страшно умирать, а еще страшнее – знать, что после твоей смерти о тебе забудут очень быстро. Даже в самые страшные минуты и часы своего существования что-то внутри меня все равно протестует против смерти.

«О, небо, забери меня к себе!» - так я молюсь в такие моменты, перекладывая тем самым ответственность за свою жизнь с себя на небо. – «Но если я умру, что будет после? Я ведь даже не увижу слез горести родных. Мне будет все равно. И если я готова пойти на смерть, чтобы уйти от жизни, то, что же может жизнь дать мне взамен – бессмертие?» На этом мои мысли прерываются, так как разум не может перейти определенную границу: размышления о бесконечности Вселенной в определенный момент начинают пугать своим безумием.

Я ухожу на свою временную летнюю работу голодной. Желудок все равно давно перестал понимать, голодна ли хозяйка. Чувство голода я могу определить лишь по критическому отсутствию глюкозы в крови: когда сильно кружится голова, и каждой клеточкой тела ощущаешь непреодолимую усталость.

В течение дня я ничего не ем и, возвращаясь домой, устраиваю себе обильный ужин, который не переваренный летит в унитаз. Мне плохо, дрожит все тело, мигрень яркими пульсирующими искрами начинает пробиваться через левую теменную кость, безумно хочется чего-то сладкого – я погибаю, но каждый день напоминает другой, ничего не меняя в своем расписании.

На лице остались одни глаза, которыми я наблюдаю за окружающими, пытаясь определить, чем те живут. С некоторых пор меня повсюду сопровождает Она, спасая от одиночества. Она все время со мной спорит, пытается доказать, что я не могу без Нее жить. И хуже всего, что это действительно так.

Я ем, почти не пережевывая, булку с маслом, запиваю сладким чаем из огромной зеленой чашки. Перелистываю страницу книги, почти не понимая, о чем там написано. Это особая книга: ее я читаю только во время приступов - так я называю моменты, когда я ем, заранее зная, чем закончится моя трапеза.

Намазываю маслом еще один кусок хлеба, доливаю чай. Еще один – и чай. Еще. Еще, пока желудок не взмолится о пощаде. Я, как пузырь, набитый смесью чая с булкой, смесью, в которой растворяются все мои тревоги и волнения. И я вырываю с корнем себя саму из себя. Все уходит, и остаются только стены, впитавшие в себя прошедшие жизни множества предыдущих обитателей.

Через десять минут мне становится жутко холодно. Мысли начинают суетиться и путаться, а тело ломит. Я пытаюсь потянуться – и с гулким грохотом падаю на пол. Первый раз в жизни я теряю сознание. Зеленые лианы, обезьяны, безумное движение и шум.

Через какое-то время я открываю глаза и удивленно обнаруживаю, что лежу на полу. По стоявшему на полке будильнику определяю, что пролежала так пятнадцать минут. «А если бы я умерла, то лежала бы так до появления интереса со стороны соседей к неприятному запаху из квартиры?» - думаю я, и от этой мысли мне становится страшно. Я ложусь на диван и пытаюсь согреться: меня колотит, а в голове ударным молотом бьется мигрень.

– Ну что, доигралась? – Она сидит в кресле рядом, нога на ногу, и, словно доктор, изучающе смотрит на меня. – Я тебя предупреждала, что со мной нужно быть осторожнее. Ты убьешь и себя и меня, если продолжишь поедать дешевые булки в таких количествах. Я хочу обратить твое внимание, что я воспринимаю в качестве жертвы любую еду, даже полезную, ну и вкусную, конечно.

– Обойдешься. – Я злобно огрызаюсь. От неожиданного сопротивления Она удивленно поднимает брови. – Я не для того столько работаю, чтобы спускать это на тебя. Ты итак обходишься дорого моему здоровью, чтобы еще тратиться на тебя. Я все посчитала, и затрачиваю в день на еду ровно столько, сколько указано в прожиточном минимуме на день.

– Ты с ума сошла? – Она фыркает и достает откуда-то книгу о вкусной и полезной пище. – Вот, погляди, тут написано, что молодые девушки – вроде тебя – должны потреблять в день две тысячи пятьсот калорий, из них минимум пятнадцать процентов жира, тридцать процентов белка и остальное – углеводы. Обязательной основой правильного питания является наличие овощей, фруктов, кисломолочных и мясных продуктов. – Она потрясла этой книжкой у меня перед носом.

– Я все это знаю, не издевайся надо мной. Я могу лекции читать о правильном питании и здоровом образе жизни. Все процентные соотношения и калорийность продуктов, режим приема пищи, правильная физическая нагрузка – я изучила не один десяток книг, посвященных всему этому.

– Тогда почему ты ешь булку с маслом и с чаем??

– Потому что у меня нет денег, чтобы есть в таких количествах что-то другое! Мне было бы стыдно тратить столько денег на еду! И так будет, пока я не расстанусь с тобой. И потом – у булки с маслом аромат детства. По крайней мере, для меня.

– О, дорогая, бедная моя девочка, - Она пытается меня погладить, но я отдергиваю Ее руку. – Ты так страдаешь. Мне жаль. Однако ты должна понять, что я не уйду, не брошу тебя, пока ты не вспомнишь. Ты должна вспомнить.

– Я так устала это слышать «должна вспомнить». Может, ты мне скажешь, что ты имеешь в виду?

– Я не могу. Ты должна дойти до этого сама. Знаешь, чем отличается хороший учитель от плохого?

– Чем же?

– Хороший учитель лишь помогает ученику найти дорогу к правде, которая у каждого – своя. И ты когда-нибудь поймешь, что я лишь мерцанье маяка, на который ты идешь, спотыкаясь и проклиная все на свете.

Я лежу на диване и изучаю потолок. Солнце, не спеша, скатывается к горизонту, озаряя комнату, в которой я лежу, в золотистые оттенки осени. Я обожаю закаты, но не нахожу в себе достаточно сил, чтобы перебраться на подоконник. К тому же я опасаюсь, что любое движение повлечет меня на кухню, а еще один приступ способен убить меня сегодня. Я поворачиваюсь на живот и, зажмурив глаза, смотрю прямо на солнце сквозь ресницы. Когда солнце садится, я думаю о волшебстве, которым обладает эта вечная планета, способная оживить или убить, осветить или сжечь. Помоги мне, солнце, проснуться завтра вместе с тобой здоровым человеком.

– Ты можешь обратиться к врачу, я не возражаю. - Она все еще сидит рядом. – Только вряд ли тебе поможет врач.

– Почему это?

– Потому что вряд ли он мне понравится. Если он мне не понравится, то ты не сможешь ему доверять, а он не сможет тебе помочь.

– Замкнутый круг.

– Точно.

– И почему он должен тебе понравиться?

– Потому что на самом деле я – твой друг, и я вижу всех людей насквозь. Если врач мне не понравится, я не смогу позволить ему лечить тебя.

– Ты мой друг? – Я приподнимаю голову, чтобы посмотреть на Нее. – Друзья не заставляют людей так страдать.

– А я и не заставляю тебя страдать, ты сама это делаешь. Я лишь наблюдаю и подсказываю дорогу.

– Какую дорогу? Куда? О чем ты опять говоришь? – Я откидываю голову обратно на подушку и начинаю тихонько постанывать. Головная боль не дает о себе забыть ни на секунду.

– Ты устала.

– Да, я устала. Я постоянно думаю о том, какой бы была моя жизнь без булимии. Я представляю, как я была бы счастлива.

– Ты рассуждаешь в корне неправильно, ведь ты несчастна не оттого, что страдаешь булимией, а, наоборот, ты страдаешь булимией оттого, что ты несчастна. Ты понимаешь?

– Ты хочешь сказать, что неважно, болела бы я или нет, я чувствовала себя не менее несчастной?

– Именно. Булимия – это лишь верхушка айсберга, возвышающаяся над целой тонной проблем, которые ты потопила в себе. Они огромной ледяной глыбой теснятся в душе, и стали уже настолько тяжелыми, что одной тебе не удастся их поднять на поверхность и растопить. Но ты устала. Я пойду, а завтра начинай искать себе доктора.

Утро. Я сижу в интернете и пытаюсь найти врача. На запрос «лечение булимии» появляются тысячи ссылок, и среди них в основном форумы, какие-то сомнительные сайты с описанием болезни, изредка мелькающие фамилии знаменитостей – и ни одной руки помощи. Пытаюсь найти обычного психолога, который знаком с проблемой зависимости.

Лечение наркомании, алкоголизма, табакокурения – нет, это все не про меня. С большим трудом нахожу какого-то врача, выезжающего на дом, - да, это то, что мне нужно. Ехать куда-то в публичное место, открыто признаваться в таком заболевании – меня на это не хватит.

Во время встречи с доктором я выдавливаю из себя лишь вступление – «У меня булимия», после чего он недолго говорит, а затем выписывает мне таблетки от депрессии и обсессивно-компульсивного синдрома.

Она сидит рядом, недовольно морщится и качает головой. После ухода врача я слышу раздраженное:

– И это врач?? Да он шарлатан!

– Но это лучшее, что мне удалось найти! По крайней мере, он выписал мне таблетки, которые мне помогут.

– Тебе не помогут таблетки. Точнее, только таблетки – тебе точно не помогут. Депрессия, одиночество, навязанные внешним миром алгоритмы, нервное и физическое истощение, нехватка витаминов – да, все это есть, и прекрасно, что врач это понимает. Однако он видит в тебе лишь пациента, механизм, поддающийся логике, нисколько не принимая во внимание, что, возможно, на самом деле, логика и пациент несовместимы.

– Опять ты говоришь загадками. Давай пример?

– Пример? Ну, хорошо. Давай разберем в качестве примера ситуацию с некой дамой Н. Она, как и ты, больна булимией, но ей уже, допустим, тридцать пять. Ход мыслей врача – все признаки депрессии и нервной булимии, пятнадцать лет – в анамнезе, нехватка витаминов, гормональный сбой, все остальное хорошо – есть муж, достаток, дети, карьера. Он решает, что дело в несоответствии навязанных внешних стандартов 90-60-90 и стандартов общества потребления, где все пересекается с едой. В итоге, на фоне продолжительности борьбы желания оставаться очень стройной и желания поесть, развивается болезненное желание возместить затраченные микроэлементы и калории. В итоге – булимия, затем – невроз, затем – депрессия. И круг замкнулся!

– Логично.

– Да, и доктор так же думает - прекрасно! Он выписывает ей таблетки от депрессии с расчетом, что они помогут разорвать порочный круг. Ей станет хорошо, с учетом ее интеллекта она понимает и принимает себя, и станет правильно питаться, оставаясь в нормах худобы. И жизнь наладится, гормоны – тоже. В общем, перфекто!

– Все верно. Что здесь нелогично?

– А то, что доктор не спросил «Скажите, дама, вам тридцать два, вам секса хочется?»

– О, Боже, а это здесь при чем?

– Конечно, ни при чем. Не очень-то логично спрашивать такое, но все же если бы он спросил, то, вполне возможно, услышал бы развернутую историю о том, что в тридцать пять ей снова как пятнадцать. Ей хочется гулять и целоваться, а дома – муж, два сына, куча дел. И каждый день она, как королева, восседает в джипе и мчится туда, откуда ей хочется сбежать. Приезжает домой, снимает сапоги, идет во внутренний дворик, нюхает цветы и понимает, что больше всего на свете ей хотелось бы сейчас убежать к тому молодому парню, который постригает кусты на соседнем участке. И от этой мысли ей не по себе. Затем она идет на кухню – и глушит эту мысль едой. Ты думаешь, логично ей прописывать таблетки?

– Дура она, эта твоя пациентка.

– Конечно, дура. А кто не дура? Вот где здесь логика? При этом, заметь, ей очень нравится сама она, и свое тело. Все дело в том, что в своих проблемах лишь люди сами могут разобраться. И только ты сама себе помочь способна. А доктор – как костыль – опора в виде опыта и знаний.

– Мда, все запутанно. И что же, не стоило мне вызывать врача? А, может, все же он поможет?

– Все может быть. По крайней мере, это точно лучше, чем лежать на месте и упрекать себя и всех в своих проблемах. – Она смотрится в зеркало, расчесывает волосы, поворачивает ко мне, наклоняется и шепчет. – И все равно – пока я не уйду.

Часть II.

Глава 3.

После встречи в реальности наша с Машей переписка приобрела осмысленность и целенаправленность. Я стала более откровенна, и в ответах психотерапевта мне тоже чудилась более глубокая заинтересованность в процессе моего лечения. Мне это льстило и подстегивало исследовать себя все глубже.

Асаны, выполняемые мною по утрам, становились все разнообразнее, занимая при этом большее время на выполнение, чем раньше. После йоги я словно чувствовала дыхание ангела за моей спиной, и в такие моменты Она становилась моей союзницей. Все тело расслаблялось, и кровь бежала по жилам, перекликаясь с внутренними органами возгласами о том, что счастье есть и нужно жить.

По просьбе Марии, я завела дневник, в котором старалась полностью, используя символику, описать прожитый мною день. Через какое-то время я могла с точностью определить, какие виды продуктов мне подходят, какие – не очень, и какие – провоцируют приступы. Я могла проследить свою деятельность и происходящие в течение суток события, которые косвенно влияли на мое состояние. Такие образом, в дальнейшем можно было пытаться избежать повторения. «Статистика – великое дело!» - повторяла я себе.

День за днем количество приступов начало уменьшаться. Иногда, правда, мне казалось, что я наблюдаю сама за собой со стороны. Словно это не я, а лишь часть меня заперта внутри этого тела, и нужно постараться освободиться от этих пугающих и давящих на сознание стен.

Я поделилась этими мыслями с Марией, и она порекомендовала мне начать занятия медитацией. «Это несложно. Вам нужно сесть по-турецки, положить руки на колени, голову наклонить немного вниз – и расслабиться. Представить, как в животе расцветает огненный цветок, тепло пробирается от живота до груди, затем до плеч, вниз по спине и через низ возвращается к животу».

Попробовав, я поняла, что это все легко и вместе с тем неимоверно сложно. Расслабиться, не думать ни о чем и чувствовать тепло – совершенно невозможно, когда голова гудит от раскаленных тревожных мыслей, незавершенных и запланированных дел, лиц, которые предстоит увидеть и слов, которые потребуется произнести. Однако я заставляла себя ежедневно проводить пятнадцать минут в попытках медитации.

Со временем что-то стало получаться, и мое тело ответило мне взаимностью: я научилась расслабляться и полностью отдаваться этим ласковым, теплым, уносящим в глубь волнам эйфории, исходящей от млеющего от неги сознания. Одновременно с этим пришло понимание того, что и почему вызывает ту или иную ответную реакцию у моего организма – словно тело в благодарность за приятные минуты медитации само раскрыло мне свои секреты.

Стало понятно, например, что гнев или злость становились причиной желудочной и головной болей, а усталость – депрессии и снижения зрения. Любые ссоры ввергали меня в апатию и отбивали аппетит, а запрятанная внутрь тоска – вызывали спазмы в мышцах и неудержимое желание сладкого. Я сделала выводы, что если мне хотелось определенного продукта – это значило, организм сигнализирует о недостатке того или иного вещества, и требовалось съесть именно этот продукт. Если мне хотелось плакать, значит, я устала и не выспалась – нужно отдохнуть или лечь спать. Все было одновременно сложно и просто для понимания. С одной стороны, голос разума вещал о силе воли и принципах, с другой – душа и тело требовали противодействия. Две разных сущности тянули одеяло на себя, и было не совсем понятно, кто из них победит.

Эффект от восточных средств лечения души начал проявляться в том, что мое сознание расслабилось вслед за телом, и постепенно та глыба льда, айсберг из потопленных проблем, поднимался все выше и понемногу оттаивал. Я начала понимать причину любого дискомфорта и цепную реакцию между болью и булимией. За пониманием пришло осознание путей решения, и впервые вслед за расслабленным созерцанием у меня также появились силы для целенаправленных действий. Я перестала обижаться на людей, так как все обиды бессмысленны в сущности своей, но при этом ведут к катастрофическим нарушениям в восприятии мира. Затаенные внутренние силы, накопленные за долгие годы долгой борьбы с самой собой и разбуженные ежедневным диалогом тела и души, стали выплескиваться в виде безумных приступов радости и веселья, не сменяющихся потом апатией, как при депрессии, а лишь рассеивающихся в течение времени и придающих всему моему существованию золотистые оттенки.

Прошло около месяца и однажды, во время медитации, мое сознание и тело совершили надо мной странную вещь. Я, как обычно, полностью расслабилась, пропустила теплые волны энергии сквозь себя, и вдруг ясно ощутила запахи лета и реки, увидела солнечного зайчика, скачущего под ногами, резную тень от листиков деревьев, и услышала чуть слышную смесь смеха и голосов. Я потонула в детстве. Кто-то включил свет в моей голове, и волны удивительного наслаждения накатывали все снова и снова, заполняя собой все имеющееся внутри меня пустое пространство.

Это был восторг, это была жизнь, и это был эмоциональный оргазм. Я поняла, что в голове моей где-то есть место, где хранятся абсолютно все воспоминания: веселые, грустные, хорошие и злые. И, к счастью, там же, в каких-то неведомых стеллажах был сохранен каждый день детства, куда было возможно попасть лишь по особому благоволению разума.

Ощущение детства наполнило весь тот день давно забытым свежим дыханием счастья: возможностью радоваться солнцу, ветру, дождю, возможностью чувствовать воздух, петь и слышать пенье. Я могла радостно спать, есть, гулять, плясать, прыгать, просто лежать – все приносило в тот день давно забытое удовлетворение. Как здорово – взять и просто отпустить все «взрослые» проблемы от себя на волю. Почувствовать себя внутри себя - без дискомфорта.

Я постоянно прислушивалась к своему дыханию: вдох – прохладный воздух, выдох – теплый. И постепенно входила в состояние мечтательности и свободы. Я представляла, как энергия рождается где-то в животе, растет и наполняет всю меня, затем бежит по мне по кругу, насыщая каждую клетку своим теплом и силой. Живот полностью расслаблялся.

Я отпускала все то, что копилось во мне долгие годы: недовольство собой, раздражительность, слишком высокие планки успеха, скованность, ярость, обиды, страхи. Все это растворялось в огромном море сознания. Вот что такое безграничность и бесконечность. Мои мысли – безграничны, а душа – бесконечна. Мои разум, душа и тело – вот три грани, три кита, на которых держится мое существование. И все они должны быть в мире. Если что-то не в порядке, один из них дает сигнал другому, и тогда начинает что-то происходить.

Я поняла, почему Она появилась в моей жизни. Что-то сломалось, и Она была сигналом. Мне осталось лишь понять, когда и что произошло. «Ты должна вспомнить», - вот что Она имела в виду. Я должна была вспомнить что-то, что разрушило единство троицы. Но что же это было? Я начала копать в обратном направлении, назад во временном пространстве.

Дата добавления: 2015-10-21